Повесть А.Ромина «Права партнерства» находится здесь: http://www.proza.ru/2008/11/27/671
Задумываясь, в чем состоит суть рецензии на произведение, я все-таки прихожу к выводу, что пишу вовсе не рецензии, а некие свои размышления о том, что конкретно меня трогает и задевает в том или ином тексте, хотя и любой рецензент разве не делает ли то же самое, каждый своим способом?
Кого-то больше интересует форма, кого-то структура и концепция, кто-то выискивает в тексте логические проколы и стилистические несуразности, кто-то высматривает в нем штампы или элементы бытописательщины.
Но есть такие произведения, которые как некие целостные зерна неделимы и не могут быть разложены на детали для критического разбора, ибо воспринимаются только как нечто единое. Хотя, конечно, это говорит лишь о том, что все детали в таком произведении увязаны, как с точки зрения логики поведения героев, так и с точки зрения избранной формы и сюжетной линии. А еще, что далеко немаловажно, той особой тональности, в которой написано это произведение. А она – эта тональность порой диктует не только сюжет, форму, но и многое другое, на первый взгляд несущественное, но на самом деле являющееся самым ядром написанного.
С первых строк нас захватывает интригующее начало – все по законам полудетективного жанра и мы, не ожидая подвоха от автора, усаживаемся поудобней, как заядлые геймеры, дабы, затаив дыхание следовать за героем в его авантюрно трудном задании по внедрению в стан противника. А ведь уже вначале автор дает нам вполне отчетливые метки того, о чем же на самом деле пойдет речь.
«Катя на миг замирает над моим резюме.
- Здесь в графе «семейное положение» указано, что он гей? – спрашивает при мне, но не у меня.
- Это так. Но для хозяйства это даже лучше, – двусмысленно отвечает Дэн. – Я был спокоен за свою жену.
Мне немного неловко перед Катей за эту выдумку. Но, действительно, так необходимо для дела. И это Денис сам придумал, зная, что у Кондакова молодая, взбалмошная и очень легкомысленная женушка, которая может испортить наши самые просчитанные затеи.
Но видно, что Кате несколько гадко. Может, ей кажется, повар-гей не очень хорошо звучит или что от него может дурно пахнуть. Мне это все равно как бы. Не про меня же».
Итак, гл.герою предложено сыграть роль повара-гея…и это было бы очень занимательно или даже весьма забавно, не будь на каждом шагу всяких мелких камушков, о которые спотыкается наше внимание и которые не позволяют нам скатываться в своем восприятии при чтении к фривольности и игривости. Взять хотя бы последний, приведенный мною абзац, в котором звучит то, что чувствительно задевает некие струны в нашей душе, ибо сразу ставит нас на грань социальной проблемы, каковой является отношение среднестатистического человека к геям, как к людям второго сорта.
Однако мы еще только в начале хорошо и логично выстроенного детективного сюжета с опорой на достоверные детали бизнеса. Мало того, текст этот пересыпан небанальным и не избитым, а очень остроумным юмором. Чего, например, стоит вот такое замечание:
«У тебя чистая, непыльная работа – в рюшах».
Или же вот этот отрывок, в котором звучит уже не юмор, а скорее грустная ирония.
«Дэн молчит. Оттаивает. Суммирует, чем отличается промышленный шпионаж от конкурентной разведки и насколько мы уже преступили закон.
Мы и раньше преступали. Я тут не самый старый сотрудник – зато у меня самый новый «ниссан»».
А что же главный герой, что мы знаем о нем и его прошлом? Немного – все по законам жанра, ведь многого здесь знать и не положено. К примеру, как герой рос, как в школе учился, когда и с кем первый раз поцеловался. А о его привязанностях мы и вовсе не догадываемся. Однако какими-то едва уловимыми деталями автор очень тонко вызывает в нас воспоминания, потому что ведь наверняка у каждого человека был такой период в жизни, когда детство и ранняя юность уже кончились, и никаких привязанностей еще не случилось, ты как бы на перепутье. Не так ли все мы начинали свою взрослую жизнь? Вопреки каким-то нашим самым юным мечтам, в первый же рабочий день нам всем приходилось ощущать, что нас вынуждают вторгнуться в чуждый нам мир и действовать там по чужому плану. А потом возникают зависимости, и мы, как и наш гл.герой, помимо воли становимся кому-то и чем-то обязаны.
«Ну, я не Золушок, чтобы мечтать о балах, нарядах и богатых невестах. Я – сам по себе. Сам для себя. Но сам – благодаря Дэну. Никогда не забуду, как Дэн вытащил. Предоставил стабильный заработок. Познакомил с лучшими танцовщицами клубов. Рассказал, от каких коктейлей не болит голова наутро».
