Предыдущий рассказ цикла: "Неполное одиночество" находится вот здесь:
http://www.proza.ru/2010/08/26/1369
1. Амиго
До начала игры оставалось пятнадцать минут. Шахматисты общались, тянули кофе, изучали турнирное положение. Я, сидя за столиком, отдыхал после продолжительной ходьбы. Гостиница находилось неблизко от спортивной арены. Ноги гудели.
- Gens una sumus , - улыбнулся мне молодой человек. Несколько дней подряд мы играли почти напротив друг друга. Вначале турнира этот парнишка ушёл вперед. Я неудачно стартовал, потом разыгрался, обогнал его на полочка. Две победы, ничья, победа подняли дух, но вчерашняя неудача обескрылила, а он подтянулся.
- Я не бельмеса не понимаю, амиго, по-вашему - не знаю ни слова, ни полслова: ни шпрехен зи дойч, ни шерше ля фам, ни ху ис спик инглиш. Я даже не болтаю на эсперанто… То есть - ни в зуб ногой «по-буржуйски». Я – неисправимый совок. Разве ругаться по-назарбаевски научился. Знаешь, есть такой падишах у нас за Уралом: Алма-Аты, Караганда?.. Это – император нового типа... Я им горжусь!.. Однажды большой и страшный Лев попал к нему в гости. Идёт он по колючему Казахстану – голодный, злой, сердитый. Звери от него убегают, шарахаются, прячутся: кто в горы, кто в норы, кто на деревья. Только один маленький безобидный ослик кушает травку. Я, братишка, очень люблю осликов, они - симпатичные твари, у них - большие уши и хвост. «Ты почему меня не боишься?» – удивляется Лёва. «А ты кто такой, чтобы мне тебя бояться?», - мирно спрашивает ослик. «Я - царь зверей», - поясняет кошара. «А что Назарбаев уже не при делах?»
После этого безалаберного монолога, мой молодой слушатель положительно кивнул головою, как будто догадался о его сущности – ядовитой, но бессильной. В осколках нашей советской развалины верховодят одни и те же баи. Их бессменность – демократична. И там и сям происходят выборы власти, как и положено в сроки - в четыре года раз.
Усидчивый, спокойный парнишка. Вторую неделю мы «ползём по турниру», исподволь наблюдая друг за другом со стороны. Атакуем, спасаемся, ломаем голову над домашними заготовками партнёров; торжествуем во время побед и печалимся после неудач. Кажется он сириец. Ему двадцать пять лет от роду, не более. Красивый, здоровый, сильный. Я же - в два раза старше. Помятый уже, ослабший. Когда-то, будучи в его годах, я встретил седого старика, проигравшего партию так, как это случилось со мною вчера. Это было в Екатеринбурге. Ему до победы оставалось полшага, но один неаккуратный ход и случилась «баранка», виною тому усталость. Измученный старикан бесславно опускался по ковровой дорожке из турнирного зала в гардероб и плакал, не замечая окружающих людей. Повсюду на стенах висели старые турнирные таблицы, фотографии чемпионов различного ранга, имитирующие праздник, якобы, не проходящий ни на минуту. Мне стало жалко того мужчину. Я попытался его утешить, но вышло хуже. Тот беззвучно зарыдал. Неужели сегодня и я такой же беспомощный на этой торжественной арене, куда искал дорогу много лет?.. Надо держаться. Разговаривать погрубее, без дрожи в голосе, купить себе кофе в буфете. Да!.. Выпить его… Собраться в кулак перед последней игрой… Я, как бы случайно, дотронулся до своего лица. Оно было сухим.
- Ни в одном глазу, амиго, - я почему-то погрозил ему пальцем. Но, вставая со стула, вздрогнул, оскалился, застонал. В ноге что-то хрустнуло. В России я не купил диклофенак. Хотел это сделать на Белорусском вокзале перед самым отъездом, но единственная там аптека оказалась закрыта. Чешские таблетки не спасают от боли в суставах. Приобретал их в Пардубице позапрошлым летом перед тем, как покинуть эту гостеприимную страну. У нас более надёжные обезболивающие лекарства, доступные даже пенсионеру. Наверное, за границей есть их аналоги, но нужен рецепт врача, а чтобы к нему податься за помощью, туристу необходимо иметь медицинскую страховку. Иначе – каюк, депортация в течение суток без всякой помощи и поддержки. Моя медицинская страховка осталась в Москве в квартире у женщины, бескорыстно укрывшей меня от шума столичных улиц. В этом году я уезжал за границу слабый, рассеянный, больной, измотанный работой в неволе – неблагодарной, жестокой. Восемь таблеток диклофенака в то время ещё лежали в загашнике, но скоро они закончились, и вот уже около месяца я спасался от болей терпением, отогревая окаменевшие суставы под душем в горячей воде…
Когда я вернулся с чашечкой кофе, меня ожидал соперник. Этот лысоватый мужчина был моложе меня, но седина уже коснулась его висков, он тоже выглядел уставшим. Поправив на шахматной доске свои фигуры, мой партнёр поздоровался и спросил, мешая русские и немецкие слова, давно ли я из дома.
- Это мой третий турнир…
- Айнц, цвайн, драйн?
- Йес, - подытожил я.
