Иракез и Герка

Анатолий Ходюшин
                Маругая – рыжая масть донских степовых коней.

В середине девяностых я привез Иракеза в Лисино-корпус на соревнования по джигитовке. По пояс обнаженный крепкий парень обливался холодной водой из-под крана рядом с конюшней. Затем вытерся полотенцем, просунул голову в гимнастерку, подпоясался ремнем и встал в полный рост как богатырь. На гимнастерке орден Красной звезды и медаль за отвагу.
Так мы познакомились с Германом Маругиным, в быту просто Геркой. Герка мне сразу приглянулся своим бодрым видом и веселым взглядом. Мы с ним быстро подружились. Звезду он получил за боевые действия в Афгане, в который он попал после учебки. «Нас там здорово гоняли и тренировали до смертоубийства» - рассказывал Герман.
Времечко было непонятное и напряженное. Вся жизнь в Питере встала с ног на голову. Закончился застой, началась перестройка. Воры и бандиты стали магнатами, депутатами и олигархами. Тюрьмы набили мелкими хулиганами и гопниками.а Свято место не пустует. Никто не знал, что будет завтра. И когда глава Псковской губернии взвыл от контрабандистов и позвал казаков из Питера на помощь, мы загрузили 8 коней в грузовик и помчались на  границу за приключениями. И они нас там ждали.
Герка увязался за мной. «Слушай, Петрович, а девки там есть?» «На границе все есть» - успокоил я Германа.

Герка, конечно, пил, но знал меру. Казаку не пить – это аморально. Герка хорошо ездил на коне, был отличным стрелком и драчуном и еще был злой до баб. Бесшабашный ухарь. Из него могло бы получиться то угодно. Ну а вышло что вышло – как всегда. Герка чудил еще в Афганистане. «Я как дам из ДШК, только пыль от кишлака» - смеялся Маругин. Натерпелись маджахеды и маджахедки от казака Герки, наверно, поэтому и вывели войска вместе с ним.
«Нам война мать родна».

«Закончилась одна война, придумаем новую» - смеялся Герка.
Я считал Герку умным парнем, но своим природным умом он пользовался редко. Он жил весело и легко, отчаянно, как бы играючи. Наверно, мы были с ним похожи, поэтому и подружились.
Вот именно таких ребят теперь и не хватает. Родине нужны герои, а рождаются придурки.
Через эстонскую границу Европа пила соки нашего государства. Утекали бензин и цветной металл. И мы с Геркой перекрывали им кислород как умели и как могли.
Вот так и переплелись наши судьбы.
 
Романтика пограничной службы. 30000 гектар соснового леса и в нем граница. Красотища сказочная. Стоило заехать в лес и можно было опьянеть от запаха цветов, ягод,  грибов, черничной зелени. Мимо проносились косули. И часто можно было встретить хозяев леса, лосей, достойно носивших корону ветвистых рогов.
Заезжая в лес мы всегда нарушали устав погран.службы и горланили песни.
Вышла Таня на крылечко, покачнулася слегка.
По колечку вдруг она узнала,
Чья у ворона рука.
То ж рука, рука мово милого,
Знать, убит он на войне.
Он убитый, ляжить не зарытый
В чужой дальней стороне.

Жили мы с Геркой в легенде, а не в реальном мире. Мечтали и жили в своих мечтах. А главное, охраняли покой нашей великой Родины.
Однажды я поддался на уговоры Герки и мы поехали посмотреть брошенный эстонцами хутор. Хутор стоял в 500 метрах на той стороне границы. Герку трясло от любопытства и нетерпения. Там точно есть что –то диковинное. Герка собирал оружие, самовары,  керосиновые лампы и всякую всячину. Пока Герка учинял досмотр хутора и чердака, Иракез отвязался и дунул наметом по грунтовой дороге в сторону городка Вярска. Я забыл сказать Маругину, что Иракез развязывает любые  узлы, открывает засовы , спит 1 час в сутки и имеет богатый внутренний мир.

Я прыгнул на Орла и началась погоня по буржуазной республике, только что вступившей в НАТО. Деваться было некуда. «Дело было вечером, выпить было нечего». Три километра я гнался за Иракезом. Иракез хоть и маленький, терский, но быстро уносил ноги от родимой сторонки. Далась ему эта заграничная чужбинушка. Вряд ли там овес лучше. Мой Орел, сильный и быстрый, достал все-таки на третьем рывке беглеца. Я ухватился вытянутой рукой за болтающийся под гривой повод. «Попался, гад, приедем домой - убью».
Мы были на грани крупных неприятностей.  Я представил, как нас с Иракезом и Орлом показывают по ихнему телевидению. Мол, вот, взяли в плен казака с конями. Затем ноты протеста и торжественная передача, как в фильме «Мертвый сезон», на мосту через реку Пимжа.

