Жизнь древнего человека была наполнена трудностями, испытаниями и лишениями. Болезни,дикие звери, неустроенность быта, чужеземные завоеватели и природные стихии превращали ее в безконечную цепь борьбы.Поэтому, в целях самозащиты и выживания и появились различные племенные и родственные человеческие сообщества.Каково же было одинокому лесному охотнику, живущему в глубине мрачного леса отшельнику, всему забытому и отвергнутому?Об этом - повесть, вошедшая в состав книги "КОНАНГ И ЗОЛОТО СКИФОВ".
ПОВЕСТЬ.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. РОДОВАН.
Родован проснулся от холода, кривясь от боли в голове стал шарить ногами по полу, стараясь найти старые истоптаные сапоги, подшитые на зиму собачьим мехом. Очаг давно потух, и теперь он был таким же холодным, как и ледяной воздух в хижине. Наконец, сапоги были найдены, и Родован поймал себя на том, что ненавидит их. Ненавидит за то, что прохудились и совсем не греют ног, при этом высыхая, принимают жуткую форму и пока растопчутся, он, Родован, страшно намучается.
Старые половицы заскрипели под его ногами, когда он подошел к дубовому столу, и в темноте пошарил по нему ладонью. Где то здесь должен быть бочонок с вином, которое, вроде бы, оставалось после вчерашнего прикладывания. Родован вспомнил, что бочонок пуст и опустился на табурет, подперев кулаком подбородок. Задумался о своей жизни, прожить которую хотел красиво и богато.
Когда ему исполнилось двадцать лет, он женился, взяв в жены некрасивую, но послушную скифянку, за которую много меда и мехов отвез тогда в степи. Погостил неделю у кочевников, и увез ее в свои леса. Он всегда помнил себя в лесу и любил лес, и надеялся что жена его, Тизия, дочь открытых просторов, свыкнется с отшельническим образом жизни мужа.
Как много они мечтали! Как весело и замечательно было сначала: вместе ходили за грибами и на рыбалку, вместе ремонтировали старое отцовское жилище. Как он был счастлив, возвращаясь с охоты, когда думал о том, что вот он распахнет дверь дома и учует запах жареной оленины, ощутит тепло очага и увидит любящие глаза жены.
Был май, все цвело и благоухало, и Тизия, обнимая его и целуя, сообщила, что чувствует как в ее утробе бьется ребенок! Родован подхватил жену на руки и кружил от радости до тех пор, пока не устал. Когда пришло время родов, жена послала его за повитухами в ближайший поселок трибаллов. Он схватив лук и десяток стрел, умчался, пообещав скоро вернуться. Но трибалльские бабы наотрез отказались идти в такую даль пешком, и Родовану пришлось заложит свою новую, меховую куртку, чтобы взять старую лошадь напрокат. Он вел коня за узду, а повитухи сидели на лошадином крупе и когда они наконец приехали, было поздно: Тизия была без сознания, а новорожденный мальчик мертв.
Этот удар был силен для Родована, он сделал самого себя виновником трагедии, и очень замкнулся в себе. Но время лечит раны, Тизия вновь родила ему ребенка, на этот раз дочь. Конечно, он мечтал о сыне, но дочь тоже любил и лелеял ее мягко и нежно.
То был страшный год. Свирепая зима загнала зверей в норы и укрытия, белка и соболь ушли из окресных лесов в поисках пищи. Многоснежье заставило копытных перебраться на другую сторону Дуная. И Родован, спасая семью от голода, уходил в лес, подолгу пропадая там, и нечасто что мог принести на ужин. Он замерзал до полусмерти, проваливался под лед. Доведенный до отчаяния, Родован напал на медведя, залегшего в спячку. И едва унес ноги. Он не сумел убить зверя, и тем
самым обрек себя на возможность быть съеденным, ведь тот медведь уже не мог залечь в спячку повторно. Теперь он бродил по лесу, в поисках съестного.
Как – то Родован, вернувшись с охоты, увидел следы медвежьих лап у своей хижины, и обнаружил жену и дочь дрожащими от страха в дальнем углу хижины. На следующую ночь шатун опять пришел, сопя и принюхиваясь, он бродил около дома. Родован понял, что шатун не даст ему спокойно жить. Мысль о том, что врага необходимо каким-либо образом уничтожить, заняла его воображение.
Однажды, когда Родован с острогой пробирался по заснеженным берегам речки Верховки, он услышал шум за спиной. Обернувшись, охотник увидел бурую спину медведя, мелькнувшую за заснеженным кустом, но не подал виду и краем глаза следил как медведь, медленно переставляя лапы, прдкрадывается к нему. В момент, когда зверь подкрался на растояние прыжка, Родован закричал и побежал по скованному льдом руслу речки. Время от времени, оглядываясь, он видел, как злой и голодный медведь, не желая упустить жертву, разбрызгиая фонтаны снега из - под лап, мчался, сокращая расстояние.
Когда они достигли места, где лед был особенно тонок, (здесь Родован часто бил рыбу острогой), Родован, рискуя провалиться, побежал по засыпанной снегом кромке полыньи, описывая полукруг. Зверь, сокращая расстояние, бросился по короткой дороге на перерез, и вдруг лед треснул, и шатун оказался в воде. Сильное течение несло зверя под лед, и когда медведь, зацепившись когтями за край льдины, пытался выбраться, Родован запустил острогу в медвежью лапу.
Шатун, взревев, исчез вместе с острогой подо льдом.
В тот день охотник поймал в силки глухаря, и вечером отпраздновал с семьей победу над врагом.
На следующий день резко потеплело и скрипучий снег превратился в липкую серую массу, затрудняющую передвижение на лыжах. Родован и Тизия, очищали свое дворище от снега, а маленькая Каней, их дочь, мирно спала в доме в плетеной люльке, подвешенной к потолку. Перед этим Родован расстопил в доме очаг, и сейчас представлял, как сладко сопит его малышка. Родован вонзил деревянную лопату в сугроб, и вдруг маленькая еловая веточка упала к его ногам. Он поднял голову, надеясь увидеть белку, но вместо нее увидел черный силуэт большой птицы, тяжело поднявшейся на больших крыльях, и когда ветер донес до его слуха тревожный крик ворона, насторожился. Кругом стояла мертвая тишина, и жуткая тревога закралась в его душу. Предчувствуя неладное, он бросил работу, и в беспорядке мыслей стал бродить взглядом по двору. Его взор упал на дымоход дома, и, ощущая ужас, он увидел что из печной трубы не идет дым. Родован подскочил к двери хижины, потянул за железное кольцо, открыл ее, и в нос ударил удушливый запах угарного газа. Он закашлялся.
Тизия дико закричав, прикрыла лицо воротом мехового плушубка, исчезла в сизом тумане, заполнившем дом Родована. Родован побежал за ней, и увидел пламя очага, пробивающееся сквозь пелену дыма. Он бросился к раскачивающейся люльке, но та была уже пуста. На исходе дыхания он вырвался на открытый воздух, и увидел жену, склонившуюся над безжизненным тельцем дочери. Горько рыдала мать, а отец стоял рядом бессильно опустив руки и ощущая странную пустоту в груди.
Долго они плакали и горевали, но жизнь всегда берет свое, и они вновь любили друг друга, произнося клятвы в заботе о своих будущих детях. Но странно, что-то не давало Родовану жить как прежде, и его не обуяла радость, когда Тизия в третий раз сообщила, что ждет ребенка. Напротив, он был уверен, что и этого ребенка ему не видать, и даже что-то более страшное угнетало его. Вскоре это ЧТО-ТО открылось ему самым жутким образом.
Они переходили небольшой скалистый перевал, за которым лежала туша добытого им лося. Балансируя на узкой террасе , цепко держась пальцами за выс тупающие шероховатости каменных глыб. Высота этих скал была небольшой, но и ее было достаточно для смертельного исхода в случае падения. Опасаясь за жену, Родован подал ей руку. Тизия немного отстранилась от скалы, и, пытаясь взяться за руку мужа, сделала шаг, и вдруг, как в кошмарном сне, медленно но неуклонно, стала терять опору, наклоняясь в сторону пропасти. Родован никогда не сможет забыть ее глаза в тот момент, ее мольбу о спасении, муку бессилия в предчувствии смерти. Он пытался ухватить ее, но было поздно – Тизия полетела в пропасть, и удар о камни прекратил ее жалобный крик.