- Вы интересные люди – русские. Играете всякий раз до победы, много играете, а я хочу домой, я уже устал…
- Вы откуда?
- Из Праги…
- Она же рядом?..
Диктор по радио попросил отключить мобильные телефоны и напомнил о том, как надо себя вести в турнирном зале во время игры; шахматные часы были пущены; разговоры закончились.
После розыгрыша дебюта моя позиция была нелегкой, но первые угрозы белых я отразил. У сирийца, игравшего рядом с угрюмым израильским шахматистом, начало игры сложилось хуже. На десятом ходу мой приятель оказался без пешки. Потом в их партии последовал длинный форсированный вариант с разменом лёгких фигур. Объектом борьбы стала открытая линия. Сириец замер, словно убитый. Подвижными оставались только его глаза, шарившие по шахматной доске в поиске спасения, словно вся энергия жизни в этот момент сконцентрировалась в них. Больше ничего не говорило о том, как он ошарашен. «Я в такие минуты потею, как лошадь, мои страдания очевидны; а он, вот, держится в рамках приличий; даже не слышно дыханья. Кажется, ему нужно сделать форточку для короля, но тогда чужая израильская ладья ворвётся в обжорный ряд, и наступит удушье». Следить за дальнейшим развитием событий в их партии стало недосуг. Мой противник тоже начал усиливать позицию своих фигур, приближая их для атаки. Было сделано ещё пятнадцать твёрдых ходов. Игра у чеха всё ещё оставалась лучшей, но неожиданно он предложил мне ничью, и я согласился.
Вечером в общежитии было тихо. Люди разъехались. Холодильник, ещё вчера набитый до отказа едой, опустел, но всё же чьи-то продукты, кроме моих, ещё лежали на полочках. Два молочных сырка, кефир, куриные яйца, свежие фрукты, колбаски. В умывальнике журчала вода, что-то скворчало на кухне, пахло горячей пищей. Кто-то ещё проживал со мною рядом на этаже. Но я не пошёл этим вечером к плите и поужинал всухомятку. Общаться не хотелось ни с кем.
К полуночи спохватился, что ничего не знаю о том, как сыграли мои соседи по туру – израильтянин и сириец. Расставил их позицию на доске, поискал защиту за друга да безуспешно – его противник должен был победить во всех вариантах. А ведь пацан никогда не уходил из турнирного зала раньше меня. В самые отчаянные минуты борьбы я находил в его глазах участие и поддержку, а сам, вот, оказался чёрствым эгоистом.
2. «Литературная Вена»
В прошедшем 2009 году Союз русскоязычных литераторов Австрии при финансовой поддержке Фонда «Русский Мир» и Посольства Российской Федерации в Австрийской республике проводил литературный конкурс, посвящённый 200-летию со дня рождения Николая Васильевича Гоголя. Мой небольшой рассказ «Евхаристия» организаторы оценили и напечатали в сборнике «Литературная Вена». Но этот журнал мне не выслали, как, впрочем, и грамоту. Я огорчился. Главный редактор Сергей Тихомиров сообщил следующее: «Продажа журналов в Россию у нас никогда не получалась из-за сложностей с оплатой небольших сумм. Наложенный платеж при пересылке в Россию австрийской почтой не предусмотрен. При оплате банковским переводом общая стоимость, не превышающая 10 евро (1 экземпляр + пересылка = 8,70 евро), увеличивается на сумму банковской комиссии в 25-30 евро. Самым дешевым средством платежа на такие суммы выступает PayPal, но в России далеко не все могут им воспользоваться - нужна кредитная карточка».
Я обратился за помощью в органы муниципальной, региональной и государственной власти, к некоторым состоятельным лицам, а также к депутату Государственной Думы Ивлиеву Григорию Петровичу - главе комитета по культуре, члену правления Союза писателей со следующей просьбой:
«В городе Новотроицке 15 библиотек. Прошу Вас помочь выкупить для них журналы «Венский литератор», №11, где опубликован мой рассказ «Евхаристия», ставший лауреатом литературного конкурса, посвящённого 200-летию со дня рождения Гоголя».
Но не помогли…
В ответ было несколько удручающих звонков. По телефону мне сердито разъяснили, что денег для этой цели нет, что в стране - экономический кризис. Правда из Оренбурга пришло «оптимистическое» письмо из Министерства культуры общественных и внешних связей от В. В. Ренева. Обнадёжили, что мой злополучный рассказ опубликуют в альманахах «Гостиный двор» и «Башня», имеющих государственную поддержку, и… наверняка разошлют по библиотекам. Но его не напечатали и доныне. Думаю, даже не читали…
Ближе к Новому 2010 году я отправил письмо Валерию Николаевичу Ганичеву – председателю Союза писателей России:
«Дорогой Валерий Николаевич! Вы наверняка знакомы с людьми, у которых есть журнал «Венский литератор, №11». Возможно, они присутствовали в Австрии на фестивале в качестве почётных гостей. Таким людям оплачивают дорогу и вручают медали за бесценный вклад в литературу, их томами заставлены полки библиотек. Они расстанутся с ним без жалости, а Вы перешлёте мне, я буду утешен. Кому нужен этот журнал, сверстанный «на коленке» из робких сочинений участников не самого главного конкурса в мире, чья публично оговорённая награда всего лишь одна публикация в нём и единственный экземпляр этого журнала? Так однажды сделал Владимир Гундарев из Казахстана. Несколько лет назад случайно, читая «Литературную газету» я узнал, что в его любимой «Ниве» опубликована моя «Амнистия» и написал ему письмо с просьбой осчастливить меня хотя бы одним экземпляром издания. Я дорожу этим подержанным журналом из библиотеки поэта - великого, как и Вы».
