Логические инструменты справедливого ума

Андрей Незванов
(НЕКОТОРЫЕ ПОЛЕЗНЫЕ ЛОГИЧЕСКИЕ ИНСТРУМЕНТЫ СПРАВЕДЛИВОГО УМА)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Кто прокладывает дорогу жизни, вооружившись тщательным и трудным размышлением, обретает опыт и совершенствует свое орудие - ум. Последний изощряется, приобретая необходимые для осуществления личности инструменты. Некоторые из таких весьма полезных инструментов предлагаю здесь тому, кто в силах будет воспользоваться ими.
Всякий инструмент ума есть, обязательно, некая устойчивая аналитика, способная преобразовать первичный хаос существования в пространство воли, в котором только и возможна свобода. И, значит, возможно лицо (или личность, если угодно). Аналитика создает различение.
Умный опыт существования доказывает, что одним из важнейших различений является различение модусов существования.
Персональная экзистенция неоднородна и подвижна. Человек текуч, – как это давно заметили внимательные исследователи человеческой природы. Имярек может быть и тем, и другим: таким и не таким… Различение этих подвидов собственного бытия открывает возможность хотеть (или волеть) быть кем-то определенным. И стать им.

АНАЛИТИКА

Итак, предлагаю различать следующие модусы существования, или экзистенции:
а) модус общения, и
b) модус деятельности.
В модусе общения выделяем, в качестве основного, экзистенциал присутствия; в модусе деятельности - экзистенциал заботы.
(Иными словами: в общении, устойчивым и поэтому различимым является переживание присутствия; логически оно также предшествует всякому другому переживанию общения, - то есть, находится в составе аналитики любого переживания общения. Тогда как в деятельности инвариантным является переживание заботы о том будущем состоянии, которое достигается в результате деятельности.)

Двум указанным модусам отвечают разные типы общностей: а) эротическая и б) функциональная, - поскольку общение предполагает индивидуацию, а совместная деятельность - сотрудничество через разделение функций.

Соответственно, в первой доминирует экзистенциал присутствия друга, как предпосылка общения; во второй – экзистенциал заботы, как готовности к целенаправленному действию.

Легко убедиться, при сравнении этих элементарных общностей, что эротическая общность имеет большую размерность, чем функциональная, - поскольку любящий способен также и к функциональной деятельности в видах любимого (до тех пор, пока функция не вступает в противоречие с любовью). И таким образом включает экзистенциал заботы в экзистенциал присутствия, - преобразуя его так, что забота о результате деятельности становится заботой о друге.

Ибо действует любящий не в видах цели, поддерживающей функцию, а ради личности любимого, в откровении которого черпает силу. Любящий понимает цель и функцию в процессе совместного достижения цели, но они не являются для него головными ценностями, что не мешает ему тщательно исполнять функцию ради других ценностей. Поскольку эти (другие) ценности по меньшей мере рядоположены с целью, порождающей функцию, как (тоже) ценностью, то очевидна большая размерность любовного союза в сравнении с функциональной общностью (поскольку кроме цели деятельности осуществляются и другие ценности).
Таким образом, кроме целевого функционального измерения в этой общности наличествует измерение эротическое, в котором существует лицо друга (любимого).
Напротив, чисто функциональное сотрудничество, в видах взаимной пользы или цели, не может и не хочет знать личность как таковую (как самоценную), поскольку «личное» может оказаться дисфункциональным и неполезным, в видах сотрудничества. Таким образом, функционер, в отличие от любящего,  не обладает способностью открывать личное и жить этим откровением. Отсюда ясно, что многообразие его воли меньше по мощности, чем многообразие воли любящего.

Меньшая размерность функциональной общности следует также из того, что измерение любви ортогонально функциональности (и, значит, принадлежит экзистенциальному пространству большей размерности). Об ортогональности же заключаем из того, что всё многообразие переживания любви, в проекции на целевое сотрудничество, выявляется только как «хорошая прилаженность» к партнёру, или совершенная функциональность.
То есть проекция любви не выходит за плоскость функции и не разрывает её фигуру. То есть не позволяет функционеру узнать о существовании любви.
Поэтому мы говорим об измерениях любви и сотрудничества как об ортогональных. И, соответственно - об эротической общности, как об общности большей размерности, чем общность (и существование) функциональные.

Описанный инструмент различения модусов общения и деятельности весьма полезен в плане осознания личностью разности собственных состояний и создания поля экзистенциального выбора: быть деятельным или общающимся. Понятие переживания (экзистенциала) присутствия является ключом, позволяющим трансформироваться из состояния готовности к действию в состояние готовности к диалогу. Для этого довольно вспомнить о существовании равного тебе другого, или ближнего в любой жизненной ситуации, - хотя и нет ближнего в пределах видимости.

Итак, суммируя, различаем экзистенциалы:
а) экзистенциал присутствия;
b) экзистенциал заботы.

Переживание присутствия есть экзистенциальная валентность встречи и любви. Здесь Эрот, как сила индивидуации, уже потенцирует в предположении рядом-бытия партнёра и активируется при встрече.

