Неотправленное письмо
--
О, как печальна
драма жизни человека...
Но как велик
ненайденный Предел!
*
«И дорог непройденных
печать
на сердце непосильным грузом.
А вот звезда – опять зовёт...
пойдёшь ли ты за ней?»
(Из песни)
*
That’s good, that’s right.
(From another song)
Сначала было другое письмо – с него всё началось. Нехорошо, конечно, началось... наверно. А может, это и судьба. Бог его знает! Оба письма уже тридцать два года храняться у меня в шкафу, на полке со старыми альбомами. И я подумал: вдруг я умру, совем неожиданно – так бывает! – и никто уже не узнает историю этих писем; просто выбросят, может, сожгут... А ведь история эта очень занятная. Да что кривить душой – это история всей моей жизни...
В то время я был студентом, учился на третьем курсе (по техническому профилю), в сотнях километров от дома; снимал комнату у одной старушки на окраине города. И ничем моя жизнь тогдашняя не была особенной – учился (не так чтоб отлично..), подрабатывал по профессии и где придётся. Заработанных денег вместе со стипендией хватало, чтобы оплатить жильё, нормально питаться, и даже оставалось ещё (вот были времена, не то что...) Остачу я почти всю целиком отправлял родителям – тратить было практически не на что. И не на кого. Вот так и жил – институт, работа, домой на автобусе (уже через месяц свою хибару я называл домом). А ещё я любил помечтать...
Бывало, бредёшь из института, хороший осенний вечер, солнце ещё не зашло – красота! и спешить некуда: идёшь по парку, листья шуршат под ногами, рядом так же неторопливо проходят люди... И так ласково на душе, а вместе с тем неспокойно – сердце будто рвётся куда-то... Уже и не помню, о чём я тогда мечтал – наверно, объехать вокруг света, встретить прекрасную девушку.. а лучше наоборот: сначала встретить, а уж потом, с ней... «моря и горы... мы вместе об руку рука..»
Да. Частенько бывали такие состояния, особенно на хорошую погоду и когда ничего другого не тревожило – видимо, симптом какой-то душевной хандры (как у иных крутит ногу на пасмурность или в ушах звенит). Это мне не мешало ни в учёбе, ни в работе; хотя, честно говоря, иногда хотелось всё бросить и... А вот дальше я уже не думал – срубал такие мысли на корню. Ну что за глупости: стрельнуло в голову (или куда там), и беги, сам не знаю куда! – а в родном городе, между прочим, родители, я для них чуть не идеалом был (говорю без скромности, но и без хвастовства); они надеялись, что я приеду домой с дипломом, начну нормальную жизнь...
Что ж (пишу со вздохом), приехал, диплом с отличием где-то в комоде валяется, а жизнь... Вернёмся к нашей, точней к моей истории. Началась она с того, что мне в руки совершенно случайно попало чужое письмо. Можете себе представить?
Была зима, снежно, хорошо, я после занятий не пошёл на остановку, а решил пройтись. Шёл, дышал свежим воздухом, какие-то мысли были в голове... Оказался неожиданно в том районе, где редко бывал, всего, наверно, пару раз; а на этой улице - никогда. Старые, в основном одноэтажные дома, ни магазинов, ни кафе, ни других заведений. Мне очень понравилось там – снег скрипел под ботинками и пролетал редкими хлопьями по воздуху; почти никого не было – бородатый мужик прошёл передо мной из подворотни в подворотню, двое ребят, о чём-то споря на ходу, бежали мне на встерчу, и, когда мы разминулись, их голоса почти сразу исчезли позади. Тишина и неподвижность. Станешь – и, если б не летящий снег, можно подумать, что это огромная фотография.
Дорога начала спускаться вниз. А там дальше внизу обрывалась, упираясь в какую-то стену – завод или склад. «Наверно, тупик?» - подумал я, но всё равно продолжал идти.
Где-то гавкунла собачка; откуда-то рядом со мной возник человек в кепке и с сумкой на ремне: «Почтальон» - понял я сразу. Он обогнал меня и, подойдя к одному дому, бросил в прорезь в калитке прямоугольное послание; затем к следующему, потом перешёл на другую сторону улицы и скрылся на минуту в подъезде двухэтажки.. Я не спеша сопровождал его позади – глаз, узрев какую-то суету, уже не хотел отцепляться от неё – следил, всё-таки не переставая замечать на фоне неподвижной белой, с редкими тёмными мазками картины. Почтальон, однако, был быстр – он дошёл до конца улицы и уже возвращался, глядя себе под ноги.
-Извините, там тупик или есть поворот? – спросил я его, чтоб не идти зря. Но человек с сумкой, только глянул на меня исподлобья, ничего не ответил и прошёл мимо.
«Странный». Мне хотелось обернуться, но я не стал, - дошёл до конца улицы, и там таки оказался тупик.
Вздохнув, я пошёл обратно: впереди и повыше уже никого не было, молчаливый почтальон скрылся: ушёл разносить остаток посланий по соседним тихим улочкам.. Снег совсем прекратился.
..И тут я увидел – совершенно случайно – чуть слева, на снегу что-то, едва выделяющееся из белой массы – только цветной точкой и какими-то тёмными полосами. Я сделал шаг туда и поднял с земли конверт.