Ганичев промолчал. Какое-то время спустя я направил это обращение президенту России Дмитрию Анатольевичу Медведеву, думая, что ошибся адресом дома, где находится правление Союза писателей России, с просьбой перенаправить моё письмо самому Главному литератору страны. Но ни ответа, ни привета не получил.
«Буду летом в Пардубице на шахматном фестивале, - подумал я, - оттуда до Вены рукой подать. Если не увижу издателя, то хотя бы посмотрю немного на самый лучший город в мире».
Ежегодно международная консалтинговая фирма «Mercer» проводит оценку качества жизни в 221 метрополиях. Принимаются во внимание политическая, социальная и экономическая среда, медицинское обслуживание, возможности получения образования, инфраструктура, сеть общественного транспорта, водо- и электроснабжение. Не исключаются возможности времяпровождения, такие как наличие ресторанов, театров, кинотеатров, спортивных сооружений, а также доступность товаров - от потребительских до автомобилей, равно как и условия окружающей среды, от зеленых насаждений до степени загрязнения воздуха.
Финансовый кризис не внес глобальных изменений в расстановку сил в рейтинге городов по уровню жизни. В верхней части списка доминируют представители европейского континента, тройка лидеров целиком состоит из городов Старого света. Самым лучшим городом на Земле признана Вена…
«Серебро» досталось Цюриху, ранее занимавшему первую строчку списка, но уступившего её австрийской столице ещё в прошлом году. Замыкает тройку лидеров Женева. Далее следуют канадский Ванкувер и новозеландский Окленд, поделившие между собой четвертую и пятую строку.
Кроме того, в первую десятку городов с самым высоким уровнем жизни вошли Дюссельдорф, Франкфурт, Мюнхен, Берн и Сидней. Таким образом, семь из десяти городов-лидеров – представители Европы.
В Пардубице на «Духовой арене», где ещё вчера был праздник, кипела работа. Нагромождённые друг на друга столы и стулья стояли в центре спортивного зала, сдвинутые для отправки на склад. Расположиться за ними, как прежде, с комфортом, было невозможно. Я приспособился около этой мебельной кучи с краю, вытащил из неё скамейку, достал свой ноутбук и отправил письмо Марине Калашниковой – председателю Союза русскоязычных литераторов Австрии.
«Я сегодня нахожусь в Пардубице. Могу ли приехать к Вам в Вену, чтобы забрать одиннадцатый номер журнала Венский литератор, где опубликован мой рассказ «Евхаристия»? Напишите, как Вас найти от железнодорожного вокзала?»
Ответ получил немедленно.
«Уважаемый Александр. К сожалению, в Вене на выходных до понедельника никого не будет. В понедельник можно будет созвониться +43 699 1189 1299. М. Калашникова».
«Каких неприятностей ожидать мне в Вене? Насколько реальны мои шансы получить журнал», - спросил я в другом письме.
«Главного редактора зовут Сергей Александрович Тихомиров. Напишите, когда точно будете в Вене и договоритесь с ним о встрече – если есть журналы за прошлый год, то только у него».
Понедельник настал через четыре часа. Нужно было решиться на поездку немедленно, не дожидаясь ответа от Тихомирова. «Во вторник, - прикинул я, - вернусь обратно в Пардубице, у меня даже останется один день, чтобы отдохнуть перед отъездом в Оломоуц на следующий шахматный фестиваль».
Я собрался в поход. В главном кармане ранца находился ноутбук - моё главное средство связи с дорогими людьми. В других отсеках лежали цифровой фотоаппарат, мобильный телефон с бесполезной в Европе русской «симкой», три апельсина и небольшая походная аптечка – на всякий «пожарный случай». Тут же лежала икона мирликийского старца, я всё ещё надеюсь на чудеса. По убеждению русского человека святой Николай-Угодник является первым помощником во всех делах и защитником от всех бед.
Несмотря на «бесовской» характер моих сочинений, я богоискатель, а не богоборец. То, что принимают в них за богохульство полурелигиозные люди, это не что иное, как обличение околоцерковного фарисейства - горькие рассказы о том, что происходило во время «второго крещения Руси» в девяностые годы в период первых послесоветских экономических экспериментов. Я не покушаюсь на веру. Читатели заметили главное. «Моя покойная прабабушка Анна неоднократно говорила фразу, ставшую для меня наилучшим определением православной веры: «В бога вирую, а в попа – ни». Говорилось по-малоросски... Православие неотделимо от истории России и для понимания действий русских людей его знание просто необходимо. Странно было бы думать, что русская православная церковь может пройти мимо противоречий и конфликтов современного общества», - думает Эдди - музыкант, проживающий сегодня в Германии. Его стихи я взял в качестве эпиграфа к «Евхаристии».