Все было потеряно и Родован медленно умирал, заглушая горе пьянством и сумасшествием. Он мог часми сидеть в стылой хижине, не замечая жуткого холода. Его собаки одичали, лошадь, истощенная голодом была загрызена волками, силки и ловушки вышли из строя, хижина обветшала, а одежда прохудилась. Одиночество и отчаяние сделали свое черное дело, наполнили его злостью и ненавистью ко всему, что его окружало. Когда он приносил в поселок трибаллов меха из своего старого, скудного запаса, и менял их на вино, люди шарахались от него как от прокаженного.
Теперь он сидел на табурете в своей хижине, и когда холод стал его допекать, вскочил и заметался по комнате, натыкаясь на разные предметы. Родован открыл дверь и выглянул наружу: вечерние сумерки погрузили лес в серую мглу, слабый ветерок раскачивал ветви елей. Привычное безмолвие леса, ничем не нарушаемое, царило вокруг. Родован прислушался, но не было ничего что могло бы возбудить его подозрения. Выдернув из елового ствола топор, он отправился за топливом для очага.
Темнота опускалась все ниже, и в пасмурной мгле деревья и кустарники казались отшельнику какими то фантастическими животными, готовыми запустить в него когти. Родован рубил их топором, и смастерив вязанку хвороста, забросил себе на спину. Вдыхая сырой ветер, он возвращался домой, мечтая согреться теплом огня. Об ужине он и не мечтал, думал, будет жив, завтра пойдет на охоту. Родован стал вспоминать былые, удачные охоты, и в этот момент что-то высокое отделилось от дерева. Охотник остановился, протер глаза. Все было спокойно, и он продолжал свой путь. Когда в темноте показался родной дом, он почувствовал присутствие рядом кого-то посторонннего. В нем жили инстикты первобытного человека, обостренными чувствами обреченного на одиночество, он ощущал, как кто-то смотрит ему во след.
Родован сжался в комок, и резко повернул голову: таинственный лес окружал его еле уловимыми звуками и непроглядной тьмой. Но где-то в этом мраке пряталось нечто более мрачное, и оно шло за ним по следу.
Мурашки покрыли спину лесника, он трусцой побежал к спасительному жилищу. Вскоре он высек огонь и стал раздувать пламя, подкладывая еловые веточки в ненасытный желудок очага. Огонь разгорелся, в ход пошли толстые поленья, и жара сменила стылый холод в хижине Родована. Мужчина повернулся к огню спиной, и, млея от удовольствия, закрыл глаза. Несколько раз ему показалось, что там, за стеной, скрипнул снег, но Родован прогнал свой страх.
Готовясь лечь спать, он принялся собирать шкуры с теплым мехом, как вдруг замер, и лицо его, в бликах огня, казалось самим воплощением чуткости и настороженности.
- «Хруп-хруп» - проскрипел снег под чьими-то ногами, и Родован от волнения выпустил шкуры на пол. Ему стало страшно,он начал лихорадочно вслух соображать:
- Куда же я дел свой боевой топор?
Он было шагнул к столу, на котором лежал большой тесак, да так и замер на полушаге. Что-то царапалось в двери. Родован посерел от страха, и схватившись за амулет на шее, стал бормотать молитвы.
Царапанье продолжалось, мерное и настойчивое, оно заставило мужчину похолодеть от страха. Наконец он осмелел, решив чтоэто хорек, или куница. Тогда людской голос заставит его убежать.
- Эй, кто там? – Проговорил лесник, замечая, что голос его слаб и глух. Он прокашлялся и громко крикнул. – Какого черта?
Царапанье прекратилось, и Родовану, с напряженным лицом стоящему посреди комнаты, послышалось, что там, за дверью, кто-то ехидно рассмеялся. И он услышал, ясно и отчетливо:
-Хи-Хи!
Этот смех заставил его сердце колотиться пуще обычного. Страх, доселе неведомый, отличающийся от боязни испытываемой ранее, поселился в его душу.
Отшельник окаменел, смотря перед собою бездумными глазами. Ему показалось что он видит как блестят чьи-то глаза в щелях между дверных досок. Долго так продолжаться не могло. Родован робко сделал шаг к очагу, где стояла его медвежья рогатина Шаг, еще шаг, и одним прыжком он оказался у очага, схватил оружие и с яростным криком нанес удар острием своему страху за спиной.
Найдя, что с таким оружием в руках, он чувствует себя гораздо спокойнее, Родован уже было собрался спать, как к своему ужасу вспомнил, чтозабыл закрыть дверной засов. Он мигом бросился к двери, ожидая самого страшного явления, дрожащими руками потянул задвижку. Для надежности он подпер дверь дубовым брусом, и только тогда лег на лежанку, укутавшись шкурами и положив рядом с собой рогатину.
Пламя огня бросало блики на внутреннее убранство дома, порождая дрожащие фигуры и зловещие тени, и отражалось в глазах человека, калачиком свернувшегося под горой звериных шкур.Родован был чуток, и всем своим естеством ощущал нечто, бродившее вокруг дома. Он слышал лкгкое поскрипывание снега, и даже свистящее дыхание.
Лесник по слуху определил: существо передвигается на двух конечностях, но его инстинкты и утонченные чувства отшельника твердили свое – за бревенчатыми стенами бродит не человек, а что-то темное, несущее в себе сгусток злобы.
Хижина Родована была крепка – венцы ее были сложены из дубовых стволов, буковая дверь была массивна и прочна, засовы и запоры из мореного вяза, усиленные железными пластинами. Многие поколения его предков жили в этом доме, переносили радости и тяготы лесного бытия, и добрая постройка исправно служила людям. В разе необходимости, требовалось провести небольшой ремонт, и вновь старый дом готов был приютить и согреть уставших за день людей.
После смерти Тизии Родован забросил ремонт, и его старое жилище стало светиться трещинами, скрипеть дверью, было наполнено пылью и грязью, и солнечный свет уже не проникал через запыленные, решетчастые окна. Нужно было законопатить мхом трещины, засмолить крышу, перестелить пол, почистить дымоход, и сделать многое другое, но Родовану теперь было все равно где и как жить, ибо не было в его жизни счастья.
Медленно, как мельничные жернова кружились в его голове мысли, и стали одна за другой пропадать, и когда появилась пустота, Родован уснул.
Проснувшись рано утром, за исключением тех дней, когда он пьянствовал не просыхая и спал дни и ночи, Родован поразился тишине на улице, и догадался, что с наружи идет снег. В памяти всплыли события вчерашнего вечера, но с тем, как таяли передрассветные сумерки, таял и его страх. Вскоре он совсем успокоился, приписав пьянству кошмарные подозрения вчерашего вечера. В правду, он и раньше видел зеленых, волосатых чертиков, прыгающх по потолку, и предметы сами собой перемещались перед ним.
Родован зевнул и поискал чего-нибудь съестного. Вспомнив о том, что вот уже вторые сутки крошки во рту не было, он решил пойти на охоту. Отыскал лук и колчан со стрелами, уселся на полу, натягивая тетиву. Взгляд его упал на отшлифованный собственными руками держак топора, он решил, что в охоте топор ему не нужен.
Родован открыл дверь и вдохнул морозный воздух. Захватив пригоршню снега, он стал растирать им обрюзгшее лицо, затем направился к паре снегоступов, висевших на стене дома. После вчерашней оттепели сногоступы размякли, и их нужно было немного подтянуть. Он хотел было присесть, чтобы занятся починкой, как заметил цепочку следов, выходящих из-за угла дома. Родован вскочил и пошел по следу, описав круг вокруг хижины. Падающий снег заваливал следы на глазах, от них оставались только углубления, по которым, к сожалению, ничего определить было нельзя.
