Графиня Савская. 3. Крещение
На моем веку было три государственных переворота и одно изнасилование. Поэтому я не помню, когда и как я была крещена. Одна из версий звучит так.
Мой отец, из евреев-невыкрестов, не признавал таинства крещения, но не чтил и субботы – он работал денно и нощно, чтобы в советское время обеспечить жизнь нашей «семьи служащих». Он был заводским инженером в городе N-ске и грозил выдать меня замуж за хасида, когда я была маленькой. Мама моя, Карэна, была татаркой, принявшей в браке (о, конечно, тайно, религии тогда среди низов не жаловались) иудаизм. Ее лучистые карие глаза обладали воистину гипнотической силой для меня, их маленькой дочери Лены. Так, когда я отходила (в 9 лет) после аппендэктомии, проще говоря, аппендицита, я подолгу по вечерам – уже лежа дома, а не в больнице – мысленно разговаривала с матерью, и настолько живо, что начала верить и в гипноз, и в телепатию, о которых мне тогда рассказал мой просвещенный четырнадцатилетний брат. Он начитался Стругацких, Франкла (ходивших в сам - и тамиздате) и Гофмана, кажется, - в последнем авторе я не уверена. Меня даже показали детскому психиатру, но после него я вышла здоровой. Психиатр сказал: «Гипертрофированное, острое воображение, потом, может быть, пройдет». «Слава Богу, не шизофрения,» - произнес тогда мой отец.
В двадцать три года я уехала из N-ска в Москву, вначале получать диплом переводчика – раньше я училась в английской школе и легко поступила на заочное отделение иняза… И как-то в Москве и осталась: сняла квартиру, нашла работу – временную, а потом и постоянную. Мы организовывали международные научные и педагогические конференции, да и переписки было много. Вышла замуж и пока не родила.
Москва оказалась самым поразительным городом в мире – для меня, убогой и нищей провинциалки и «лимитчицы», как поначалу нелюбезно называл меня бухгалтер нашего центра, начисляя мне деньги в сотнях тысяч инфляционных. В Москве 1990-х годов появились тысячи машин, включая иномарки; жители Города пошучивали: «А еще говорят, люди бедно живут!...»
Я пережила развал Союза и два путча – бунт ГКЧП 1991 года и расстрел Белого дома в 1993 году. Я не пошла к месту событий ни в тот, ни в другой раз, но во время ГКЧП, когда танки уже шли по Москве, меня послали за зарплатой (своей и шести коллег) из гостиницы «Измайловской», где проходил митинг (встреча, англ.) на Академическую. Для не знающих Москвы сообщаю, что это другой конец Города.
В метро люди тогда шли очень быстро и молча; два танка стояли прямо на площади Хо-Ши-Мина на выходе из метро «Академическая» в сторону гастронома. А для того, чтобы добраться до нашей конторы, нужно было пройти насквозь площадь и еще дворами, минут двадцать-пятнадцать. Меня уже в Измайлово предупредили, что ходят слухи и снайперах, но я, боясь и ругая своих сотрудников на чем свет стоит, благополучно получила нашу инфляционную зарплату. Выдали, впрочем, половину, и с опозданием – в Банк не съездили по трусости.
Ну ладно, о путчах хватит. Хотя – вот еще: во времена расстрела Белого дома – драки нашего прежнего президента с парламентом (бой Терминатора с Сухэ-Батором, как пошутил по этому же поводу мой друг, теперь уже покойный), одной моей знакомой прострелили ногу, когда она сунулась к зданию Думы, оттоптали и сломали кисть руки – ей же. Тогда ее мужу позвонили и сказали: «Слушай, готовься к самому худшему. Твоя Лера была на площади». Бедняга сказал: «Ее убили?», а потом перед Лямой долго извинялись по телефону. А Лера Ч. попала в больницу и пробыла там месяц с огнестрельным ранением. В списках пострадавших ее как-то не зафиксировали… Вот теперь о путчах все.
В 1995 году я вышла замуж. Мой муж носил хвостик из волос, ходил с тросточкой (он хромал) и имел лик благообразный, даже христоподобный слегка. Худощав, шатен, как я сказала уже, прихрамывал – у него было повреждение колена, и я подшучивала: «Меня укусила акула, Когда я стоял у штурвала» - это из студенческой песни тех лет.
Вспоминаю я все это как бы в глубокой депрессии, которая началась – поначалу легкими приступами «плохих мыслей», как называют, стесняясь правды, в отечественной науке, - 13 лет назад, после одного случая…рокового стечения обстоятельств. Это был уже 1997 год.
Мне надоело ходить некрещеной и искать смысл жизни в себе и муже. И я отправилась в С. монастырь – единственный, куда мне сказали дорогу. В монастыре кипела жизнь, мне там показалось очень красиво. Бегали люди в рясах, в церкви службы не было, здесь де, прямо рядом, снимали какое-то кино… Служка, узнав, зачем я пришла, сразу же отвел меня к отцу Артемию. Он был высоким, статным, с черной небольшой бородкой; стрижен, правда, под горшок. Правильные, русские черты лица, благообразен. Я высказала свою просьбишку, рассказала про семью, и он, ничтоже сумняшеся, велел мне прийти в субботу на обряд. Я и пришла.