Другой литератор Григорий Подольский, критикуя «Амнистию», напишет почти о том же: «Понятно, что это не «Сатанинские стихи». Александр за этот рассказ не будет отлучен от церкви. Его сочинение не показалось мне смешным. В нем много реалий, а концовка – просто печальная. Оно объяснимо. Автор много пишет о пережитом, об изнанке жизни, не изменяя себе».
От Пардубице до Вены триста шестнадцать километров. В кассе мне выдали два билета. Первый до Бреслава, а второй от Бреслава до Вены. Я об этом не просил. Даже не знал, что мне предложили самый рациональный вариант пересечения границы. Прямой билет до Вены обошелся бы существенно дороже, потому что платить пришлось бы по международному тарифу за весь путь. Бреслав последняя чешская станция, до неё шесть или семь перегонов, а Вена – первая австрийская. В проданных мне билетах международный тариф захватывал только один пограничный перегон. Небогатые туристы, вроде меня, используют это обстоятельство, путешествуя по Европе в вагонах второго класса.
Фирменные российские поезда называются по имени местности, откуда мчаться: Сура, Оренбуржье, Южный Урал. Венские и пражские пассажирские составы - тоже имеют свои названия, чаще «музыкальные»: Франц Шуберт, Антонин Дворжак, Фредерик Шопен. До прибытия моего экспресса оставалось пятнадцать минут. На пардубицком перроне я беззаботно достал из ранца компьютер, чтобы проверить почту. Сергей Александрович Тихомиров прислал письмо, в котором таилась надежда.
«Уважаемый Александр, Марина мне переслала ваше сообщение. На какой вокзал вы приезжаете? Я живу рядом с Западным. Если это точка Вашего прибытия, то обещаю Вам утренний кофе в кафе поблизости. С уважением, Сергей Тихомиров». Я ответил ему, что приеду в Вену через три с половиной часа, но куда именно, не знаю.
Солнце ещё таилось за горизонтом. Объявление о подходе поезда я прослушал, а когда догадался, что он уже остановился на самом дальнем пути, то бегло собрал рюкзачок и нырнул в переход. Посадка на поезд уже закончилась, однако двери экспресса были ещё открыты. За ними белели проводники. Чехи следят за униформой более ревностно, нежели их русские коллеги. На полудороге к вагону, мой ненадёжно закрытый ранец распался. Из него посыпались лекарства, за ними – икона. Мои апельсины покатились в сторону рельсов, словно теннисные мячи. Два здоровых проводника подбежали ко мне на помощь и собрали растерянные вещи.
Как ангелы, они подняли меня под руки, проводили до места в вагоне. Кто бы в России вот так – стремительно, бескорыстно помог упавшему человеку? За последние двадцать лет изменились русские нравы, нет уже того радушного гостеприимства, о которых ещё талдычат патриоты России в преддверии перевыборов в Государственную думу. Не только заначанную медь из-под подкладки пиджака, а даже кадык у старика сегодня готовы выгрызть за материальное счастье новорусские «идеологи» рыночной жизни, настолько они высокопарны, презрительны к нам, жестоки. Как с ними мириться? Один инвалид – шахматист - мой ровесник, рассказал о том, как едва не попал под машину с санкт-петербургским номером в городе Теплице, там тоже проводят шахматные турниры. Её перепуганный водитель был из богатни, она путешествует ныне по миру навеселе - с комфортом; водитель выскочил из салона, начал было извиняться на исковерканном немецком языке, подумавши, что наехал на иностранца. «Боишься? – ядовито спросил у него мой товарищ. - В Питере бы ты меня сбил и умчался б, а тут тебя отыщут, и не рассчитаешься до смерти всем свои бизнесом за оскорблённого человека». Тот оскалился, соглашаясь с калекой.
Словно одна большая гематома, Россия отрезана от мира жгутами кордонов. Но её почерневшие, полумёртвые ткани оживают, освобождаясь от токсинов. Медленно, с горечью, с болью, но всё же я торопился к сердцу Европы, словно эритроцит за кислородом, чтобы, обогатившись им, вернуться к месту нарыва на родину с новой жизненной силой.
3. Ограбление автомата
Поезд приехал в Майдлинг – в юго-западный район города Вены. Около часа я метался между прохожими, пытаясь узнать, где находится дежурный по вокзалу. Мне почему-то казалось, что он – полиглот и поможет дозвониться до Тихомирова. В Чехии многие кассиры понимают по-русски. Но в Австрии люди общались только на немецком языке. Некоторые из них вежливо провожали меня до дверей, за которыми восседали ответственные лица. Но дежурного не было нигде: «О, рашша, рашша... Нихт, нихт, нихт».
Я решился купить венскую симку для мобильного телефона. Петляя от витрины к витрине, потерял около часа - на вокзале ими не торговали. И в дальнейшем, гуляя по городу, нигде не встретил ни одного магазина сотовой связи. Не удалось подключиться к сети Wi Fi. Ноутбук разряжался вхолостую, это меня пугало. Оставалась надежда на таксофон. Самая мелкая купюра в моём бумажнике была номиналом в сто евро. И опять я стучался во все окошки вокзала, умоляя разменять её на мелкие деньги. Потерял ещё полчаса. Наконец-то одна кассирша догадалась, чего я хочу. Раскидала злополучную сотку.