«Ну растяпа, - подумал я. – Придётся мне поработать за тебя...»
Однако всё оказалось не так-то просто.
Стряхнув снежную пыль с письма, я посмотрел на адресс получателя: улица эта; глянул, как идут номера домов – нужный должен был быть где-то вверху, в начале улицы. Туда я и направился, разглядывая по дороге находку.
Обычное письмо, в общем-то ничего особенного... – но что-то в нём меня сразу зацепило: бывает, знаете, мимо одного человека пройдёшь и даже не взглянёшь, а вот к другому как магнитом глаза притягивает. И тут дело не в красоте – красоту тоже можно не заметить, и она даже от настроения зависит (это я неоднократно подмечал), а вот ЭТО... оно и незаметно, но, с другой стороны, более явное и действенное, что ли.. Так вот это письмо меня таким образом задело – впрочем, я это позже уразумел, - и неизвестно чем, где был источник этого ощущения: то ли почерк особенный, то ли... Почерк действительно красивый (смотрю сейчас на него): не заученный ещё со школы, местами даже очень неправильный, частые овальные завитки, дуги, изящно обрывающиеся хвосты... Нет, я, конечно, не спец по почерку, я не знаю, что всё это значит, о чём говорит, - хотя... Я часами смотрел на это письмо, на эти буквы (и тогда слова, предложения, из них составленные, почти теряли значимость), я пытался увидеть за этимим чёрточками и заивтками её – какая она...
Она – это отправитель, автор начертанных на конверте адресов и того, что находилось в нём (и чего я тогда ещё не знал; и, может, лучше бы...) С размашистым «А» под адрессом отправителя было имя: «Агнесса». Город, откуда отправлено письмо, находился прилично далеко (конверт дня четыре ехал, трясся в тесноте вместе с другими.. – чтобы быть уроненным на снег невнимательным почтальоном), это был северный город, прямо у моря.
Но на всё это, и на почерк, и на обратный адресс, я тогда посмотрел, можно сказать, мельком – меня интересовал получатель – в общем, я уже планировал, что сейчас брошу письмо в нужный ящик и найду автобусную остановку, чтобы ехать домой (в животе уже урчало от голода).
Получателем значился «Борис». «Ну что ж, Борис, - подумал я, поднимаясь к началу улицы, - танцуй, тебе от Агнессы посланьице». Да, настроение было вполне весёлое, беззаботное – просто забавный случай, ничто не оформилось (как какая-то проблема или событие), ничего, по сути, и не случилось...
Теперь сразу скажу – этот забавный случай превратился для меня в нечто более чем серьёзное и затянулся дольше, чем я мог предполагать, - так что и теперь, через 32 года, я не могу это счиатать оконченным... Почему и пишу. А может, я просто старый 50-летний дурак и сентименталист.
..Подойдя к месту, где должен был находиться нужный дом, я остановился в недоумении. Ещё бы: дома-то не было!.. Вот 11-й, вот 15-й – а 13-го, который и был очень ясно указан на конверте, нет и в помине!
Ну и что это такое?
Я постоял немного между 11-м и 15-м домами (там как раз была арка), обмозговывая ситуацию. Вообще-то я слышал, что в некоторых странах люди настолько суеверны, что просто игнорируют чмсло «13» во многих случаях: не обозначают им дома, этажи.. – но чтоб у нас! (не надо забывать, что это было за время). Может, это единственная суеверная, зависшая в прошлом улица во всей разумной (даже сверх меры) стране? С виду похоже... Но, как бы там ни было, дом №13 отстутствовал, а я стоял с письмом, направленным именно туда, в руке.
«Может, почтально и сам не нашёл – и выбросил письмо, от лишних хлопот. Этот мог...» Честно говоря, у меня мелькнула мысль поступить также.. – но только на секунду: этот необычный почерк вдруг будто ощутился в моей руке укоризной.. Нет. Нет, нет, выбрасывать ни в коем случае; тут точно какая-то ошибка – что-то Агнесса перепутала. Скроей всего, Борис живёт где-то здесь – либо в 11-м, либо в 15-м доме. Маленькие двухэтажные, по четыре квартиры в каждом домики – просто позвонить в первую же дверь и спросить: не живёт здесь или по соседству Борис...
«И номера квартиры нет, - думал я, проходя через арку, соединяющую дома, - что-то вы, Агнесса, совсем рассеянно писали. А может, спьяну? – и опять почерек кольнул меня в руку, и я тоже ткнул себя: - Не твоё дело! Может, она просто перепутала..»
-Какой ещё Борис? – недобрым голосом проскрипела из-за первой двери старушка. – Нету тут, нету никого!
-И по соседству нет? – успел я крикнуть в закрывающуюся дверь.
«Нет!» - донеслось глухо.
«Ну нет, так нет». Я вышел и прошёл в другой дом по другую сторону маленького двора. Позвонил в квартиру №2. Открыл мужик в тельняшке и, уперев руку в бок, посмотрел на меня со всей нетрезвой серьёзностью.
-Извините, - сказал я, - тут письмо к Борису.. Вы не Борис?
