Глава пятая
…Да нет уж, дорасскажу я свою историю… Начала – надо заканчивать… Всё-всё, я совершенно успокоилась. Это так – женская истерика… бывает…
…Кот не выносил скандалов. Если не получалось заглушить мои причитания в зародыше, молча поворачивался и уходил. На час, полтора. Чаще всего на крышу. Он очень любил там бывать. Говорил: «Люди живут, стараясь спрятаться друг от друга. Закрываются в душных квартирах и домах. Лишают себя общения с природой, только бы не соприкасаться с себе подобными. Глупые! Мечтают о далёких мирах в Космосе, не зная, что рядом с ними уже есть другой мир, где и воздух чище, и одиночеством можно насладиться. Каждая крыша – это отдельная, небольшая планета, как у Маленького Принца, на которой можно бывать сколько угодно, не тратя миллионы долларов на кратковременный полёт за пределы Земли…» Вот на крыше он и спасался от моих женских капризов. А я последнее время как с цепи сорвалась – словно пыталась за что-то на Василии отыграться. Так бывает: сначала мы совершаем подлость в отношении самого близкого человека, а потом его же и делаем виноватым. Мол, всё из-за тебя…
Моя липовая беременность вскоре открылась. Кот настоял, чтобы я обратилась к знакомому врачу. Долго отнекиваться не получилось, да я особо-то и не боялась. Почему-то была уверена, что мне удастся уговорить врача подыграть мне. Знакомым гинекологом оказался старенький еврей в одной из районных больниц города. Народу к нему было немало, но нас оформили как по записи. По телефону он попросил, чтобы ему заранее доставили наши анализы крови. Зайдя в кабинет, я увидела невысокого старичка с венчиком седых волос вокруг розовой лысины, на носу уютно сидели очки с толстыми линзами, а на шее висел неизменный стетоскоп. «Айболит да и только…» – подумала я. Айболит внимательно читал чью-то историю болезни и, не отрываясь от работы, высоким картавым тенорком произнёс:
- Да, да, голубушка, проходите. Вон там за ширмой разденьтесь, и милости прошу в кресло. Моя помощница имеет желание пообедать, поэтому её нет, да ничего, думаю, мы и вдвоём с вами управимся.
Но я не собиралась играть спектакль, поэтому сразу взяла быка за рога:
- Доктор, мы не будем меня осматривать, – сказала я, присаживаясь к столу.
Старичок оторвался от чтения, посмотрел на меня, затем ловким движением отправил очки на лысину и, близоруко щурясь, произнёс:
- Что Вы сказали, голубушка? Но… я не понимаю…
- Я не беременна. Мне ещё при первом замужестве врач-гинеколог сказал, что я вообще могу никогда не забеременеть. Что-то с резусом крови связано.
- Э-э, позвольте, но Василий Арнольдович сказал мне, что… – Айболит был в явной растерянности, но я перебила его:
- А мы скажем Василию Арнольдовичу, что я беременна. Срок примерно три с половиной недели.
- Как это – «мы скажем»? – загорячился старичок, при этом очки ловко у пали на его мясистую переносицу. – Тихон Абрамович за пятьдесят лет врачебной практики никогда не имел «мы скажем»! И Бог даст, не будет иметь греха, говорить неправду.
И тут меня повело. Я сползла со стула, встала перед столом на колени и молитвенно сложила руки. Я должна была любой ценой уговорить его:
- Милый Тихон Абрамович! – взмолилась я. – Золотой мой человек! Я безумно люблю его. Мой Кот – самое дорогое, что у меня есть, и мне без него не жить. Но я боюсь потерять его. Он скоро, совсем скоро уедет в проклятый Лондон, и я никогда его не увижу! Пусть он думает, что я беременна, пусть у него будет надежда. А потом, когда он вернётся, мы скажем, что случился выкидыш, а? Ну, так бывает, правда же? Спасите меня, миленький доктор!
Тихон Абрамович был ошарашен. Думаю, за все полвека общения с женской половиной человечества, подобная сцена в не гинекологического кресла у него случилась впервые. Впрочем, он быстро пришёл в себя. Врачи старой школы имели особую закалку.
- Голубушка! Немедленно встаньте с колен, или я стану иметь ревность со стороны моего Бога! А стоять на коленях Вы будете в церкви, и будете молить Деву Марию за необыкновенное везение.
- Везение? Какое везение? То, что я не могу иметь ребёнка от моего любимого человека, Вы называете везением?!