Три таксофона висели в подземке на стене. Я вставил монетку. Снял трубку. Клацая, моя денежка исчезла в утробе телефонной машины. Послышался длинный монотонный сигнал. Аппарат был исправен. Во время набора номера на маленьком мониторе с писком выскакивали циферки. Вот-вот, - показалось мне, - я уже услышу по ту сторону линии русскую речь, как вдруг произошёл сбой. В ухо ударили безжалостные тревожные гудки. Таксофон выплюнул мою денежку обратно. Такою же безуспешной оказалась вторая попытка. После третьей – телефон-автомат отключился навсегда. Табло погасло. Я взял соседнюю трубку и продолжил атаку на коммуникационные сети Вены. Однако другие аппараты тоже послушно прекратили работать после трёх неудачных попыток набора номера. В довершение ко всему последний из них мои «копеечки» не вернул. Двадцать центов – небольшая утрата, но всё же стало досадно. Неуклюже пошарив пальцами в отверстии, откуда они должны были выскочить мне в ладошку, я доломал собачку, закрывавшую выход, и, прощаясь, беззлобно ударил по автомату. Тут началось ужасное. Какая-то пружина, должно быть, расслабилась в таксофоне. Из ходка, в котором я только что ковырялся, посыпались деньги. Я подставил ладони. Куш был немалый.
В десяти шагах от меня на страже правопорядка томились двое полицейских. Как законопослушный человечек, я направился к ним, чтобы извиниться за произошедший конфуз и возвратить добытые деньги в государственную казну. «Экскюзьми, - припомнил я кое-как ещё одно иностранное слово, – гутен таг, господа офицеры… Дыс монэй из ваше богатство». Они переглянусь. Более морщинистый полисмен напрягся, туго соображая: «Кто я такой, откуда взялся?» Потом увидел в моих руках бумажку с номером телефона и осторожно достал её из-под груды железных денег. Улыбаясь, он повёл меня обратно к телефонным машинам, которые я только что ограбил. Там зачеркнул передние цифры фломастером, это были международные коды Австрии, и набрал злополучный номер собственноручно. Но трубки молчали.
Сценарий был прежний. От первого аппарата мой удручённый гид перешёл ко второму, далее к третьему. Даже ударил его таким же макаром, как и я, выбивая монетку. Как и в первый раз, последний таксофон её заныкал. Возвращая её в мои ладони, австрийский полицейский торжественно произнёс ещё одно с детства знакомое слово: «Капут». Жестами стражник предложил идти за ним.
В российском метро однажды жадные люди в милицейской одежде завели меня в какую-то комнату, оштукатуренную под шубу, избили и отобрали тысячу рублей. Это случилось в городе Екатеринбурге на станции «Метро 1905 года» в 2003 году. Повсюду ловили террористов, минирующих жилые дома. В предчувствии возможных венских застенков мне стало нехорошо. Но неприятное ощущение миновало, едва я увидел три других таксофона в другом конце вокзала. Их тоже предстояло освоить методом проб и ошибок. Мой вежливый спутник меня покинул. Я остался с Веной наедине.
4. С Веной наедине
Дозвониться до Тихомирова мне не удалось. Но оставалась ещё надежда на мировую паутину. Новая технология передачи данных по радиоканалам Wi-Fi позволяет общаться через Интернет. Бесплатно такую связь предоставляют во многих европейских ресторанах. Для этого нужно что-то купить. Выйдя в город, я увидел «Макдоналдс» и отправился на завтрак. В помещение ресторана достал ноутбук. На сервере мэйл-точка-ру ожидало письмо. Его отправитель Сергей Тихомиров подсказывал, куда мне стремиться с вокзала:
«Вам лучше всего сесть на трамвай №62 или №65, идущий в сторону Karlsplatz. Через 20-25 минут вы попадете в самый центр города - к Венской Опере».
Но с момента отправления этого сообщения прошло четыре часа.
«А дальше? – спросил я у адресата. - У меня не получается дозвониться до Вас из таксофона. Нахожусь в Макдоналдсе на Wien-Meidling. Ноутбук разряжается».
Не зная, ждёт меня ещё Тихомиров или нет, я купил бутылочку фанты и отправился в центр Вены, полагая, что редакция журнала находится где-то там. В трамвае на мой вопрос: «Где кондуктор?», - махнули рукой. Я воспринял этот жест, как поощрение к безбилетному проезду.
В старые добрые времена в городе Новотроицке был бесплатный трамвай. Он находился на денежном балансе у металлургического комбината. Там верховодил Павел Иванович Гуркалов – очень самолюбивый человек, «красный директор». Чтобы войти в историю города навеки, он профинансировал много добрых дел. Содержал спортсменов. Во время футбольных матчей раздаривал им машины. Проводил лотерейные розыгрыши призов для работяг. Организовал строительство Божьего храма. В рассказе «Евхаристия» я оттолкнулся от этого факта, изменивши имена, события, даты. Получился ядовитый доклад о лицедеях. Впрочем, «неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Гуркалов растратил большие денежные средства, взятые на реконструкцию производства в одном из немецких банков. Поручителем было Правительство области. А предприятие обанкротилось и зачахло в результате «неумелого руководства страной» - повсюду гремели криминальные войны. Так сегодня про это толкуют в прессе. Однажды на комбинат пришли захватчики. Они взяли коммуняку-директора за шкирку и выгнали из города вон. Даже пообещали убить, когда вернётся. Правда, дали на старость кое-какие откупные деньги в размере «одного миллиона условных единиц». Никто не вступился за этого безалаберного, ещё недавно «щедрого» человека – ни мэр, ни милиция, ни «народное ополчение». А через год, новые рейдеры отобрали бизнес у первых, и бесплатного трамвая не стало.
