Из наблюдений обывателя

Валентина Карлстрём
Из наблюдений  обывателя.

Да, да. Я самый обычный человек с обычными запросами и желаниями. Да и места работы были обычные. Да и образование самое что ни на есть обычное. Хотя в детстве  быть учительницей мечта казалась недосягаемой. Да и сами учителя казались бесподобными, и удивлению моему не было предела, когда учительница обознавшись, позвала нас в туалет. Мы были не в школьных формах, но женские формы уже имели. И перепутать нас с коллегами со спины было не сложно.

Субботники, воскресники, работа после рабочего дня, и всё без дополнительной оплаты. Да что делать. Так нужно. 16 лет после войны. Но и в двадцать лет и в тридцать после оной студенческие отряды. Простуды и осложнения на всю жизнь.

 А где-то и для кого-то другая жизнь. И наконец-то начинаешь понимать, что господа-то жили неплохо. Да их слуги в тепле и сытости. Бывали конечно самодуры. Так они и сейчас есть. Деревни не развиты как были так и остались.  Вот к примеру почему из деревень не уезжают в развитых странах. Путешествуют в отпуске по разным странам, а после домой. Дома и отопление и свет и телевидение  и газ. Да и квартиры  получают со стиральной и сушильной машинах, да иногда и посудомоечная есть. Разумеется магазин согласно количества населения. Да и машины в каждой семье, а то и у каждого члена семьи своя.. Вот ведь как просто. Но у них демократия. Этими людьми управлять сложно. Поэтому-то у нас в России и школы закрываются. С неграмотными легче. Половину детей попадут в аварию  с автобусом на плохих дорогах, другая махнёт рукой на такую учёбу и уедут на работу.
 
Я была жизнерадостным и открытым человеком. Меня тогда в юности всё устраивало. Но стоило приехать к бабушке в Москву в гости и пойти в  парк  зимой, как я поняла, что обделена  На катке под музыку катались на коньках мои ровесницы в изумительных костюмах. А я стояла за забором, глотая слёзы. Я была старше своих ровесниц и постарела здесь, за забором. Прозрение.

Я конечно приеду в Москву жить в 33 года. Я буду наблюдать её жизнь изнутри. И в конце концов начну понимать всю несправедливость. Начну оправдывать людей желающих купить подешевле и продать подороже. Да и сама была грешна. Мне пришлось рискуя репутацией продавать сапоги в Соц. Республиках.   Правда всего два раза. И покупали их невесты милиционеров.   И наверно нужно отнестись снисходительно к людям, которые ничего не имея, кроме фантазии  или желания  иметь, выдают желаемое за действительное. Ведь так хочется  купаться в значимости. Так хочется индивидуальности. Так хочется респектабельности. А где её взять, если ты обыватель, или человек с обычными достоинствами и талантами не обладаешь, например организаторскими способностями. Даже в Швеции шутят, художник не тот, кто написал картину, а кто написал посредственно, но  выгодно продал. И что ты,  хоть и человек, а имя своё не украсил, не сделал. Да и нужными людьми не обзавёлся. Что делать такому человеку, как не прихвастнуть при встрече со своими одноклассниками или  бывшими друзьями. Например загорела на ближайшем лугу, а сказать была на Канарских  островах. Но этот самообман  разрушает душу, когда бывает раскрыт. И неважно, подадут вид догадавшиеся или промолчат понимающе.

Я встречала таких людей.
 
А работала я в то далёкое время в Доме пионеров. Обычный, ничем не примечательный Дом пионеров одного из Московских районов. 

Коллектив многонациональный,  но очень дружный. Можем когда хотим. Возможно и была закулисная игра, но я её не замечала.  Здесь и комсомолки активистки, вечно спорящие на собраниях, оттачивали риторику. Позже ушли в директора школ. Здесь и самоотверженные девушки, живущие по справедливости, во всём себе отказывая и всё лучшее для своих племянников. Была и генеральская дочь, но тогда уже мать взрослого сына и дочери. Да и кого там только не было. У концу прибились две уникальные женщины. Одна из театрального мира, беспартийная, но рвущаяся к власти хотя бы в профсоюз, которая под суетилась, выдвинула себя в депутаты, окружив пенсионерами  обоих полов и воссела надолго  в правительстве одного из близ лежавших районов. Да она и сейчас вероятно там. Ведь от кормушки сами не уходят.
Многие пользуясь потеплением  во власти и милостью её, а именно разрешением ездить за границу тотчас помчались набивать сумки и на рынок. Разбогатели так, что стали делать золотые унитазы.

Другие поспешили выйти замуж.