-Я Борис, - кивнул мужчина, и я уже был готов вздохнуть с облегчением, но тут из-за угла квартиры донеслось (женское): «Пашка, чёрт тебя раздери! Ты где ходишь – сейчас же ко мне!».
Лжеборис вздохнул, пожал плечами и захлопнул передо мной дверь.
Когда я выходил, столкнулся в дверях с женщиной и маленькой девочкой с ней – и обрадовался: эта, должно быть, вменяемая..
-Извините, - сказал я. – Тут письмо... почтальон потерял. Эта улица, дом 13-й. Борису. Вы не...
-Тринадцатого тут дома никогда не было, - ответила женщина (девочка держала её за руку и ковыряла носком бетонный потресканный пол), - а Боориса поблизости тоже нет... Нет, точно, ни одного нет Бориса.
-Ни одного Болиса, - тихо повторила девочка.
Я поблагодарил и опять оказался на улице перед аркой, не зная что и делать.
«Ну ты, Агнесса, даёшь! ..А может, она старше тебя – а ты к ней на «ты»... Отдать, что ли на почту, пускай разбираются?..» Почтовое отделение было как раз рядом с моим домом, и я решил: пойду домой, перекушу, отдохну, а там, может, что и придумается...
**
Перекусил и отдохнул достаточно, однако никакой новой мысли не приходило. Я лежал на старой кровати с подржавевшими наболдашниками и смотрел на ожидающий на столике напротив конверт; и подумал между прочим: «Надо же, всё забыл с этим письмом» - неразобранная сумка с учебниками и тетрадями стояла в углу, а завтра должен состояться зачёт...
«Ну что они с ним сделают? – думал я (все эти мысли и проишествия этого и ближайших дней так ясно сохранились – будто вчера это было!) – Что?.. – с ленцой, но и с не дающим погрузиться в дрёму откуда-то взявшимся беспокойством спрашивал я. –Ведь дома тринадцатого как нет, тк и не будет!. Что же тогда? Отправят обратно...» И я представил, как это письмо, с которым я проносился по городу, ставшее мне уже чем-то родным, опять смешивают с другими, пакуют в мешок – опять в вагон, опять в дорогу... А вдруг (подумалось мне внезапно), вдруг тут время важно! Быть может, какое-то срочное дело, и пока письмо вернётся, пока найдут другой способ связаться, сообщить – возможность может быть упущена..
Я сел на постели и упорно посмотрел на конверт. Знать бы что там, возможно я мог бы помочь. «Что это ты надумал?» - обратилась ко мне тогда наверное совесть, а может, воспитанность.., а может, нежелание взваливать на себя чужое дело, заботиться, оставляя даже на время привычную жизнь и уходя в неизвестное.. Но я был тогда... во-первых, молод, и ветра в моей голове было больше, чем сейчас (остались одни сквозняки); и я уже так заинтриговался, что готов был последовать за этим, может, позавимстовать себя для пользы, а то и... отдать насовсем? (Иногда казалось, что к чему-то такому, безусловно полезному, самоотверженному., я всегда готов.)
Нет, чем-то это письмо было необычно, ей-богу. Я видал много писем, но вот теперь только, по контрасту, понял: в них всех практически не было индивидуальности, а вот здесь... Должно быть, там и слова особенные внутри, и предмет, о котором говориться, не простой.
Я взял письмо в руки.
«Агнесса» - «Борис»
«Может, это её муж, может, это личное?» И чего, спрашивается, этот муж заехал так далеко? и поселился не в гостинице, как если бы прибыл в коммандировку, и не в общежитии, как если бы работал здесь долго, а на захолустной аборигенской улице (да ещё и в доме, которого нет!) ?. Да, что-то тут... Но всё не решался, хотя уже знал, что сделаю это. Письмо передо мной, никого нет, а Тайна, замерев, ожидает моих действий. И в конце концов...
«Если что-то личное, интимное, не буду читать, - пообещал я себе. – Только пойму, о чём там по сути... И ещё: как бы там ни было, напишу ей, извинюсь, объяснив ситуацию, скажу, что хотел помочь.. Да, надо будет непременно написать!»
Ну что ж, решение принято: тайна и моё сердце замерли в предвкушении... Аккуратно оторвав край от конверта, я достал исписанные и сложеннные поплам тетрадные листы. Четсно говоря, был немного удивлён, а может разочарован – но тут же осадил себя: «А чего ты ждал? Кусков пергамента, перьевых росчерков?» Простая шариковая ручка, листы из обычной тетрали, купленной в каком-то канцелярском магазине... «По дороге из интститута», - вдруг мелькнуло у меня в голове, и вся картина тотчас же переменилась.
Сначала Агнесса представлялась благородной дамой (и даже примешивались костюм и декорации совсем не из этого времени), но теперь мне казалось, что это очень может быть девушка. «Такая, как я... Далёкая. Ну и что?»
Хватит думать! Надо читать – преступление уже совершено, сделаем же его осмысленным. А может, действительно удастся помочь; может, там побольше информации про этого Бориса и получиться его разыскать, передать ему письмо – извинившись, что пришлось его всркыть. «Ну ведь он не дурак, надеюсь, - должен понять. Только бы ухватить, о чём первые слова, предложения.. – а там можно и не читать». Неловкость, как будто стоишь на пороге чужого дома, куда тебя не приглашали, боролась с величайшей интригой и убеждённостью, что это всё-таки надо сделать... И я шагнул за этот порог.
