Работа начало пути
Работа – это иной раз нечто вроде рыбной ловли в местах, где заведомо не бывает рыбы.
Жюль Ренар.
У моего куратора в институте не было денег на момент нашего выпуска, чтобы оставить меня на кафедре. Он обещал мне "Подожди, поработай немного, потом мне откроют финансирование, я тебя перетащу обратно или сразу в аспирантуру, или хотя бы стажером. Вопрос, останусь ли я на кафедре, оставался открытым до самого распределения. Многие бегали, шустрили, чтобы распределение досталось хорошее, а я, честно говоря, вообще на эту тему не думала. Тем более, что настроение в тот момент у меня было преотвратным. Я была разочарована в жизни, а в частности в политике, которая не несла в страну ничего, кроме развала. Поэтому на процесс распределения я махнула рукой – будь что будет. И распределили меня черте куда. Считалось, что это московское распределение, но работа от моего дома находилась в противоположном конце, да и еще дальше – в области. При самом хорошем раскладе, езды до работы было полтора-два часа. Я даже как-то раз туда съездила. Обратно еле выбралась, долго ждала автобуса, ехала на перекладных. Помню, что очень промерзла. С сомнением думала, а как же я каждый день буду ездить?
К 1989 году, моменту нашего выпуска из института, все стало уже разваливаться – все космические и военные программы из-за недостатка средств захирели. Когда после положенного летнего отдыха я пришла устраиваться на работу, то оказалось, что меня в общем-то никто и не ждет. Тот НИИ, куда я была распределена, прислал сообщение, что не может принять молодых специалистов. Мне сказали, что если я буду сильно упорствовать, то они взять меня обязаны. Но я упорствовать не стала. Ситуация даже обрадовала меня. Ездить каждый день в такую даль мне не очень хотелось. 1989-й – был одним из последних лет, где существовало правило, что любой выпускник должен был ОБЯЗАТЕЛЬНО трудоустроен. Более того, внимательно следили, чтобы молодой специалист отдал свой минимальный долг государству, которое учило его пять лет, и отработал как минимум три года по распределению. Но трудоустраиваться мне было надо в пределах одного министерства, куда изначально направлялись мои документы. Это было, кажется МинОбщеМаш. При таком, скажем никаком названии, занималось оно предприятиями космической и военной отрасли. Одни "ящики". И никто в то время не горел желанием принимать молодежь. Своих бы чем-нибудь занять. Женщина, которая была ответственная за молодых специалистов, приняла активное участие в моей судьбе. Она даже переживала за меня больше, чем я сама. Я почему-то была абсолютно спокойна. Знала бы я, что в тот момент решается вся моя судьба…
И вот она сказала, что в Королеве открывается новая лаборатория, куда набрали одну молодежь, и может быть возьмут еще одну "специалистку". Мы отправили запрос, и пришел ответ "Берем". Честно говоря становится страшновато, как подумаю сейчас, что жизнь моя сложилась бы абсолютно по-другому, если бы пришел отказ.
Притом, к моей радости, оказалось, что в этой вновь созданной лаборатории полно моих знакомых однокурсниц. Да и начальник почти "родной". Сын нашего бывшего ректора, он ушел из института, и решил попробовать себя на почве предпринимательства. В качестве стартовой площадки он организовал себе по знакомству лабораторию, куда и набрал зеленую молодежь - пять девчонок выпускниц МИСиС (включая меня), какого-то парня выпускника Бауманского, и перетащил с собой пару человек из института. Это я уже узнала, когда оформляла документы в отделе кадров. В связи с моими долгими скитаниями, я вышла позже всех. Тем более, что еще и не сразу пустили меня ударно трудиться. Полтора месяца проходила проверка моей личности (стандартная процедура при устройстве на работу в "ящик"). Наконец я вышла на работу 15 Ноября 1989 года. В лабораторию номер 13. Ура!
Первый день работы
Я верю в безупречно точную случайность.
