Зная мою аллергию к зазывам офеней, продавцов всякой всячины в электричках, Алена подарила карманный приемник с наушниками. Мы ехали на Валдай, где мой приятель-художник устроил пасеку рядом с купленным домом, который он хотел превратить в пансионат для художников. Мечтой Володи было создание чего-то похожего на Барбизонскую школу живописцев 19 века, работавших в деревеньке недалеко от Парижа. Я совсем недавно сделался художником, и такое приглашение тешило мое зыбкое самолюбие начинающего живописца. Вот и отправились мы с Аленой поездом через Великий Новгород в деревню Наволок попастись на пленэре.
Работавший прекрасно в магазине, приемник в электричке отказался перекачивать из эфира хотя бы какие-то мелодичные звуки. Этим воспользовались продавцы, вереницей следовавшие от головы поезда к хвосту, пронзительно рекламировавшие мороженое, пластыри, стеклорезы, авторучки, пирожки, рыбу, путеводители, базы данных жителей России, а также периодику. Почему-то с возрастом я становлюсь ранимее и чувствительнее к шумам, так что тоны и обертоны их посланий пронизывали бренное тело и рвали, лохматили натянутые нервы. Спасался посредством беззвучного пения мантры Ом и создания внутренней вибрации, поглощавшей внешние шумы, правда, удавалось это не всегда. Большей частью пути я закрывал уши пальцами и как поверженный Зевс метал молнии в направлении разносчиков.
За окном проносились заросшие бурьяном, ивняком и прочим пролеском нивы и пастбища, танцующие вразнобой телеграфные столбы, заболоченные перелески. Всего месяц тому назад побывал я в бывшем нашем княжестве Финляндском, его благополучие и причесанность казались мне театральными по сравнению с российским пейзажем. Не за горами время, когда можно будет превратить наши края в заповедник Европы и брать деньги с иностранцев за возможность увидеть дикую, второзданную природу.
Милое дело – ехать на электричке в августе, когда большинство городского народа кейфует на своих шести сотках в садоводствах, заготавливая пропитание на зиму. Им некогда разъезжать на поездах и посещать бывшие колонии типа Финляндии. Будь у меня дача, горбатился бы на ней с рассвета до заката, пил водку или перебрехивался с соседями, и постанывал от приступов радикулита. Неоднократно убеждаюсь, что отсутствие собственности дает мне свободу перемещения по миру.
А вот и Новгород, бывший губернатор Прусак назвал его Великим в 1999 году, видимо, в надежде таким образом компенсировать убыль оттуда какого-либо значащего производства и коренного населения. Я проезжал его четыре года назад, крутя педали велосипеда по дороге из Петербурга в Москву. Кажется, на улицах было тогда больше народа, хотя было дождливо и холодно, как в моей сирой душе.
Нынешний город встретил нас жарким солнцем и золотозубыми улыбками узбекского многодетного семейства в ярких одеждах. Вот они – нынешние новгородцы, первыми осознавшие мировое потепление и перебравшиеся из Ташкента на славянские земли. Авось, когда температура достигнет привычных им параметров, научат нас халатники устраивать бахчи с дынями и арбузами, готовить плов и размножаться по-азиатски.
От привокзальной площади тянулся бульвар имени Лени Голикова, мальчика-партизана, который героически защищал свою землю от немцев. Ну чем эти партийные засранцы гордятся – тем, что тогда вынудили мальчишек воевать, сдав в плен миллионы красноармейцев! Со времен той войны немцы стыдятся того, что при защите крупных городов они вынуждены были использовать фаустпатроны, из которых стреляли мальчишки из гитлерюгенда. Теперешние тинэйджеры патриотизмом не страдают и норовят перебраться в ту же Германию, где можно не работать, но жить за счет государственных субсидий. Пятнадцатилетний бронзовый мальчик с автоматом на груди – второй блестящий житель города после узбека в халате.
У меня в Питере друзья живут на улице Жени Егоровой. Я думал раньше, что была тоже партизанка, но недавно с удивлением узнал, что это имя, партийная кличка революционерки и подружки Нади Крупской, звавшей товарку – «товарищ Женя». Ее настоящее имя Марта-Элла Лепинь, о чем знакомый-антисемит не знает, да я и сам недавно нашел эту информацию в Интернете.