Я прочитал приветствие – «Здравствуй», – стал читать дальше – и уже не мог оторваться. Более странного и отчаянного письма я не встречал никогда (ни до, ни после). Вот эти слова (переписываю с оригинала):
«Здравствуй.
Надеюсь, это письмо найдёт тебя – так как ты моя последняя надежда. Да, это очень странно, я сама не думала, что так когда-нибудь может быть – но, видимо, в этой большой стране нет никого, с кем я могла бы поговорить. А может, на всём этом свете... Ты знаешь, я иду по городу, вокруг столько людей – но я понимаю: никому из них нет дела до меня; они бы помогли, наверно, если бы я поскользнулась и упала; если бы я стояла с протянутой рукой, они бросали бы мне монетки (а кто-то бы сетовал, конечно: такая молодая, а уж...) – но подойди к любому и скажи: можно с вами поговорить, я не могу разоброться с собою, что-то меня мучает и т.д. .. Кто-то скажет: «Иди к священнику», кто-то: «Обратись к врачу-психологу», большинство, я уверена, просто решат, что барышня свихнулась и исчезнут под первым предлогом. Но даже если кто-то искренне захочет помочь, согласиться выслушать – ну что же толку? Мне ведь не выговориться надо. Я и сама точно не знаю, ЧТО мне надо.
Адресс твой придётся писать по памяти – хоть всего год прошёл, как мы расстались, окончив учёбу, и обещали связываться при всякой надобности.., но кажется, что столетия. Отчего я не записала тогда? Впрочем, может и записала, да ветер вымел все эти клочеки из моих карманов - со всеми записями, телефонами друзей (никого не осталось), и он же, наверно, прошёлся по моей памяти. Улицу, где ты жил, помню приблизительно, дом... 13? Ох, хоть бы ты это читал – ты, наверно, понимаешь, раз я пишу тебе через всю страну, это осбоый случай. И да – мне действиетльно больше не с кем поговрить, а может, я боюсь – помнишь какая я была в интситуте: всегда одна, всегда в стороне. Это было счастье для меня, что ты меня заметил, и я до сих пор не понимаю, что ты нашёл во мне. Ты такой уверенный, общительный, в любой компании ты мог быть своим и даже в центре, в общении у тебя не было недостатка... Но я вспоминаю наши прогулки, наши долгие разговоры – я тебе так благодарна, ты всегда мог вселить в меня веру в эту жизнь, ты из любой моей проблемы (которые я, дура, вываливала на тебя одну за другой), как из безобразной руды, делал что-то сверкающее и даже полезное... по крайней мере шанс и возможность – которые я, конечно, раз за разом легкомысленно упускала. Я понимаю, что только от своего огромного сердца ты возился со мной, терпел моё вечное нытьё, мои боли, жалобы... Ты выслушивал, давал совет, иногда тебе достаточно было улыбнуться или просто посмотреть – я смотрела на твою улыбку, на твои глаза и понимала: бог мой, о чём я говорю, что я плачу – всё это такие глупости! Я благодарна тебе, Борис, – ты свет в моих потемках. До сих пор и навсегда.
Но теперь ты только в воспоминаниях.. Они хороши и они светят мне вечером, перед сном, когда я одна, но стоит выйти на улицу, стоит столкнуться с этим миром... они блекнут, они не помогают. Я беру их, я смотрю, я повторяю слова, которые ты мне часто говорил – «Жизнь прекрасна, только мы дураки!» или «Ты сам создёшь себе все беды», или ещё: «Ключи всегда рассыпаны у нас под ногами»... Но сейчас я уже не делаю этого, не рассматриваю прошлое, не повторяю про себя. Такое ощущение, что они стираются, эти слова и эти образы, - становяться всё более бессмысленны... я боюсь, что их блеск, истёртый о мою шершавую судьбу, совсем потухнет однажды, и тогда у меня не останется ничего.
Ничего особенного не случилось – моя жизнь выглядит вполне удовлетворительно: у меня есть работа по профессии, хорошая зарплата, я живу на съёмной квартире; никто за меня даже не волнуется, вот только, что я одна, – мать звонит часто и каждый раз намекает об этом (но с кем бы я могла жить? я либо сама страдала бы, либо мучила другого). Внешне всё хорошо. Но вот я пишу тебе , так как в совершенном отчаянии – я не знаю, что мне делать. Наверно, я не извлекла тогда урока из наших разговоров, так и не поняла то, на что ты мне указывал. Теперь я пытаюсь вспомнить и понять., но это кажется глупым; всё почти смешалось – хорошие воспоминания и другие , я уже не в состоянии различить – где истина, а где мусор...
То, что я вижу каждый день, будто толкает меня, бьёт, даёт пощёчины... Я держалась, но я уже не могу этого выносить – этой грубости, тупости, суеты. Иногда кажется, что видишь что-то настоящее, сверкающее среди грязи, и сердце уже радуется – маленького лучика достаточно, чтобы продолжать жить! ..Но вот момент – и прекрасное оказывается только иллюзией – нет никакого прекрасного, всё здесь одного свойства. Люди мечуться, сталкиваются, бегут дальше; у них заботы, размеренная и суетливая жизнь, мечты, к которым они собираются прийти, – они приспособились к этой жизни, я не могу. Не вижу в ней смысла для себя. И места.