Вот спроси его, зачем побежал?
А просто так, бегу и все тут – ответил бы Иракез.
Иракез, как и Герка, был налит здоровьем молодостью и весельем. Оба жеребцевали по полной. Иракезу было 5 лет, Герке – 30. Я на 10 лет старше.
Когда я вернулся обратно одвуконь к Герке на хутор, на ступенях у его ног лежала гора трофеев. Герка весь сиял. С блаженным видом перебирал их в руках «Смотри, Петрович,  любо-дорого». Два охотничьих ружья, мелкашка, немецкий армейский камуфляж, телефон в кожаном чехле и сумка с документами. «Петрович, смотри, как сохранился. Петрович, выбирай, что угодно для души.»  Герка завьючил на Иракеза трофеи и мы шагом двинулись обратно в сторону России.

На обратном пути, проезжая лесом, заметили двух сидевших под деревом эстонских пограничников. Автоматы АКМы висели у них на груди и были накрыты плащ-палатками. Они нас увидели первыми, но виду не подали. Решили «Нехай себе ребята едут, а то как бы чего не вышло. Ну сколько нас, эстонцев, осталось?» Отъехав метров двести, Герка вдруг предложил «Слухай, Петрович, давай их убъем». «Это зачем еще?» «Автоматы заберем, а то сидят в засаде и нас подкарауливают» - сказал он на полном серьезе. Я ответил Герке все, что о нем думаю, в двух резких словах. Он насупился и приумолк. Своей отвагой Герка украсил бы любой спецназ или любой дисбат.

Проезжая через деревню, Герка горланил
Ясаул догадлив был,
Он сумел сон мой разгадать.
Ой, пропадет, он говорил,
Твоя буйна голова.
Затягивал на весь лес Грека. «Не пой эту песню», просил я его.
Белый подворотничек, глянцевые сапоги, рот до ушей и шашка на боку. Девчонки с восхищением смотрели на Греку, как на принца из сказки. На нас по эстонски лаяли собаки, когда Герка подъезжал к магазину за очередной партией зверобоя.

Проезжая мимо дома одной из эстонок, он весело махал ей нагайкой. Линду он называл то Хильдой, то Шильдой. Она обижалась, но не сильно. Ее бабушка смотрела на Герку с нескрываемой неприязнью – когда-то все земли в округе принадлежали ей. Теперь это были Геркины земли. На одном из хуторов Герка откопал бумагу с водяными знаками. Орел, больше похожий на ворону, в когтях держал свастику: «Немецкая администрация выделяет гр.Соолинд Эну земли под сельское хозяйство». Герка возил ее за пазухой в кармане и и чувствовал себя хозяином этих необъятных просторов – леса и полей. Мы жили как при коммунизме. У нас всего было вдоволь. «Чуть за малым дело стало – деньжонок не стало» - пел Герка. Но мы не сильно от этого страдали. При коммунизме деньги вообще хотели отменить.
Несколько раз Герку мне пришлось встряхнуть. Иногда он пропадал и я догадался, что он пьет с эстонскими селянами. «Петрович, ну что такого?» обижался Герка – «Народная дипломатия в действии Чуток гульнули. Ух и крепкая самогонка у них. Просто коктейль Молотова-Рибентроппа». «Имей совесть, дурак. Они у тебя военную тайну выведывают»- сердился я. – «Хочешь выпить – пей на сеновале с Сереженковым». Герка напивался и спал в кормушке у Иракеза. Иракез вытаскивал из-под него сено, а Герка похрапывал и улыбался во сне. Чудный был парень.

На нашем хуторе погранцы установили рацию и мы иногда слушали разговоры морских погранцов. Их застава стояла на острове в Чудском озере. Рядом когда-то Саша Невский гонял Ливонских бандюганов. «Вот бы нырнуть, дно, наверное, усеяно мечами и золотыми монетами. Как же, жди. Столько лет прошло» - размышлял вслух Герка.
Через несколько месяцев нашей с Геркой службы на нашем участке границы все стихло. Перестали возить бензин и цветной металл на ту сторону. Мы ничего не понимали поначалу, но ребята-погранцы, гулеваня на нашем хуторе, проболтались. Они распустили слух, что казаки – ребята лютые, и разговор у них короткий – нарушителей они просто вешают на деревьях вниз головой. Кроме Герки маругина границу стал охранять страх. Так Иракез и на нем Герка с винтовкой на плече и шашкой на боку держали натовскую границу.
Как-то приехав из Питера на нашу казачью заставу, я узнал что главком погранвойск Николаев наградил нас значками «отличник погранслужбы». На столе лежали значки и удостоверения к ним. Так мы с Геркой стали отличниками-пограничниками. Герка перед зеркалом примерял знак отличника пограничной службы. Рядом сияла Красная звезда и «за  отвагу». «Или грудь в крестах, или голова в кустах» - смеялся Маругин.
Эстонцам исторически не повезло. Постоянно мимо их домишек ехали танки то в одну, то в другую сторону. Туда дивизия СС «Мертвая  голова», обратно – безголовые веселые русские парни с песнями под гармошку. И тем, и другим надо было улыбаться, махать платочками. Кроме того, эстонцы постоянно опаздывали. Пока они накапливали оружие и на своих сходах в лесу решали как, когда и против кого они будут вести боевые действия, очередная война заканчивалась. Оставалось только поливать машинным маслом цветы в палисадниках. Под ними были зарыты пулеметы и винтовки.