Но пишу-то я о Новгороде – вот так и заносят меня в сторону исторические параллели с литературными реминисценциями. Как и в древние времена, возле крепостной стены было устроено торжище немудреными поделками местных ремесленников. Это были изделия из бересты, соломы и кожи, резьба по липе и капу и совсем немного гончарных и кованых изделий. Как всегда, Алена искала фигурки для своей сказочной песочницы, но в продаже было всего несколько богатырей на глиняных ногах, да еще фарфоровые Барби китайского происхождения. Я уныло тащился сзади и охаивал товар в тщетных попытках сохранить наш дырявый туристический бюджет. Глиняный Илья Муромец на Сивке-Бурке и зеркальце с берестяной крышкой на время успокоили Аленин покупательский пыл.
Софийская сторона города на левом берегу Волхова соединяется с Торговой стороной правого берега реки модерным арочным мостом. Его почти воздушная эфемерность контрастирует с древностью стен города Возле левой опоры сохранилось несколько десятков метров гранитной облицовки, копирующей набережную Невы в Петербурге. Это следы попыток прежних градостроителей одеть берега древнего Волхова в цивилизованные каменные одежды. Вероятно, администрация следовала поговорке: лиха беда – начало, после чего и началась беда «перестройки», закончились не только деньги, но и желание создать что-то соответствующее величию этого города.
Современные ваятели предпочли разрушить часть старинной кладки и создать еще одно кладбище, названное мемориалом погибшим в Великой Истребительной Войне. Более 70 лет власти большевиков не оставили ничего хорошего в облике города. Последовавшие затем 16 лет княжения губернатора Миши Прусака, комсомольского карьериста из Ивано-Франковска, не сделало город ни жемчужиной туристической индустрии, ни центром индустрии. Как и раньше, чрезвычайно медленно идет реставрация Софийского собора и прочей старины, да и какая это реставрация, если кровлю делают из жести, неизвестной древним строителям. Мне кажется, что хуже реставрирована лишь крепость в Выборге. Там вместо валунов стены башни заделали кирпичом и побелили все известкой.
Новгород известен с советских времен археологическими раскопками берестяных «грамоток». В краеведческом музее выставлен березовый экспонат с любовным посланием женщины, жившей здесь 700 лет назад: «Я посылала к тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что за эту неделю ко мне не приходил? А я к тебе относилась, как к брату! Неужели я тебя задела тем, что посылала к тебе? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было бы любо, то ты бы вырвался из-под людских глаз и пришел. Буде даже я тебе по своему неразумию задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то судит тебя Бог». Послание это напоминает письмо Татьяны Лариной, адресованное Евгению Онегину. Отнюдь не установками «Домостроя» руководствовалась эта женщина, активно требовавшая любви и внимания от робкого новгородского мужичка. Боюсь, нынешние мужички еще менее предков могут проявить инициативу в любовных играх или в борьбе за собственное достоинство.
До завоевания его московскими князями Новгород был высокоразвитым торговым партнером Ганзы (Союза) городов средневековой Европы. Судя по берестяным посланиям, разнообразные группы населения свободно могли читать и писать. Да только Теперь город может похвастаться лишь комбинатом по производству удобрений, с подачи губернатора прихватизированным израильским подданным Славой Кантором. А еще Новгородская индустрия напряжена поставкой на рынок картонной упаковки для американских сигарет и жевательной резинки для компании «Дирол Кэдбери».
Прошло более трех десятков лет после моего предыдущего посещения города перед эмиграцией, и могу отметить, что если в облике Новгорода и произошли изменения, то лишь в худшую сторону. Нет ощущения, что в городе есть заботливый хозяин, а жители гордятся родством с писателями берестяных грамоток. Правда, в советское время еще не было построенной из стекла автобусной станции рядом с железнодорожным вокзалом, но мало радости от этой постройки нашего капиталистического существования – сидячих мест не хватает, грязно, да еще и сортир платный. Архитектура его напоминает мне фотоаппарат «мыльницу», которая давно уже не используется в цивилизованном мире, но до сих пор продается населению. Автобусы междугородних маршрутов построены людьми, которые и сами привыкли жить плохо, им поэтому наплевать на комфорт пассажиров и собственную репутацию.