Он есть, смысл, я знаю – есть светлая сторона. Ты – тому доказательство, ты не играл со мной (я бы почувствовала), не убеждал (все убеждают) – ты просто сиял этим.! И теперь я осознаю, что лишь грелась в твоих лучах, но когда ты говорил о том, что сама могу быть счастлива и от всего свободна, не слушала – ведь нужно было что-то сделать, измениться... а мне было так хорошо с тобой. Стало быть, я упустила шанс.. Признаю, всё признаю – но я прошу ещё только один!.. Я готова на всё, слушать, искать чего-то и меняться, я готова смотреть... Я не знаю. Я просто очень устала. Я знаю, что есть светлое – где-то и совсем рядом, – но мои силы уже на исходе, я запуталась, и каждый день нужно идти на работу, быть с людьми...
Я не знаю, зачем я пишу, но если ты читаешь это (если адресс правильный и если ты не переехал), ты поймёшь. Может, ты просто ещё раз скажешь мне: «Жизнь хороша, Агнесса!» и этого будет достаточно, может... Ты всегда знал, что сказать, сделать. Я наверно буду держаться – что же ещё? – но мне кажется, что однажды я могу просто не выдержать – если не сорвусь сама, то заболею - от этих переживаний, их груза, нечисоты.
Извини, что снова потревожила тебя... Не знаю, что ещё говорить.
Твоя инстистуская подруга, Агнесса»
Вот это письмо. Даже теперь через столько лет читая его снова, я поражён, моё сердце снова взбудоражено, я опять... Не могу это описать. Тогда же и вовсе неописуемые чувства были у меня.
Я помню, когда я закончил читать руки мои дрожали, а сердце билось так сильно, будто поняло наконец, что оно больше всей груди, больше всего на свете – и хотело вырваться... Я сидел с этим письмом в руке пока не потемнело, просто ни одного побуждения встать, что-то сделать не возникало во мне. Всё было так неважно по сравнению с тем криком, который звучал с исписанных страниц, – вся моя жизнь с её обычными проблемами (в том числе завтрашним зачётом) показалась такой маленькой и несущественной. Мне даже подумалось, что, может, я и не жил на самом деле, а только прятался от жизни – в глубине души и сам зная, что она вот такая... Я сам, как те люди, приспособился, научился со-жительству – да, я один из них; а где-то рядом ходит вот такая девушка, может совсем неказистая на вид, не заметная, может, она работает рядом с тобой, может быть учиться там же, сидит в той же аудитории рядом ниже – а ты не замечаешь, только твоя размеренная жизнь тебе на уме, твои планы, мечты. Течёшь куда-то медленно в потоке себе подобных, с которыми ты сонастроился...
И однажды вот такое письмо, будто самой судьбой подброшенное, открывает тебе глаза. Ты вдруг понимаешь, что тратил жизнь впустую – все годы, всё время, вплоть до этого дня – и если бы не было этого письма, продолжал бы в том же духе: тлеть... и дотлел бы до самой смерти, наверно.
«Так что же теперь? - задал я тогда себе вопрос. – Что делать?..»
Как вспышка пронеслась мысль: «Мне бы самому теперь повидать этого Бориса – и спросить у него», – но на этой мысли я от мыслей о себе вновь вернулся к письму и понял (так ясно, так неопровержимо это было тогда): я должен помочь ей.
Так уж случилось, что к Борису письмо не попало, а попало ко мне (и мне таки кажется неслучайно), и значит я должен ей помочь! Я напишу ей... да, я напишу и скажу, что жизнь прекрасна, что жить стоит, что есть, есть в этой жизни светлое – этот самый смысл... «Да, да, это надо сделать – сейчас же!» - и тогда уже я встал (правда сначала ноги подвели и я сел обратно; получилось со второй попытки) и с письмом пошёл к столу. Из первой попавшейся тетради вырвал страницы, стал искать ручку, на столе и в ящиках не нашёл, вспомнил о сумке, там отыскалась; я сел, положил письмо сбоку и, глядя на него, на несколько секунд замер с ручкой в руке.
...Уже давно потемнело, вечер перешёл в ночь, а я всё писал, комкал, потом писал опять (начало никак не давалось) – когда закончил, был обессилен и всё равно не доволен – чего-то я не сказал или что-то не то... В желудке сосало, я добрёл до кухни, что-то там съел (вот этого не помню..), потом прилёг на кровать, пооббещав, что немного отдохну, а потом перечитаю ещё раз; помню, вздохнул глубоко, закрыл глаза...
**
Утром первой мыслью пришёл зачёт, и я спохватился, но вдруг увидел, что одет (и даже обут) и всё вспомнил. Мои исписанные листы лежали на столе рядом с найденным вчера письмом; я глянул на часы: ба, да зачёт-то уже подходит к концу. «И какой зачёт! – вдруг стукнул я себя, когда вспомнил о том впечатлении, будто холодного душа, которое произвели вчера прочитанные строчки. – Я должен ей помочь, я должен дописать и отправить письмо! Как можно скорее. Она там далеко, неизвестно что...» Я встал и пошёл в ванную умыться. Вернувшись, собрал своё письмо и перечитал; вот оно... (вздыхаю).