И все они были правы по своему. Те кто пришли к власти, их описывать не стоит. Каждый сталкивался с представителями её. Они «скованы одной цепью». И те кто спешили на рынки, вы уважаемый читатель их встречали. Но бедные женщины те, кто вышли замуж…
Они преобразились тоже. Этакий налёт таинственности.  Более придирчивое отношение к одежде. В голосе появились томные нотки. И на вопрос, где купила блузку, скажет бывало что у неё своя швея. Разумеется её барственность  не мешала ей  продавать привезённые туфли в три дорога. Но это только своим близким. А томный голос для других. Это ещё в то время, когда наш рубль ценился в доллар. В России скупалась ею  гжель. Вот она-то, одна из коллег и предложила выдать дочь замуж. И жениха подобрала не дурного на вид. Правда у него своя свиноферма. Но мы наивные ведь думаем, что из грязи в князи. Что будет она хозяйка но рук не запачкает. Это предложение не бескорыстно. Все двести долларов мы должны бы были отдать ей. Вот такой бизнес был у  нелегальных первых свах. Вроде как пригласила на три дня. Еда дорогая. А так и билет за наш счёт туда и обратно..  Но и три  дня не смогли прожить. Встретила она со своим муже нас на вокзале. Муж высокий. Нос орлиный. Она говорила, что он очень добрый. Пришлось поверить на слово.  Пошла она в магазин и купила яйца. А продавщица обсчитала вероятно случайно её на десяток. Так за этот десяток яиц он гудел пол ночи, внушая ей, чтобы она была внимательна.  Приехал жених на просмотр. А у него и шеи то нет. То есть подбородок плавно перетекал в шею. Прямо как у свиньи.  Повёл он дочь гулять. Холодно. Осень. Витрины. Всё ей казалось красивым.
 А он:
«Пить хочешь?» И воды со льдом. Вся продрогла.  Но наутро  мы все поехали в город, рядом с Косово в банк, чтобы обменять деньги и отдать соотечественнице, или коллеге по работе. На рынке красавец. Ресницы длинные. Глаза серые, огромные. Всё бери бесплатно, говорит моей дочери. Хватает её за руку и к фотографу. Тут же приносят фотографию. Погуляли немного и он проводил её к дому.  А тут и жених подъехал, увидел, развернулся и укатил на свою ферму. Ну, а так как деньги мы поменяли, и вернули уже коллеге  как и было договорено, то она явно  в нас больше не нуждалась. Тут же поставлено на вид, что она де не имела проблем, а теперь проблемы. У дочери температура  сорок. Замуж ей расхотелось. И я естественно не враг ей, успокоила, что никто её не выдаст насильно. А завтра позвонила новому моему знакомому по вагону, когда ещё ехали сюда, который жил в Белграде. И мы уехали в Белград. Бобен  имя его. Он встретил нас, и всю дорогу рассказывал что он имеет яхту. Дома нас ждёт его мама, и две сестры. Одна имеет трое детей. Что он инженер.

Сербы народ гостеприимный и дружелюбный. Его мама встретила нас радушно, и чем-то уж очень напоминала мою. Да и не чем-то, а просто одно лицо. Бобена сестра Сюзанна работала медсестрой. А другая Марьян была и не сестра вовсе. Дети звали его папа. А жена напряглась и лишь к вечеру успокоилась, поняв, что мы просто знакомые и на её мужа не претендуем. Она была изнурена работой и детьми. Утром выздоровевшая в одночасье  моя дочь и Сюзанна пошли погулять по центру.  А я осталась с их мамой. И весь день она приглашала меня  выпить кофе и сливовицу. И ещё она вытаскивала дымящую трубку изо рта, лишь для того, что бы выпить сливовицы или кофе.  Всё это чередовалось до 4 вечера. Даже рассказывала  она о своих юных годах с трубкой во рту. В четыре стали готовить обед. Вот от мамы то я и узнала, что сын вовсе не инженер, а проводник. Что муж  матери уехал на заработки в другую страну.  Мама Бобена  не притворялась, а повторяла, что боится войны. Она была свидетельницей предыдущей. Рассказывала, как плакала, когда объявили, что война закончена. Она просила нас помолиться и попросить Бога, что бы Он этого не допустил больше..

Мы смеялись всю ночь, совсем забыв о её тревогах. Да и она подключилась к нам и веселилась, словно девчонка... Несколько слов русских они знали. А мы угадывали украинские наречия. Это был незабываемый вечер.  Сюзанна, улыбаясь, показала свою одежду, длинный ряд в четыре метра. А смеялась она по тому, что эта металлическая труба оборвалась под тяжестью её нарядов. Мы ночевали две ночи и они проводили нас на вокзал. Оказалось у Бобена машина очень старая и ехать на ней было не безопасно. Он был нервным водителем и высовывался, показывая палец, как ему казалось, нарушителям. На что Сюзанна останавливала его словами «Смирися, Бобен»  и он как ни странно смирялся довольно быстро. Вечером перед отъездом Сюзанна подарила нам маленькие презенты. Мне например сережки из чёрного камня, отшлифованного с одной стороны. Я их храню до сих пор уже целых  двадцать  лет. Вот и сегодня перебирая мои памятные драгоценности, я вспомнила эту историю, как изгнанные  россиянкой,  мы нашли приют и были обогреты, словно солнцем совершенно незнакомой,  небогатой семьёй, которая помогла понять   тот факт, что мы все люди так похожи.  Мы можем быть разными при  разном стечении обстоятельств. И ужасно было наблюдать, когда этот удивительный народ подвергся  жесточайшей бойне, которую и войной-то назвать нельзя. А просто бездумное истребление друг друга.   Кому-то как видно неймётся, когда люди в республиках живут мирно. Но кому? Быть может, Вы читатель знаете?