Вот занимаюсь я злопыхательством, а в общем-то жизнь стала более комфортабельной, чем, положим, 30 лет назад. В салоне автобуса до Валдая была даже консоль для видеопоказа, правда кина не показывали, и слава богу, а то ужастики наши надоели. За окном проносились все те же заброшенные поля, ну и хорошо, наверное, – природа возвращается к естеству. Удивительно, мне совсем не хочется знакомиться с соседями по салону, да и они индифферентны к присутствию моему на этом участке Вселенной.
Автобус минует поселок с идиотским названием «Пролетарий». Там влачит существование фарфоровый заводик с работягами, функционирующими за бесценок, лишь бы предприятие не закрыли. А вот и Крестцы, описанная Радищевым деревня, славящаяся самоварами и пирогами. Товар этот и сейчас продают многочисленные пенсионеры, но верховодят здесь кавказцы, открывшие рядом с шоссе шашлычнуюВ су¬ро¬вую зи¬му 2002–2003 го¬да Вал¬дай про¬сла¬вил¬ся на всю Рос¬сию тем, что там бы¬ла па¬ра¬ли¬зо¬ва¬на вся ото¬пи¬тель¬ная и элек¬три¬че¬ская ин¬фра¬струк¬ту¬ра го¬ро¬да, и бо¬лее не¬де¬ли жи¬те¬ли мно¬го¬эта¬жек су¬ще¬ст¬во¬ва¬ли при ми¬ну¬со¬вых тем¬пе¬ра¬ту¬рах, а пен¬сио¬не¬ров с ин¬ва¬ли¬да¬ми на¬пра¬ви¬ли жить в этой са¬мой гос¬ти¬ни¬це. Опо¬зо¬рил¬ся ме¬ст¬ный го¬род¬ни¬чий на всю Рос¬сию, да ни¬че¬го страш¬но¬го: вы¬вер¬нет¬ся в оче¬ред¬ной раз и даль¬ше бу¬дет пра¬вить за¬мор¬до¬ван¬ны¬ми вал¬да¬ка¬ми.
В книге Ра¬ди¬ще¬ва «Путешествие из Петербурга в Москву» я прочел, что по¬том¬ки ме¬ст¬ных жи¬те¬лей ве¬дут свое на¬ча¬ло от поль¬ских плен¬ни¬ков, при¬слан¬ных на Вал¬дай ца¬рем Алек¬се¬ем Ми¬хай¬ло¬ви¬чем. На¬вер¬ное, от это¬го поль¬ско¬го вер¬то¬прах¬ст¬ва и про¬изош¬ли ме¬ст¬ные нра¬вы. Мне ка¬жет¬ся, сле¬дую¬щие стро¬ки наи¬бо¬лее жи¬вы, хо¬тя и наиболее яз¬ви¬тель¬ны изо всей кни¬ги: «Кто не бы¬вал в Вал¬да¬ях, кто не зна¬ет вал¬дай¬ских ба¬ра¬нок и вал¬дай¬ских раз¬ру¬мя¬нен¬ных де¬вок? Вся¬ко¬го про¬ез¬жаю¬ще¬го на¬глые вал¬дай¬ские стыд со¬тря¬саю¬щие дев¬ки ос¬та¬нав¬ли¬ва¬ют и ста¬ра¬ют¬ся воз¬жи¬гать его щед¬ро¬стью на счет сво¬его це¬ло¬муд¬рия. Срав¬ни¬вая нра¬вы сея жи¬те¬лей в го¬ро¬да про¬из¬ве¬ден¬ныя де¬рев¬ни со нра¬ва¬ми дру¬гих рос¬сий¬ских го¬ро¬дов, по¬ду¬ма¬ешь, что она есть наи¬вред¬ней¬шая, и что раз¬врат¬ные нра¬вы суть еди¬ны ток¬мо ос¬тат¬ки ее древ¬не¬го по¬строе¬ния. Но как не¬мно¬го бо¬лее ста лет, как она на¬се¬ле¬на, то мож¬но су¬дить, сколь раз¬врат¬ны бы¬ли и пер¬вые его жи¬те¬ли».
