8. Февраль 2002 года. «Моя первая работа».
Наступил февраль. Прошла неделя после 27 января, памяти Пушкина. Черная речка, дуэль, гибель.
В последнее время, после объявления конкурса, я отключился от внешнего мира. Нет, я продолжал ходить на свой завод, ел, спал, как обычно. Но мысли мои занимала поэзия. Естественно это была никакая не поэзия, просто образы облекались в строки. Каждое утро, просыпаясь в четыре часа, я до шести работал над стихами.
Начал с сонетов, поскольку в моем первом списке не хватало: сонета, притчи и памфлета. Нашел в учебнике литературных терминов — что же такое сонет. Вспомнил, что сонеты писал Шекспир. Перерыл свои книжные полки, нашел. Читаю. Наслаждаюсь дня два.
Как-то двумя годами раньше, при встрече с Костей Великандо, он нам хвастался своим венком сонетов, где из четырнадцати сонетов, если выбрать по одной строчке, получится магистрал — пятнадцатый сонет.
Мы тогда смотрели на Костю как на корифея, нам недосягаемого. Вот теперь пришло и мое время.
Раннее утро. Горит свет. Шекспир лежит в стороне. Все спят.
Беру ручку, пишу:
— Какой же ты поэт, она сказала мне,
Ты видишь — я одета в голубое,
Закрой глаза, все станет как во сне,
И ты не знаешь, что я здесь с тобою…
И дальше. Через полчаса сонет был готов, все четырнадцать строчек. Ура! Процесс пошел.
Кстати, а что это такое за голубое? Может платье? Почему не красное? Стоп! Красное и голубое… Есть! Идея! Будет венок сонетов под названием — «Красное и голубое», где по очереди будет то тема красного чего-то, то тема голубого. Голубым могут быть: небо, глаза, озеро. Красным: огонь, закат, восход, роза, свеча. Да это же Клондайк! Тут можно насобирать тем на море сонетов.
Прозвенел будильник. Пора собираться на работу. А как же Пушкин? Кстати, что же у меня в голове осталось из школы от Пушкина?
…В пустыне чахлой и пустой,
На почве зноем раскаленной,
Один, как бедный часовой
Стоял Анчар во всей вселенной…
Ба, да это же Анчар. Боже, как давно это было, уже и слова забыл. Вот пародия. Пародия, пародия… Да, это будет пародия! А зацепиться можно за слово — часовой.
Ну, какой же Анчар — часовой? Это же дерево какое-то ядовитое, которое давно уже спилили, наверное, и торчит там вместо дерева пенек.
К вечеру пародия на Анчар была готова:
…В пустыне той, само собой
Стоит чудак согбенный,
Похоже — это часовой,
А рядом пень отменный… и т.д.
Помня о списке невыполненных заданий для моей первой работы и перечитывая трехтомник Пушкина, я иногда наталкивался на его короткие стихотворения, такие как: «А кто имел мою Аглаю?», «Телега жизни» и другие, то приходил в недоумение — почему такие примитивизмы вошли в трехтомное издание? Ах, да — это же Пушкин. Любая его строчка на вес золота.
Почему бы думаю не поддеть Пушкина за такие стихи эпиграммой. Например:
…Когда таких стихов не станет
То мое ухо не завянет… и т.д.
Надеюсь, Пушкин поймет меня, ведь он сам был мастер на эпиграммы.
Итак, к первой работе оставалось сочинить памфлет и притчу. На эти две вещички ушла еще неделя. Опять же мне помог Пушкин. У него есть стихотворение:
…Кавказ предо мною, один в тишине...
Я, подражая ему пишу:
…Донбасс предо мною, один в тишине
Стою на балконе, курю папиросу… и т.д.
Далее описываю беспорядки у нас в Личичанске в результате развала Союза.
С притчей получилось следующим образом. Как-то просматривая книгу А. Таранова «Формулы смысла», я натолкнулся на притчу Э. Фостера о жадной женщине, которая совершила за всю свою жизнь единственное доброе дело — подала нищенке луковицу, а когда попала в ад, ангел чуть было не спас ее из котла с горящей смолой, опустив с неба эту луковку… и что из этого вышло.
Притча мне так понравилась, что мне оставалось ее только зарифмовать и все задания к первой работе уже были готовы:
…Соседка тетя Клава на улице жила,
Никак у той соседки не клеились дела… и т.д.
Замечательная штука — компьютер. Особенно для редактирования стихов. В то время компьютеры были в дефиците. Но мне достался списанный на работе, который выручал меня как нельзя кстати, который я использовал в качестве печатающей машинки.
Когда у меня из-под матричной головки с принтера сошла моя первая работа для Пушкинского конкурса задолго до окончания срока, отведенного для раскачки, это был мой праздник.
Я как бы шагнул еще на одну ступеньку в своем мастерстве: «Ай, да Сивухин, ай, да сукин сын…».
С таким разнообразием жанров (по моему мнению) мало кто в Лисичанске сумел бы справиться.
Итак, в первую работу вошли: стих — «Жизнь — река», баллада — «Д. Антес», песня — «Песня дождя», басня — «Мартых», былина — «Новое время», памфлет «Донбасс», эпиграмма — «Когда таких стихов не станет», сонет «Какой же ты поэт...», пародия «Пенек», притча «Луковка»…
Я держал это сборничек из десяти работ и не мог налюбоваться на него: «Получилось! Получилось!...».
Практически выходило, что уже второго февраля я закончил участие в конкурсе. А до финала оставалось еще два месяца. Некоторые участники еще не приступали. А чем же мне теперь заняться?