«Здравствуй, Агнесса.
Как уже, наверно, ты увидела по почерку да и по надписи на конверте, это не Борис тебе пишет, а совсем незнакомый человек. Меня зовут.. впрочем неважно. Твоё письмо по случайности попало ко мне, и, мне кажется, по счастливой случайности. Места, адрес которого ты указала на конверте, просто не существует, – я нашёл это письмо на снегу и хотел доставить по назначению, но... Т.е. Бориса, твоего друга, как понимаешь, я тоже не нашёл. Может быть, можно было бы предпринять какие-то поиски – и, если сообщигшь побольше о нём, где вы учились, может, что-то он рассказывал о месте, где проживает, – то я мог бы постараться... Но уж так вышло, что это письмо прочёл я – простой прохожий, посторонний тебе человек; именно я стал свидетелем твоего крика о помощи, и, может быть, это не случайно, потому что я ОЧЕНЬ хочу помочь тебе!
Послушай меня, Агнесса, пожалуйста, послушай: жизнь прекрасна! Слышишь?!
И мне кажется, ты знаешь это даже лучше, чем я.. Знаешь, твоё письмо открыло мне что-то новое, открыло глаза – я будто спал, и тут меня окатили холодной водой!.. Я вскочил: "бог мой!" – всё это был сон!.. Ты ощущаешь жизнь так остро, как я никогда её не чувствовал, – вот в этом твоя неповторимая особенность, твой большой дар... но, видимо, ставший проклятьем. Но ты не должна его потерять! – и уж конечно, не сдавайся, не выпускай жизнь – ты знаешь: она может быть прекрасной!
Наверно, я не могу понять твоего состояния; ты, судя по всему, лишь на несколько лет старше меня, но, прочитав твои слова, я почувствовал себя несмышлённым ребёнком. Хотя мне кажется, я понимаю это состояние запутанности... оно бывает у меня иногда, но как смутная тревога, глубокое желание неизвестно чего. Но я в это никогда не погружался и никогда не чувствал так, как ты. У меня всегда было занятие, на которое можно отвлечься – учёба ли, работа, или ещё что-то. Зачем лишний раз переживать, горестей и так достаточно в нашей жизни – это было что-то вроде моего жизненнго принципа на этот счёт. Но сегодня я понял: я просто закрывал глаза на многое... И знаешь: я испугался. Может, впервые в жизни – именно так. Я словно заглянул за ширму, куда давно однажды зарёкся заглядывать и уже забыл, по привычке обходя., - я заглянул и увидел там на самом деле ужасное... Как будто с того, к чему все привыкли и даже находят прекрасным, был сорван покров – и вот оно перед тобой, такое как есть и было всегда... Я испуался, честно скажу, показалось, что вся моя жизнь затряслась, угрожая рухнуть.. – и, наверно, я не мог больше смотреть, наверно, я снова в привычном для себя состоянии сейчас... – но то, что увидел, ещё так живо вибрирует во мне.
Но, с другой стороны, ведь это и была жизнь, так? И прятаться от неё глупо... Смешно, но кажется я подхожу к тому, чтобы теперь у тебя просить помощи – рассказать мне об этом настоящем, намекнуть на него.. Наверно, ты видишь так постоянно – и я восхищён тобой, честное слово! Может быть, я бы пришёл в такое же отчаяние, как и ты, если бы продолжал смотреть ... Но ведь мы оба знаем – там не только грязь, жестокость, корысть, всё, чего мы не хотим видеть, – там есть и Чудо! Жизнь кипит за этой завесой, и когда из страха, из глупости своей возвращаешся обратно в свой мир.. – он кажется таким тусклым по сравнению с тем!. Смотришь на людей, и они действиетльно будто бродят во сне – и какие же они глупцы, о чём они думают, за что деруться... – они не знают о такой насыщенной жизни, которая возможна!. Но их можно понять, Агнесса, этих людей, которых ты встречаешь каждый день, которых и я вижу, одним из которых, в общем, и я продолжаю быть – они боятся, они не готовы. Им надо прятаться от всего этого – иначе во что бы превратился наш мир?! Да, там есть Жизнь, но видно, к ней нужно доплыть, прорвавшись через всю эту грязь: свою собственную и, кажется, всего мира. Каждый ли готов? Нет; очень мало таких и причины не видно – даже я не смог бы обьяснить. Но теперь, когда я увидел мельком, когда этот ураган продул меня до костей...»
- а дальше я не дописал. ЧТО писать?
Но я помнил то, что хотелось написать, что естественно вытекало из сказанного и пережитого мной:
«... теперь моя жизнь не может быть такой как прежде».