Алек¬сандр Сер¬гее¬вич по до¬ро¬ге из Мо¬ск¬вы в Пе¬тер¬бург чи¬тал взя¬тую у Со¬бо¬лев¬ско¬го эту, по его вы¬ра¬же¬нию, «кни¬гу скуч¬ную, но лю¬бо¬пыт¬ную в ка¬ком бы то ни бы¬ло от¬но¬ше¬нии… кни¬гу, не¬ко¬гда про¬шу¬мев¬шую со¬блаз¬ном и на¬влек¬шую на со¬чи¬ни¬те¬ля гнев Ека¬те¬ри¬ны». Ра¬ди¬щев из¬дал за соб¬ст¬вен¬ный кошт «Пу¬те¬ше¬ст¬вие из Пе¬тер¬бур¬га в Мо¬ск¬ву» в 1790 го¬ду. Бы¬ло про¬да¬но и роз¬да¬но все¬го 30 эк¬зем¬п¬ля¬ров, а ос¬таль¬ной ти¬раж ре¬к¬ви¬зи¬ро¬ван и со¬жжен. На¬вер¬ня¬ка Пуш¬кин вни¬ма¬тель¬но про¬чел вы¬ше¬при¬ве¬ден¬ные сен¬тен¬ции Ра¬ди¬ще¬ва о дев¬ках, вот и вы¬ра¬зил их по¬эти¬че¬ски:
У по¬дат¬ли¬вых кре¬сть¬я¬нок,
Чем и сла¬вит¬ся Вал¬дай,
К чаю на¬ку¬пи ба¬ра¬нок
И ско¬рее по¬ез¬жай.
Быв¬ших кре¬сть¬я¬нок я на¬шел в ка¬фе «Вал¬дай», но ба¬ра¬нок они не про¬да¬ва¬ли, а пи¬ли вод¬ку в ком¬па¬нии двух ва¬лив¬ших¬ся на бок му¬жи¬ков с мо¬биль¬ни¬ка¬ми на поя¬се. Труд¬но бы¬ло мне су¬дить о по¬дат¬ли¬во¬сти этих бы¬лых и бы¬ва¬лых кре¬сть¬я¬нок, а вот ма¬те¬ри¬лись они по-ям¬щиц¬ки, ядрено, че¬рез сло¬во.
Зна¬ме¬ни¬тые ко¬ло¬коль¬чи¬ки Вал¬дая уви¬дели мы в крае¬вед¬че¬ском му¬зее, на удив¬ле¬ние бо¬га¬том экс¬по¬на¬тами и чис¬том. Те¬туш¬ки-смот¬ри¬тель¬ни¬цы рас¬ска¬за¬ли ле¬ген¬ду о про¬ис¬хо¬ж¬де¬нии ме¬ст¬ных ко¬ло¬коль¬чи¬ков. Ко¬гда Иван Гроз¬ный сверг нов¬го¬род¬ский ве¬че¬вой ко¬ло¬кол и при¬ка¬зал при¬вез¬ти его в Мо¬ск¬ву, то в рай¬оне Вал¬дая ко¬ло¬кол раз¬бил¬ся, и из его ос¬кол¬ков ме¬ст¬ные умель¬цы от¬ли¬ли ко¬ло¬коль¬чи¬ки для ям¬щиц¬ких ло¬ша¬дей. А по¬том они при¬гла¬си¬ли нов¬го¬род¬ских умель¬цев и на¬ла¬ди¬ли про¬из¬вод¬ст¬во соб¬ст¬вен¬ных ко¬ло¬ко¬лов и ко¬ло¬коль¬чи¬ков. Я уже знал, что ве¬че¬вой ко¬ло¬кол на са¬мом де¬ле был уве¬зен Ива¬ном III и бла¬го¬по¬луч¬но дос¬тиг Мо¬ск¬вы, но в па¬мя¬ти на¬род¬ной ра¬зо¬ре¬ние Нов¬го¬ро¬да ас¬со¬ции¬ру¬ет¬ся с Ива¬ном Гроз¬ным, са¬мым кро¬ва¬вым из на¬ших сред¬не¬ве¬ко¬вых дик¬та¬то¬ров. Пусть и даль¬ше рас¬ска¬зы¬ва¬ют эту ле¬ген¬ду, Гроз¬но¬му нынче сие без раз¬ни¬цы.
В том же му¬зее за вит¬ри¬ной ле¬жа¬ли но¬ты ро¬ман¬са А. Вер¬стов¬ско¬го с тек¬стом по¬эта-де¬каб¬ри¬ста Ф.М. Глин¬ки:
Вот мчит¬ся трой¬ка уда¬лая
Вдоль по до¬ро¬ге стол¬бо¬вой,
И ко¬ло¬коль¬чик, дар Вал¬дая
Зве¬нит уны¬ло под ду¬гой.