Лец, Станислав Ежи
И тут я нашла свою судьбу. То есть, если честно, это он меня нашел. Дело было так. В городе Королеве за одним забором фактически находятся три предприятия. И территория там огромная. В силу понятных обстоятельств, никто не может толком сказать, где что находится. От административного корпуса до нашего меня еще довели. А потом бросили на произвол судьбы. У меня был местный телефон лаборатории. Найдя автомат, я стала туда названивать. Мне отвечали, что я попадаю не туда. Я была в совершеннейшей растерянности. Я понимала, что административного корпуса сама дорогу не найду. Других координат у меня не было. Единственным выходом было ходить и расспрашивать, не знает ли кто-нибудь лабораторию № 13? Все опрошенные отвечали, что ничего не знают. Дойдя до очередного цеха, я жалобно возобновила свои расспросы. И там добрые люди сказали, что существует два вида местной связи. В обоих четырехзначные номера. Скорее всего, я звонила не по той. Предложили позвонить по другой. Я позвонила, и, о счастье, попала на Ирину – мою сокурсницу. Она спросила "Ты где?" Мне подсказали "Цех номер такой-то". Я услышала на другом конце провода "Игорь, ты знаешь, где это?" Видимо, невидимый Игорь обнадежил Ирину, потому, что она обещала за мной подойти.
Через минут пять на пороге цеха появилась Ирина и молодой человек в коричневым костюме и невыразительными усами. Кто ж знал тогда, что так появится эта моя судьба!
Было бы очень романтично, если бы я могла сказать, что это была любовь с первого взгляда. Но это было бы отступление от истины. На тот момент молчаливо решили остаться друзьями.
Работа. Молодые специалисты.
- Ну, как дела на работе?
- И не спрашивай. Начальник хочет, чтобы мы работали за троих. Хорошо еще, что нас пятеро...
Работа в НИИ "Композит" не оставила в моей памяти особенно отчетливых воспоминаний. Хорошо помню лишь то, что рабочий день начинался в восемь часов утра. К тому времени дисциплина уже расшаталась, и на проходной попускали в любое время, но особенно борзеть не позволялось. Наш шеф достаточно быстро понял, что "ловить" на "Композите" нечего и своим посещением нас не баловал. Поэтому наш рабочий день представлял собой вначале героическое попадание на работу не позже пол-девятого, а затем праздное сидение, питие чая, иногда неспешная работа. Мы пересказали друг другу все анекдоты, которые знали. Шеф нашел для нас некоторые договора. Мне достался договор с Дмитровским заводом, где я, вчерашний студент, фактически должна была подготовить кандидатскую для начальника цеха. Как я понимаю, по своим старым связям шеф пообещал ему за заключение договора, степень. Мужик "повелся" и на мне повис договор на пятьдесят тысяч рублей. На тот момент я не понимала, что от меня хотят. Надо было ни мало ни много написать программу, которая моделирует полностью процесс прокатки алюминиевого листа, а затем в перспективе дописать ее для управления прокатным станом. По договору работа была такая, что впору было писать докторские диссертации. Я была предоставлена самой себе. Делала работу в силу своего понимания. Договор велся, пока шеф нас не покинул. После его увольнения начальник цеха понял, что кандидатской ему не видать, и расторгнул договор. Официально одним из ведущих этот договор назначили Игоря, но дело ограничилось тем, что одни раз мы вместе съездили в Дмитров, и он под этот проект выбил компьютер.
Он и его дружок Сашка принесли это чудо научной мысли в нашу лабораторию на руках. Это был XT, памяти на жестком диске было 40 мегабайт. Ничтожно мало по нынешним временам. Но он был первым персональным компьютером, который я видела. С цветным экраном, что было просто неслыханной роскошью.
Компьютер
Мы все писали на Паскале чего-нибудь и как-нибудь...
Покупка компьютера стала еще одной крупной вехой в моей судьбе. В институте мы работали на одной большой машине. Писали программы на Фортране. Я считалась признанным корифеем программирования. Поэтому, когда появился в нашей лаборатории первый в моей жизни персональный компьютер, я решила, что дело чести разобраться, как он работает, что может.
Компьютер вообще-то не мог быть персональным по определению, так как на нем попеременно работали и игрались все, кому не лень не только из нашей лаборатории, но и из всего отдела.
1989 год. Это был еще мир без компьютеров. Так странно. Сейчас странно вспоминать о том времени, когда свои отчеты мы сдавали печатать на машинке секретарше, и в период завала подкармливали ее шоколадками, чтобы отчет был напечатан побыстрее. Я вспоминаю свой диплом, который был написан от руки. Вся бухгалтерия велась на простынях-оборотках. Все документы всегда печатались заново. Опечатки, описки, зачистки были нормой. Да и все базы данных, статистику хранили на бумаге. Как все это обрабатывали, неизвестно никому. Никто понятия не имел, как это удобно – электронная почта. Никто не слышал про Интернет. Кошмар.
