--Посвящается комнате, с единственным окном закрытым листами дикого винограда…
Летние каникулы начались здоровски. Я упала и вывихнула ногу. А все из-за двух придурков на великах и очень крутого спуска с холма. Лежа и плача я смотрела на облака. Они холодные, правда? Так далеко, я вытянула руку и попыталась до них дотянуться. Боль в ноге почти утихла, но я знала – стоит попытаться встать, как я свалюсь и еще чего – покачусь вниз. Я просто лежала и смотрела на облака. Когда прибежал сосед со своим сыном, возвращавшиеся с рыбалки, чтобы посмотреть что со мной я по-прежнему лежала, раскинув руки, наверняка с почти стеклянными глазами.
Я им сказала:
-Я умерла.
Сосед снял кепку, повернут в руках, посмотрел на небо, сдвинул брови, передал кепку растерянному сыну и сказал:
-Ты живая.
Поднял меня и, придерживая ногу, понес домой. Там его жена делала мне холодный компресс, пока я разглядывала диски и книги Вадима, его сына. Он на два года старше меня, но в чем-то мы похожи. Они позвонили родителям, и те разрешили мне остаться до вечера. Гриша, так звали отца Вадика, сказал, что отвезет меня потом домой, а пока чтобы мы занялись чем-нибудь.
Мы читали, разговаривали о чем-то легком, он показывал мне свои марки, я любовалась старыми печатями на них и спрашивала – а не использовали ли их уже. Он отвечал, что некоторые погашены. Я смотрела и думала, «вот интересно, что за письма они несли, о чем писали тогда люди друг другу?»
Я вскочила, забыв про ногу, и кинулась из комнаты, хватаясь за все что можно, дабы не упасть. Вадик шел за мной «на подхвате», его родители куда-то уехали, обещая вернуться к вечеру, чтобы отвезти меня домой. Их же дом, деревянный и старый, был двухэтажным, и под самой крышей был еще и чердак. Вообще-то это был их второй дом, первый располагался через улицу от нас, поэтому мы были как бы соседями. Наверх вела лестница с корявыми деревянными ступенями. Они были чисто вымыты – мать Вадика убиралась в доме наверняка каждый день, как и моя. Но все равно, что-то в них было совсем уж старое.
-Пддержи!
Он выставил руки, помогая мне взобраться. В ноге простреливало, но я не обращала на боль внимания, привычно полагая, что чем больше её стерпеть, тем скорее она пройдет окончательно. Наверное, до этого дня у меня не было ни вывихов не переломов, и я не знала, как иногда бывает больно, после таких нагрузок. Так что я старалась как можно скорее разработать ногу, чтобы снова носиться, эта тупая сильная боль меня теперь злила еще сильнее, чем те два идиота, которые выскочили из-за угла.
Я упорно лезла на чердак по невероятно крутой лестнице, таких, наверное, никто больше не додумался бы сделать, она была не вертикальная и не обычная, а что-то среднее. В результате оступившись и закричав от боли, я свалилась ошарашенному моим непонятным стремлением Вадику прямо на лицо. Мы лежали внизу, он о чем-то своем думал, я решала, как быть дальше. Что меня туда понесло, я не знала, но раз уж начала, чтобы не быть дурой нужно заканчивать.
-Чего меня не подстраховал? – Спросила я его. Он отвернулся, промычав что-то типа:
-А как тебя тут подстрахуешь, если ты больная.
Мне захотелось его ударить, что я и сделала. Он вскрикнул, хоть ему было и не больно, и посмотрел на меня почти со злостью. Я поняла – момент критический и улыбнулась. Вадик начал искать прибежища от моей улыбки во всем, что нас окружало, но дерево, одно сплошное отшлифованное чьими-то ногами дерево не хотело ему его давать.
-Пошли я тебе фильмы покажу, у меня вестернов навалом и ужастики есть. Ну и комедии, если хочешь.
-Где?
-На дисках и у брата на компе.
-Неа, такого и у меня много. А что у вас на чердаке.
Он замялся. Я наугад ткнула:
-Труп?
Вадик посмотрел на меня как на дуру, наверное, он только сейчас вспомнил мой возраст и решил, что я совсем ребенок. Я добавила уверенности:
-Трупы выращиваете? Гидропоника?
Напряжение куда-то ушло. Он уверил, что нет, и помог подняться, поддерживая, дотащил до лестницы и, толкая изо всех сил в пятую точку, буквально впихнул меня по вертикальной лестнице на чердак. После мартышкой взлетел сам, и громко топая по странным глуховатым, прогибающимся доскам начал оглядываться, словно сам тут впервые был.
Я сразу поняла, куда он чаще всего смотрит и уверенно пошла туда. В ящиках лежали склянки, «реактивы», как назвал бы их мой отец, хотя возможно это была просто краска. Я начала их выбрасывать одну за другой, сначала он пытался меня остановить, но я его просто отпихнула ногой.
И вот он стоит надо мной, обиженный и готовый к драке. А я опустошив ящик, вытаскиваю с самого его дна кипу журналов.
-Клево-о!.. – Говорю я просто, безо всяких перегибов интонации. Он подбегает к люку на полу и, свесившись вниз, прислушивается к тишине молчащей своего дома. Потом высунув голову, смотрит на меня. Я смотрю на него, а он на меня.
-Я все-е вижу! И что ты будешь теперь делать? – Улыбаюсь.
Вадик подходит ко мне и плюхается рядом на доски пола. Я рассматриваю его журналы.
-Красивые. Но у моего брата есть и получше!
Вадик вырывает у меня из рук журнал и, полистав его для вида, сует обратно в ящик, начинает кидать туда остальные, останавливаю его и вырываю самый интересный.
На обложке девочка, лет на пять постарше меня. Она улыбается. Вадик специально не смотрит туда, а в окне плывут красивые облака, он и любуется крохотным кусочком неба в единственное тут окно. Я подсаживаюсь к нему поближе и примериваю к себе обложку журнала.
-Похоже?
Он смотрит на неё. Мотает головой, и пытается вырвать. Я не отдаю, он кривится и вырывает силой. Я не сопротивляюсь больше. Но убирать журнал он почему-то не хочет. Слова листает, не смотря, его мысли мелкими пылинками рассыпаны сейчас по полу. Я их даже вижу. Он не хочет, чтобы я вторгалась так быстро.
-А так, похожа больше? – Спрашиваю у него и задираю майку.
К-конец первого эпизода.