В го¬ро¬де есть един¬ст¬вен¬ный в Рос¬сии Му¬зей ко¬ло¬ко¬лов. Ока¬зы¬ва¬ет¬ся, обы¬чай ве¬шать ко¬ло¬коль¬чик под ду¬гу уп¬ряж¬ки поя¬вил¬ся у нас лишь в XVIII ве¬ке в ос¬нов¬ном на поч¬то¬вых и курь¬ер¬ских трой¬ках. В му¬зее же я по¬на¬сла¬ж¬дал¬ся фольк¬лор¬ным твор¬че¬ст¬вом ме¬ст¬ных ли¬тей¬щи¬ков. Не без не¬ко¬то¬рых ос¬но¬ва¬ний рус¬ские гор¬дят¬ся сво¬им са¬мым изо¬щрен¬ным в ми¬ре ма¬том, прав¬да, про¬жив два¬дцать лет в США, я в этом не уве¬рен, аме¬ри¬кан¬ский мат от¬нюдь не бед¬нее на¬ше¬го, им лишь ре¬же поль¬зу¬ют¬ся. Не зря го¬во¬рят: «Что стыд¬но и греш¬но, то в обы¬чай во¬шло…», и на ко¬ло¬коль¬чи¬ках это очень да¬же вид¬но и на¬пи¬са¬но. Про¬ци¬ти¬рую лишь не¬сколь¬ко от¬ли¬тых на¬ве¬ки в брон¬зе ше¬дев¬ров: «Не во¬зи бля¬дей, а во¬зи лю¬дей», «Нет ма¬ла¬хаю так хе¬ром по¬ма¬хаю», «По¬вен¬ча¬ли¬ся и ет¬ти пом¬ча¬ли¬ся», «Не¬ве¬рую¬ще¬му Ан¬д¬ро¬пу два х…я в ж…у» и т.д. Ну а са¬мая рас¬про¬стра¬нен¬ная над¬пись все-та¬ки ли¬ри¬че¬ская: «Про¬щай ми¬лая моя - еду в даль¬ние края».
Рус¬ские мас¬те¬ра учи¬лись от¬ли¬вать ко¬ло¬ко¬ла и пуш¬ки у ино¬зем¬цев, и не все¬гда у них это хо¬ро¬шо по¬лу¬ча¬лось. При¬ме¬ром то¬му мо¬жет слу¬жить рас¬ко¬лов¬ший¬ся по¬сле от¬лив¬ки Царь-ко¬ло¬кол, или Царь-пуш¬ка в Крем¬ле, из ко¬то¬рой не уда¬лось сде¬лать ни од¬но¬го вы¬стре¬ла. Не ос¬вои¬ли они и про¬из¬вод¬ст¬ва кор¬лио¬нов, му¬зы¬каль¬ных ин¬ст¬ру¬мен¬тов, со¬стоя¬щих из на¬бо¬ра ко¬ло¬ко¬лов раз¬ной то¬наль¬но¬сти, на ко¬то¬рых иг¬ра¬ют по¬сред¬ст¬вом кла¬виа¬ту¬ры, как на ор¬га¬не. Гол¬ланд¬цы по¬да¬ри¬ли Пет¬ру та¬кой ин¬ст¬ру¬мент, но он сго¬рел лет 200 то¬му на¬зад. Не¬дав¬но они по¬да¬ри¬ли Петербургу но¬вый кор¬ли¬он, ко¬то¬рый ус¬та¬нов¬лен в Пе¬тро¬пав¬лов¬ском со¬бо¬ре. На¬до бу¬дет по при¬ез¬де схо¬дить и по¬слу¬шать.
Когда-то это был крепкий купеческий городок на дороге между Петербургом и Москвой. Купцы понастроили лавки, амбары и церкви, служившие в те времена не только для религиозных целей, но также предтечей кинотеатров и телевизоров. Эти строения и составляют главный интерес для туристов, с тех пор город не обзавелся ни новыми дорогами, ни тротуарами, ни чем-то замечательными архитектурными инновациями. Прошло пять лет с моего последнего посещения Валдая. Приозерный парк также загажен, и все тот же дощатый сортир хлопает до сих пор не оторванной дверью. Катер до монастыря все также причаливает к шатким мосткам, заменяющим причал, и вереница туристов со страхом по хлипким мосткам перебирается на берег.
