Я поступил на химфак Азербайджанского университета и стал химиком можно сказать случайно. Незадолго до окончания школы мой отец агитировал меня поступить в Академию бронетанковых войск, потому что хорошо знал начальника Академии, под непосредственным началом которого воевал. Какое-то время я даже намылился поступать в эту самую Академию, но потом решил поступать в Институт стали и сплавов в Москве. Вообще-то меня до сих пор порой хохот душит, когда я представляю себя в роли командира танка: ненавижу командовать и абсолютно не переношу, когда мною командуют. Легко могу съездить командиру по роже.
Ближе к окончанию школы Институт стали и сплавов приказал долго жить в моих планах и моё внимание привлёк филфак бакинского университета. В те времена я сочинял стихи, которые мне самому очень нравились, и вообще увлекался поэзией. Хотя я - человек сильно увлекающийся, но на пятиминутках трезвости я всё яснее стал понимать, что на подсознательном уровне просто-напросто копировал своих любимых поэтов. В одном из моих стихотворений я явно разглядел "Ассирийскую надпись" Валерия Брюсова (Я вождь земных царей и царь, Ассаргадон...), а в другом - "Контрабандистов" Эдуарда Багрицкого (Три пограничника, шестеро глаз - шестеро глаз да моторный баркас). После этого открытия я в категорической форме запретил себе заниматься стихосложением и похоронил идею поступления на филфак.
К этому времени мой папа стал уговаривать меня поступать именно в бакинский университет, поскольку его хороший знакомый работал там начальником первого отдела и в случае чего мог оказать содействие при поступлении. Вообще-то уезжать в другой город на учёбу мне очень не хотелось: родители, друзья, подруги, любимый город...), поэтому оставалось только выбрать факультет. В итоге я остановился на химфаке, поскольку фактически занимался химией с семи лет.
В первый и последний раз в жизни я получил по уху от папы за то, что прожёг кислотой толстую чугунную раковину на кухне. Бабушка моя не могла никак понять, почему некоторые из её домашних растений вдруг ни с того, ни с сего приказали долго жить, а другие начинали цвести в неположенное им время. Это я проводил эксперименты, добавляя в горшки с цветами различные вещества, приобретаемые мною в магазине химических реактивов. Этот магазин находился на улице Корганова ближе к бульвару. Я там был почётным покупателем. Бабушка никогда не отказывала мне в денежном воспомоществовании, и я все свои деньги тратил на химреактивы.
Времена тогда были удивительно интересными. Басаев ещё не родился. Бин Ладен только учился ходить, поэтому я, будучи в возрасте 7-9 лет, спокойно мог покупать охотничьи патроны, из которых добывал порох, в охотничьем магазине, а в магазине химреактивов однажды приобрёл полуторалитровую банку порошкового металлического магния, который мы с товарищем подожгли рядом отделением милиции. Впечатление от этого события наверняка стало центральным пунктом жизненных воспоминаний сотрудников этого отделения милиции, особенно в том месте, когда, очнувшись после шока, служивые приблизились к горке остывшего магния и один из них пнул эту горку сапогом. Нестерпимо яркий свет вспыхнувший при этом был виден из далёких галактик, а пнувший магний получил при этом двубортную грыжу от страха.
Короче говоря, я выбрал химфак. Но при этом я прекрасно осознавал, что с моей манерой сдавать экзамены на халяву, не открывая учебника, у меня ничего здесь не получится. Нужно было сдать шесть вступительных экзаменов, а конкурс был огромный. Я - человек принципиальный, но практичный. С рождения придерживаюсь принципа не обманывать, но можно ведь обмануть, не обманывая. И я придумал метод ускоренной подготовки к экзаменам, предполагающий, правда, обладание некоторым талантом. Суть моего изобретения заключалась в том, что я на высшем академическом уровне изучаю какой-то общий вопрос данной дисциплины. Мастерство же состояло в том, чтобы любым возможным способом, используя любые возможные ассоциации, стартуя с любого выпавшего по жребию вопроса, приблизиться к заранее поготовленной теме и начать безостановочно рассказывать такое, чтобы у экзаменаторов отпала челюсть, чтобы они почувствовали себя сопливыми неофитам перед юным юношей, который стоит перед ними и рассказывает им такое, о чём они никогда не слышали за весь срок своей профессиональной трудовой деятельности.
Темой для задуривания экзаменаторов по химии я выбрал историю классификацию химических элементов, к которой при умении можно было выйти с любого вопроса экзаменационного билета. Я начал с учебника химии для химических институтов. Увлекшись темой, просидел пару дней в публичной библиотеке и понял, что вполне готов к труду и обороне. Сам Дмитрий Иванович Менделеев рыдал бы у меня на груди, доведись ему услышать то, что я рассказывал на экзамене, очень быстро перешёл к коронной, заранее подготовленной мною теме, от вопроса, не имеющего ни малейшего отношения к этой теме. Я ушёл с экзамена с оценкой "отлично", но не это меня поразило в результатах применения разработанной мною технологии: вместо ответа по трём выпавшим по билету вопросам, меня ограничили только одним. Размякшие перед лицом молодого гения экзаменаторы понимали, что если я и следующий вопрос начну прорабатывать с таким же бесподобным тщанием, то им станет нестерпимо стыдно друг перед другом за бесцельно прожитые жизни. Таким образом, на первом же экзамене я убедился, что мой номер под куполом цирка работает прекрасно.
