Пять дней назад, Тверская область.
- Медведь! Медве-е-едь!
- Ась? – огромный мужчина, бегом преодолев сорок пять метров от огорода до дома, ввалился в кухню. – Что случилось?
- Еще не случилось, но вот-вот случится! – ответила Надежда. – Обед остынет!
Медведь посмотрел на часы: полшестого. Да, пора, давно пора обедать.
- Обед… Ладно, потом закончу, - буркнул он, пробираясь к рукомойнику.
Обед удался: Медведь умял миску салата, две тарелки борща и немалую порцию азу по-татарски с макаронами. Не забыл многословно, то есть примерно в шести словах, похвалить кулинарное искусство хозяйки, и тут, наконец, заметил радостный блеск в ее глазах.
- Ага. Что у нас? – спросил.
- У нас куча денег, Севка! И тебе, и мне пришла оплата за последние заказы!
- Отлично. Я пошел заканчивать там, в огороде. Просчитай оптимальный маршрут до Ейска и собирай вещи.
- В Ейск? А почему туда?
- К бабушке, - пожал плечами Медведь и вышел.
- А собаку куда денем? – крикнула Надя вслед.
- Пса – с собой, - долетело в ответ угрюмое ворчание.
Здесь и сейчас.
Человек, задумчиво сидящий на пляже в одиночестве, как правило, слушает или тихий плеск волн, или, когда погода чуть пободрее, рокот прибоя. Вариант с плеером не рассматривается: какой нормальный приходит на пляж, чтобы заткнуть уши? А слух сейчас заполнял лязг товарного поезда в пяти метрах за спиной. Поезд полз медленно, давая возможность услышать себя во всей длине. Конечно, Медведь мог бы пойти на городской пляж, там никаких железных дорог нет, а глубина такая же – полкилометра иди, а все по пояс. Но до пляжа еще трястись по узким улочкам через полгорода, а бабушкин дом – вон он, рядом, метров сорок от насыпи. До самого бегства из Москвы Сева каждое лето проводил здесь, у бабушки. Как привезла его, двухмесячного, мать – предъявить родне, так ни одного лета с тех пор не пропустил. А ведь удобно – не нужно искать варианты, бронировать отели и так далее, все известно наперед. Остается лишь вовремя купить билет и в назначенный день прибыть на вокзал; прочее же – дело техники, а бабушка всегда рада. Это потом, «сев на земле», он решил – не до того, не до отдыха. А теперь, три года спустя, понял, что смена обстановки – это хорошо, да и бабушка соскучилась, нехорошо старушку расстраивать…
И вот сидишь себе на Ейском лимане, жаришься потихоньку. А когда народу не слишком много, можно чуть прикрыть глаза и вообразить, что ты на тропическом острове, а кругом настоящий океан, и ты один, совсем один… и тут в пяти метрах проходит товарняк!
И вот снова: волны, чайки, и соседка по пляжу, женщина лет под сорок с печатью хронической усталости на лице и в голосе, отчитывает пятилетнего сына, который только что голыми руками поймал в море тараньку с ладошку размером и гордо принес добычу маме:
- Сережа, выбрось ее немедленно. Это больная рыба. Здоровая рыба по поверхности не плавает.
- А если не выброшу?
- Тогда в животе поселится злой червяк и станет кушать тебя изнутри.
Ребенок в ужасе выбрасывает рыбешку и плачет, Медведь вздыхает и закрывает глаза.
«Вот и меня изнутри кушает злой червяк. Третий день грызет, зараза. Имя ему – Скука… И вообще, как там мой огород?»
Над узкой полоской пляжа разносится надтреснутое:
- Пиражошки! Пиражошки! С рисой, с мясой, с абрикосой!
Семенит старушка по песку, тащит короб, наделяет желающих «пиражошками» за скромную плату: скоро вечер, проголодались, поди.
- Пиражошки!
- Привет, ба.
- Севчик! И ты тут? Пирожка хочешь? – А хороша бабуля. В белом фартуке (и ведь через день стирает) поверх древнего, неопределенного цвета платья, с гордым бейджиком «Пироги на пляже!», в турецкой феске с кисточкой и очках с зелеными стеклами. В прошлом году одна пляжница предлагала бабушке сто долларов за эти очки, мол, в них самое то в ночной клуб ходить. «Шик! Гламуррр! Суупер!» - мурлыкала наследница Эллочки-людоедки, но бабушка стояла как пуговица - насмерть: за тридцать лет привыкла именно к ним, и других ей не надо, да таких нынче и за сто долларов не купишь. То ли дело раньше – рубль тридцать, в галантерее, и весь тебе гламур.