Мы с Аленой воспользовались этой переправой, чтобы добраться до хронически реставрируемого Иверского монастыря. После посещения его президентом здесь развернулись обширные реставрационные работы превращения монастыря в туристический аттракцион типа Диснейленда. Внутренний двор пересекали дорожки, выложенные плиткой с галькой и обрамлены фонарными столбиками, типа газовых начала ХХ века. Газоны разбиты во французском стиле, который никогда не был популярен в монастырях России.
За час пребывания на территории монастыря не увидел я ни одной фигуры в монашеской одежде, да их трудно было бы заметить среди сотен гастарбайтеров из Таджикистана и Молдавии, мухами облепивших стены церквей. Нет, встретили я-таки одного монахообразного джентльмена с барсеткой в руке, но направлялся он не к себе в келью, а к запаркованному возле трапезной «джипу» с московскими номерами.
Поскольку реставрируемый монастырь находится рядом с президентской резиденцией, денег здесь прокручивается немеряно. Шпили звонниц украшены позолоченными фигурками, приглядевшись к которым, обнаружил ангела, вторая же оказалась сплошным курьезом. Под лучами послеобеденного солнца на верхушке шпиля сверкал силуэт державного орла, приглядевшись, я обнаружил, что орел-то одноглавый. Такого невероятства я нигде и никогда не видывал, ведь державный орел должен быть двуглавым. Достался он нам от Византийской империи, когда великий князь Алексей женился на племяннице императора Софии Палеолог. Двуглавость символа означала единство восточной и западной частей империи, а также светской и духовной ветвей власти. Ничего хорошего этот символ Византии не дал, похоже, и России этот мутант счастья не приносит.
Возможно, этот обкусанный одноглавый орел означает намерение патриарха в действительности отделить свою власть от кремлевского вмешательства. Так было до воцарения Петра, формально и сейчас церковь отделена от государства, но наша православная верхушка очень внимательно прислушивается к мнению президента.
На осмотр монастыря у нас ушло не боле получаса, оставшееся время бессмысленно бродили по территории, ожидая прибытия катера на материк. Полируя золотые купола, реставраторы забыли построить обыкновенный сортир для тысяч туристов, посещающих ежедневно эту реликвию.
НАВОЛОК
С прежних советских времен осталась в центре города автобусная остановка, от которой когда-то ходило множество автобусов. Сейчас деревни обезлюдели, автобусы туда ходят лишь пару раз в неделю и водителем может оказаться кавказец. Правда, появились такси, которые в десять раз дороже рейсовых автобусов, но могут доставить вас в любую деревню. Поездка до деревни разбудила во мне воспоминания о фильме «Сталкер», где очумелый герой ищет выход из руин разоренной цивилизации.
Асфальтовое покрытие шоссе переходило в щебеночное и грунтовое, а потом становилось дорогой с многочисленными колдобинами. Она проходило мимо заброшенных фабрик, лесопилок и лесосек, дальше тянулись такие же сиротливые скотные дворы, амбары, школьные здания и клубы. Мне хотелось найти какое-то логическое и положительное объяснение повсеместному разорению земли русской. Может, и слава богу, что зарастают пахотные поля и пастбища кустарником, заселяются диким зверьем и птицей. Народ при этом переселяется либо на тот свет, либо в город, где не хватает рабочих рук. Через пару десятков лет наши земли излечатся от ран, нанесенных человеком и вернутся к первозданному состоянию. Россия сделается наиболее привлекательной и здоровой страной для проживания.
Само название деревни Наволок говорит о прежнем занятии ее жителей – перетаскивании волоком грузов и лодок из одной речной системы в другую. Должно быть, это село было тогда изрядно населено работным и торговым людом, кормившимся от перемещения грузов между Новгородом и Москвой. Устроилось оно на холмах, образующих пойму реки, по которой когда-то и волокли грузы. До нынешних пор в деревне осталось не больше дюжины обитаемых строений, судить о былых размерах деревни можно судить лишь по огромному кладбищу за рекой.
Поселились мы в доме приятеля-художника, купленном на деньги, заработанные им при строительстве резиденции президента на Селигере. Огромный дом-пятистенка, возведенный из толстенных бревен, красовался на околице деревни и блаженствовал под новой крышей из зеленого металлопластика. Такой же крышей был покрыт и соседний дом с выбитыми окнами и приусадьменным участком, заросшим крапивой и снытью. Володя решил создать из них гостиничный комплекс, где будут жить люди свободных профессии из Москвы и Петербурга. Мы выступали в качестве тестовой группы для оценки предоставляемых гостиничных услуг.