9. Февраль 2002 года. «Встреча с «Истоком» у Жени Шаргородского».
Они сами меня нашли. Кажется, звонила Валя Голубицкая, которую я в глаза не видел, хотя читал ее стихи в газете. Она подробно рассказала мне, как найти дом Евгения Шаргородского, назначила время встречи, просила пригласить моих друзей.
Звоню Сергею Рубежанскому (Кондрачуку) и Саше Макаренко. Берем с собой выпивку и закуску, домашнее вино, мед, гитару и отправляемся по указанному адресу.
Стояла морозная, снежная и солнечная погода начала февраля. Переполненная маршрутка домчала нас до остановки «Кирпичный», откуда далее пешком с шутками и в веселом настроении мы спешим по обледенелым мостовым, разыскивая, судя по описанию, некий домик барачного типа, где нас уже ждали.
Тесная, убогая обстановка. Маленькая прихожая и кухня. В боковой комнатке на диване свалена одежда гостей. Какие-то незнакомые дамы, радушно нас встретившие, готовят бутерброды за столиком на кухне. Хозяин дома на инвалидной коляске с трудом протискиваясь, подкатывает к нам поближе, протягивает руки для приветствия.
Знакомимся. Это Женя Шаргородский. Раньше я читал стихи, написанные им и у меня на основе его творчества сложился такой облик былинного богатыря, умудренного человека, на склоне лет посвятившего себя стихам и прозе. А не самом деле передо мной сидел инвалид с детства, правда, довольно ловко управляющийся с костылями, с живым, чудаковатым выражением на лице, постоянно косящими глазами и с хитроватой улыбкой.
От нашего появления в квартире стало еще теснее. С трудом раздевшись, в этой берлоге, свалив свою одежду в общую кучу, пробираемся в зал, где наконец-то можем вздохнуть свободнее и расслабиться.
Здесь я узнаю Аверину Валентину Степановну — журналиста, Таню из библиотеки и Сашу Нигреева, с которым виделись так же в библиотеке, на сходке любителей божественных песен. Кстати это он тогда любезно предоставил нам свою гитару, когда мы с Макаренко показывали свои таланты.
В комнате было еще несколько человек, среди них и Владимир Литовский, тот, с кем мы виделись в библиотеке и которому я вручил тексты «Вызова». На диване, рядом с ним миловидная девушка, модно одетая. Звали ее Катя. Как потом выяснилось, она оказалась здесь случайно, залетев на огонек, проездом из Москвы, где она обиталась находясь на заработках.
Здороваемся, с незнакомыми знакомимся. У некоторых я вижу листочки с моим «Вызовом», видимо Литовский только-только их вручил присутствующим. Они, видимо, еще не знают, что я автор, судя по отсутствию вопросов в мою сторону.
Пока собирали на стол и все рассаживались, Аверина показала мне пробный экземпляр статьи для городской газеты «Новый Путь» о моем «творческом пути». Интересно читать про себя.
После официальной части, я имею в виду утоление жажды и голода с помощью вина и бутербродов за «круглым» столом, все единодушно изъявили желание начать неофициальную часть — поделиться своим творчеством, так сказать, других посмотреть и себя показать в области поэтического и песенного мастерства.
Как-то получилось, что слово мне дали первому. Начал я опять с «Вызова», объяснил условия конкурса, пригласил поддержать наш клуб авторской песни с надеждой, что именитые поэты города Лисичанска «которым мы в подметки не годимся», блеснут своими талантами и покажут нам дилетантам как надо творить прекрасное. Еще я говорил, что живем мы для борьбы, и что участие в конкурсе оживит наши мозги, вызовет радость бытия и может благодаря конкурсу родится у кого-то что-то гениальное.
Все слушали внимательно, но по настроению моих слушателей, я понял, что участвовать в конкурсе никто не собирался. Никто из них не писал баллад, былин, сонетов, памфлетов, басен… Я услышал в последствии небольшие по объему стишки: о весне, о лете, о любви, о жизни, о смерти и т.д., какие все пишут, когда им делать нечего.
Кто-то спросил опять — какие будут призы? На что пришлось ответить, что у нашего клуба есть свой призовой фонд, и призы будут замечательные, но приз — не главное, главное — участие!
Все сказали, что подумают, а теперь хотели бы послушать мои песни.
Пели мы с Сашей Макаренко много, по очереди передавая гитару друг другу. К нам подключился Саша Нигреев — тот, который в библиотеке акомпонировал ансамблю любителей, поющих божественные песни под гитару.
Сергей удивил всех своими эпиграммами и афоризмами. Девочки с «Истока» и с ними Женя Шаргородский и Владимир Литовский читали свои стихи. Все было замечательно, но узость тематики явно бросалась в глаза.
Мы пили вино, пели и смеялись, все были довольны собой и зрителями. Каждый, как говорится, отводил свою душу. У творческих людей есть такая потребность — показать свое творчество другим людям, а иначе — зачем тогда творить? Для себя, как птица?…
В этот вечер особенным для меня было открытие, что мои песни приносят кому-то радость. Я видел, затаившую дыхание Катю, видел блеск и живой интерес в глазах журналистки Авериной, видел одобрение и других сидящих в комнате.
Ради такого слушателя я готов идти на край света, только бы знать, что ему нужны мои песни. Жаль, что это редко совпадает и редко случается.
Стоп. Это я уже где-то слышал. Ну, конечно же, это слова Кости Великандо. Видимо, мы с ним идем по одной дорожке, с разницей в несколько лет. Кстати, где он сейчас? Говорят, что в психушке.
Боже, только не это…