(Наблюдение за наблюдающим за наблюдателем, или “Превратности экранизации 2”… )
“– Достоевский умер, — сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.
– Протестую, — горячо воскликнул Бегемот. — Достоевский бессмертен!”
(М. А. Булгаков “Мастер и Маргарита”)
Обилием страстей и извержением тайных подсознательных желаний, остросюжетностью и убийственной правдивостью образов притягивает к себе читателей роман Ф.Достоевского “Братья Карамазовы”. Поэтому и не удивительно, что кинематографисты обращаются к его экранизации, чтобы еще раз продемонстрировать миру свой особый взгляд на данное произведение известного мастера. Не остался в стороне от данной темы и чешский режиссер Петр Зеленка, сняв в 2008 году по мотивам указанного романа Достоевского фильм “Карамазовы".
С первых же строк статьи хочу сказать, что я инкриминирую фильм П. Зеленки “Карамазовы” как кино. И кино не столько о Карамазовых, сколько о современном видении мира и человеческих страстей, которые отвечают накалу страстей в романе Достоевского “Братья Карамазовы”. Это некий исключительно парадоксальный взгляд современника на события, которые отображаются в романе, события, в принципе, выдуманные, но целиком применимые в современных условиях и пригодные для текущего момента.
Чтобы стало яснее, о чем собственно речь,добавлю, данный фильм П. Зеленки поставлен на основе спектакля Эдварда Шорма “Братья Карамазовы”, который в течение нескольких лет идет в Пражскому Дейвишком театре. В фильме задействованные актеры постановки. А фабулой для фильма послужила история о том, как трупа Дейвишского театра приезжает на альтернативный театральный фестиваль драматических постановок в реальной жизни, который происходит в польском промышленном городке Новая Гута на металлургическом заводе. Достаточно вероятная история, которая целиком могла бы стать документальной. И вот, в границах этой истории и в границах пространства фильма разыгрывается драма, сюжет которой заимствован из романа Достоевского “Братья Карамазовы”.
Фильм начинается с того, что актеры из Праги едут в автобусе на фестиваль в Новую Гуту. От нечего делать один другому рассказывает историю фильма, в котором говорится о внуке Достоевского, который водил трамваи в Петербурге, никогда не читал произведений своего знаменитого деда, по-немецки знал только слово Мерседес, который он мечтал купить и который наконец купил, посетив в Германии семинар по творчеству Федора Михайловича. Так вот, под эту историю актеры заезжают в заброшенный заводской двор. Их встречают организаторы фестиваля и заводят в полуразрушенный цех, в котором они начинают репетицию своей версии “Братьев Карамазовых”:
Итак... Открываются ворота ангара, и под героически-торжественную музыку на импровизированную сцену посреди металлургического цеха ступают фигуры актеров. Музыка вводит и зрителей и исполнителей в реальные декорации обычного промышленного завода. Грязный, насквозь изъеденный ржавчиной, цех становится театральными залом со старыми потресканными станками, изувеченной техникой и разбитой утварью, залом, в котором за день до представления произошла трагедия, упал из высотного железного мостика сын одного из рабочих и получил тяжелую травму позвоночника. Этот рабочий, обвиняя себя, неутешно бродит по цеху и невольно становится случайным зрителем репетиции пьесы Достоевского “Братья Карамазовы”. Тоже, как будто невзначай, его захватывает игра актеров, и он тоже, как бы между прочим, становится случайным действующим лицом драмы “Братьев Карамазовых”. Не только наблюдателем, а наблюдателем, который находится внутри действия. С одной стороны – он отстраненно воспринимает то, что происходит в пьесе, с другой – то, что происходит в пьесе конкретно касается его самого. Тоже невольно он поочередно примеряет к себе роли из “Братьев Карамазовых”. И ситуация романа жестко проектируется на реальную ситуацию из его собственной жизни. Становится, так бы сказать, ситуацией, в которую конкретно попал он сам. Рабочего очень поглощает действие, которое он не соглашается покинуть даже, когда узнает о смерти собственного сына, даже уговоры жены не действуют на него, он, будто маньяк, остается досматриваться спектакль, чтобы непременно узнать, чем закончится суд над отцеубийством (примеряя ситуацию драмы Достоевского к своей личной внутренней драме).
Актеры уверены, что случай с рабочим – это удачный ход режиссера, который хочет вводом такой нестандартной ситуацию в ткань драматургического действия, вызвать обострение актерских эмоций и пограничную ситуацию в их игре, которая будет содействовать более точной передаче эмоций в спектакле, который они играют. Они обсуждают ситуацию с рабочим, решают моральную целесообразность своего выступления. Однако, на всеобщее удивление, рабочий дает свое согласие на продолжение репетиции.
С этого момента спектакль играется ради единственного зрителя – рабочего, с сыном которого произошло несчастья. Это придает особое обострения событиям драмы Достоевского. И таким образом в фильме П. Зеленки начинает наслаиваться один на другой множество пластов реальности, и вместе из тем эти пласты постоянно начинают сниматься один с другого, как листовое железо, которое, очевидно, плавится на данном заводе. Пласту определенной реальности отвечает театральная фабула. Поступкам реальных людей отвечает театральная аффектация и театральная статика. Поэтому в ткани фильма четко проступает условность театра, которая в свою очередь, накладывается на условность реальных событий и реальных декораций, то есть декораций завода с немногочисленными зрителями рабочими, скорее, одного рабочего – для которого и происходит показ, для которого играют актеры, зрителя, который находится в пограничной ситуации!!!
