Лирика и механика.
Огромное количество статей были написаны о родстве музыки и живописи, музыки и кино. В творчестве многих художников это родство становится видимым с сотен разных сторон, с сотнями нюансов. Каждый творец открывает новые грани этой всеобъемлющей обители, несущей человеческие ценности. Это словно океан, из которого черпают вдохновение поэты, музыканты, художники, режиссеры. Общая, единая духовная обитель, неуловимая, которую сложно или даже невозможно "научно" определить, но которая передается языком образов, рождая произведения всевозможных стилей и жанров. Собирая воедино "посылы", передающиеся нам через них, каждый из нас может прочувствовать это огромное единое целое.
С Иваном Семилетовым меня связывают не только долгие годы дружбы, но и на редкость общие взгляды на искусство. Он - художник, я - музыкант, но в творчестве мы говорим о том "едином", каждый на своем языке. Творчеству Ивана я обязан вдохновением, его эстетика огромным образом повлияла на становление моей. Много лет назад, когда я впервые увидел наброски и картины Ивана, я был потрясен живостью и искренностью выражения, глубиной образов и главное - гуманизмом его идей. Визуальные образы его "страдающих механизмов", "живого и человеческого в неживом и механическом", если это можно так определить словами, легли и в основу моей музыки.
Ивану же в свою очередь вдохновением для создания работ служит в том числе и мир музыки. Нам обоим посчастливилось видеть то общее, и творчеством мы оба иллюстрируем пример взаимосвязи мира визуальных образов и мира звуков. Впрочем, о своем видении расскажет он сам.
"картинка"
Это одна из тех работ, что были уничтожены мной в 2004 году.
Называется "Ржавчина". Серия рисунков и акварелей возникла после путешествий на заброшенные заводы. Меня впечатлили огромные забытые станки, ржавые, замёрзшие и разрушающиеся постепенно, они были похожи на животных, огромных и беспомощных.
Я решил тогда написать серию картин на тему страдания, провести параллель с человеком. Работал я года полтора в этом направлении. Собралось две толстых папки карандашных рисунков. Это так захватило меня, что я даже иногда вставал среди ночи и бросался к столу, чтобы срочно зарисовать очередной образ. Это могло быть или лицо, слегка различимое в темноте, или фрагменты механизмов, или обломки самолёта. Главная задача моя заключалась в том, чтобы изобразить эти механизмы как бы одушевлёнными, или скрыто-одушевлёнными, если можно так сказать. Вот, например, когда я рисовал большую плоскость, покрытую ржавчиной, я ощущал её как кожу. Если я изображал черные точки винтов, то я располагал их так, что они принимали другое значение. Например, могли быть глазами или ноздрями. То, что я рисовал, было для меня сокровенным. Это было необходимо, чтобы защитить этот созданный мир и сохранить внутри себя. Единственным человеком, которому я это показывал, был Роман.
Мне иногда кажется, что художнику, если он занимается живописью, лучше показывать свои рисунки музыканту. Тогда может происходить интуитивное общение. Музыка-вещь абстрактная, состоящая из звуков-чувств. И тут получается интересный эффект: Рома в данном случае воспринимал мои работы именно чувственно, как музыку, а не со стороны техники исполнения, которое имеет для меня второстепенное, подчинённое идее значение.
Целый год я рисовал карандашом на бумаге, иногда использовал краску. Я поставил задачу попытаться изобразить образы максимально выразительно. К холстам не приступал специально. Только черное и белое.
Только через года полтора работы с карандашом я решил перенести с бумаги на холст картину "Представление. Посвящается музыке Шенберга."
.................................
"Картинка Представление"
.................................
(Арнольд Шёнберг(1874-1951), австрийский композитор, главный представитель и основатель одного из направлений современной "серьезной" музыки, отличающегося сложностью языка и диссонансностью звучания, - оно известно под названиями "атональной" или "12-тоновой" музыки)
"Представление" я рисовал под музыку этого композитора, причем под "Пеллеаса и Мелисанду"-очень эмоционально-насыщенную и экспрессивную вещь. Но как не странно, Шёнберг имел воздействие на меня совсем не экспрессивным содержанием своей музыки. На меня имели сильное воздействие короткие фрагменты в "Пеллеасе и Мелисанде", не являющиеся тональными. Именно АТОНАЛЬНЫЕ фрагменты вызвали во мне чувство, которое я назвал чувством "прозрачности" . Почему бы не давать названия каждому новому открытому в себе чувству? Я считаю , что самое сильное соответствие с композиционным строем "Представления" имеют атональные или близкие к атональным фрагменты. Такие найденные мной соответствия всегда вызывали у Романа огромный интерес. Как человек, углублённо изучающий каждую ноту крупных музыкальных произведений, он всегда мог показать мне эти фрагменты, указать на них.