Домовина эта состояла из веранды, кухни-прихожей и горницы, из которой дверь вела во вторую горницу, где Володя устроил мастерскую. Архитектура типичного деревенского дома явно не соответствует современным требованиям комфорта. Подслеповатые окошки без форточек, низкие потолки и притолоки, огромная, несуразная печь, отвратительная вентиляция делают жизнь в таком доме неуютной. Слава богу, таких домов сейчас в деревнях почти не строят, да и деревень уже не осталось, превратились они в дачные поселки.
Первый же встреченный в деревне пьяница указал на нужный нам дом, ключ от которого оказался у вальяжной женщины по имени Зинаида Николаевна. Поскольку мы оказались одногодками, обращался я к ней по имени, без отчества. Устроив вещи в доме, я оставил Алену прибираться, а сам пошел знакомиться с народонаселением.
Зинаида родилась в здешних краях, жила в деревне круглый год, вырастила трех дочерей и двух сыновей, но никто из них не остался жить в деревне. Да и делать здесь нечего, совхоз давно развалили, ни школы, ни почты, ни амбулатории не осталось. Живет Зинаида за счет коровы, телят и поросят, тянет хозяйство без мужа, да еще и детям помогает. У нас давно уж деревня держится не на мужиках, а на женщинах, мужики поголовно спиваются, не видя перспектив жизни на пленэре.
Наиболее крепкие, предприимчивые и умные люди давно покинули деревню, остались потомки тех рабов, которые в течение трех поколений работали в советских колхозах и совхозах. Как только во времена Горбачева были сняты обручи партийного принуждения и дисциплины, рассыпались эти хозяйства словно рассохшаяся тара. Оказавшиеся на свободе, мужики не способны были существовать без начальства, сами по себе, только бутылка «на троих» давала им чувство локтя и значимости. Женщины спиваются реже, им нужно хранить домашний очаг для детей и внуков.
Зинаиде под пятьдесят, излишняя с точки зрения горожанина полнота не мешает ей управляться с коровой и поросятами выращивать овощи и присматривать за внуками. Одета она всегда в цветастый вечерний халат на пуговицах, платок не носит, когда-то красивое лицо покрыто пятнистым загаром, подчеркивающим многочисленные морщины, благородный нос шелушится от постоянного пребывания под открытым небом.
Зинаида с мужем переехала в Наволок из соседней заброшенной деревни, здесь уж вырастила детей и похоронила мужа, покончившего с собой в пьяном угаре. Потом приютила к себе во двор следующего мужа, безответного и безотказного Гену, который не особенно-то и пьянствовал, боялся ее гнева. Он регулярно уходил из дома как бы на рыбалку, чтобы выпить наедине, без скандала бутылку 77 портвейна. Однажды он ушел из дому и не вернулся на следующий день, нашли Гену через три дня, висящим на березовом суку.
Два года тому назад поселился здесь тракторист Володя с женой и дочкой. Живности они никакой не завели, удосужились лишь посадить картошку, огурцы, кабачки и укроп. Работал в семье лишь Володя, а жена с дочкой дневали и ночевали возле телевизора, благо, хозяин установил спутниковую антенну и можно круглосуточно смотреть 12 программ.
Напротив Володи жил электрик Гена, громада-человек, бывший десантник, воевавший в Чечне. Ему не было и 40, работал изредка в городе, так как получал военную пенсию, которую пропивал за три дня в компании с бывшим генералом милиции. Третьим в компании присутствовал Коля-дурачок, тоже пенсионер по нервам, который был рад послужить бывшим воякам. Они любили смотреть программы о политике.
Гена прекратил ездить на работу после того, как у него сломался «жигуленок», необходимых 5 тысяч рублей на ремонт он никак не мог собрать. Как раз такой была ежемесячная пенсия десантника, правда, мой хозяин предлагал ему работу по электрификации будущей гостиницы. Вторую неделю он обещал установить распределительный щиток, но так и дошел до нас, хотя жил на соседнем дворе. Кажется, он просто-напросто боялся связываться с током высокого напряжения.