Поставить зрителя в экзистенциальную ситуацию, которая отвечает ситуации, в которой находятся герои Достоевского, тоже достаточно удачный драматургический ход П.Зеленки, который он использует для подачи материала фильма в современном контексте. Вообще, режиссер, он же и сценарист ленты “Карамазовы”, выбрал оптимальный вариант для современной трактовки романа Достоевского и его идей на современную почву. Современность в фильме четко и безапелляционно проектируется на реальность Достоевского, пропечатывается и определенной мерой интерпретируется, воспроизводя, таким образом, неоднозначный срез чувств и подсознательных мыслей героев Достоевского, который целиком идентичен чувствам и подсознательным желаниям современного героя. В этом многослойном сплаве театрального пространства, пространства кино и действительных событий, в этой пространственной многозначительной конфигурации происходит игра страстей, игра театральных и человеческих (то есть реальных) подсознательных и действительных желаний, с учетом игры страстей и желаний, которые развиваются внутри романа Достоевского.
Таким образом, Зеленка наглядно применяет к жизни фразу – весь мир театр и люди в нем актеры. С одной стороны – он подходит к этой фразе буквально, приглашая реальных актеров сыграть роли в пьесе по Достоевскому, с другой – он показывает переносное значение данного высказывания, его, так сказать, интеллектуальную сущность и образное значение, привлекая к просмотру спектакля реального зрителя (рабочего, находящегося в пограничной ситуации).
В фильме актеры играют самих себя в ролях Достоевского и в реальности также они играют себя, иногда эта граница стирается. Их междуличностные отношения проектируются на выполнение ролей в пьесе. Сознательная театрализация материала фильма достаточно усиливается таким театральным афоризмом: если в пьесе есть ружье, то она обязательно выстрелит. Правда, вместо ружья здесь выступают пули в столе рабочего, который вместе с тем, является и зрителем и который находится на грани чувств из-за смерти сына. Эти пули в конце фильма конечно же выстрелят, появится также револьвер, и экзистенциальный герой всадит себе пулю в висок.Эпизод самоубийства рабочего станет финалом фильма, но отнюдь не финалом пьесы, которую играют актеры в реальных декорациях.
В финале спектакля, находясь на сцене, Алеша Карамазов будет произносить прощальную речь на похоронах Иллюшечки Снегирева, и эта речь будет полностью соответствовать прощальному слову над трупом рабочего, который только что свел счеты с жизнью. В реальном мире сквозь выбитые оконные стекла в потолке цеха пойдет дождь, он словно очистит поле человеческих страстей и сцену. И эта прощальная речь Алеши зазвучит одновременно катарсисом в произведении Достоевского и катарсисом фильма “Карамазовы”. В этой сцене идет явный посыл, что Зеленка берет Достоевского исключительно для того, чтобы рассказать современную историю экзальтации человеческих чувств и страстей, которые скрываются под оболочкой реальности (что также, кстати, спрятано глубоко в прозе Федора Михайловича).
Заканчивается фильм тем, что ворота ангара снова, как будто театральный занавес, открываются, и фигуры актеров выходят на заброшенный заводской двор, на котором лежит распростертое тело рабочего, и которое, словно театральной ширмой, также прикрывают брезентом, скрывая от посторонних глаз.
А торжественная героическая музыка, как и в сцене начала картины, снова торжественно звучит реквиемом человеку, человеческим чувствам и Достоевскому...
Музыку к фильму написал польский композитор Ян Качмарек, известный, как обладатель “Оскара” за саундтрек к фильму “Finding Nеvеrlаnd”, и она полностью отвечает драматургическому характеру картины, соответствуя уровню повествования драмы под названием Жизнь.
Оператором фильма выступил Александер Шуркала, этнический украинец родом из Пряшева, который выполнил изображение фильма с минимальным применением
изобразительных эффектов, к чему, кстати, и побуждает среда существования героев “Карамазовых”. Хотя иногда в изображении происходит некий гиперреализм и гипертрофация реальности. Думаю, потому, что П. Зеленка старается в своем произведении отобразить абсурд бытия, который перерастает в достаточно гиперреалистические формы, приобретая напрочь искривленные гипертрофированных образов, как это показано в сцене встречи Грушеньки со своим поляком. Когда в кадре звучит чешский шансон, за роялем с сигаретой в зубах в декадентском дыме сидит такой вот себе чешский бард в потертом театральном сюртуке, от чего сцена выглядит карикатурно-абсурдной, как и сам сюжет действия, которое происходит на фоне прозы Достоевского. И вот именно эту карикатурную абсурдность мастерски воссоздает кинокамера.
Фильм П.Зеленки “Карамазовы” – это такой себе Достоевский на чешский современный манер, Достоевский глазами современного западного зрителя, примерная квинтэссенция Достоевского в современном варианте, некий взгляд (фокус) наблюдателя, который наблюдает за тем, кто наблюдает. Что, конечно, не является весьма новым для современного западного зрителя, хотя как попытка интерпретировать идеи Достоевского в современном контексте является достаточно удачной попыткой. Возможно, потому, что в фильме П. Зеленки используется концептуальный подход к подаче классического материала Ф.Достоевского. И концептуальность эта отображается во взгляде современника на событии “Братьев Карамазовых” и на жизнеспособность идей, провозглашенных Достоевским, в контексте нынешнего дня, а также действенность этих идей сегодня.
© Риженко Тетяна,2010
© Оригинальный язык - украинский
http://h.ua/story/215547/