Игорь торжественно принес компьютер в нашу лабораторию. Собрал. Я сразу его полюбила (компьютер). И решила достичь с этим клубком электронной техники полного взаимопонимания. В том компьютере не было даже Windows, только Norton. Управление компьютером через MS Dos – то есть прописыванием команд в командной строке. Вот тут моя твердая решимость понять и быть понятой компьютером натолкнулось на огромное препятствие. Компьютер оказался англоговорящим. Если принять во внимание, что в школе и институте я делала вид, что учила немецкий, то языковый барьер стал реальной преградой для взаимной любви. Поэтому, я приняла следующее глобальноейшее решение в своей жизни – я вдруг решила выучить английский язык. Так был заложен краеугольный камень всей моей последующей карьеры – компьютер и английский язык.
Для начала я составила разговорник общения с компьютером – что он мог бы мне сказать. Затем мне стало интересно, как это должно звучать на самом деле. Потому что мои вопросы типа "Ирина, а что такое "тхен"?", она отвечала на снисходительно "Да не "тхен", а "then". Притом это чертово "then" произносилось с английским прононсом. Это меня, конечно, задевало. Ну почему я ничерта не понимаю? Произношение англичан, а в особенности то, что это так мало кореллируется с написанием, повергло меня в шок, но я решила, что я ничем не хуже других, и способна решить и эту загадку. Я пошла с Ириной на курсы английского. Если первоначально я хотела просто понимать, что пишет мне компьютер, то по мере изучения интересы мои расширялись. Потом я завидовала людям, которые могут просто так строить фразы на чужом языке. Хотя бы простейшие. Потом мне захотелось понимать тексты с листа. Потом мне очень захотелось говорить бегло. А потом… Короче – нет предела совершенству. Тогда же я тысячи раз слушала пластинки, следила по тексту, и пыталась понять, какого черта они так произносят. Запоминала слова. Зубрила грамматику. Все сама.
С компьютером я тоже нашла общий язык. Не сразу, не вдруг, но мы подружились. Для договора мне надо было писать программу. Не помню, кто мне посоветовал, чуть ли не Игорь, что Fortran нынче не в моде, и все уважающие себя программисты пишут, мол, на Паскале. Я купила несколько учебников и задачников по этому языку программирования. С увлечением щелкала их. Мне очень это нравилось, когда я придумаю, напишу, отлажу, а потом все начинает работать. Это такое непередаваемое чувство – это маленькое счастье. Я всегда носила в своей сумке записи по задачкам, языку и прочее.
Как то раз в голову тетечки вахтерши пришла фантазия проверить, что же у меня в сумке. Напомню, предприятие было режимное. И, по распорядку, надо было на каждую вносимую – выносимую бумажку составлять служебную записку с объяснением, что это не секретно и просьбой позволить вынести. Найдя мои записи, написанные моим ужасным почерком, полные блок-схемами и совершенно непонятными значками, бдительная тетечка насторожилась. Видать, не платили им давно премии. Грозно нахмурив брови, раскатистым голосом она вопрошала меня "А это что за записи?" Я честно отвечала ей "Это учебные материалы по языку Паскаль. Учусь я". Тетя, бедная, не знала, как реагировать. В глазах ее стоял жирный вопросительный знак " Немецкий язык знаю, английский знаю, итальянский знаю. А что такое Паскаль – не знаю." Конечно, не знает. Я-то только месяц назад о его существовании узнала. Отпустила меня тетечка.
Я сходила еще на курсы пользователей ЭВМ. Как и английские курсы они были очень поверхностны, но там я в первый раз узнала, что есть такие – электронные таблицы. Я поразилась, как же они могут облегчить все расчеты. Я была в восторге. Сама методом "научного тыка" осваивала все программы. Скоро не осталось никого вокруг, кто бы мог сравниться со мной в обращении с компьютером. И лишь Игорь был для меня непререкаемым авторитетом. Когда мы с ним ходили до проходной, он развлекал меня рассказами о компьютерных игрушках и своих работах на компьютере.