- Сначала сядьте на стул, чтобы я имел привычную возможность говорить, а потом я расскажу, о каком везении идёт речь. Сядьте, сядьте, – настойчиво потребовал старый врач, и я подчинилась.
- Прежде всего, голубушка, послушайте старого еврея, – спокойным голосом произнес он. – Как я уже имел честь говорить Вам, Тихон Абрамович к своим семидесяти шести годам узнал и смог многое. Единственное, к чему у него не было способности, так это – научиться говорить неправду. Поэтому, данный вопрос мы обсуждать не будем. Кроме того, Василий Арнольдович для моей персоны больше, чем друг. Он мне как сын. Заметьте, такие слова еврей скажет далеко не о каждом постороннем человеке. А теперь я даю Вам совет, что важно – совершенно бесплатно: никогда не смотрите по телевизору глупых сериалов, где, якобы, влюблённые дамочки врут своим влюблённым молодым людям, что они имели счастье забеременеть. Это, по меньшей мере, пошло, а по большому счёту – грязно и недостойно действительно любящих людей. Я верю, что Вы искренне любите Василия Арнольдовича, тем более, что я имел услышать от него точно такое же признание. Так что, все Ваши глупости насчёт «никогда его не увижу» и мнимой беременности следует немедленно забыть, потому что эти глупости могут помешать вам двоим стать счастливыми папой и мамой.
Я не поверила своим ушам:
- Как это – мамой и папой? Вы же меня не осматривали, и видите в первый раз…
- Голубушка! Я непременно Вас осмотрю, чтобы уточнить некоторые… хм… детали, но смею заметить: Тихон Абрамович за долгие годы общения в своём врачебном кабинете с милыми дамами научился никогда не ошибаться в диагнозах. Если я говорю «Вы можете стать мамой», то помешать этому может только большое нежелание Вашего любимого человека. Насколько, хм… мне известно, Василий Арнольдович в этой сфере деятельности совсем не ленив… Даже слишком…
- Но у Вас должны быть какие-то основания утверждать это?
Доктор улыбнулся и совсем стал похож на своего сказочного коллегу из детской книжки:
- Успокойтесь, успокойтесь, милая… – он заглянул в какие-то бумажки на столе. – Ах, да! Милая Диана Антоновна. На кофейной гуще я не гадаю. Во-первых, мне любезно предоставили Вашу медицинскую карту из той поликлиники, где Вы наблюдаетесь, а во-вторых, у меня под носом лежат анализы крови Василия Арнольдовича и… – он снова заглянул в бумажку. – Ах, да – Дианы Антоновны, которые имеют мне сказать очень много любопытного. Настолько любопытного, что это заинтересовала мой высохший еврейский мозг. С таким интересным, я бы осторожно заметил, уникальным случаем, я сталкиваюсь впервые в своей долгой врачебной практике.
- Ну, не тяните, Тихон Абрамович, я Вас умоляю!
Старый доктор снова улыбнулся:
- Не надо умолять старого еврея! Он сам имеет нетерпение Вам обо всём рассказать, но для начала попросите своего горячо любимого молодого человека и моего хорошего друга зайти в кабинет. В мои годы я не хочу дважды повторять то, что можно сказать один раз. Мне приходится быть экономным.
Я пулей вылетела в коридор, схватила ничего непонимающего Кота за руку и затащила в кабинет. Тихон Абрамович вышел из-за стола, подошёл к Василию и, поднявшись на цыпочки, поцеловал его в лоб.
- Рад тебя снова видеть, дорогой мой Вася.
- Здравствуйте, Тихон Абрамович, – он был несколько смущён и взволнован. – Как Ваше здоровье? Как поживает Рахель Ицхаковна?
- С Божьей помощью и благодаря добрым молитвам, в нашей семье всё благополучно. Мы с супругой и за тебя, Васенька, молимся. – Тихон Абрамович взял его под локоть и повёл к столу. – А теперь, молодые люди, я хочу, чтобы вы сели напротив меня и слушали, что будет говорить вам доктор. Именно доктор, а не старый еврей, потому что я буду говорить некоторые учёные вещи, которые вам следует понять и осмыслить.
Мы с Василием почтительно пристроились возле стола. Не знаю, что чувствовал Кот, но моё сердце бешено колотилось от страха перед неминуемым разоблачением и надежды, которую заронил в меня этот необычный человек.