- Нет, спасибо. Я не голоден.
- Ну и ладно. Домой иди, я там компот черешневый открыла.
- Спасибо, ба.
- Ну, пойду тогда. Как совсем скиснешь, приходи. Пиражошки!..
Он лениво искупался, и, выбредая на берег, понял, что уже скис. Закурил, подхватил с песка сигареты, штаны, рубашку и полотенце, побрел домой. Скучища…
«Скучища…» - продолжал он думать, уставившись невидящим взглядом в телевизор, пока бабушка, напевая под нос «Ты морячка, я моряк», подсчитывала на калькуляторе дневную прибыль.
- Ба! Надежда где?
- Здесь я, - долетел бодрый голос жены из глубин дома.
- Опять за компом?
- Увы мне, о господин мой и повелитель! Осуществляю удаленную техническую поддержку в критической ситуации, возникшей из-за того, что один мой знакомый огородник слегка напортачил в коде…
Медведь скрипнул зубами и ничего не сказал. Что правда, то правда – накосячил, было дело.
- Пойду покурю, - буркнул, выходя во двор. Там его ждала умильнейшая картина: посреди двора развалился верный пес Файеруолл, до сих пор не вполне пришедший в себя от перемены обстановки, а прямо на нем дрыхли два юных отпрыска бабушкиной кошки. Увидев хозяина, пес осторожно пару раз вильнул хвостом: мол, здравствуй, дорогой, но ты же видишь – я при детях…
Утром, пока Медведь варил себе кофе, отбывшая было на промысел бабушка на ровном месте подвернула ногу. Охая и ругаясь, прихромала обратно. Села на кухне, плачет.
- Ба, не расстраивайся. Бинт есть? Эластичный?
- Да был где-то. Посмотри у меня в комнате, в тумбочке под телевизором.
- Нашел. Давай ногу замотаю… нормально?
- Да, вроде…
- Хорошо. Оставайся дома. Отдохни.
На шум вышла заспанная Надежда, героически восстановившая упавшую систему к шести утра.
- Доброе утро… Ой, Римма Петровна, что это с вами?
- Да вот, Наденька, упала…
- А повязку кто наложил?
- Севчик, умничка моя, расстарался…
- Хорошо, только давайте я перемотаю… - и, проходя мимо Медведя, шёпотом: - Кто так повязки делает?! Медведь!
За три минуты повязку сделали как надо, бабушка, однако, продолжала грустить.
- Как же пироги-то мои, а? Как же теперь?..
- А что пироги? Ну, пироги… А! Придумала! – отозвалась Надя. – Пироги распродаст Сева!
- Я?! – Медведь чуть со стула не упал.
- Ты, ты. А я останусь с бабушкой, по дому чем зайусь…
- И пирожков на вечер напечешь! – радостно подхватила бабушка, а Надя подумала, что, пожалуй, погорячилась, но отступать поздно.
- Да я… - пытался возразить Медведь…
- Сева, ты же сам говорил, что смена рода деятельности – лучший отдых! Особенно, когда выгонял меня из-за компа к плите… Так что пожинай плоды своей же воспитательной работы!
- Кофе попью, - обреченно кивнул Медведь.
Полчаса спустя Медведь дебютировал. Фартук с бейджиком, короб, феска – все, как положено. Очки вот только бабушка не дала, ну да свои есть.
- Пироги. С мясом, рисом, абрикосами. Пироги свежие. Горячие.
А кругом отдыхают, бездельничают. И девушки. А красивых много, ох, много. И купальников на них мало… А короб тяжел.
- Пироги. С мясом, рисом, абрикосами. Пироги свежие. Горячие.
- Молодой человек! А пивка нету? Или шампусика?
- Алкоголем не торгуем. Пироги. Свежие. Вкусные.
Отрешенность – отличное средство от красоток топлесс. Нет, надо спрятать Надькин ноутбук подальше, да и свой тоже. Что это такое, в самом деле?..
- Пироги. С мясом, рисом, абрикосами. Пироги…
Наконец короб опустел. Домой! Надежда сделала окрошку. А бабушка сердится:
- Ты чего это так долго?
- Да как-то вяло они берут сегодня.
- А ты что им говоришь?
- Ну… «Пироги. С мясом, рисом, абрикосами»…
- Дурень! Там же одни москвичи да питерские, им чем страннее кричишь, тем интереснее. Кричи как я – будешь в прибылях, точно говорю. А ты думал, бабка по-русски говорить разучилась?
Снова полный короб, феска на голове, бейджик пускает солнечные зайчики. Вперед! – от причала и до пустого короба.