Прищурившись, он разглядывал стены хижины, и в тех местах, где неведомое двуногое существо, очевидно, долго топталось на одном месте, обнаружил царапины, оставленные когтями или зубами. После песплодных попыток забраться внутрь дома, существо ушло в лес. Цепочка следов терялась в заваленных снегом буреломах.
Родован вздрогнул, ощутив вчерашний страх.
- Значит, это «что-то» вчера все-таки приходило. – прошептал он себе под нос.
Делать было нечего – нужно было хоть что-нибудь добыть на ужин, и, пообещав себе быть осторожным, Родован заковылял в снегоступах на ногах, лавируя между толстенными стволами деревьев первобытного леса.
Сколько себя помнил, он охотился, и тот чудесный день, когда в первые добыл зверя, затерялся в череде удачных и неудачных охот. Вероятно, это было в детстве, или немного позже. Во всяком случае, охота была для него средством пропитания, но не развлечением. Он не понимал, как люди могут заниматься войнами, и другими подобными занятиями. За свою тридцатилетнюю жизнь он истоптал множество охотничьих троп, добыл много зверя, накопил массу знаний в области охоты. И теперь, когда он мягко ступал на снегоступах по рыхлому снегу, его глаза, зоркие и быстрые, привычно замечали малейшее движение, читали хитросплетения звериных следов.
Тишину нарушил тонкий треск задетого кем-то сучка, и на поляну величественно вышел большой олень, носящий рога на семь отростков. Замерев, он чутко принюхивался к воздуху, оглядываясь по сторонам. Животное не заметило окаменевшего человека, поэтому стало взрыхливать копытами снег, добираясь до прошлогодней травы.
Очень медленно охотник достал из колчана стрелу с медным наконечником, наложил ее на тугую тетиву лука, и прицелился. Когда его пальцы, напряженно сдерживающие тетиву, готовы были разжаться, олень вдруг вознесся вверх, и с головокружительной быстротой исчез среди деревьев, сокрушая сушняк рогами.
Родован раздосадовано снял стрелу с тетивы, и побрел дальше. Конечно, много мяса рн мог бы сейчас добыть, будь он побыстрее, и спусти тетиву секундой раньше. Ну да ладно, может ему повезет, и он свалит другого оленя, или даже зверя побольше – лося.
Проходя мимо пихты, покрытой лишайниками и бородами мха, он заметил прежнюю цепочку следов, присыпанных снегом, и, отвлеченный от переживаний азартом охоты, погрустнел, узнав в них отпечатки ног таинственного зверя, внушающего страх. Он прикоснулся пальцами к дереву и почувствовал следы звериных когтей на пихтовом стволе. Пошарив рукой в снегу у комля, Родован обнаружил, что вчерашний снег окрашен мочой того существа. Тут же он нашел и кусочки пихтовой коры, содраной когтями. Щепки были крупными и тяжелыми, царапины глубокими. Это наводило на мысль об исполинской силе животного.
Родован стал осторожнее оглядываться вокруг себя и выбираться из густых зарослей. Он был смелым человеком, но сейчас что-то пременилось в нем, вновь чуство страха заползло в душу.
Спускаясь по льду промерзшего до самого дна ручья, лесник удалялся все дальше от своего жилища. Шаря взглядом по верхушкам деревьев, он заметил темное пятно, расположенное на массивной, изогнутой ветви, усеянной пучками коротких иголок. Так обычно выглядят «ведьмины метлы» - один из видов нездоровых отклонений в развитии хвойных деревьев. Присмотревшись, Родован улыбнулся – это был большой, черный глухарь, забравшийся на дерево, полакомиться сосновой хвоей.
Охотник выбрал подходящую позицию и пустил стрелу: послышался шлепок, и обгоняя несколько, выбитых стрелой легких перышек, птица упала в снежный сугроб.
Лесник запустил руку в снег, ощущая, как трепещет глухарь, схватил того за перья. Ловко перехватив его другой рукой, Родован мигом свернул птице шею.
- Цок-цок-цок! – Долетело сверху, и Родован обрадовался, заметив еще одну птицу, сидящую на другом дереве.
Он бросил свою добычу испускать дух, а сам умчался к соседней сосне и заметался вокруг ее ствола. Масса густых ветвей не позволяла сделать верный выстрел, и Родован решил пустить стрелу наугад.
Мелькнув в воздухе, стрела исчезла в путанице ветвей, птица все так же оставалась сидеть на месте, не проявляя тревоги. Вторая попытка оказалась не удачливее, чем первая, но Родован не огорчился, ведь у него уже было из чего приготовить вкусную похлебку.
Он махнул рукой на прощание глухарю-счастиливчику, и, ступая в свои следы, возвратился назад. Но что это? Где его добыча? Он видел следы своих снегоступов, пятнышки крови на месте, где недавно лежала птица, но самой ее не было! Родован в недоумении бросил в рот комочек снега, и тогда заметил следы. Отпечатки волосатых ступней, с разведенными в стороны крючковатыми пальцами, показывались из груды валежин. Совпадая точь в точь с выемками снегоступов, они подходили к вмятине, оставленной подстреленной птицей. То, что птицу несли, а не волочили, было ясно наверняка. Капельки крови алели на белом снегу, взрыхленном ногами таинственного существа.
Родован сунул лук в колчан и приготовил длинный кованный нож.
- Ни один медведь умер на этом клинке! – Он любовно погладил обоюдоострое лезвие, - и ты тоже, проклятое чудище, чем бы ты ни было, узнаешь, каково чувствовать себя с такой штукой в боку!
Эти слова он сказал исключительно для себя, подбадривая задрожавшую душу. Уловив перемену в сторону смелости, отшельник решил преследовать вора.
Быстро и уверенно,одновременно вслушиваясь и всматриваясь, лесник шел по следу зверя. Время от времени он приседал, проверяя след на свежесть, поначалу след был совсем мягким, затем стал грубеть, по чему Родован сделал вывод: двуногое животное быстро бегает, и человеку за ним не угнаться.
Зимний день короток, и, пока Родован охотился и шел по следу таинственного существа, укравшего у него добычу, наступила вечерняя мгла. Однако, не это остановило охотника. Перед ним простирался спуск в большое урочище, поросшее тисами и пихтами. В глубине его, темной массой стояли базальтовые скалы с чернеющими провалами пещер. Спрятанное в дебрях первобытного леса, урочище было окружено тайнами и страшными запретами. Даже в солнечный день, на его поросшее мхом дно, не проникал солнечный свет. Вечный мрак и угроза таились в нем. Под час прошлых охот Родован не единожды останавливался на краю спуска в урочище, не смея переступить невидимую, запретную черту. Он так и стоял, всматриваясь в затянутые дымкой низины, вслушиваясь как хохочут филины в их глубине.
Еще не было случая, чтобы человек посмел потревожить утробную тишину древнейшего урочища своим присутствием. И Родован, и его предки и не пытались спуститься на его дно, и даже на само упоминание об этой местности в его роду накладывалось табу. Трибаллы дали этому месту непонятное и нелепое название – «Урочище нелюдей». Родовану стало страшно, когда он увидел, что следы когтистых лап направлялись именно туда – к чернеющим глазницам пещер.
Уже дома, сидя у пылающего огня, над которым вскипал чайник, Родован догадался, кто испугал оленя, и кто приходил к его дому минувшей ночью.
Много настойчивых вопросов встало перед ним, он почувствовал острую необходимость разгадать тайну жуткого жителя «Урочища нелюдей».
ГЛАВА. 2. МЕСТЬ РОДОВАНА.
- Родован идет! Родован идет! – Взволнованно пронеслась толпа ребятишек по единственной улице трибалльского поселка, когда у кромки леса появилась фигурка человека, укутанного в облезшие меховые одежды, и скользящего на широких камусных лыжах.
Заслышав вопли ребятни, люди поспешили набросить на плечи теплую одежду, чтобы выйти поглазеть на гостя. В их жизни было мало развлечений, поэтому какое-либо, даже малозначительное событие, вызывало у них интерес и обсуждение.
- Что ему нужно? – Недовольно произнесла одна старуха, наблюдавшая, как отшельник отбивается от поселковых собак палкой. – Каждый раз, как он сюда приходит, кто нибудь заболеет, а то чего и похуже случиться. Лешак!