Компьютер стал нашей гордостью и любимцем. Я писала свои программы. Однажды мы заговорили о том, что может компьютер. Я рассказала, что можно рисовать графики с помощью компьютера. Игорь заявил, что на нашем компьютере это невозможно. Как же это невозможно? Я помню, писала в институте часть программы, которая простраивала очаг напряжения для деформирующегося металла. Где сильные напряжения металла – печатались девятки, меньше на 10% - восьмерки, и так далее. Поэтому я с легкостью предложила поспорить. Игорь же в свою очередь был уверен в победе, так как считал, что это можно только с помощью компьютерной графики, который наш компьютер не поддерживал. Поспорили на шампанское. Я сказала, что могу сделать так, что будет показан график, показывающий биоритмы человека. Известно, что график физической активности человека описывает синусоиду кажется за 23 дня. Интеллектуальной вроде бы, за 25, а эмоциональной, за 28. Может быть сейчас я что-то путаю, но тогда это было у меня записано. Я вдохновенно написала эту программу, сделала ее в диалоговом режиме, где запрашивался год рождения человека, месяц и число. Учла все високосные года и даже случай рождения 29 Марта. Потом график выводился или в файл или на печать – за пол-месяца до текущей даты, и пол- месяца позднее. Синусоида физической активности печаталась буквочками "Ф", интеллектуальной – "И", эмоциональной соответственно "Э". Кстати, просто выведение значений в график было одной из самых простых задач. Самое интересное было навести красоту. Игорь посмотрел на мое творение, хмыкнул, и сказал "Никогда бы не подумал, что это возможно сделать таким образом". Короче, шампанское он проспорил. Мы выбрали время, когда наш начальник очередной раз куда-то уехал.
Но в тот день случилось трагическое событие. Наш любимец, наш комп, наш в какой-то мере кормилец вдруг перестал работать. Не говоря худого слова, он просто перестал включаться. Игорь, с присущей ему самоуверенностью взял отвертку и развинтил ящик процессора. Нутро компьютера предстала нашим взорам. Что он собирался чинить? Схемы, процессоры, ящички, проводочки. Игорь и сам решил дальше отверткой не орудовать. Тогда-то я смотрела на него как на человека, который точно знает, что делает. Но теперь, зная его очень хорошо, понимаю, что чинить он в принципе ничего и не собирался. Просто, наверное, было интересно, что там внутри. Вот в таком разобранном виде наш компьютер и стоял, когда мы решили, что Игорю пора расплачиваться за проигранный спор. Как опять-таки выяснилось потом, Игорь шампанское не любил, и никогда его не умел открывать. И правила классического искусства барменов были ему неведомы. Он бодро взял постоявшую день в тепле бутылку шампанского, и без всяких сомнений закрутил до отказа и оторвал проволочный замок (мюзле по-научному). "Бах". Пробка вылетела в потолок. Потоки шампанского пенным фонтаном окатили все и всех вокруг. Мы были все умыты в шампанском. И ладно бы оно было сухое, так нет, я же заявила, что люблю полусладкое. Вот и мы оказались полусладкие. Добрая порция шампанского попала на раскуроченный компьютер. Нам самим внутрь досталось очень и очень мало. Я не смогла в полной мере насладиться плодами своей победы.
Но самая загадочная вещь произошла с компьютером. Мы испуганно протерли его тряпочкой и быстро завинтили обратно. После этого без всякой надежды нажали кнопочку включения – и - О ЧУДО! Он зажужжал и… начал загружаться. Он включился!!! Мы тут же сбросили на дискеты все ценные документы - отчеты, программы, расчеты. Труды, над которыми работали не один месяц, были спасены. Как только мы это сделали, компьютер издал звук, отдаленно напоминающий пьяное "ик", и… отключился. Все попытки его заставить работать вновь, успехом не увенчались. Программист, которому отдали его на починку, сказал, что у нашего друга разгерметизирован винчестер, все данные безвозвратно потеряны. На вопрос, каким образом он мог включиться вновь, компьютерщик безапелляционно ответил, что такого быть не могло. Если уж разгерметизировался, так это фатально. Компьютер с разгерметизированным винчестером, все равно, что человек, у которого голова прострелена навылет три раза. Видимо шампанское ненадолго вдохнуло жизнь в этот изувеченный механизм.
Потом, когда поставили новый винч и опять набили игрушками. Мы с Игорем вдохновенно игрались вечерами. Тогда про нас пошли первые пересуды. А мы просто старались провести варвара до цели. И еще гонялись в машинки.