- Пиражошки! – заорал Медведь зычным басом, а увязавшийся на сей раз с ним Файеруолл авторитетно подгавкнул. – С мясой! С рисой! С абрикосой!
И дело пошло. После обеда количество красавиц утроилось, и отрешенность уже не спасала. Как на грех, барышни постреливали глазками, зубоскалили и вообще всячески намекали на интересное.
К черту ноутбуки. Телефоны – выключить! Однозначно! Сегодня же!
- Пиражошки!
С мерным перестуком подполз поезд, сиплым гудком шуганул замешкавшуюся на путях мамашку с ребенком.
«Перекурим это дело», - решил Медведь. Файеруолл, отметив, что хозяин остановился, радостно умчался в море – купаться. К морским купаниям пес пристрастился очень быстро, и Медведь гадал, как верный друг будет обходиться без них в родной деревне. Снял короб, закурил неспешно, принялся считать проползающие мимо одинаковые бурые полувагоны. Пять, семь, девять, одиннадцать… Едва мимо протащился тринадцатый, он же последний, Медведь отшвырнул окурок, и, напрочь забыв о том, что он, в общем-то, существо огромное и неповоротливое, со всей мочи помчался за поездом. Потому что на автосцепке сидела крохотная девочка. И громко плакала.
Догнать никуда не спешащий поезд – дело, в общем-то, плевое. А вот снять с него ребенка, да так, чтоб не уронить невзначай на рельсы… Хотя и это удалось примерно за секунду, причем Медведь успел заметить, что тот, кто посадил несчастную на автосцепку, хоть чуть о ней позаботился: поверх грязного металла лежал кусок линолеума. Поезд уходил прочь, короб стоял где-то там, метрах в двадцати, дитё ревело, а Медведь пытался придумать, что делать дальше. Перво-наперво ему пришло в голову совместить местоположение ребенка и короба, что он и сделал, отнеся девочку к начальной точке своего стремительного броска.
- Ну, это… не плачь, все уже позади, - пытался он ее утешить. Тщетно.
- Сильно испугалась? – спросил. Она кивнула в ответ, не переставая рыдать. Медведь суматошно соображал, как успокоить ребенка. Всякие глупости типа сделать «козу» и прочие у-тю-тю отмел сразу: человеку уже года четыре, если не все пять, не тот возраст. Тут взгляд его наткнулся на короб, и пришла спасительная мысль:
- Пирожок хочешь? С абрикосом?
Перепуганное создание нашло в себе силы утвердительно кивнуть, и тут же получила теплый пирожок. После третьего реветь она перестала, только всхлипывала и шмыгала носом. Медведь сидел перед ней на корточках и думал, что делать дальше.
- Тебя как зовут? – спросил он.
- Настя, - пискнула девочка.
- А я – Медведь, - представился Медведь.
- Настоящий?
- Наверное, - пожал плечами он. – Чего плачешь-то? На поезде страшно кататься?
- Не-ет… Хотя тоже, да.
- Кто ж тебя туда посадил, Настя?
- Никто, дядя Медведь. Я… я сама.
- Сама?! Зачем?
- Поехала маму искать.
- Кхм… А почему на поезде-то? Рассказывай, - попросил он, стараясь говорить как можно мягче. Получалось плохо. Сева подумал, что теперь она испугается снова, только теперь его, большого и страшного медведя с пирожками. Но Настя не испугалась. Наоборот, приободрилась, вытерла слезы и принялась рассказывать:
- Я сегодня плохо себя вела, и мама меня наказала. Она сказала, что я буду одна спать до вечера, а она пойдет купаться, - ребенок вновь зашмыгал носом, - положила меня и ушла…
- Ну-ну, не плачь, не надо, - испугался Медведь, доставая очередной пирожок. – Чего ж такого ты натворила?
- Тетитанину кошку виноградом накормила… А что? Я же его кушаю, пусть и кошка тоже кушает! Она не хотела, я ее за хвост таскала. А потом мама ругалась, а я огрызалась.
- А что ж ты огрызалась, Настя? Маму надо слушаться, - назидательно сказал Медведь.
- А потому что я хищная! – возвысила голос девочка.
- Ладно, понял. Будем искать твою маму.
- И найдем?..
- Конечно найдем. Ты помнишь, где живешь?
- Не-ет… Ой! Дядя Медведь, смотри, собачка мокрая!
Мокрой собачкой оказался Файеруолл. Он выбрался на берег, отряхнулся и принялся сосредоточенно валяться по песку.
- Файеруолл! Фу! Ко мне! – рявкнул Медведь. Пес немедленно повиновался, но глянул на хозяина осуждающе: что, мол, за спешка-то? Потом, наконец, увидел Настю, заинтересовался, принялся ее обнюхивать.