- Верно, вино закончилось. Бьюсь об заклад, что первым делом он завернет в корчму. – Предположил рыжебородый мужчина, положив руки на плечи стоящему впереди маленькому сыну.
- И собаки его не любят! За иным человеком увяжутся, да и отстанут, а этого ладны разорвать!
Родован проходил по улице, ловя на себе косые взгляды. Он знал, что за свою нелюдимость и мрачность характера, трибаллы его недолюбливают, и, может, побаиваются.
- Эх, - вздыхал он, - никто не знает, какой я человек на самом деле. Вот только Тизия знала всю изнанку моей души.
- Эй, Родован, не ко мне ли путь держишь? – Вместо приветствия выкрикнул краснощекий корчмар, единственный человек, с которым Родован общался в этом поселке.
Леснику не хотелось говорить, он отрицательно мотнул головой, продолжая свой путь. Когда он поравнялся со старой, покосившейся хижиной, по крышу заваленной снегом, в народе пошел говор:
- Не к старой ли ведьме приперся леший? - И только Родован снял с ног лыжи, и воткнул их в снег у входа, говор продолжился. – Сошлись нечистые, одно другого стоят!
Родован снял рукавицы и громко постучал в дверь, после чего внутри постройки послышались шаркающие шаги, и старая, горбатая женщина, с огрубевшими чертами лица, открыла скрипящую дверь.
Она осмотрела гостя с ног до головы, после чего произнесла беззубым ртом:
- Ну что ж, проходи, раз пришел.
Лесник снял с головы лисью шапку и вошел во внутрь. Он впервые был в доме у знахарки, и увидел, что в постройке, кроме стола, лежака, да пары табуретов, никакой мебели не было. В углу стояла обмазанная глиной,закопченная печь, на подоконниках громоздилась масса свертков, мешочков, глиняных кувшинчиков со знахарским зельем. Под потолком висели пучки трав, присыпанных налетом пыли, а в трех углах дома стояли деревянные идолы трибалльских богов.
- Знаю, зачем пришел! – Заявила колдунья, упреждая вопрос Родована, только тот открыл рот.
Лесник вопросительно посмотрел на старуху.
- По овечьей лопатке гадала. – Костлявыми пальцами она показала Родовану овечью кость, обоженную на пламени очага. – Смотри, человече, видишь эту трещинку? Это твой жизненный путь. А вот эта трещина - путь зверя. Теперь будь мужествен, ибо волю духов тебе разъясняю: пути переплетаются, и твой путь становится очень коротким, умрешь ты от ран. Его же путь длинен, но и он также окончится, и он умрет, намного позже тебя! Так говорят духи!
- Старуха, - прошептал Родован, - я был вчера у границы его владений, видел его пещеры, шел по его следу – он украл добытого мною глухаря. Скажи мне, КТО ОН?
Родован ожидал встретить отказ, однако старая знахарка, не прекращая что-то искать среди множества горшочков, начала свой рассказ.
- Ты думал, трибаллы просто так назвали то место «Урочищем нелюдей»? Ты думал, охотники только из-за непролазных зарослей никогда не бывают на его мрачном дне? Нет же, говорю я тебе!
Очень давно, когда бог Гетебон еще не бросил семена мака, из которых вылезли первые трибаллы, на эти земли, здесь уже жили полузвери-полулюди. Впервые появившись, трибалльские мужчины пошли в лес на охоту, и встретились с похожими на волков людьми. В испуге они убили нескольких, и, прибежав домой, рассказали остальным об увиденном. Ночью все услышали жуткий вой, звучащий со всех сторон, и поняли, что полуволки пришли мстить. Немногие спаслись тогда от когтей и клыков, а уцелевшие отказались жить в местах, заселенных страшными тварями. В больших лодках наши праотцы отправились в низ по Дунаю в поисках новых земель. Пройти дальше им не позволили мечи гетов и стрелы мезов, и они были вынуждены вернуться в эти богатые добычей, земли полуволков. Гонимые голодом, с опаской ходили мужчины на охоту, открывая для себя новые, неизвестные особенности этого края, и вскоре обнаружили единственное место во всех здешних лесах, где жили звери-нелюди. Это было глубокое, скалистое урочище, покрытое вечным мраком. Охотники назвали его «Урочищем нелюдей».
Полуволки кормились охотой, и когда появились люди, со своими ловушками, копьями, луками и ядовитыми стрелами, пригодных для промысла животных становилось все меньше и меньше. Все чаще нелюди стали возвращаться с охоты без добычи. К тому же, каждой зимой их поражала какая-то болезнь, и трибалльские мужчины находили в лесах трупы умерших, которые затем сжигали.
Они отжили свое время, отшельник, были обречены на вымирание. Эра чудовищ далекого прошлого минула, в царствование над миром входил человек, умный и жестокий.
Отчаявшись, полуволки приходили ночью в поселки трибалллов, и поначалу воровали скот, затем осмелели, и принялись воровать людей. Одинокие охотники, женщины или дети, ушедшие в лес за грибами и ягодами, не возвращались. Такое положение встревожило людей, и шаман Мохок, который в то время прибрал к рукам право власти над племенами, предложил в качестве откупа предавать нелюдям в жертву юношу и девушку. В определенный день, в конце каждого месяца, население всех поселков собиралось на большое гуляние, где Мохок выбирал жертв.
Трибаллы откупались от зверей жизнями своих дочерей и сыновей, но однажды, двое обреченных быть съеденными, освободились от пут, и сбежали в местность, поросшую старыми елями. Они построили дом, создали семью, оставшись жить в лесу, ведь не слишком им хотелось возвращаться к людям, однажды уже обрекшим их на заклание. Дети этих счастливчиков также жили в доме своих родителей, и подрастая, находили своих избранников в чужих краях. Так, поколение за поколением, проживали они в глуши, в одиночестве. Так, Родован, образовался твой род.
Эти слова стали большой новостью для Родована, заставив того взволнованно подняться с табурета, на котором сидел. Но не за этим он сюда пришел.
- Ты говоришь, старуха, их можно убить. Тогда скажи, каким оружием я могу это сделать?
Знахарка посмотрела на лесника выцветшими глазами, и, не выражая никаких эмоций, произнесла:
- Нет такого существа, состоящего из плоти и крови, которое не смогли бы одолеть острый клинок да храброе сердце! Но стерегись отшельник страха своего, ведь никакие мечи и ядовитые стрелы не помогут, если душа твоя в пятках!
Родован вытащил из-за пазухи старую, потрепанную лисью шкуру.
- Старовата уже, - оправдывался он, - но твои больные кости еще согреет.
Мужчина одел шапку и захлопнул за собой дверь, но скоро вернулся, осененный одной идеей.
- Ты говорила про яд. Мне нужен яд.
Синие сумерки морозной, звездной ночи застали Родована на пол-пути к дому. К полуночи мороз крепчал, и лесник спешил побыстрее добраться до жилища. Он скользил по своей же лыжне, отталкиваясь, по обыкновению, только одной палкой. Бледнолицый месяц гордо плыл в темно-синих небесах, окруженный холодными звездами, словно петух курами в деревенском сарае. Родован, занятый своими мыслями, не заметил, как заискрился снег, вытянулись тени от деревьев, лес превратился в снежную сказку.
Лесник пробежал несколько шагов, и, наслаждаясь быстрым скольжением, едва обратил внимание на то, что две полоски его лыжни пересекает чей-то след. Родован проскочил это место, и вдруг резко остановился, словно очнувшись. Семеня ногами, он развернулся, и подкатил к месту пересечения двух следов. Цепкие глаза охотника всмотрелись в оттененные месяцем контуры, и он узнал след зверя-полуволка.
Стало страшно, но Родован, узнав от трибалльской колдуньи о том что зверь смертен, уже не испытывал прежнего, необьяснимого, животного ужаса. К тому же весьма серьезный аргумент – охотничье любопытство, сыграло в пользу решения протропить след. Согнувшись над когтистыми отпечатками, он прошел несколько шагов, и в этот миг с большого дерева ему на голову упала кухта, целый пласт снега.
