– Дьявол еще силен во мне! – сказал он. – Но будь спокоен: черная стрела
никогда больше не просвистит в воздухе; братство наше распалось.
Те, кого мы не успели убить, мирно кончат свою жизнь в срок, определенный небом.
Роберт Луис Стивенсон. «Черная стрела»
Какою мерой измерить, чтобы все одновременно взять и подвести под общий знаменатель? И что собственно все? Ежели даже это самое «все» взять и определить не так просто, а скорее даже сложно и просто невозможно. В уме вроде как понимаешь, что есть «все» – и события житейские, и новости политические, и восходы-закаты, и жара летняя, и морозы зимние, и человеческие поступки-решения, сомнения, вдохновения, но «аршином общим не измерить» даже державу одну, куда уж тут загадочному «всему»!
А что такое загадочное «все», до момента частичного упорядочивания, сиречь измерения? Хаос в определении разнорелигиозном. Мера хаоса, коли маленько вспомнить, энтропия. Вот и озадачимся для зачина ею. Тем паче слово красивое, греческое, наверное.
Можно много придумать ассоциаций паре упорядоченное-хаос от инь-янь, бог-дьявол, действие-бездействие, жизнь-смерть (а может наоборот?), покой-стресс и так далее и тому подобное и практически до бесконечности, которая тоже, кстати, к хаосу родственные отношения имеет относительного нашего привычного ограниченного картами, заданными маршрутами, тропками, дорогами мирка.
Слово сказанное энтропию наверное увеличивает. А несказанное не увеличивает. Дело сделанное и несделанное и подавно. Хотя ежели поставить цель энтропию уменьшать, то наверное можно направить слова и дела на обратный процесс упорядочивания. Удастся ли добиться большего эффекта от последствий поступка, нежели от самого поступка? Опять же – вопрос пресловутый меры. Как введешь, как обозначишь, какие назначишь коэффициенты. Вообще с коэффициентами шутить не надо, это вещь опасная! Так можно такие поправочных коэффициентов ввести, что суть дела извратится до обратного знака, что сиречь, опять видимо энтропию увеличит, как и всякое ложное, обманчивое, кажущееся, ведь умножение сущностей сущности не умножает как раз, а токмо замутняет картину бытия. Что называется, проще надо быть, проще, и энтропия от тебя потянется.
А варианты расчета, что вот сейчас энтропии сделаем больше, а потом будет всем полное и окончательное благоденствие? Революции всяческие разные. Благими намерениями известно куда дойти можно ведь. А протяженность во времени? Может что нам с энтропией не делать, мера ее есть едина и неизменна, стоит, мол, на условных четырех слонах, что на черепахе покоятся, а раз покоятся, то сколько не бейся, не те что мы, мелкие человечки последних времен, но и титаны прошлого ничего энтропии сделать и не смогут. Задано, подписано и неизменно, все тут.
Но может все-таки оставим возможность свободы воли некоей. И шанс влиять на энтропию, а следовательно на так и непонятое «все»? Хорошо ли это? Имеет смысл ставить целью конкретный вектор в плане сего страшного зверя на его уменьшения в той точки многомерного пространства, где энтропия напрямую зависит от меня, как и от каждого отдельного индивидуума (брать для рассмотрения клинические случаи падения кирпича под действием природных сил выветривания и политические акты под действием еще менее понятных сил не будем)? Или даже само по себе решение влиять на энтропию в заданном направлении имеет тенденцию энтропию увеличивать, как всякое действие изначально в программу незаложенное?
Или в конечном счете взять какой-то там закон Ньютона, сказать, что изменение энтропии внутренней равно изменению ее же внешней, взятому с обратным знаком, значит в сумме все остается той самой волшебно-магической непознаваемой единицей, а отдаем, столько же, сколько и берем, по-другому никак не получится, так что и все сомнения вышеизложенные есть всего лишь тень подтверждения, что не дано никому изменять мир, оставаясь при этом неизменным?