По утрам Гена совершал моцион по единственной деревенской дороге, его сутулая фигура была облачена в махровый банный халат, огромные ступни загребали пыль шлепанцами. Шел и улыбался беззубым ртом, возможно вспоминал героические будни своей службы на Кавказе. Ничего вокруг Гену не интересовало, он не удосужился завести собаку или кошку, даже посадить картошку. Мать умерла три года назад, сеструха переехала в Торжок, а самому не хотелось даже ласки женской. Зато была установлена тарелочная антенна спутниковой телевизионной связи, так что было с чем убить время.
Я в первый жен день нашел косу-литовку, отбил ее полотно на обухе топора, направил его бруском и отправился косить траву, бушующую во дворе будущей гостиницы. Там же бригада нанятых Володей плотников соорудила из горбыля сортира, чтобы клиенты отправляли естественные надобности, сидя орлом. Пришлось объяснить мастерам, что горожане привыкли к более комфортной, унитазной позиции, для которой отверстие толчка нужно сместить от центра. Вообще-то секрет строительства таких уборных скоро будет утерян, сейчас в деревнях сортир встраивают под общую крышу, в прихожую. Так что при входе в деревенский дом прежде всего шибает в нос запахом отхожего места, а уж потом грибковой плесенью и вареной картошкой. Потом уж слышатся звуки хронически включенного телевизора и в прихожей набрасываются жирные мухи с комарами, вибрирующими от желания крови.
Плотники уже третий месяц строили баню, причем, создавалась впечатление, что они сами не знали, как это делать. Стройка требовала множества столярных работ, но мастера так и не сообразили соорудить верстак, чтобы облегчить свою работу. Обрезки досок, рубероид, стекловата, полиэтилен, кирпичи, керамическая плитка валялись повсюду. Недавно вырытые ямы для канализации не были закрыты досками, так что туда часто попадали пиломатериалы, да и сами строители.
Выкосив траву на заброшенном огороде, я собрал строительные обрезки, гнилые доски и бревна, ненужные сотовые рамки с воском, полиэтилен от заброшенных теплиц и устроил вечером знатный костер. На следующий день добрался-таки я до единственной в деревне автобусной остановки, служившей местом сбора молодежи. За годы недогляда она была завалена ворохом окурков, пластмассовых и стеклянных бутылок, картона, газет, пищевых отбросов и тряпья. Я принес из дома грабли с лопатой, сгреб все это в кучу рядом с павильоном остановки, полил растительным маслом и поджег с удовольствием. В небо рванулся вихрь черного дыма, привлекший окрестных жителей к костру. Вначале они возмущались устройством пожара посреди деревенской улицы, но после объяснения, что я всего лишь хочу навести порядок на остановке автобуса, женщины прикатили коляску с кузовом, чтобы обвезти на свалку оставшийся от костра мусор. Так я улучшил экологическую ситуацию в отдельно взятой деревне.
Мух в доме я вывел посредством распыления дихлофоса из баллончика, ну и развесил липучую ленту под потолком. Спалось хорошо, тем более, после шумливого, тополино-пушного Питера. Странно было просыпаться в абсолютной тишине, не сразу я осознал, что в деревне не мычали коровы, не кукарекали петухи, не кудахтали куры, не гагакали гуси, не блеяли овцы, не ржали кони, не лаяли собаки, не кричали дети. Их вовсе здесь не водилось.
Правда, баба Зина сообщила, что в соседней деревне Старина есть петух, она сама его не видела, но слухом земля полнится. Конечно же, звучало это апокалиптически – единственный петух на округу. Я не преминул ее спросить, отчего сама-то не держит домашней птицы, она и сама не могла это толком объяснить, ссылаясь на эпидемию птичьего гриппа и соседства хорьков. Но я полагаю, во-первых, народ обленился и обтелевизился донельзя, а во-вторых в магазине всегда можно купить дешевые «ножки Буша».
Мы сходили свидание с петухом и его хозяином Олегом, приехавшим сюда из мест не столь отдаленных. Он завел у себя петуха с курочками, чтобы вспомнить детские годы. Плотничал он у нашего хозяина Володи, а также пристраивал баню с бассейном к дому московского толстосума, возводившего поместье на противоположном берегу реки. У Олега живой, любопытствующий взгляд, есть чувство юмора, он не только поставил у себя тарелку спутникового телевидения, но и приобрел компьютер, чтобы получить доступ в Интернет. Он убедился, что в окрестностях нет достойной ему невесты и теперь надеется найти таковую во Всемирной Паутине.