В зимнем лесу кухта – дело обычное, но в этот раз в этом падении было что-то пугающее, и Родован, медленно выравниваясь, видел сначала ствол дерева, затем нечто непонятное, и, наконец, глаза. Округлые глаза, светящиеся желтым, тоскливым огнем голода, вперились в него, и заворожили. В его сознании они становились крупнее и крупнее, надвигаясь как грозовая туча.
Что-то мелькнуло, и Родован, получив сильнейший удар по ребрам сбоку, кубарем покатился по снегу, потеряв при этом одну лыжу. Его спасла его толстая, сшитая из зубровых шкур зимняя куртка.
Лесник не стал ждать, когда его сожрут, и, мотая головой, избавляясь от гипнотического наваждения, сорвал с ноги вторую лыжу в тот момент, когда полуволк вышел из укрытия. Собрав силы, он метнул ее в жуткую образину, вышагивающую на двух ногах, поднялся и побежал.
И вот началась погоня. Родован проваливался в снег по пояс, но выбирался из сугробов и брел дальше. Он прилагал максимум усилий, но двигался очень медленно. Оглядываясь назад, человек видел, как полуволк, неуклюже размахивая руками-лапами, движется вслед, также проваливаясь в снег.
К счастью охотника, зверь «Урочища нелюдей» не догадался ступать след в след, благодаря чему дистанция между ними не сокращалась.
Лесник слышал у себя за спиной надсадное хрипение, смешанное с постаныванием. Со временем зверь стал издавать кашляющие звуки и вскоре совсем зашелся рвотным кашлем.
Погоня прекратилась. Родован, из последних сил пробирающийся через снежные завалы, благодарил своих лесных богов за чудесное спасение.
Когда на пригорочке показались знакомые очертания родового дворища, он услышал вой, настолько тоскливый, что тело его затряслось как в лихорадке.
Перед тем, как войти в дом, Родован решил проверить – все ли хорошо в нем?
- Кто знает, - по старой привычке размышлял он вслух, - сколько их, этих тварей, живет там, в Урочище? Так что не помешает проверить дом. Может внутри уже сидит парочка.
Молодой месяц давал достаточно света для того, чтобы Родован убедился в том, что дом пуст. Войдя во внутрь и заперевшись на засов, первым делом он развел огонь. Когда помещение стало прогреваться, кривясь от боли в боку, он расстегнул деревянные пуговицы и снял тяжелую меховую доху. В этот миг на пол что-то упало, и лесник был готов закричать, когда увидел, что упало – его яд!
В суматохе погони и жару переживаний, он совсем забыл о стеклянном пузырьке со смертельной настойкой, которую дала ему трибалльская ведьма. Родован опустился на колени, с сожалением наблюдая, как на полу расплывается маленькая лужица. Можно было еще что-то предпринять, но в двух шагах был пылающий очаг, и вскоре ядовитая жидкость испарилась.
- «Этот яд, - вспоминал он наставления старой знахарки, - сварен из яда трех змей, яда Папоротника Смерти, и трупного яда самого жестокого скифского вождя Зуназа. Стрела с отравленым наконечником попадет в цель, и будь то зверь самого дьявольского происхождения, будь то человек самого крепкого здоровья, смерть будет неизбежна. Будь осторожен, когда придет время его применить – малейшая царапина будет стоит жизни!»
Родован внимательно осмотрел свои руки, жесткие и мозолистые ладони, и на всякий случай вытер их о штаны.
Укутавшись шкурами, он пытался уснуть, понимая, что это будет нелегко. Страшный и неизвестный зверь бродит в его лесах. Как навязчивая муха преследует он человека, потомка тех, кто нашел в себе силы преодолеть страх и воспротивиться воле богов. Остаток прачеловеческого народа, агонизирующий монстр, пораженный губительной болезнью, чувствует свой конец, гибель своего племени и жажда последней крови движет им.
Но что может сделать он, Родован? Его терзал страх, память вновь и вновь ставила перед его глазами недавние события в ночном лесу. Тогда Родован даже не успел понять, какой страшной участи сумел избежать.
Сквозь такие мысли сон накатывался неотвратимо, как снежная лавина. Родован удивлялся: тело проваливается в бездну, голова туманиться и внутри его сознания кто-то настойчиво требует «СПИ! СПИ!».
Он проснулся в неизвестном месте, среди высоких трав, и мгновенно вскочил на ноги. Но что это? Его тело огромно и крепко как дуб! Он чувствует колоссальную силу в своих мускулах, бугрящихся при каждом движении. В руках он держит тяжелую булаву, которую поднимает без особого напряжения. Ветер треплет и рвет бескрайние травы и гриву его черных волос. Он оглядывается и видит потрясающую битву: его соплеменники сцепились в смертельном бою с ужасной, огромной кошкой, клыки и когти которой рвут людскую плоть.
Родован напрягается, и как дикий буйвол рассекая ногами траву, несется в самую гущу, а душа его горит огнем убийства.
Внезапно он видит себя в другом месте – среди обьятых пламенем стволов колоссальных деревьев. Сквозь жаркий огонь пылающих титанов видны высокие скалы, острые как иглы, протыкащие свинцовые тучи. Дым громадного пожарища заволакивает их, словно туманный питон сжимает кольца своего дымчатого тела, а сверху, прямо в бездну пламени падают крылатые монстры. Их тени мечутся в поднебесье, и немногие, уцелевшие, со злобными воплями исчезают у кровавого горизонта. Он идет наряду с другими мужчинами своего племени, несущими огненную смерть, и ему радостно слышать визг отвратительных тварей, изгорающих в огне и задыхающихся в дыму, ловить носом запах паленой шерсти и обоженного мяса. Во имя жизни человеческого рода идут они на приступ каменных громад, в пещерах которых живут крылатые люди-нетопыри.
И вновь Родован переносится во времени в эпохи еще более глубокие, в самое детство человечества. Теперь он стоит на краю огромного каньона. На дне пропасти, перед его взором извивается сам УЖАС, разрушая ударами вооруженного шипами хвоста, каменные стены ловушки. Камни летят вниз, увлекая за собой сотни других камней, и от ударов внушительных глыб чешуйчатый ящер издает пронзительный рев. Но люди, бросающие эти камни в поверженного динозавра, чувствуют в нем агонию смерти.
Множество снов и видений посетили Родована, странных и непонятных. Он множество раз умирал, но вновь воскресал, уже в другом времени и другом месте и другом теле.
Родован разметал свою постель из звериных шкур, размахивая руками, кого-то поражал своим воображаемым оружием. Его глотка издавала то звериный рев, то вопль умирающего, то жестокий крик радости победителя-триумфатора. И вдруг он поднялся в своем ложе и мгновенно проснулся. Несколько минут он сидел, ошарашенно пялясь на стены хижины, не в силах отделить сон от реальности, но затем опомнился и услышал крик птиц в еловых ветвях. Понял, что наступил новый день.
Лесник подошел к деревянной бочке с талой водой и всмотрелся в свое отражение: на него смотрел изможденный, заросший густой щетиной человек, дико сверкающий глазами, с гривой давно не стриженных и немытых волос. Родован запустил руки в сосуд и зачерпнув ими воды, умылся, и пошел завтракать. Наскоро перекусив добытой в силок тетеркой, он отыскал в загашнике у очага железный топор, насаженный на длинный ясеневый держак, и вышел на улицу.
Первым делом он осмотрел следы вокруг дома, нео кроме птичьих крестиков, да миниатюрных мышиных тропок ничего не обнаружил. Порыскав в бересклетовых кустах вокруг своей усадьбы, он также не обнаружил чего-либо подозрительного. Успокоенный таким благоприятным началом дня, Родован отправился к «Урочищу Нелюдей».
Преодолевая засыпанное снегом пространство, Родован в своей голове вырабатывал план. Его шаги ускорились – так он стремился поскорее приблизиться к его осуществлению. Снег, сорванный ветром в деревьев, сыпался ему на голову, и весь заснеженный, он, наконец, появился на краю спуска в повитое мраком урочище.