Письменного экзамена по литературе я боялся. Вообще-то я писал всегда грамотно, хотя ни одного грамматического правила никогда не мог запомнить. Но принятые в те времена методы "раскрытия образов" я ненавидел от всей души и рекомендованные для изучения литературные произведения никогда не читал полностью. Только фрагментами, чтобы не получить двойку. Но я слышал, что на экзаменах бывают свободные темы и подготовил сочинение на тему "Значение химии для народного хозяйства". И не ошибся. Поскольку я получил за сочинение под таким названием "отлично", то не просил мне показать мою рукопись с оценкой экзаменатора. Я не сомневался, что получил бы несколько страничек написанного мною текста с большим числом разводов от слёз багодарности, пролитых экзаменатором над этим блестящим технико-литературным произведением.
Но самым трудным для меня экзаменом был экзамен по немецкому языку. Немецкий мне нравился, но я его не учил. Вообще-то мог мозг настоятельно против любых видов заучивания. Ну не умею я учить иностранные языки! У меня очень подвижное сидение и его невозможно усадить неподвижно на стуле. Но дело было даже не в том, что в немецком я был полным дундуком. В толпе поступающих обсуждались слухи о том, что завкафедрой иностранных языков университета А., принимавший экзамен, строг до лютости, что получить у него пятёрку невозможно, даже если в вашей семье говорят исключительно по-немецки.
Этого человека по фамилии А. - высокого роста со строгим, я бы даже сказал, злым взглядом - боялся весь университет. Уже будучи студентом, я слышал историю о том, как сразу же после советизации Азербайджана группу молодых азербайджанцев отправили в Германию на учёбу с целью подготовки национальных кадров преподавателей. В числе этой группы был и А.. Говорят, что А. был сексотом и многие из этой группы поплатились из-за того, что не разглядели в нём добровольного старателя. Говорят, что именно своему таланту доносителя А. был обязан авторитету и положению в университете.
На третьем курсе мне до того опротивело учиться, что я попросил одного из преподавателей дать мне возможность "похимичить" в свободное от занятий время. Моя просьба был удовлетворена, я получил постоянное место в химической лаборатории и начал изучать дегидратацию этанола с помощью бентонитовых глин Азербайджана. Заодно я стал синтезировать органические вещества с очень красивыми формулами. В те времена у химиков была Библия в виде многотомного справочника по органической химии Бельштайна. Тонны Бельштайна вывозились из Германии по репарации. Несколько комплектов Бельштайна попало и в Азербайджан. В университетской библиотеке наличествовал всего один том Бельштайна, но, как мне удалось выведать у одной из работниц библиотеки, на складе в подвале уже много лет хранилась большая гора Бельштайнов. Будучи полностью обалдевшим от такой информации, я стал допытываться, как мог случиться такой бред собачий. Наконец, библиотекарша под большим секретом мне рассказала, что запретил выставлять все тома Бельштайна завкафедрой иностранных языков А.. Он сказал, что в этих толстых томах (каждый из которых был толщиной с ладонь взрослого человека) могут быть фашистские лозунги, поэтому он санкционировал выдавать лишь один том, который просмотрел, убедившись в том, что фашистских лозунгов в нём нет. На просмотр остальных томов в течение многих лет он не мог никак найти время, поэтому выдачу их не мог себе позволить санкционировать. Для нехимиков поясняю, что это всё равно, что запретить выдачу книг Толстого, Достоевского, Пушкина и др. из-за отсутствия возможности проверить нет ли в этих произведениях восхваления царизма.
Но я возвращаюсь к предстоящему экзамену по иностранному языку. Мне было бы горько и обидно быть отчисленным после такого успешного начала и я стал усиленно думать. В итоге я выучил наизусть восемь строчек стихотворения Генриха Гейне "Ein Fichtenbaum steht einsam Im hohen Norden auf kahler H;h'..." Это стихотворение в переводе М.Ю.Лермонтова "На севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна..." я знал раньше. Моей задачей было научиться так быстро декламировать стихотворение Гейне, чтобы у преподавателя создалось впечатление, что я не только говорю, но и думаю исключительно по-немецки.
Таким очень легко экипированным я предстал перед А. на экзамене. Не буду врать-придумывать. Я не помню какое из встреченных мною в первом вопросе билета слов содержалось в зазубренном мною стихотворении. Но как только я это слово встретил и понял, что мне - дураку - повезло, я стал в позу, как Пушкин на выпускном экзамене в лицее стоял перед Державиным, и с выражением продекламировал все 8 строчек, правда, не своего, как Александр Сергеевич, а гейновского стихотворения. Перед мелодекламацией я, гляда в неудоуменную физиономию А., сказал, что это слово встречается, например, в таких сочетаниях. По мере моей декламации свирепое лицо А. расплывалось в счастливой улыбке. Его широкие усы ленточкой нервно подергивались, а глаза приобретали лучистость домашнего-предомашнего дедушки. Я получил "олично". Также, как на экзамене по химии, у А. отпало всякое желание переходить к другим вопросам. Когда я уходил с экзамена, то от затылка до задницы ощущал тепло, излучаемое экзаменатором в моём направлении.
Этот экзамен А. не мог забыть все четыре года моего изучения немецкого языка по его руководством. Я был исключительно тупым учеником, но по выражению лица А. было видно, что он понимает: я не хочу из присущей мне скромности демонстрировать свои таланты. Стихотворение Генриха Гейне я помню наизусть до сих пор:
Ein Fichtenbaum steht einsam
Im hohen Norden auf kahler H;h'.
Ihn schl;fert, mit weisser Decke
Umh;llen ihn Eis und Schnee.
Er tr;umt von eine Palme,
Die, fern im Morgenland,
Einsam und schweigend trauert
Auf brennender Felsenwand.