Было за полдень, когда я добрался до центра Вены. То ли огромный сквер, то ли маленький парк расположен у остановки «Karlsplatz». Среди деревьев белело здание с синими куполами, похожее на мечеть. «Может быть, это и есть та самая Венская опера, о которой упомянул Сергей Александрович Тихомиров в последнем письме?» - подумал я. Но жара топила спину в полную силу, рубашка намокла от пота, ноги не гнулись. Нужно было расслабиться, спрятаться в этом парке, хотя бы на полчаса. Рядом был памятник. Полулёжа на пьедестале развалился каменный старикан. Туристы: то ли корейцы, то ли китайцы, резвились у подножья. Щёлкали фотовспышки. Счастливые гости смеялись. Зеркально расположившись неподалёку от монумента, я тоже взялся разглядывать скульптуру на пьедестале. Обескровленный идол не выглядел счастливым человеком, он не был похож на генерала, скорее - на пациента онкологической лечебницы, доживающего последние дни.
- Кто ты, дяхан?.. Какая нелёгкая тебя зашвырнула на постамент? Какая великая боль тебя превратила в этот камень и пригвоздила навечно сидеть на месте в ожидании помощи, без которой ни шагу к людям? Где ты ютился при жизни, на каком этаже?
Но усталость была сильнее злорадного любопытства: «Какое мне дело, кто ты есть, а дяхан?». Я допил «Фанту» и опустил пустую бутылочку в мусорный ящик. На дне его лежала коробочка из-под российских папирос. Словно гербовая печать, на ней виднелась географическая карта страны, откуда я родом. На синем сегменте посередине этой коробочки белело яркое полукружие: «Беломорканал» - самая Великая стройка прошлого века. Это было первое русское слово, встреченное мною на австрийской земле. «Говорят, что когда-то, в тридцать седьмом, в том самом лихом году, когда покойников в штабеля укладывали на льду, когда покрякивала тайга от доблестного труда, в тот год к Королеве пришла любовь, однажды и навсегда», - спел Александр Галич в балладе «Королева материка». В мусорной урне Вены лежал клочок советской эпохи. Это была загадка, разгадка которой в конце рассказа…
На другой лавочке, напротив меня, расположились две девицы. Они достали из сумочек бутерброды. Я догадался, австрияки так не едят. Прислушался к их беседе. Девчата судачили по-русски.
- Здравствуйте, - обратился к ним.
Они не удивились.
- Где бы мне найти оператора сотовой связи?.. Я - русский писатель, не знающий ни слова по-европейски… В Вене у меня есть один гостеприимный товарищ - главный редактор толстого журнала «Венский литератор». Я его желаю найти да набираю что-то не так. Таксофоны выходят из строя. Вот его номер.
К чему такая высокопарность? Ведь я - букашка в культуре большой Европы, а также в России, всеми забытый странник и никому ненужная мелюзга, а хочется уважения, улыбок, участия. Мне великодушно подали мобильник.
- Сергей Тихомиров здесь уже не живёт, - ответила женщина по ту сторону телефонной линии.
В предчувствие нездоровой ходьбы заныли ноги. Я распрощался с девчатами и отправился на улицы Вены. На пути повстречался дом, окружённый строительными лесами и забором. За ним находился «Макдональдс». Его эмблему я увидел чуть раньше. На стройплощадке молодые рабочие разгружали с машины доски. В оправдание своего присутствия я вопросительно буркнул:
- Есть ли тут Интернет?
- Здесь нет никакого Интернета, - ответил строитель.
- Вы знаете русский язык?
- А что нам его не знать?
- А сами откуда?
- Из Ханкалы…
Я догадался: «Это - дети первой чеченской войны». Она оставила их без крова. В памяти - огненные зачистки, руины, плачи да крики близких.
- Тебе в «Макдональдс», - направил строитель.
В девяностые годы в Европе случился этнический конфликт между сербами и албанцами. Эта агрессия была развязана злыми заокеанскими силами, подстрекающими на бойню. Многие славяне погибли, иные - покинули родину. Во время этих событий вдали от родины в нашем городе работали иностранцы из Югославии. Мы называли их «югами». У дирекции комбината с ними был долгосрочный контракт на капитальные ремонты общественных зданий. Получали эти «юги» немало, пожалуй, в десять раз, а то и более, нежели наши строители. Исповедующие разную религию люди – мусульмане и православные, здесь на чужбине оставались друзьями, вражды между ними не замечалось. Только удивление и боли сквозили в беседах о родине: «Как это могло произойти?». По окончанию срока контракта многие югославы остались жить в России, соглашаясь на мизерные зарплаты, на их задержку, которая и доныне ещё не изжита. Но разве можно вычеркнуть из памяти любимую землю, превращённую в пепелище, где ты впервые увидел снег, узнал его холод, где однажды промок весною, не сумев перейти через лужу по шаткой дощечке, а летом наелся немытых ягод - от нетерпения насладиться сиюминутно, где ты грустил в унисон с листопадом, когда наступала осень. Разве можно забыть могилы близких?.. Встреченные мною чеченцы в этой чужой стране были такими же русскими, как и я.