Задрав голову вверх, лесной страж придирчиво осматривал стволы нескольких деревьев, и выбрал подходящие. Выбрав направление, куда должны упасть деревья, он снял рукавицы, и поплевав на ладони, взялся за работу.
Щепья летели из-под лезвия топора, осыпалась хвоя, и вскоре снежный покров, некогда белый, превратился в вытоптанный, усеянный смоляными щепками и корьем участок, на котором усердно работал топором человек.
Пропитавшись потом, и порядоччно устав, он, наконец, закончил свое занятие, и осмотрел деревянную ловушку: все было построено со знанием дела, крепко и надежно. Удара такого бревна не смог бы выдержать даже медведь! А остро зарубленные клыки-колья проткнут самую прочную шкуру!
Наступающая ночь заволакивала серой мглой небо, заволоакивала лес в непроглядный мрак.
- Пора. - Решил Родован, и устало побрел домой.
Дикий план, окончательно созревший в его голове, мог трагически для него закончится, но лесник, будто безумный, не думал ни о чем другом.
- Завтра, - бубнел он себе под нос, - я приду к Урочищу, и сам, вместо приманки, залезу в свою ловушку!
И вот наступило утро решающего дня. Природа, словно решив сделать человеку приятное, послала солнечный и теплый день. Весело перепрыгивали с ветки на ветку огненные белки, сойки и кукши о чем-то яростно спорили в еловых ветвях, и когда заискрился снег и от деревьев потянулись длинные тени, распахнулась дверь и Родован вышел на порог.
На нем была его лучшая, праздничная одежда, широкий пояс из лакированной кожи, украшенный серебрянными дисками, короткий, отполированный до блеска, меч свисал в обшитых горностаевым мехом ножнах.
Родован чувствовал радость от ощущения прекрасного дня, от запаха чистой одежды, от помытого, приведенного в порядок тела. В его душе, готовой взорваться от наполненности предощущений каких-то значительных событий, бурлила радость. Но одна мысльвсе же не позволяла окончательно развеселиться отвыкшему от радости сердцу – ведь сегодня он идет на смерть. Все, что на нем надето, все что его окружает, ни что иное, как маскарад, прикрывающий ужас предчувствия своего исчезновения из этого мира.
Родован в последний раз осмотрел дворище и родной дом, знакомый и любимый с детства. Впервые за много десятков лет эта крепкая постройка, готовая служить всем поколениям лесных стражей, останется без хозяина. Слезы навернулись ему на глаза, и будто наяву, он увидел влюбленную парочку – неразговорчивого лесника и миловидную скифянку. Взявшись за руки, они смотрят друг дружке в глаза, а у их ног тихо посвистывает носом черноглазая малышка –дочь, раскачиваясь в плетеной корзине.
Родован смахнул слезы ладонью, и видение исчезло. Он крепко сжал рукоять меча, доверяя прадедовскому оружию свои чувства.
- Старая ведьма нарекла, будто я умру раньше чем та проклятая тварь, но кто сказал, что она не лжет!? – Выкрикнул Родован в ответ на свои же мысли.
- Харареее! – Прогремел боевой клич рода лесных стражей, и последний его представитель начал путь к «Урочищу Нелюдей».
Дорога к цели осталась для него незамеченной, и лишь когда перед ним поднялась стена тисов и пихт, скрывающая за собой мрак неизвестности, он остановился, и, помедлив мгновение, сделал первый шаг вниз.
Самые отважные охотники и звероловы обходили это место дальними тропами. Они наблюдали эти, невероятно густо поросшие хвойниками, окрестности, стоя на вершинах склонов, но спуститься вниз не решались. Вот уже двести лет ни одна человеческая нога не топтала мох на дне «Урочища Нелюдей». Ни одна людская нога не осмелилась переступить черту между смелостью и суеверием, врожденным страхом. Сейчас прадавнее табу было нарушено, и сделал это Родован, одинокий лесной житель, оставленный и непонятый людьми, пришел мстить за свое неблагодарное племя.
Тьма надвинулась на него, как только он ступил под таинственный свод деревьев. Мрак сжимал кольцами страха. Перед ним стоял грозный, певобытный лес, полный тайн и опасностей, и Родован сбросил свою, и без того мизерную маску цивилизованности, и превратился в чуткого демона разрушения, готового убивать ударами меча.
Филины дико хохотали в тисовых ветвях, и мужчине казалось, что они насмехаются над его страхами. Родован словно бы очутился в другом мире, изначально древнем, ему вспомнилось, что в своих снах он уже однажды бродил по таким лесам. Ему казалось, что за ним следят сотни пылающих глаз, злобных и голодных. Что вот раздвинутся в стороны густые ветви, и из мрака высунется смерть в своем жутком обличье.
Быстрые тени невидимых животных шарахались от него, когда он острожной походкой пробирался сквозь густоту подлеска. Родовану показалось – нечто светлое, наблюдало за ним, из путаницы корневищ. Он поднял меч для удара, подошел поближе к прячущемуся существу. Лесник раздвинул свисающие ветви, и отшатнулся – на него смотрел желтый человеческий череп, носящий на себе следы от погрызов острыми зубами.
Однако это не смогло остановить Родована, он упрямо продолжил свой путь. Все чаще ему попадались обглоданные кости людей и животных. Внезапно он вышел из густоты зарослей, и оказался перед черными входами пещер. Гнилью и затхлостью несло из внутрискальных пустот. Длинные бороды мха, свисающие над глазницами природных катакомб, словно создавали ширму, за которой прятался иной мир. И в одно из этих отверстий, в самое большое, вела утоптанная тропа.
Несмотря на свой богатый охотничий опыт, Родован не смог определить по следам количество людей-волков, живущих в глубинах пещер. Разумно было предположить, что там прячется целый выводок, но охотник доверился своему предчувствию того, что встретится только с одним полуволком.
Пришло время действовать. Родован поднял с земли камень, и размахнувшись, метнул его внутрь, после чего эхо донесло до его ушей многократный щелкающий звук падения. Однако ничего не последовало. Видя такой результат, Родован принялся камень за камнем метать в черную пустоту, незаметно для себя оказавшись у самого входа в пещеру. Когда он, в очередной раз нагнулся, чтобы поднять камень, ему прчудилось чье-то шумное дыхание. Рука его поднялась для броска, и в этот миг пещера выдохнула пронзительный рык, и все чаще и отчетливее стали доноситься звуки шагов бегущего существа. И вот из мрака показалось нечто более темное, но живое и грозное. Родован вновь увидел фосфорический блеск глаз хищника!
Человек с криком бросился наутек. Полуволк преследовал его по пятам.
Мельком лесной страж оглядывался через плечо, и видел это древнее существо, без сомнения, похожее на человека, но поросшее густой шерстью, с волчьей головой на плечах, сильными лапами, вооруженное медвежьими когтями.
Лесник во всю прыть бежал по крутому подъему. Хватаясь за тонкие ветви кустарников, стволы деревьев, он поднимался наверх. Полуволк тоже не отставал, желая поскорее покончить с дерзким человеком, нарушившим его покой.
Выбравшись из урочища, Родован остановился, чтобы отдышаться. За его спиной скрипел снег и ломались сучья под ногами зверя, сокращающего расстояние между собой, и прислонившемся к дереву человеком. Когда их разделял какой-нибудь десяток шагов, человек срывался бежать сквозь заснеженные буреломы на небольшую полянку, где стояло странное сооружение из бревен.
Помедлив мгновение, Родован нырнул в узкую щель ловушки, и аккуратно, стараясь не задеть чуткую подпору, пролез внутрь. Он забился в угол, и замер под низким потолком густо настеленных ветвей. В щель между бревнами было видно, как рассыпается снег под ударами звериных лап.
Животное прошлых веков внезапно остановилось, при виде пугающей его странной постройки, и нерешительно замялось на месте. Его безобразная морда задвигалась, нюхая воздух, человеческий запах манил. Полуволк медленно подкрадывался к ловушке.
С отвращением Родован ощутил его утробное, зловонное дыхание, в тот момент когда морда животного сунулась в одну из щелей. Звериные глаза пытливо всматривались в заманчивый полумрак, слух и чувства хищника говорили – внутри, совсем рядом, есть добыча, человек.