Переживание заботы есть экзистенциальная валентность достижения цели. Потенцирует здесь деятель, который активируется, как только видит путь к достижению цели и тем самым снятию заботы (через трату её силы, как потенциальной энергии). Другой, партнёр общения выступает здесь как фактор в составе заботы достижения цели. Он обладает своеобразием, которое исследуется, но лишь видовым, как фактор, - мешающий или способствующий. Личность, как уникальность, ценная сама по себе, здесь не открывается, поскольку в этой связи нет Эрота.

КОМПЛЕКСНОСТЬ ВОЛИ

Согласно Философу (Аристотелю) и Фоме Аквинату, воля отличается от влечения (вожделения) тем, что в ней наличествует интеллигенция; то есть, как в предмете воли, так и в акте воли мы находим действующий интеллект, который и ставит цель, и находит пути её достижения. Поэтому воля всегда имеет, по меньшей мере, два измерения (несводима к одному): чувство и разум; и эти измерения ортогональны.
Ведь, с одной стороны, в волю вкладывается сила обычного плотского влечения, с другой - предмет влечения созерцаем умом, и путь овладения этим предметом также указывает ум; так что с собственной интеллигенцией чувства соединяется интеллигенция ума. Ортогональность же этих измерений отображает, что интеллект, хотя и в составе единой души, всё же отделён от чувственной природы. Так что геометрически воля может быть представлена некоторой плоской фигурой (скажем, треугольником), базис которой определяется силой чувственного влечения, а высота - отчётливостью интеллектуального созерцания, так что площадь её (квадратное число) исчисляет общую энергию, или силу воли.

Описанное понятие воли, хотя и полезно, в первом приближении, для различения человеческой воли и животного влечения, для качественного сравнения воль, и для исчисления силы воли, на практике оказывается недостаточным. И недостаточность его становится очевидной, как только мы от рационального рассмотрения обращаемся к откровенному знанию и трансцендентному опыту, согласно которым человек обладает свободной волей. Свободной и от соображений ума, в том числе; от его планов и задач. Последнее возможно только в случае, если воля имеет субстанцию, отделённую и от чувства и от интеллекта. В самом деле, человек демонстрирует волю, столько же иррациональную, сколько противную его естественным склонностям и хотениям, и в то же время космическую, или разумную в высшем смысле. Ясно, что сила этой Воли не принадлежит плоскости интеллектуальной воли.

В самом деле, свобода была бы только иллюзией, если бы свободный поступок подчинялся какой-то логике (будь то логика причинно-следственных связей или какая-либо иная логика представимой целостности). Алогичность означает непознаваемость (равно бытие вне интеллекта, как познающего). Непознаваемость значит тайна. Что же это за тайна?

Тот, кто явил нам свободу в истине, показал и природу тайны, лежащей в основании свободы. Это тайна личности Друга, с которым тебя связывают любовь, верность, доверие и почитание. Тайна личности становится тайной воли, когда в ситуации выбора решение отдаётся Другу. Ясно, что именно сила любви (еts.) энергийно обеспечивает следование сентенции друга; и, значит, обеспечивает свободу.
Таким образом, видим, что субстанция свободной воли лежит в измерении общения, ортогональном плоскости постановки цели и движения к ней. Это тайное измерение воли, проецируясь в плоскость позитивных целей, сообщает вектору воли такое направление и величину, которые не складываются из влечения и интеллектуального «постава», - как если бы у вектора воли имелась мнимая составляющая, не схватываемая чувством и не представляемая умом. Отсюда, в пифагоровой логике числа, мы утверждаем, что свободная воля (то есть истинно человеческая воля), или просто воля, не может быть выражена действительным числом, но только комплексным - состоящим из действительной и мнимой компоненты.

ПРОТИВ ФРЕЙДА И АДЛЕРА

Введённую здесь нами комплексность воли следует отличать от «комплексности» по Фрейду и Адлеру. У них мнимая компонента воли представляет собой бессознательное влечение, которое, - будучи непроявленным и, через это не интегрированным в сознательную цель, - вносит расстройство и искажение в само действие интеллекта, которые и обнаруживаются наблюдателем в поведении лица, как алогичность и странность (несоответствие заявленным намерениям). Хотя неконтролируемый умом вклад бессознательного и описывается Адлером, как «комплексность» воли, мы бы назвали это только видимостью таковой; потому что «мнимая» компонента, а именно, бессознательное, на самом деле является действительной, как натуральное влечение, - и лишь нераспознанной.
Она (эта компонента) просто не учитывается, в силу личных причин, и обладает лишь кажимостью мнимости. В самом деле, бессознательное может быть осознано, как только сознание будет разблокировано относительно прежде нежелательных содержаний. Такое осознание не создаёт нового измерения существования, но лишь расширяет содержание позитивного (рационального) сознания.

ИТОГ

Словом, полезный инструмент, которые мы здесь предлагаем ответственной личности и вдумчивому антропологу, заключается в понятии «комплексности» воли, в которой интеллект и чувственное влечение образуют действительную часть, а общение с другом - мнимую.
Этим усовершенствуется понятие воли, предложенное Аристотелем, - таким образом, что составу воли придаётся   душевная компонента (общение), которая является восприемником Откровения и приносимой ангелом Вести. Тогда как в схоластике требуемое христианским учением усовершенствование понятия воли достигалось лишь через внушаемость интеллекта: подверженность его неким горним влияниям, - что фактически оставляло нас в рамках Анаксагоровой доктрины ума причастного УМУ. Доктрины, лишь нарицаемой «христианством».