Так что там наш детектив? Идет своим чередом, но вот они камушки, о которые мы спотыкаемся, ибо это не просто детали, а кирпичики, из которых в нашем представлении зримо выстраивается история гл.героя – его прошлой жизни, его отношений с девушкой и с далекой матерью, отписывающей сыну письма по Интернету откуда-то из Канады, и наверняка не зовущей его туда к себе жить.
«Разложив снимки на столе, я пытаюсь их передвигать таким образом, чтобы найти наиболее удачное сочетание. Но пазлов не хватает. Явно не достает рож конкурентов Кондакова, нахмуренных бровей Дэна, стука каблуков моей бывшей девушки, электронных писем моей матери из Канады. И без всего этого картина сегодняшнего дня не может быть полной».
Именно детали постепенно и переводят детектив в совсем иной жанр, поскольку мы везде замечаем их и такой выпуклый лиризм, мимо которого никак не пройти.
«На подоконнике комнатный цветок с тусклыми, бледно-зелеными листьями».
«За окнами дождь льет. Листья мокрыми ладошками липнут к окнам».
Казалось бы, что особенного в том, что у цветка на окне бледно-зеленые листья или то, как описаны уже другие листья – на осеннем дереве за окном. Но наметанному глазу эти детали говорят о многом – например, о неуютности гл.герою в этом мире. Ведь так видеть детали может только человек с обостренным чувством одиночества. Заметил бы кто-то другой, к примеру, то, что листья у оконного цветка бледные? Деталь эта если и будет явной для мужчины, то только для имеющего комнатные растения и самого за ними ухаживающего. А «мокрые ладошки листьев» – это и вовсе откуда-то из детства. И потому дальнейшее воспринимается нами не в разрыве с предыдущим, а как вполне логичное его продолжение, ибо мы узнаем все больше из прошлого нашего героя, и многое вспоминаем о самих себе.
«- Может, какое кино посмотрим? – предлагаю вдруг я.
Это… тоска. Наверное, тоска. По дружбе, по вечерам в кинотеатре, по нефальшивым звездам на небе…»
Герой наш, когда-то мечтавший о нефальшивых звездах, сам предстает нам безо всякой фальши и пошлости, и потому мы совсем забываем о детективной линии – остается только человек с его чувствами, с его страданиями и воспоминаниями, с его страстями и желаниями.
«Хрен знает, отчего я дрожу. Не боюсь его, и не хочу, и не холодно уже вроде… Но меня колотит, и этой дрожью приколачивает к Кондакову все сильнее».
«Остаются невырубленными только ощущения – я чувствую все одновременно и с катастрофической ясностью: свою несвободу – его страсть – свою вину».
А как описаны сцены секса – это вообще отдельная тема, поскольку подобные описания часто грешат грубостью, пошлостью, ненужными физиологическими подробностями или же напротив слащавостью. Здесь же мы ощущаем полную органичность описанного секса, являющегося естественным продолжением и воплощением чувств гл.героя.
«От этого удовольствия текут слезы. Когда движения прекращаются, меня просто ломает в его руках от судорог оргазма. Я не знал этого. Я не думал никогда о таком. Но, значит, думал же».
Здесь описание секса воспринимается именно как описание чувств, глубинных, на уровне животности, и тем не менее возвышенных. Поэтому и побег, который против собственной воли гл.героем совершается, мы также прочитываем не как освобождение гл.героя из плена после выполненного задания, а как боль утраты.
И вновь мы ощущаем особую поэтичную лиричность, которой пронизан весь текст.
«Я отключаю телефон. За окнами дождь сменяется мокрым снегом. Снег липнет к окнам. Снег врывается в голову, ресницы слипаются – я чувствую холодные, смерзшиеся слезы».
Темы одиночества и поиска любви почти всегда главные в любом произведении. Даже в академическом каком-нибудь издании по археологии или истории. Не говоря уж о художественной литературе. Но ценность последней заключается в ее особой проникающей силе. Ведь автор выражает здесь свои мысли и чувства не просто с помощью знаков, он выражает их в особых кодах, символах, через которые нам открывается его святая святых – смыслы, живущие в глубинах его сознания и связывающие его с нами по типу переживания мира и самих себя. И мы легко читаем его «тайнопись», которая расшифровывает его мысли и помогает нам заглянуть в складки и сгибы его души, ибо текст подобен тонкому трикотажному полотну, принимающему форму оголенного тела, которое это полотно окутывает. А ощущать обнаженность тела и души – это уже иной уровень восприятия текста, нежели поиск в нем острой сюжетности или нагромождения какого-нибудь экшена.
Именно этим и отличается данный текст от многих других, почему-то также именуемых литературой, но литературой вовсе не являющихся.
© Copyright: Марк Шувалов