Полуволк запустил во внутрь лапу, и, цепляясь когтями за ветви полога, стал по медвежьи шарить. Родован в ответ ткнул в лапу острием меча, после чего зверь освирепел окончательно: он набросился на постройку, вонзаясь в нее когтями и клыками. Родован продолжать колоть его мечом.
Остервеневший зверь рычал и выл, метался вокруг постройки, и в одно время Родовану показалось, что слабый веточный потолок вот-вот рухнет. Но этого не произошло, напротив, полуволк решительно полез в подготовленный охотником проход.
Все и ближе и ближе подползал к человеку зверь. Когда его туловище оказалось под массивным толстым бревном с торчащими острыми кольями, Родован решил, что пора, и дернул заранее првязанную к подпоре веревку. На мгновение замерев, огромная масса дерева навалилась на полуволка.
Все было кончено. Быстро раскидав полог и выбравшись из полуразваленой ловушки, Родован острожно подошел к истекающему кровью зверю. С отвращением наблюдал он, как угасает жизнь в теле легендарного животного. Пригнувшись, чтобы получше рассмотреть зверя, он увидел два ряда набухших, испускающих отвратительную смесь крови с молоком, сосков на его животе!
- Да ведь это самка! – Воскликнул лесник. – Ее соски полны молока, но имеют такой вид, будто бы она кормит детенышей!
Догадка пронзила его:
- Выводок! Тогда я пойду, и уничтожу проклятое отродье!
Забыв о своем желании немедленно добить зверя, Родован вновь направился в «Урочище Нелюдей».
У спуска в низину, лесник мечом рассколол смолистую еловую ветвь, и, наколов несколько крупных лучин, достал из-за пазухи огниво и трут. Быстро развев огонь, он поджег лучину-факел, остальные засунул за пояс, и взяв меч наизготовку, вошел внутрь пещеры. Свет его факела освещал небольшое пространство, но Родован смело продвигался в глубину скальных пустот. Где-то журчала вода, с каменного свода, затянутого паутиной, слетали холодные капли, под ногами хрустели остатки давних звериных трапез – кости.
Вот из темноты, по мере приближения, показался обглоданный человеческий скелет, потом еще и еще. Это были останки несчастных жертв людского суеверия. Жизни, в рассвете сил оборванные дьявольской ворожбой шамана Мохока. Вдруг, в серой мгле, в массе, прислоненной к стене, лесник узнал полуволка. Родован замер на полушаге, но животное, скрючившееся в неестестественной позе, не выдавало ни каких признаков жизни. Лесник поднял с полу камень, и метнул им в голову зверя, и от удара существо опрокинулось набок, со стуком, характерным падению гнилого бревна. Родован понял, что зверь уже давно мертв, и продолжил свой путь.
- Старуха сказала тогда, будто нелюди каждую зиму болеют неизвестной болезнью, - его голос, отраженный пещерным эхом, как шелест проникал во внутренности подземелий, - и похоже, что это так. Тогда этот умер очень давно, раз успел так высохнуть. Не исключено, что будут и другие.
Вскоре он убедился в правоте своих слов – по пути один за другим стали попадаться трупы полуволков, разных размеров, полов и возраста.
Родован поджег новую лучину, огарок старой бросил в небольшое углубление под ногами, полное воды.
Пещера спускалась вниз, ее пространство сужалось, и охотнику пришлось сильно наклониться, чтобы иметь возможность продвигаться дальше. До его ушей стали доноситься звуки, похожие на поскуливание волчат.
- Верно, это детеныши. – Решил он, и всматриваясь в темноту, приготовил меч для удара.
В кругу неясного света метнулась тень, и пара желтых глаз уставилась на него. Словно по команде рядом появились еще две пары страшненьких глазенок.
Родован пробрался ближе, и, наконец, смог различить перед собой сжавшихся в комочек трех детенышей полуволка. За их спинами уже не было того пугающего чернотой пространства – тупик. На мгновение лесник испытал жалость к беззащитным созданиям, и его рука дрогнула. Он не мог убить существ, не способных к сопротивлению.
- Люди – странные создания, - размышлял он вслух, наблюдая, как три мохнатых тельца дрожат от страха, - им нравиться игратся с маленьким волчонком, забавным и милым, но когда он вырастает в большого, сильного волка, боятся того как огня. Человек жалеет глупого олененка, оставшегося без матери, но стоит тому повзрослеть, в ход идут ножи. Даже со своими собственными детьми они поступают немного мягче: пока дети малы, им прощаются проступки и шалости, но когда созревают, все изменяют свое к ним отношение, всяк старается показать, как жесток мир взрослых. Но я пришел сюда полный решения убивать, и должен сделать это, ведь не исключено, что двое из них сожрут третьего, а потом более сильный убьет слабого, и так выживет. И вновь одинокого лесного жителя будет преследовать двуногий людоед.
Родован сделал троекратный выпад клинком, его острие абагрилось горячей кровью.
Родован поджег последнюю лучину, пятясь выбрался на более широкое пространство, где развернулся и пошел к выходу. Выходя из пещеры, ставшей последним пристанищем и гробницей для прачеловеческих созданий, он провожал взглядом останки полуволков, и человеческих жертв. При выходе он задел головой за седые пряди мха, и они качнулись, словно занавес по окончании представления.
Устало лесник поднимался по пологому склону, направляясь к сработавшей ловушке. Ему хотелось последний раз взглянуть на полуволка, к тому времени обязанному издохнуть. После он собирался накрыть ловушку смолистыми еловыми ветвями и поджечь. Он всей душой жаждал навсегда покончить со своей местью, испепелить труп древнего существа, слышать о нем только в людской молве да легендах.
Но то, что увидел он несколько минут спустя, настрожило его, и, сделав десяток шагов, он окаменел – смертоносная постройка была пуста! Неверящими глазами смотрел он на развороченные бревна.
Широкий кровяной след тянулся в заснеженные кусты. Родован пошел по этому следу, надеясь вскоре увидеть издохшего зверя. Но сила и живучесть последнего были поистинне фантастичны – следопыту пришлось долго удти по следу, прежде чем увидеть следы учащающихся остановок раненого животного.
Родован сощурил глаза, по направлению кровавой дороги в снегу, догадался – полуволк направился в верховые ельники, прямо к его дому!
ГЛАВА. 3. ВОЗВРАЩЕНИЕ РОДОВАНА.
А в это время, когда Родован догадался куда пополз раненый хищник, со стороны трибалльского поселка, по снежной лесной тропе, шли двое мальчиков лет тринадцати. Они весело смотрели живыми, черными глазами из-под нахлобученных на головы лисьих шапок, развлекаясь пинанием друг друга в искрящиеся на солнце, снежные завалы.
Когда до верховых ельников оставалось не более полумили пути, они услышали в лесу отголоски каких-то выкриков, но приняли их за звуки ветра.
Мальчики продолжали свой путь, напевая песенку про удачливого охотника, торопясь поскорее выполнить задание, данное им трибалльской колдуньей, и вернуться домой.
Вот показался дом лесника. До их ушей донесся стук хлопнувшей двери, и это означало, что хозяин кордона дома. Юные трибаллы участили шаги, направляясь ко входу в огороженное обвалившимся частоколом дворище, и в этот момент увидели странные следы, забрызганные кровью. Следы вели прямиком к двери хижины. Мальчики подняли взгляды к порогу – дверь была полуоткрыта. В этот миг в кронах елей застрекотали сороки, а в кустах подлеска послышалось чье-то шумное дыхание.
Ужас охватил юные сердца, и, дав волю быстрым ногам, мальчишки ринулись прочь от этого страшного места, в свою деревню. Они мчались по своим же недавним следам, падая, вновь поднимаясь, дико озираясь назад, изредка останавливаясь, чтобы перевести дыхание.
