- Ай-ай-ай! Какая жуткая история! Советую тебе съездить в психушку и все лично проверить во избежание ошибок!
- Ты что? Кто это мне, чужому человеку, будет давать такие сведения?
- А если ты – чужой человек, так не лезь в чужие дела! – заорала я. – Называй вещи своими именами! Хватит дурака валять, не маленькая! Кто целую ночь произносил панегирике честности? Кто клеймил ложь? Кто обвинял литературу и искусство в попустительстве изменам? Ты отвечаешь за свои слова и поступки? Если нет, то так и скажи.
- Шура, как ты со мною разговариваешь? – обиженно произнесла Нинка.
- Так, как ты заслуживаешь. Один раз я попросила тебя о чем-то, у тебя не оказалось для меня времени. А когда тебе нужно излить душу, ты являешься ко мне ночью и не даешь мне спать! Ты эгоистка! И я больше не верю в твои заблуждения! Махровый эгоизм – вот что это такое! – и я бросила трубку. Бедная Нинка попалась мне под горячую руку…с омерзением в душе, которое всегда является ко мне после злой выходки, я легла на кушетку, укрылась пледом и проплакала до вечера. За окном потемнело, стал накрапывать дождик, потом он усилился, по стеклам потекли мутные струйки, загудело в водосборной трубе, а я лежала и ревела. Кто когда-нибудь плакал один под шум осеннего дождя, тот знает, какое это тоскливое и неприятное занятие. Мне было так жалко себя, что я даже забыла о Маринке и Славике, о том, что на природе они могли вымокнуть и заболеть.
Они вернулись, когда совсем стемнело, и по их веселым голосам и смеху я поняла, что у них все благополучно, и я им не нужна. Стучала посуда на кухне, раздавались телефонные звонки, потом долго крутили магнитофон, но Моцарта не было слышно. Когда я уже засыпала они перешли на проигрыватель «Ригонда» : пустили большой диск Шопена. Так что день закончился хорошо.
А воскресное утро началось с небольшого скандальчика : Маринка возмущалась, что я не убрала квартиру. Считается, что ни у нее, ни у Славика на это времени нет, а мне, человеку не творческому и не учащемуся, следует заботиться о чистоте. Пока она все это высказывала, Славик стоял возле нее и всем своим видом выражал одобрение. Сам он делает мне замечания чрезвычайно редко, обычно эту функцию выполняет Маринка, а он молча присутствует для моральной поддержки, а также для контроля. Если Маринка что-нибудь упускает, он вполголоса подсказывает ей очередной тезис, но прямо ко мне не обращается. Это не мешает ему потом вежливо пропустить меня в прихожей, поднять мне то, что я уронила и встать, когда я вхожу в кухню : манеры у него идеальные. Но они-то меня удручают больше всего остального.
Я могла бы начать оправдываться, объяснять, что у меня была тяжелая неделя, и доказывать, что один раз они и сами могли бы убрать, не рассыпались бы, но я обозлилась и не ответила ни одного слова. Кое-как позавтракав, мне кусок не лез в горло, я пошла за хлебом с целью хорошенько проветриться по дороге.
День был прекрасный, теплый и немного влажный, как летом после дождя, солнце светило ярко, ветра совсем не было. В воздухе пахло горьковатым запахом опавшей влажной листвы. Деревья еще только начали сбрасывать листья, и пока стояли пышные и яркие, каждое своего цвета : клены – красноватые с желтизной, тополя – буро- желтые.
Было так тепло, что я сняла плащ и взяла его на руку.
На обратном пути я встретила Зою Зюганову. Мы поговорили о ее внуках – у нее их двое, и договорились в одно из ближайших воскресений навестить старушку Розинкину, мать Коки Длинного. Розинкины давно выехали из нашего дома в Кузьминки. Кока стал полярным летчиком и погиб год назад. Остались мать и сестра; мать уже старенькая, совсем плохо видит и очень радуется, когда приезжают из нашего двора бывшие соседи. Я вспомнила, что у меня есть старые фотографии : папа до войны снимал всех ребят, там есть и Кока.
К остановке подошел автобус, постоял немного и оставил горстку людей : трех женщин и полного военного. Военный пересек улицу и свернул к нашему дому. Я видела его со спины и подумала, что он похож на Паню; но Паня надевает форму только на 9 мая. Человек в военном обошел газон, не воспользовавшись тропинкой, проложенной прямо по траве жильцами нашего дома; из-за этой тропинки дворничиха Сима каждый год с весны до осени ругает нас на чем свет стоит, и все равно каждый год с весны до осени мы вытаптываем траву и ломаем кусты акации – нам так удобнее.
Человек в форме скрылся в нашем дворе.
- это, наверное, к Синюхиным, - сказала Зоя. – У них Генка женился на дочке военного. А сам Генка в милиции работает. Тоже работенка – будь здоров! Сейчас ищут каких-то жуликов – на Четыре тысячи объегорили людей! И ведь додумались же – порошок от воров продавали. Не от клопов, не от тараканов – от воров!
- это ерунда, что ты? Кто же станет покупать? – засмеялась я.
- еще как покупали. По двадцать рубликов за коробочку. Дело было так : одна бабка поселила у себя квартиранта, интеллигентного такого, представительного. Он пустил слух, что в уголовном розыске изобрели новое средство от воров – порошок. Вот ты, допустим, хочешь уехать в отпуск, а оставлять квартиру с коврами и с хрусталем тебе боязно. Бери этот порошок и немножко посыпь на пол под окнами. Когда будешь выходить, с порога сыпани в прихожую на пол. И все – закрывай квартиру и отдыхай хоть месяц, хоть два. Если придут воры, их обязательно найдут : отпечатки подошв останутся, это первое, а второе – этот порошок для нас почти не пахнет, а собаки его за версту чуют. И главное – воры про него не знают, ступают смело! А он как пыль, его не видать. Милиция еего облучит лазером, потом сфотографирует в ультрафиолетовых лучах – и готов, подошвочки на фотографии как под микроскопом! Ведь растет культурный уровень даже у жуликов!