Когда я спросил у эстонца Юрки, почему он не уезжает на ту сторону. Ведь многие уже уехали.  Он с грустью ответил « Я здесь родился, здесь мой дом». На его глазах слегка выступили слезы и он отвернулся. Колхозы развалились, работы не было. Бывшие ударники соцтруда, трактористы и полеводы, занялись контрабандой. Юрке как-то надо было выживать. Он постоянно переходил границу. Видимо, выполнял чьи-то заказы. В Юркином доме, стоявшем на берегу озера, была большая библиотека. Я как-то зашел посмотреть на книги, но ни одной на русском не увидел.

Командир заставы просил нас поймать Юрку при переходе границы и мы с Германом подошли к этому творчески и серьезно. Как и где он переходил контрольно-следовую, никто не знал. Юрка исчезал и через некоторое время появлялся как ни в чем не бывало. Следов он не оставлял. Отличные ребята-погранцы без дела не сидели и всех постепенно отловили. Один лишь Юрка был не пойман. Мы ломали голову, не по воздуху же он летает. Так оно и оказалось, по воздуху. Эстонец Юрка когда-то учился в техникуме в г.Тарту и там увлекся легкой атлетикой. Специализация – прыжки с шестом. Шестиметровую КСП он преодолевал легко и одним махом. Шест прятал в лесу.
 
Юрка был диковинный и добрый малый. Жил он на хуторе в полном одиночестве. Лет ему было около 40. Родственников у него не было. Юрка имел два паспорта – советский и эстонский.Для нас с Геркой он стал живой местной экзотикой и мы его не трогали. При всем при том Юрка выглядел не блестяще. Мы его снабжали гречкой и тушенкой. Он был хорошим парнем. Это был человек, у которого все в прошлом и мы его жалели. Юрка хорошо знал режим обхода границы. Да и когда погранцы на заставе заводили свой ГАЗ=66 и затем с грохотом мчались по лесным дорогам, вся контрабанда разбегалась. То ли дело бесшумный конь Иракез и Геркина востра шашка.

Я смотрел с зеленого холма на берег, поросший камышом. Ходил по скрипучим деревянным мосткам, с которых мы с Геркой прыгали в озеро. На другом берегу по осоке ходила большая серая цапля. Иногда она останавливалась и в задумчивости  забывала опустить на землю вторую ногу.

Маленькие аккуратные домики, изгороди, большие древние дубы – одним словом, Русская Эстония. Красивая благословенная земля. Мы полюбили ее с Маругиным и хотели на ней остаться.  40 брошенных хуторов манили Герку как магнитом. Он исчезал на Иракезе в лесу.  «Приеду весь в синем бархате. Скоро возвернусь» И точно, приезжал весь навьюченный трофеями и слегка навеселе.
«От тебя опять зверобоем пахнет?» «Ты знаешь, Петрович, казак-пограничник должен быть слегка пьян и гладко выбрит». «Главное, чтобы не наоборот»- просил я его. Отдать должное, он всегда сверкал сапогами, подворотничком и улыбкой. «Дай срок, Петрович, я здесь всех девок стреножу». Иногда нас заливали дожди и Герку кидало в тоску. Он не мог сидеть без дела. «Пропади энтот дождь пропадом. Сидим сиднями как волки и ждем обуха».
Однажды Герка привез из леса патефон и коробку с пластинками и тишина вокруг нашего казачьего хутора  окрасилась песнями Вертинского. «Окончен путь, устала грудь  и сердцу хочется немного отдохнуть». Ласточки сидели на проводах и довольно чирикали. Герка лежал на копне сена и мечтал, уставившись в голубое небо.
 
Герка был тем настоящим казаком, в котором вдруг проросли старые ростки любви к приключениям и беспокойной динамичной жизни.  Все это было в его беспокойном ярком характере. Но все-таки он хотел осесть на земле и подыскивал себе брошенный хутор.  Однажды он притащил меня через лес к брошенному строению в сказочно красивом месте. «Я здесь построю хороший дом посажу  вишневый сад и буду разводить коней». «И детей» - добавил я. «Но для этого нужна красивая Гюльчатай» - засмеялся Герка. Чудной был парень.
«А что станет с нами завтра
Нас на ружьях унесуть, унесуть.
И нам водочки сивушки
И понюхать не дадуть, дадуть,» - отвечало громкое эхо в лесу.
«Не пой эту песню», просил я его.

Через пару лет Герку убили.
«Нет уз святее братства» - говорили в старину казаки. Свою жизнь он в грош не ставил, как, впрочем, и чужую, но душою он был чист как ребенок.
В два места я хотел бы вернуться хоть на денек.  Обратно в армию или обратно на границу, где я , Орел, Иракез и Герка были молоды, беззаботны и счастливы, как дети.
Хороший был парень и настоящий казак. Я часто вспоминаю его проделки и скучаю по этому весельчаку. Прощай, Герка Маругин.