До родных стен было рукой подать, ободренные близостью деревни, трибаллы почувствовали прилив сил. Они побежали по улице, и остановились, завернув к хижине колдуньи. Настойчивым стуком кулаками в дверь, они заставили старую ведьму поспешить, и когда так открыла, ворвались внутрь. Взволнованно дыша, наперебой, мальчишки сказали:
- Мы видели кровь, целую дорогу из крови, ведущую прямо в дом Родована! Дверь дома была открытой, но кровь была и на пороге, а внутри кто-то стонал и хрипел! А потом, потом мы услышали, как что-то большое и страшное пробирается через кусты к дому Родована!
Старуха, терепеливо слушавшая сбивчивый рассказ своих помошников, отчаянно выкрикнула проклятие.
- Беги малыш к сигнальному столбу и собирай народ! Скорее! Скорее! Мы должны его выручить!
Старуха подошла к своей лежанке, и, сорвав с нее набитый травой матрац, схватила большой нож с кривым лезвием. Ее полуслепые, выцветшие глаза, были полны решимости.
Встревоженные люди выбегали из домов, и мчались во всю прыть к сигнальноиу столбу, где ведьмин помошник со всего духу калатал деревянной
палицей по подвешенному к столбу большому бронзовому диску.
Когда собралась большая толпа удивленных и встревоженных людей, старуха выступила во внутрь круга своих соплеменников, и придержав пальцами дрожащий диск, заставила его умолкнуть.
- Люди! – Воскликнула она, обводя взглядом угрюмые лица. – Кто не знает о страшилищах «Урочища Нелюдей»?
Трибаллы переглянулись между собой. Они не понимали по какому поводу здесь собрались.
- Мы все думали, что нелюди уже давно мертвы, - продолжала она, - но это не так! Отшельник, приходивший ко мне несколько дней назад, видел одного! Зверь приходил к нему домой ночью, кружил вокруг дома, пытался забраться в середину не испытывая страха перед видом и запахом людского жилища. На следующее утро лесник пришел ко мне за советом. Его волнение было велико, а душа его была в смятении. Глядя в его глаза, я рассказала ему историю, которую мы все стали забывать. И тогда он, человек, которого никто из нас не любит, незаслуженно нами презираемый, сказал, что хочет убить зверя. Тем самым избавить нас и себя от опасности, о которой мы все уже успели забыть.
- Большой потери не будет, если кто-нибудь оторвет ему голову! – Выкрикнул один трибалл, особо не питавший симпатий к отверженному соплеменнику. – Ты хочешь, чтобы мы все бросили свои дела, и бродили по лесу в поисках неведомо кого? Тогда поищи дураков в другом месте!
А где гарантия, что следующей оторванной головой будет не твоя, Гекебон? – Отчаянно выкрикнула старая ведьма. Она уставилась на говорившего мужчину. – Например в тот час, когда ты отправишся в лес проверять силки? Или кто-то из твоих детей не вернется из похода за грибами?
Старая женщина пронзала взглядом каждого. Она почувствовала перемену в людском настроении, и пыталась направленными словами ускорить этот процесс.
- Трибаллы! – Повысила она голос. – Вы сами не понимаете, что делаете! Одумайтесь, пока есть время, пока не исчезают ваши дети, ушедшие в лес за ягодами! Пока никто не тревожит по ночам ваших собак жутким воем, пока никто не смотрит вам в глаза леденящим взглядом. Вслед за первой человеческой жертвой последуют и другие, ведь ничто не станет для зверя слаще, нежели вкус человеческого мяса! Вспомните были и предания, услышанные из уст предков, о тех страшных временах, когда полуволки превратили жизнь вольных охотников в ад!
Уже сейчас, пока мы все здесь стоим, отшельник истекает кровью от ран, полученных в схватке с полуволком.
Умолкнувшая толпа взорвалась ожесточенными выкриками, каждый выражал свое мнение. В этот момент поднял руку вождь, человек достаточно мудрый и способный трезво мыслить.
- Люди! – Обратился он к притихшей массе. – Я призываю вас к голосу разума! Эта старуха права. Мы не должны допустить возвращения тех времен, когда твари из урочища станут убивать нас по одному. Неужели мы боимся смертного существа, пусть и созданного самим дьяволом?! Мы, сильные мужчины, опытные охотники и бывалые воины?
- Я пойду с тобой, вождь! – Выступил из толпы мальчик-подросток, и зрелые мужи устыдились своего малодушия перед ним.
- Хорошо вождь, мы все идем помочь тому лесному парню! – Вскричала дюжина мужских голосов. – Эй, старуха, веди нас!
И вот, два десятка мужчин, потрясая оружием, направились к черной полоске лесов, ведомые знахаркой и ее помошником.
Сереющее небо предвещало ночь, а дело угрожало затянуться надолго, поэтому трибаллы захватили с собой десяток факелов.
- Смотрите – огонь! – Воскликнул кто-то из толпы. Все подняли головы, чтобы увидеть этот огонь.
- Из серой массы хвойных лесов в небо поднимался высокий столб черного дыма, а отблески пламени были видны даже в трибалльской деревне.
- Это далеко, черт возьми, но что может так гореть? Сейчас не время для лесных пожаров. – Вождь напряженно всматривался в далекие сполохи огня.
- Это ведь то место, где стоит дом Родована! Закричала старуха отчаянно. - Верховые Ельники! Горит его дом! Несчастный парень посчитал лучшим сгореть заживо, нежели попасться в когти твари!
Трибаллы бросились бежать к пылающему строению Родована, заглушая ощущение своей вины надеждой на чудо. Их ноги, обутые в снегоступы, рыхлили снег, руки сжимали оружие, и дыхание двух десятков ртов шумно разлеталось в морозном воздухе.
Так, спеша, они не обратили никакого внимания на то, как к шуму людей прибавился еще один звук. Дьявольски тоскливый вой, наполненный нечеловеческой, адской мукой и обреченностью, остановил спешащих на выручку, и обуял их души. Неведомая сила заставила их окаменеть, Только старуха, было отставшая от сильных и здоровых мужчин, теперь уже была впереди всех и двигалась с той же настойчивостью.
Мужчины стояли, и молча наблюдали, как ее щуплая фигурка удаляется все дальше и дальше. В этот миг из темной массы хвойного леса выбежало какое-то существо.
- Зверь! Зверь! – Пронесся испуганнный гомон. - Почуял кровь, и дет в нашу деревню!
Страх превратил половину из них в трусливых лисиц, и, несмотря на уговоры вернуться, эти люди бросились в деревню, под защиту толстых стен и крепких засовов жилищ.
Но десять мужчин остались на месте. Преодолев страх, смельчаки побежали вдогонку знахарке. Все они вдруг неистово закричали, когда обессилившая женщина упала в снег на колени, а неизвестное существо приблизилось к ней. Шаг за шагом сокращалось расстояние, до тех пор, пока не стали видны человеческие очертания
создания, склонившегося над знахаркой.
- Стойте! Стойте! – Поднял руку вождь, и замер как вкопаный. – Это же, дьявол его побери, человек, а никакая ни тварь. Лопните мои глаза, если это не так!
- Родован! Родован! – Вскричали они, обнимая и похлопывая по плечам смущенного и потрясенного лесника. – Ты жив!? Как же мы рады тебя видеть! Но что случилось? Что за пожар в лесу?
Ошеломленный событиями этого дня, Родован смущенно отвечал на посыпавшиеся как горох, вопросы:
- Я убил полуволка, я сжег его вместе со своим домом. Я убил детенышей. – Он повернулся лицом к зареву пожара, и по его лицу прокатилась слезинка. – Мой дом, дом моих предков, моей Тизии, моего счастья…
- Мы построим тебе новый дом, в деревне! Верно, ребята? – Выкрикнул кто-то. – И нечего тебе больше жить одному, на отшибе! А теперь, качай победителя!
Двадцать сильных мужских рук подняли Родована в воздух, и еще и еще. Его поздравляли и радовались за него, и он чувствовал, что все эти люди сейчас искренни. И подумал, что не зря ему снились такие странные сны.
Впервые за многие годы одиночества, нелюдимый лесной житель ощутил себя по настоящему счастливым. Он понимал, что в его жизни происходитприятная перемена, и духи леса подарили ему свою улыбку.
КОНЕЦ.