Немного позже, собственно сама подача "Механического" в моих рисунках претерпела некоторые изменения. Ржавые фигуры постепенно превратились в стеклянные или каменные, но это тоже неодушевлённое, близко к механическому.
++++++++++++++++++++++..
картинка
++++++++++++++++++++++..
Вот, например, среди тех работ была небольшая серия рисунков, один из которых -
эскиз для картины "Стеклянный танец". Эту серию объединяло общее название "Кристаллизация пустоты. Что остаётся в душе после ухода близких людей?" Это были
рисунки фигурок, состоявших из фрагментов разных предметов. Как будто какая-то неведомая сила составляет фигурки. Чья-то заблудившаяся в этом мире душа играет с нами. Предметы складываются в такой последовательности, что не сложно понять, кем была эта душа при жизни. К этой серии относятся рисунки " Влюблённые", "Арена", "Балерина", "Калеки".
+++++++++++++++++..
"Картинка"
++++++++++++++++++
Трудно высказать словами, насколько мне
интересно находить образы, ставшие родными, в музыке Романа, видеть их превращение и дальнейшее существование, но уже в мире звуков. Продолжит он сам.
Продолжу тему Ивана о "живом механическом" и о том как я вижу это в музыке. Долгое время я задавался вопросом эстетики механического. Что есть механическое? Для меня это нечто удивительно точное, четкое, правильное. В этой правильности несомненно живет красота. Но что если представить субстанцию "живого механического"? "Лирического механического". Обладающего человеческими чувствами, эмоциями. Как нечто, желающее вырваться из ржавых оков. В музыке я использую "живые механические сэмплы". То есть музыкальная фраза сыгранная с человеческим подходом - варьированием темпа, динамики. Но фраза эта механически повторяется. То есть эстетическая красота "живого" объединяется с красотой "точного". Получается такая "говорящая машина". Одним из наиболее удачных фрагментов своего творчества я считаю пьесу "Плачущий механизм". В ней я использую искаженную богатую обертонами "ржавую" тональность. Сэмпл, образующий лирическую фразу с подстёгивающей басовой линией, повторяется несколько раз с математической точностью и словно случайно обретает иное музыкальное развитие.
Жизнь - несомненно великое благо. Я считаю удачным художественным приемом показать неживое, стремящееся к жизни. Это словно векторная направленность. С другой стороны живое, обезличивающееся в механических повторах также представляет для меня эстетический интерес. Какие еще визуальные образы вдохновляют меня при создании музыки?
Меня всегда вдохновляли индустриальные ландшафты. Особенно виды полуразрушенных заводов и фабрик в часы утренней зари, когда луч солнца касается ржавых сооружений. Когда-то на фабрике кипела бурная жизнь, сейчас - это огромный ржавый памятник ушедшему. Маленькая капелька росы стекает по громадной, я бы даже сказал величественной постройке. Вообще, в индустриальном есть нечто величественное. Величественный манифест неодушевленных предметов и механизмов. Маленькие элементы жизни, вплетенные в мир роботов и машин, будь то росток одуванчика, или паутинка создают удивительное противоречие. Живое в массивном неживом. Свою музыку я бы назвал своего рода саундтреком к пейзажу зари на такой заброшенной фабрике. Это лирика в механическом мире, мире ржавчины и шумов.
В своей музыке я пришел к использованию искажения звука. Я считаю важной задачей - передать музыкальный образ с присущим только для него искажением. Где мы слышим музыку? Зачастую из телевизора, радиоприемника. Редко слышим живое исполнение. Принято считать, что именно живое звучание - намного лучше и к этому нужно стремиться. Но что если посмотреть с другой стороны и принять искаженное звучание не за попытку приблизиться к эталону, а за сам эталон? Если допустить эту звуковую "ржавчину" в мир музыки, быть может, она обретет новые грани? Кстати, благодаря интернету эта идея нашла отклик у тысяч зарубежных слушателей, и о ней написали на итальянских и американских интернет-ресурсах.
В индустриальном механическом мире маленькая царапина, или изъян ничтожны. Массивность всего сооружения подавляет мелкие нюансы и огрехи, несмотря на то, что оно по сути из них и состоит и ими характеризуется. То же самое для меня - музыкальное произведение, как само сооружение, и небольшие искажения. Для меня это более реалистично, чтоли.
Видеть прекрасное в том, что не принято считать таковым - это в определенном смысле слова призвание. Показывая это вызывающими сострадание и сопереживание образами мы с Иваном ставим целью заставить зрителя и слушателя задуматься и проникнуть в суть всего механического, автоматического, железного, которым полнится современный мир, зачастую лишенный самого простого человеческого.
Иван Семилетов
Роман Матин