В Макдоналдсе ожидало новое, очень короткое, письмо: «Ждите, сейчас приеду на вокзал». Как пробка, я выскочил из ресторана вон и помчался обратно.
- Ну что?.. Нашёл Интернет? - окликнул меня чеченец.
- Да-а… Нашёл!.. До свидания, люди!..
- Будь счастлив! – услышал вслед.
5. У Брамса
Девчат уже не было на прежнем месте, когда в поиске остановки, я проходил обратно по скверу, где мы повстречались. Туристы, что крутились у памятника, отъехали в иные места за новой исторической пищей. Только каменный «старикан» одиноко громоздился на пьедестале. Я прочитал: «JOHANNES BRAHMS». Повеяло вечностью и грустью.
Он родился 7 мая 1833 года в семье контрабасиста Якоба Брамса. Первым учителем музыки стал отец, работавший в небольших ансамблях, выступавших в увеселительных заведениях Гамбурга. Одаренный пианист, Иоганнес Брамс начал публично выступать уже в детские годы. Много историй связано с именем этого человека. Вот некоторые из них – анекдотичные, но добрые.
Ставши известным композитором, Брамс не единожды оценивал произведения молодых дарований и бывал ядовит. Когда один несостоявшийся гений принес ему песню на слова Шиллера, ознакомившись с нею, Брамс язвительно заметил: «Замечательно!.. Я убедился в том, что это стихотворение бессмертно».
Однажды, покидая немецкий курорт, где лечился, на вопрос врача: «Вы чем-то недовольны?», - композитор ответил: «Спасибо, доктор, все болезни, которые я привез с собою, увожу обратно».
Будучи близоруким, Брамс не пользовался очками, и шутил, что «очень много плохого ускользает из поля зрения».
На склоне лет композитор стал нелюдим. Когда организаторы одного светского приема решили сделать ему приятное, предложив вычеркнуть из списка приглашенных особ тех, кого ему не хотелось бы видеть, он вычеркнул себя.
Один восторженный почитатель, встретив маэстро около его дома, торжественно воскликнул: «Представляю, что будет написано на этой стене после вашей смерти». Композитор молниеносно ответил: «Сдается квартира». Он умер рано утром 3 апреля 1897 года в Вене, где и похоронен. «Вот и я пообщался с вами, великий Брамс, - промолвил я. - Глупо талдычить о вечном, хватаясь за руки ближних в тяжёлые дни утрат. Ваши венгерские танцы моё утешение в этой жизни».
В Макдоналдсе на вокзале меня ожидало новое сообщение: «Прошел по ресторану несколько раз. Назовите, пожалуйста, точное место и время встречи сами. Искать вас по такой погоде больше не хочется». Хватаясь за эту соломинку, я тут же ответил: «У Брамса, Karlsplatz, 14.40».
- Когда я прочитал это сообщение, - улыбнулся Сергей Александрович Тихомиров, - я позвонил в туристическое справочное агентство, чтобы узнать, где находится памятник Брамсу. Только потом поехал его искать.
- А правда, что общественный транспорт в Вене бесплатный?
- Да что вы?.. В Вене большие штрафы за безбилетный проезд. Этим утром повсюду были проверки.
- Значит, мне повезло. Я не попался в лапы инспекций….
- Это – русский менталитет.
Ближе к вечеру, ожидая поезд на Прагу, я прочитал последнее сообщение Тихомирова. Он его написал ещё до нашей встречи. « В парке у памятника Брамсу собираются наркоманы Вены. Держитесь от них подальше». Я припомнил коробочку от российских папирос. Их гильзы широко используются для курения марихуаны. Неужели наши наркотики поступают в Европу вместе с нашим табаком? Впрочем, это мой домысел, не подтверждённый никем. Я не порочу Россию. Вечерело. Заряд в ноутбуке иссяк. Подали поезд…
6. Gens una sumus
«Господи Владыко свет помилует, и Пресвятая Мать Богородица заступится, и сохранит да ведь Микола Многомилосливый».
Куда подевался вчерашний зной?.. Было за полночь… В столице Пардубице шёл неласковый дождь. Я замешкался в привокзальном буфете и остался один на один с непогодой. Последний автобус отъехал перед самым носом. Над миром кишели тучи. Сполохи рассекали их бесформенную массу, как тушу мясник. Грохотало. Во время прострелов ночная темень распадалась на части, и в небесных просветах, словно ножи, чернели остроконечные шпили соборов, очертания сложных крыш и контуры одиноко стоящих деревьев.
Более суток я обходился без сна. Пять километров немного для пешехода, если здоровы ноги. Но они безнадёжно распухли, и каждый новый шаг давался со скрипом. Как пианино, упавшее наземь, в теле гудели нервы - от пяток и до затылка. Бурлила вода, накрывшая город. Два огромных ручья бесновались по ту и эту сторону моста через Лабу на улице, по которой я медленно продвигался в гостиницу. Туда, где была моя временная прописка, мой базовый лагерь, где меня ожидали сухая постель и тёплые вещи. Преодолевая течение, я тащился от лавочки к лавочке, и подолгу сидел на каждой из них, хватаясь поочерёдно за нарывающие места, лаская их, заговаривая боль. Колени не гнулись.