- Это твоя собачка, да? Ой, мокрая… А как зовут?
- Фа… Фафик зовут, - сказал Медведь. Пес вздохнул. – Ладно. Давай попробуем найти маму здесь. Сейчас я надену короб с пирожками, тебя посажу сверху, и пойдем искать, да?
- Ага… Спасибо, дядя. Ты настоящий медведь. Потому что добрый.
- Ну, сейчас пойдем. Только сперва я покурю и позвоню. Поиграй с собачкой пока.
- Не-е, Фафик мокрый и грязный. А курить вредно, так мама говорит.
Медведь, не вдаваясь в полемику, закурил, достал телефон, нажал пару кнопок.
- Алё, Надь.
- Да, Медведь мой. Все пироги распродал уже, что ли?
- Не, есть еще. Смотри, задачка. Есть ребенок, ищет маму. Где живет – не знает. Мама пошла купаться. Как ее искать?
- В смысле?.. Тебе что надо – как оптимально сформулировать поисковый запрос?
- Надя! Проснись! Это настоящий ребенок! Не компьютерный!
- Ты серьезно?
- Да.
- И где ты взял этого ребенка?
- Неважно. Ну?!..
- Севк, я это… Не знаю даже… - растерялась Надежда.
- Понял. Короче, бери машину, и через полчаса встретимся в конце пляжа, у причала. Я пока туда-сюда схожу, вдруг повезет. Нет – поедем по остальным пляжам.
- Так ты не… Да, судя по количеству слов – не шутишь… Ладно, так и сделаем. Ты там только глупостей не натвори…
- Каких?!
- Сама не знаю…
- До встречи. – Медведь убрал телефон, надел короб. – Ну, Настя, иди сюда. Пойдем маму искать.
И они пошли: Медведь на своих на двоих, Настя на Медведе, поверх короба с бабушкиными пирожками, а Файеруолл рядом, на всех четырех, изо всех сил старался быть полезным. Медведь не пропустил ни одной группы отдыхающих, но Настя молчала. Минут через пятнадцать Севе пришла в голову мысль как-нибудь взбодрить ребенка, чтоб в отчаяние не впал:
- Ух, устал… Сяду на пенек, съем пирожок, - буркнул он. И это не важно, что пеньков на пляже, как правило, не бывает. Настя оказалась знакома с текстом сказки:
- Ой, Медведь… Высоко сижу, далеко гляжу! Не садись на пенек, не ешь пирожок!
- Ишь, глазастая, - доиграл он роль, усмехаясь.
Когда проходили мимо довольно большой группы молодежи, какая-то полупьяная девица топлесс громко произнесла:
- Ой, глядите, какие пироги нынче продают! Эй, человек! Почем пироги с косичками?
Настя ойкнула, Медведь мысленно произнес пару очень нехороших слов, подошел, навис над девкой всей своей громадой, посмотрел в пустые глаза.
- Думай, что говоришь, - сказал тихо, повернулся, ушел. Вслед им никто ничего не сказал.
Пляж казался бесконечным. Медведь с тоской думал, что Настина мама, если не совсем дура, давно уже быстренько искупалась и помчалась домой, где теперь ревет белугой. А то еще в милицию позвонила, что было бы правильно. Так что на другие пляжи вряд ли есть смысл ехать, надо, пожалуй, сразу в отделение.
- Дядя Медведь…
- А? Что? – очнулся он от размышлений. – Еще пирожок дать?
- Не-е, не надо. Я сытая.
- А что тогда?
- А где моя мама?
- Не знаю пока, ищем вот.
- У-у, хорошо… А у тебя детки есть?
- Нету пока.
- А почему-у?
- Ну, это… В общем, еще нет.
- А будут?
- Наверное… - растерянно ответил медведь, а сам подумал: «Хороший, блин, вопрос… Надо у Надежды поинтересоваться». И тут же поймал себя на мысли, что цифры на экране, картошка в огороде и лещ в озере – это все замечательно и даже прекрасно, но, пожалуй, не хватает в этой версии мироздания такого вот очаровательного спиногрыза, задающего свои каверзные «почему»… И черт с ней, с сопутствующей бытовухой – переживем как-нибудь.
Дошли до конца пляжа, развернулись, пришли обратно.
- Не нашли, - буркнул Медведь.
- А найдем?.. – пискнула Настя.
- Конечно, найдем, - уверенно ответил он. – Сейчас вот поедем в милицию, там попросим найти твою маму.
- На маршрутке поедем, да?
- На машине.