Но этого я не написал; теперь легко в этом признаться: я и в самом деле боялся, что моя жизнь может рухнуть. А она так хороша – что бы там ни было, а она нравилась мне, и я не готов был оставить всё знакомое и родное, все планы, всю свою спокойную размеренность, ради неизвестности... Или даже Неизвестности. Нет, не был готов – хотя тот опыт, который окатил меня после прочтения, укорял меня, и называл почему-то глупцом и манил через всю муть к чему-то сверкающему и такому большому... Всё это я будто в один момент увидел, оно навалилось на меня всей своей тяжестью – но я должен был уйти, иначе оно бы меня раздавило. Когда я писал об этом, оно воскрешалось и пульсировало опять... но вот на тех словах я замер. Да, моя жизнь теперь уже не может быть прежней – она изменилась с тех пор, с того самого дня; в ней появилось что-то новое, и я уже не мог быть таким беззаботным, как раньше, не мог в такой же самозабвенной дремоте проводить мгновения, множество занятий теперь казались мне бессмысленными... – но чёрт побери, что, ЧТО я должен был сделать?.. Я не знаю..
Перечитав письмо, я опять был охвачен чувствами и сомненями, и так разволновался, что наверно переживал уже то же, что и она (что-то сшитое намертво и рвущееся в разные стороны!..) – но, подумав об этом, я вспомнил о цели своего письма: надо помочь ей, поддержать, не дать ей погибнуть. Эта мысль стала главной, я сосредоточился на ней и, оставив незаконченным предложение, дописал с красной строки:
«Ты должна жить! Это несомненно. Жизнь дана, чтобы прожить её, и у нас у всех достаточно для этого сил. Ты сможешь, я верю в тебя! Только не опускай рук; этот мир не так уж и плох, в нём можно жить. Быть может, к чему-то нужно относиться попроще – люди есть разные, дело в отношении. Вот наш профессор по сопромату – честно скажу, иногда мне хочется назвать его сволочью, а иногда даже побить. Но я думаю: это ведь тоже человек, у него, наверно, есть причины быть таким – и всё, занешь, как рукой снимает. Это взаимопонимание. Не отталкивай людей, Агнесса!
Ещё раз хочу сказать: ты, Агнесса, необычный человек, я таких не встречал. Хотя... мне сейчас подумалось: год назад ты ещё была здесь, и, быть может, мы виделись. А что если мы учились в одном институте и много-много раз проходили мимо друг друга – не замечая... Ну меня-то легко не заметить, но вот ты, конечно, было особенная. Да, мы не видим, не видим многого..
Агнесса, я желаю тебе понять и обрести силы для дальнейшей жизни – она того стоит!»
И подпись: «Твой случайный, но преданный друг из города лучших минут твоей жизни (как ты говоришь)».
Завершив таким образом своё послание, ни о чём не думая, я сложил все листы вместе, согнул пополоам и вместе с письмом Агнессы спрятал в сумку. Тут же, увидев не разобранные со вчера учебники, подумал, идти ли ещё сегодня на учёбу.. Решил не идти: «Что-то придумаю завтра». Переодевшись (этим утром было холодней) и взяв немного денег из запаса, чтоб чего-то перекусить, я вышел из дома.
Почтовое отделение было напротив, через дорогу – и, уже увидев его, я начал сомневаться. ;Что-то не то, что-то неправильно...; Но всё равно я перешёл через дорогу и вошёл в маленькое здание и зарешёченными окнами. Купил конверт, сел за столик; достав из сумки письма, я запечатал своё, стал переписывать адресс... Уже тогда я очень сомневался – хоть и не знал почему; а потом, когда дело дошло до адресса отправителя, и вовсе замер. Сидел я уж не знаю сколько за этим столиком, затем встал, прошёл мимо ящика для писем, вышел на улицу.
«Надо разобраться», - подумал я – и, наверно, это и было началом ошибки., того порочного процесса, в результате которого я так и не отправил своё письмо и, может быть, упустил шанс помочь. Я начал думать!
Я прохаживался возле почты – туда, обратно – всё дальше туда, всё больше не доходя обратно... Я вспоминал, думал, взвешивал; что-то мне не нравилось, что-то меня пугало.. Не очень нравилось то, что я дописал утром, но когда я возвращался к недописанному ночью, это уже пугало.
Туда – сюда...
В конце концов, почты уже не было видно и я начал идти прямо: «Ящик для почты везде есть!» - но, как вы понимаете, он мне так и не понадобился. Эх, дурак я , дурак! Какой дурак... Что бы там ни было, какие бы глупости я ни написал в конце, там было что-то существенное – может, это молго помочь!.. Но я стал думать так: а действительно ли я знаю то, о чём написал? О какой-то настоящей жизни, о сне, в котором бродят все, ;кроме тебя и меня;... Ишь ты, умный какой нашёлся! Ну и где эта жизнь и где этот сон?..
Я смотрел по сторонам: ничего необычного – те же картины, те же люди.., и не похоже, чтоб они спали.. – идут, каждый по своим делам. Да, кто-то спешит – его дела не терпят отлагательства; кто-то толкает вас локтём в автобусе, а потом ещё и кричит вдобавок – но может, у него беда, он на самом деле несчастный человек... Да, это выглядит правдоподобно. И я шёл, шёл – по снегу, мимо домов, этих людей, шумящих машин... Остановился на мосту.