Около «Духовой арены» есть маленький памятник хоккеисту, передающий его стремительный полёт и волю к победе. Сборная Чехии по хоккею с шайбой образовалась после распада Чехословакии в 1993 году. Шестикратные чемпионы мира, чемпионы Олимпийских игр 1998 года чехи, наряду со сборными России, Канады, Швеции, Словакии, Финляндии и США, входит в так называемую «большую хоккейную семерку». Наиболее известная в мире тройка Мартинец-Новак-Штясны и доныне на слуху у россиян. Она из Пардубицкого клуба. Эти ребята по праву остались в истории чемпионами Европы и Мира, причём не единожды. Но не ими одними гордятся на чешской земле. В один из погожих дней у входа на стадион я прочитал длинный список звёзд мирового хоккея, игравших на ледовой арене в Пардубице в разные годы. Первым был Александр Якушев из московского «Спартака».
С 1990 года каждое лето здесь проходит уникальный шахматный фестиваль, собирающий фанатов этой игры. Помимо профессиональных турниров здесь соревнуются любители. Во время проведения игр арена дрожит от передвижения большого количества людей, словно одно живое существо, к этому надо привыкнуть. Кроме шахмат организаторы фестиваля проводят карточные турниры по бриджу, покеру, преферансу; в большом почитании здесь шашки рендзю и го – японские игры. Для самых азартных и непутёвых гостей есть рулетка. В буфете – пиво, сэндвичи на закуску – аналог наших кабачных бутербродов. Но праздник уже окончился, и двери в спортивный комплекс были закрыты до следующего года. А ливень между тем продолжался и рос…
Много лет могучая ива безобидно росла над пешеходной дорожкой, ведущей в моё временное жилище. В жару она дарила людям прохладу. Но в эту сырую ночь одряхлела и треснула у корней. Когда я проходил под нею, более неустойчивая половина дерева рухнула. Спасаясь, я сделал неудачный шажок в глубокую лужу и упал вниз лицом. Дерево на земле отпружинило всеми ветвями, подпрыгнуло, одна из толстых веток ударила меня по спине и придавила к асфальту. От травмы спас рюкзачок с ноутбуком. До гостиницы оставалось шагов пятьдесят. Я барахтался в луже беспомощный, жалкий, словно оса в стакане с вареньем, звал на помощь людей, но непогода была сильнее крика - припустил, приударил дождик. Упавшее дерево запрудило проулок, вода прибывала. В луже меня ожидала глупая смерть. Чтобы не захлебнуться сиюминутно, я выгнулся, как гусеница и держал свою голову над водой. Силы уходили…
Тысячи домов остались без электричества и газа в эту ночь. Подвалы были затоплены, реки местами вышли из берегов. В зоне потопа оказались более двадцати населённых пунктов. Я погибал в чужой стране из-за рассказа, который не был замечен в России. По иронии судьбы его опубликовали в далёкой Вене, куда я подался в поиске счастья. Отсутствие этого журнала в моей библиотеке давило на психику, лишало сна. Ни «Башня», ни «Гостиный двор» даже не думали ознакомиться с его содержанием, десятки других литературных изданий дали отписки - неинтересен он был, неактуален. Ивлиев, Ганичев, Ренев косвенно предали автора, гражданина и друга; отвергли его на родине, оттолкнули по дороге на эшафот – ослабшего, больного. Я хлебнул воды, подброшенной ветром, выгнулся до отказа, пытаясь освободиться от пресса. Но кашель колотил, кидая обратно в лужу лицом.
- Gens una sumus… - сказал человек, приподнявший тяжёлую ветку. Я вылез из-под неё, тошнило, стучали зубы, дрожали ноги.
- Спасибо амиго…
В гостинице он знаками рассказал о событиях этой ночи. Во время грозы ему не спалось. Сириец потрогал свои виски, следом руку в том месте, куда накладывают врачи манжету для измерения кровяного давления, поводил около рта сигаретой и показал на створы окошка, раскрытые настежь. Он курил. Рядом на столике стояла шахматная доска. На ней была расставлена позиция из последнего тура.
- Как ты сыграл?.. - я скрестил указательные пальцы в знак «плюса», потом в занк равенства: – Дро?
Он понял.
- Ноу..
- Баранка?
Ему было больно об этом вспоминать. Бессонница – спутница, пожалуй, всякого шахматиста, проигравшего накануне. Но, если бы случилось иначе, то, как знать, стоял бы он этой ночью у окошка?.. Нескоро, но может быть, я увижу памятник человеку, поднявшему дерево, упавшее на друга, а пока об этом только рассказ.
СПАСИБО, ЧТО ПРОЧИТАЛИ!
Дорогие читатели!
Я непрофессиональный писатель и буду признателен, если вы поможете мне правильно расставить знаки препинания и укажите на стилистические ошибки, о которых я совсем ничего не знаю. Искренне Ваш - Муленко Александр Иванович