Любителям устриц

Ксения Черникова
Я – плебейка. По-другому не назовешь. Вилки не различаю, бокал с вином правильно держать не умею, устрицу из раковины выковыриваю так, что она становится похожа на драную медузу, и все равно потом не ем, потому что по вкусу и консистенции – как соленые сопли. И не присяду правильно на кончик стула, и не посмотрю равнодушно, и зевок эдаким изящным жестом не прикрою… Не умею всего этого.

Я редко об этом думаю, потому что редко попадаю на подобные мероприятия. Но если все-таки попадаю… Такое ощущение, что для всех этих людей форма – важнее содержания. Да так оно и есть, наверное. И самое страшное, что я становлюсь такой же. Я забываю, что я талантлива, что могу написать три предложения так, что все эти люди прослезятся, и что уже сделала нечто такое, подобное чему большинство из них даже вообразить себе не смогут… Глядя на эти вилки, беспристрастные лица, идиотские букеты из трех розочек на тонких ножках – я тоже начинаю мило улыбаться, теряться и верить, что ничего в этой жизни не стою, потому что не понимаю всего этого утонченного шика. Досиживаю обязательную часть и ухожу, огорченная, потому что – опять не получилось вписаться. И только дома уже, приложившись к папиному плечу, вдруг понимаю, что вот оно – настоящее. Что меня любят, и я люблю, и для этого совсем не обязательно менять тарелки после каждого блюда.

Я горжусь тем, какая я. Горжусь тем, кто мои родители. Тем, что я умею. И тем, что пью коньяк не закусывая, как положено, а подносить кусочек еды ко рту на вилке левой рукой, аккуратно поправив его ножом в правой – терпеть не могу. Мне нравится быть настоящей, быть такой, как я есть, и даже иногда эпатировать этим. Кроме вот таких случаев, когда это все вдруг забывается, а на первый план выступает то, что я хуже всех этих ВИПов управляюсь с приборами.

Я не знаю, считают ли они весь этот блеск и понты – настоящей жизнью. Не знаю, потому что для меня настоящее – это другое. Это когда несешь букет из белых роз, такой большой, что едва можно обхватить двумя руками, спотыкаешься, рассыпаешь розы себе под ноги, наклоняешься поднять и, конечно, до крови царапаешься об острые шипы. Когда торопливо идешь по скользкой дороге на каблуках поздно ночью до остановки такси, потому что только что фактически сбежала от мужчины. И когда первые секунды после взлета самолета – этой космической турбулентности, когда тебя вжимает в кресло, и ты понимаешь, что уже ничего не можешь изменить. Или когда смотришь на аллею, залитую солнцем, и видишь, как листья облетают один за другим. И каждый – солнце пронизывает, а один – самый еще живой – ветер бросает тебе в лицо. Когда мама жарит котлеты, папа кромсает помидоры на салат, а кот под ногами орет диким голосом, потому что кто-то ступил ему на хвост. И когда ты в воде нагишом, а он – уже другой мужчина – берет тебя на руки, и твои груди в свете луны полушариями показываются над водой – и вот это тоже – настоящее. А выковыривать устриц… Ну не знаю. Если для кого-то настоящая жизнь – ЭТО… Не завидую.

сентябрь 2010