В церкви была свадьбы, обряд венчания. Стояли софиты, велась съемка. Я выбрала себе имя Мария – просто Ленкой мне быть надоело. Было 14 апреля, день памяти Марии Египетской. «Вот Вам и святая какая хорошая,» - сказал по-доброму батюшка. В воскресенье я не ела, не курила, а сразу побежала к причастию. Сказала, что живу в невенчанном браке. Отец Артемий сказал, что надо венчаться, предварительно окрестив мужа. Я прилетела домой как на крыльях, но муж оказался, к моему ужасу, убежденным атеистом. Через два дня я поразила его своим решением отказаться от совместной жизни.
Отец Артемий меня одобрил. Вскоре муж ушел от меня к родителям – я «не блудила», читала только религиозные книги и молилась по четыре часа в день. Отец Артемий подвел меня к мысли о постриге, только сказал, что мне надо поститься для испытания 40 дней. Я не подала на развод, но собиралась; с мужем не общалась. Взяв высокую планку, через три дня я прекратила есть и стала пить только сырую воду. Меня начали мучить блудные мысли и начались видения. Одно из них стало реальностью.
…………………………………………………………………………………………………….
…………………………………………………………………………………………………….
………………………………………………………………………………………………….....
…………………………………………………………………………………………………….
Вдруг из сумки, как по мановению ока, появились яства. И икра – черная, маслянистая, и под стать ей – тарелка с водой, которую принес муж; в ней колыхались кусочки сливочного масла… Авокадо с выпиравшей из его разрезанного бочка круглой, коричневой костью; хлеб монастырский – да что я! «пеклеванный», из валютки. И, наконец, две бутылки – «Шампанское игристое» полусладкое, крымское плюс водки пол-литра. И почему-то желтоватая, крупитчатая, мокрая соль.
- Ну, вставай, теперь можно, - сказал мне муж. – Есть, наверно, хочешь?
Он развязал мне ноги и я, придерживая грудь, которая предательски выскакивала из разорванной поперек, еще недавно – сегодня утром еще – новой, кружевной сорочки, встала и подошла к окну. Поправила сорочку. Глянула вниз. С четвертого этажа было хорошо видно, что внизу паслось небольшое стадо бело-рыжих, чистеньких, с черными иззубренными холками, свиней. «Москва ведь, странно», - машинально как-то удивилась я. Дальше все было на автопилоте. Мы ели, пили. Я и думать тогда забыла про свиней и нанесенную мне обиду – видать, водка, смешанная с шампанским, помогла. Фужеров у меня не было, и мы делали ерш в чайных чашках из моего маленького, недобитого пока, китайского сервиза.
И тут-то я увидела. Вот что, оказывается, смущало меня все время! Родинка у моего настоящего мужа была на правой щеке – как гадали ему, к богатству. А у пришельца – на левой. То есть, к счастью. «Кто Вы?» - хотела спросить я, но почему-то промолчала. А он уже собирался – снимал роскошный, сине-красный, с клетками «а ля-турок» халат, натягивал (прямо при мне) брюки, застегивал ремень, под ремень втискивал рубашечку в полосочку – «косоворотку». «Раньше такие называли антисемиточками,» - подумала я. И он ушел. Окна моего дома выходили на противоположную от входа в подъезд сторону, так что при всем желании бросить ему прощальный взгляд или помахать, например, рукой вслед я не могла бы. «Изнасиловал неизвестно кто, потешился и ушел. Еще на мужа смахивает,» - мысленно, еще слегка пьяная, пробормотала я. Убрала в холодильник жратву, вымыла оставшуюся посуду. Подошла к телефону. Набрала номер отца Артемия. «Родинка. Это не мой муж. А кто?» - сказала я, описав ситуацию. – Может быть, бес был?» К тому времени я уже поднаторела в православной литературе и в «Патериках» я читала, что к монахам – были достоверные случаи – приходили бесы… Бог наказывал таких обознавшихся, принявших их за людей, монахов болезнью, обычно временной потерей зрения или параличом.
Об этом я тоже рассказала отцу Артемию. Говорила не сбивчиво. Он был уверен, что это был мой муж. «И зрительная иллюзия на фоне ерша?» - спросила я. «Возможно. Поститесь, молитесь и принимайте постриг. Вы с ним не венчаны», - ответил он. Я решила доесть еду из холодильника и продолжить пост. Через два дня я доела все и в магазин не пошла. Но стадо свиней под балконом исчезло, как не было. Муж мне не звонил, я ему – тоже. Я встала на весы: вес 38 килограммов.
На субботу был назначен чин пострижения. Я приехала на известную мне улицу и не увидела монастыря. Вместо обилия деревянных строений я обнаружила глухой забор. На заборе висело приклеенное скотчем большое объявление: «Уважаемые члены массовки! Съемки закончены. Деньги за участие в фильме «Святая Русь» можно получить по адресу: Мосфильмовская 11.»
А если бы постригли? Меня долго лечили от анорексии, потом – от послеразводной депрессии. Хотя вся советская психиатрия не могла объяснить наличие в моей квартире большого, прямо-таки моцартовского парика с белыми, слегка растрепанными локонами, который мне – помните, в тот день с изнасилованием, свиньями под балконом и черной, маслянистой икрой, - принес мой «муж». Я, кажется, так и осталась некрещеной.
КОНЕЦ
17 октября 2010 года, Академгородок города Новосибирска.