- А Фафика возьмем? Он хороший…
- Возьмем, куда ж мы без него. – Файеруолл ободряюще гавкнул и трижды вильнул хвостом.
Надежда уже пятнадцать минут стояла возле пикапа, ожидая появления Медведя с ребенком и собакой… Ах, да, еще с пирожками. Невысокая, тонкая, с длинными прямыми черными волосами, одетая в джинсы и клетчатую рубашку, она неизбежно привлекала внимание, и уже раз десять отшивала желающих познакомиться. Но последний кандидат в спутники был настолько уверен в собственной неотразимости, что отшиваться никак не желал.
- Да ладно, какие тут дела? – вещал он, периодически прикладываясь к бутылке с пивом. – Это ж юг! Курорт! Отдых! Пошли типа в ресторан, а? Посидим, типа, потанцуем, а потом трали-вали и все такое… Пойдешь?
- Неа… - протянула Надежда, прикуривая сигарету и замечая Файеруолла, вскочившего на железнодорожную насыпь. – Я лучше мужа дождусь, он будет здесь секунд через сорок.
- А кто у нас муж? – хмыкнул ловелас, демонстрируя некоторое знакомство с отечественной киноклассикой.
- Медведь, - просто ответила она, и в этот момент Медведь с девочкой на плечах вышел на рельсы. Приставала проследил ее взгляд, все увидел, реально оценил, наконец, свои шансы, проворчал что-то неразборчивое, ретировался.
Медведь шел к ней, и высоко сидящий – далеко глядящий потерявшийся ребенок не плакал, не озирался испуганно, а смеялся, забыв про свои горести. И Медведь улыбался, и говорил что-то такое, отчего девочка снова и снова смеялась взахлеб.
«Ёлки зеленые, - подумала Надя, - а девочка-то на меня похожа! И на него… Или нет?..». И такой чудесной и невозможной была эта картина, такой простой, что плакать захотелось. Но плакать сейчас никак нельзя.
- Ну, здрасьте! – И даже улыбнуться получилось по-настоящему. – Медведь, кого это ты принес?
- Вот, Настя, это тётя Надя. Сейчас мы все вместе поедем к дядям милиционерам, и там продолжим наши поиски. – Медведь аккуратно поставил ребенка на землю, снял короб, положил его в кузов машины, потянулся с наслаждением, закурил. Настя переводила взгляд с него на Надю и обратно.
- Хорошая тётя, почти, как мама. Только маленькая.
- Ну, не такая уж я и маленькая, - рассмеялась Надежда. - Ну, садись в машину, что ли? – она открыла заднюю дверь, подсадила ребенка.
- А можно я тут с Фафиком буду?
- А Фафик – это кто? – спросила Надя. Пес глухо гавкнул и снова вздохнул. – А, понятно. Можно, конечно. Файеруолл, вперед! Будешь работать главной детской игрушкой.
Дальше все получилось быстро. Настина мама, как Медведь и предполагал, вернулась домой через полчаса после того, как ушла. В милицию обратилась немедленно, так что уже час с лишним все городские служители порядка стояли на ушах. Когда Медведь с Надей в сопровождении милиции привезли ей ребенка, несчастная женщина то смеялась, то плакала, перемежая слова нежности с угрозами – короче, подумал Медведь, вела себе как обычная среднестатистическая мать, как он себе ее представлял… Сдав ребенка, поспешили откланяться, угостив напоследок воссоединившуюся семью и милиционеров уже почти остывшими пирожками…
Остаток товара презентовали на пляже компании симпатичных студентов, которым традиционно на вино денег хватило, а вот на закуску уже как-то нет.
Медведь и Надя сидели рядышком на песке в метре от моря, пес дремал рядом. Вечерело, пляжники разбредались кто куда. Над морем бодро носились чайки, таскали с поверхности тараньку. За спиной в обратном направлении прогрохотал товарняк, вместе с грузом угля увезший в неизвестные дали тревоги и заботы дня.
- Медведь… - нерешительно начала Надя.
- М?
- А… а медвежата у нас будут?..
Он внимательно посмотрел на нее, улыбнулся – и, как всегда, большая часть улыбки пришлась на глаза. Встал, отряхнулся, протянул ей руку.
- Пошли.
- Куда?
- Домой. Пса отведем, машину поставим.
- А… а потом?
- А потом – ноутбуки выключим! – неожиданно расхохотался Севка, схватил Надежду на руки и помчался к машине. Файеруолл, задорно лая, помчался за ними.
- Ваше здоровье, господа! – крикнул им вслед студент, отсалютовал бутылкой портвейна, сделал два добрых глотка и закусил пиражошком. С абрикосой.