«А эта грязь.. – про какую грязи идёт речь? Вот грязь плвёт по реке – так это обычное дело!., у кого-то сапоги грязные и, может, дурно пахнут.. – да, неприятно, но что поделаешь? Это часть нашей жизни – грязь; всей не изведёшь». И я не знаю сейчас, где моя мысль находилась, когда я так думал, – это был уже не тот, другой я – не тот, что, замерев после прочтения, долго и неподвижно сидел на кровати, не тот, что ночью изливал на бумагу свою вибрирующую неизъяснимо душу... Этот другой был мне(кому.??) несимпатичен, почти всякий раз, как я вспоминал о нём, – а однако именно так я всё время и оправдывался, точно таким образом: то ли не видя, то ли прикидываясь слепым...
Что говорить долго, друзья (если вдруг кто-то всё же будет читать это), - я так и не отправил письмо – хоть несколько раз порывался, приоткрывал зазор синего ящика, поднимал коверт... И всякий раз рассудок мне кричал: «Ну что ты делаешь? Отправлять эту глупость? – ты не поможешь, а только навредишь этим!» - и я опускал руку, опять прятал письмо в сумку. Несколько раз мне хотелось разорвать конверт, вытащиь своё письмо, перечитать, что-то исправить – но я смотрел в себя: что я теперь напишу? Не было ни ощущения, не было ясности, как в первой части письма, ни какого-то вдохновения, как в конце. Всё, что я чувствовал, - это голод и тревога. Оказавшись у вокзала, я зашёл в кафетерий, купил чаю и рогалик; поев на улице, помню, глянул на почтовый ящик висящий недалеко – но уже безнадёжно, иронично... И вдруг пришла мысль, а с нею и вдохновение: поехать!!. Поехать к ней. И показалось, что это более реально и действенно, чем глупое письмо от незнакомого человека, – он, этот человек, приедет, предстанет перед ней... и любыми методами убедит её, что жить надо!. И я даже подошёл к кассе и спросил сколько стоит билет. Денег бы у меня хватило в оба конца – я вышел снова на улицу с намерением ехать домой за деньгами.. но, конечно, далеко не зашёл. Я вдруг понял, что не смогу убедить её в том, что жить надо.., что надо бороться, верить, искать – так как сам не имею для этого ни одной веской причины.
И вот с той точки я побрёл, и всё закончилось для меня. Что-то пронеслось через мою жизнь, как комета, - но вот этого уже нет, а моя жизнь - точно такая же... Хотя нет, другая. То, что случилось, оставило перемены, а ещё тоску, безмерную тоску по тому, что лишь на секунду удалось увидеть; даже по этой грязи, потому что она была настоящая. Я вам скажу честно: до того я был уверен, что счастлив, с тех пор я стал несчастным человеком.
Хотя для других моя жизнь, наверное, не изменилась: я продолжал учиться, работал. Окончил интститут вполне прилично, и, как и ожидалось, вернулся в родной городок – где и сейчас нахожусь, вот пишу это, сидя в квартире моих родителей (которых уже много лет нет на свете). Здесь я устроился на работу и тружусь там же до сих пор; всё хорошо. Не женился. У меня были некоторые отношения и довольно долго с одной хорошей девушкой, но в конце концов мы расстались – я всё так устроил, поняв, что только принесу ей несчастье. И я был рад, узнав через время, что она встретила другого человека и они поженились – я тогда искренне пожелал ей всего хорошего. Что касается меня, я не знаю, с кем бы я мог жить. Это должен быть человек, который бы меня понял или хотя бы принял такм как я есть (ведь нельзя же всю жизнь притворяться). Но таких людей я не встречал. Впрочем...
Часто я думаю: что же случилось с ней? Нашла ли она силы, нашла ли выход? Хоть тогда в письме и был отчаянный крик, я почему-то всегда вспоминаю её со светлым чувством. Мне кажется, этот луч не покинул её; может, она сумела что-то понять или нашла в себе эти силы...
Ну а у меня всё прекрасно. Я, как сказал, до сих пор работаю по профессии, уже мастер, и у меня в подчинени люди, которые меня уважают, слушают моего совета – и я стараюсь их не подвести и не злоупотребить их доверием . Мне нравиться моя работа, нравиться коллектив. Вот недавно пришёл новенький – Борис Петрович, – он чуть старше меня, но удивительно яркая личность, и даже не то чтоб шумом своим, как обычно, - нет, он не активист, не «душа компании», но он, как бы сказать.. притягателен своей естественностью – просто хочется подойти к нему и поговорить (может, о самом сокровенном...) Он работает мастером в соседнем цехе, мы уже несколько раз болтали и, думаю.. возможно, мы подружимся. Настоящих друзей в моей жизни, пожалуй, тоже не было – кто знает, вдруг этот станет первым.
Но больше любого общения мне нравиться приходить к себе домой и быть одному. Я не смотрю телевизор, у меня нет хобби; я могу почитать что-то или, приготовив себе чаю, сажусь в кресло справа от двери и просто смотрю в окно, за которым над верхушками крыш пролетают птицы, проплывают облака... – в такие моменты всё страдание куда-то девается, все мысли уходят, становиться хорошо и спокойно. Только ты и больше ничего – ни ширм, ни преград...
-