- Прежде всего, – начал доктор, – хочу поведать для Дианы Антоновны, что лет пять назад ко мне обратился Василий Арнольдович, у которого были… э-э… некоторые сомнения насчёт вопроса о том, может ли он когда-нибудь иметь детей. А сомнения у него имели место появиться после того, как один не очень умный специалист озвучил диагноз о полном его бесплодии. Как Вы понимаете, мужчины – это не совсем моя область, но Тихон Абрамович в молодости был глуп и жаден в вопросе получения знаний. Вместо того, чтобы на пять лет раньше обручиться со своей дорогой Рахель, он кроме гинекологии параллельно изучал и другие медицинские дисциплины, в том числе и мужскую урологию, по которой в своё время написал большую научную монографию. Спасибо Советской власти за то, что она была не против… – Тихон Абрамович пожевал сухие губы, что-то вспоминая, и продолжил:
- Василий Арнольдович прошёл необходимое обследование, по результатам которого я смог сделать заключение, что речь о полном бесплодии идти не может. У него просто оказалась чрезвычайно редкая группа крови, которая встречается у одного индивидуума на десять, а может быть и двадцать миллионов человек. Но и это ещё не всё. Ко всем его мужским неприятностям у него оказался необычный для людей мужского пола резус-фактор, который встречается ещё реже. Поэтому я имел сказать Василию Арнольдовичу, что ему следует сильно молиться, чтобы на его пути встретилась молодая девушка с подобными характеристиками крови. Так как только в этом случае у него может появиться шанс получить наследника или наследницу.
Я посмотрела на Василия – он, что с ним никогда не бывало, покраснел. А доктор продолжал говорить:
- А теперь я буду говорить для тебя, Васенька. Эта молодая девушка, – он сделал жест в мою сторону, – пока не беременна. Ты заметил, что я говорю «пока»? Это потому, что тебе, мой друг, безумно повезло: молодая особа, которую ты любишь, может стать матерью твоих детей. У неё группа крови и резус-фактор оказались именно такие, какие необходимо. Видимо мой Бог, которому семья старого еврея о тебе молились, услышал нас.
Василий смотрел на меня взглядом, под которым мне стало неуютно – точно такой же, какой был у него, когда пришлось успокаивать хама на вечеринке после вернисажа. В кошачьих глазах бушевала ярость…
- А сейчас, молодые люди, я буду говорить для вас обоих, и говорить уже не как врач, а как очень пожилой человек, который прожил большую и трудную жизнь. То, что эта молодая барышня сказала неправду о своей беременности, безусловно, нехорошо. Но старый еврей сильно желает, чтобы вы оба не делали скоропалительных выводов на свои горячие головы. Ваша встреча – это промысел Божий, а идти против промысла Всевышнего – большой грех. Ты, Васенька, мужчина, а главная доблесть мужчины – во всепрощении. Поэтому ты сейчас выйдешь в коридор и, пока я буду осматривать даму, попытаешься понять её и простить. Сделай это, пожалуйста, не только для меня, но и во имя вашего общего будущего…
Василий встал, потоптался, пробормотал что-то, а затем быстро вышел из кабинета.
После этого я подверглась очень внимательному осмотру, а потом Тихон Абрамович выписал мне кучу рекомендаций. И напоследок сказал:
- Голубушка, запомните одну главную вещь: Вы, в общем-то, совершенно здоровы, не считая некоторых моментов, указанных мною в медицинской карте, и вполне справитесь с будущей беременностью. Но заклинаю Вас – не вздумайте делать аборт. Кроме того, что это большой и тяжкий грех, у Вас имеется большая вероятность никогда больше не забеременеть. Такова уж конструкция Вашего организма. И ещё одно имеет сказать Вам напоследок старый еврей, – доктор снял очки и внимательно посмотрел мне в глаза. – Никогда больше не говорите Василию Арнольдовичу неправду. Один раз его уже жестоко обманули, и он крайне нетерпимо относится ко лжи и обману. Вы же видели его картины? Кроме того, что они выполнены талантливо, я бы сказал, гениально, там ещё присутствует исключительная честность. Запомните это и берегите его. Берегите свою любовь. В этой жизни дороже любви ничего нет…
…Из кабинета я вышла в смятённых чувствах, желая только одного – обнять моего Кота и попросить прощения. Но его в коридоре не было. И на улице не было. И квартира на последнем этаже была пуста…
…Что? …Чаю? …Да, пожалуй, от чая я не откажусь, спасибо… Да, через полтора часа мы будем на месте…