Мартын — Мартынов
Пётр Мартынов был ссыльным поселенцем, а вернее, человеком без особых занятий. Промышлял охотой — утки, гуси летом, а зимой занимался рыбалкой, а также охотой на волков и лис. Но самое основное и любимое занятие — конокрадство. Угонял по десять и более лошадей. Гнал в Купино, Славгород и там по дешёвке сбывал. Покупатели знали, что кони ворованные, но покупали, так как знали, что Мартын коней пригнал издалека и искать их никто не будет.
Чаще всего Мартын приезжал к кому-либо из бакенщиков, останавливался на неделю-другую. Особенно любил приезжать к одиноким мужикам, работающим бакенщиками, или тем, кто семью с собой не брал на бакены. Это давало возможность найти хорошего товарища, с которым можно было неделю другую покутить. Бакенщики тоже Мартына не обижали, никогда не говорили, что Мартын гостит у них на посту. Мартын же при необходимости высматривал, где что можно увести.
У Мартына было два коня, но выезжал он всегда на одном. Второго держал специально для дружков-товарищей по пьянке — кто не поможет своему собутыльнику? А помощника брал только на первый день, чтобы увести коней со стоянки, из конюшни. Дальше Мартын гнал коней сам, а помощник возвращался с конём домой. Если спрашивали: «Где Мартын?» Отвечал: «Ушёл на охоту». Мартына ждали день-два, неделю, но Мартын не возвращался, а когда возвращался, то приезжал на новом коне, которого перед тем покупал в Павлодаре. Мартын не воровал у русских, а всё время грабил казахов, и поэтому находил поддержку среди русского населения в Ермаке и у всех бакенщиков.
Рассказывали случай. Приезжают казахи вечером к паромной переправе, а паром закончил работу до утра. Сварили бешбармак, наелись, напились кумысу и покатом легли спать на десятиметровой кошме. Укрылись тоже кошмами. Подобрался Мартын к дальнему краю кошмы, прорезал ножом дыру, привязал верёвку. Второй конец к седлу коня. Тронул своего коня и тот, как птица, поскакал. Скатились сонные казахи, как поленья, и только видели, как улетела их кошма. Шайтан унёс. Помолились утром на восток, а Мартын продал утром кошму за десять рублей.
Слухи пошли будто бы Виктор Варлаамович с Мартыном, известным вором конокрадом и разбойником, поворовали у кержаков коней, и те грозились отомстить Виктору. Был ли Виктор в этом деле — неизвестно, но слухи ходили, а доказательств или опровержений никаких не было. Коней не нашли, кто брал неизвестно. А слухи, как известно, один раз запущенные, сели тяжёлым грузом на душу Виктора Варлаамовича. И оправдаться невозможно, а с другой стороны и мести от кержаков можно дождаться. Приходит к моему отцу, своему брательнику, горем поделиться, а тот сидит у солнечного окошка и точит самоловы.
— Здоровы были!
— Здравствуй, Виктор!
— Ну что, Иван, самоловиськи сто под сосетровых столи готовись.
— А ты что? Всё под четвероногих точишь самоловы-то.
— Ах, либи твою мать. Где у тебя топор, Ульянушка? Дай, я этому гаду башку отделю от его поганого нутра, — побледнел Виктор Варлаамович.
Видит мать, хватает гость топор и к Ивану. Стала поперёк, растопырила руки в стороны и, негодуя, со злом говорит:
— Давай-давай, Виктор Варлаамович, руби! Сначала меня, а потом и всех детей руби, потому что всё равно они потом подохнут.
Виктор Варламович сел, ударил обушком топора о земляной пол так, что полтопора в землю зарылось.
— Только для тебя, Ульянушка, я в этот раз ему прощаю, не будь тебя — порешил бы я его сейчас. Он мне уже давно вот где сидит, — и жестом руки махнул мимо своего горла. — Уйду я от греха, от своего сродственника, Ульяна. Всё смотрит, всё вынюхивает, за всеми следит. За своей жопой лучше бы следил, чем другим на порушенную невинность указывать.
В сердцах плюнул у порога и как медведь вывалился за двери:
— Сроду я тебе этого не забуду.
***