Две женщины морского лейтенанта. 1 часть, 1 глава

Владимир Мишурский
Ч А С Т Ь  П Е Р В А Я  "Владимир Микульский"

Глава 1. «Путь к причалу»

...Яркое майское утро застало теплоход "ПЕРВОУРАЛЬСК" в заливе Анива на подходе к порту Корсаков. Солнце взошло совсем недавно. Воздух был свежим и прозрачным, опьяняя все живое своей чистотой. На морской глади не было ни малейшей волны. Полное безветрие господствовало над заливом, и чайки отдыхали, сидя на воде.

Море и природа находились в том чудесном состоянии, за которое моряки всего мира любят морские просторы и проносят это чувство через всю свою жизнь!

"ПЕРВОУРАЛЬСК" возвращался из Японии после двухнедельного рейса, имея на борту груз металла и трубы большого диаметра. (Во всю шло строительство газопровода Уренгой-Помары-Ужгород.)Теплоход был добротной финской постройки и, несмотря на двадцатилетний возраст, бодро рассекал своим форштевнем прозрачную бирюзового цвета воду.

Слева на горизонте показались вершины сопок сахалинского берега. Каждый оборот винта приближал судно к Корсакову - самому южному порту острова Сахалин. Во время японской оккупации порт носил совсем другое название - Отомари, но теперь об этом, как и о хозяйничавших в этой части острова японцах, официально не принято было вспоминать, хотя местные жители припоминали об этом частенько.

Визуально порт еще не был виден, но локатор на капитанском мостике уже высвечивал на своем экране береговые очертания, портовые причалы и, стоящие на рейде суда.
Первые  солнечные лучи, проскользнув мимо   занавески на иллюминаторе, разбудили третьего помощника капитана Владимира Микульского. Он еще немного понежился в постели, а потом поднялся и, надев спортивный костюм, побежал на шлюпочную палубу делать утреннюю зарядку.

Если позволяла погода, то он любил размяться на свежем воздухе, в противном случае,  приходилось довольствоваться тесным пространством каюты. (Спортзала на теплоходе не было.) Но сегодня природа, как раз, благоприятствовала физическим упражнениям, и Владимир получил истинное удовольствие от зарядки.

Закончив заниматься,  он взглянул на часы. Они показывали ровно 7.00. Оставался еще час, чтобы принять душ и позавтракать. Такой распорядок дня требовал отрывать от сна лишних пол часа времени, но Микульский шел на такие жертвы. Иногда, из-за шторма или большого желания поваляться в постели после трудного дня чуть дольше обычного, он пропускал зарядку и потом ходил сам не свой. Его тело, привыкшее к физическим нагрузкам, требовало ежедневных упражнений, как аккумулятор подзарядки.

Владимиру только-только минуло двадцать шесть лет. Из них, вот уже восемь, он был связан с морем. Давно, когда родной дядя Микульского, приезжавший иногда погостить к ним и подышать, как он выражался, воздухом детских воспоминаний, тронул душу юного Владимира рассказами о далеких морях и походах.

Дядя Толя был моряком - подводником, и жизнь его была полна невымышленных, а реальных приключений. Чего только стоила одна история об аварии подводной лодки в Атлантическом океане, на которой дядя служил штурманом. За ту эпопею его наградили орденом Красной звезды. Правда, в тонкости событий моряк - подводник не вдавался, но Володя справедливо полагал, что даром в мирное время боевыми орденами не награждают (Только значительно позже Микульский узнал, что речь шла о гибели в начале семидесятых годов нашей подводной лодки вместе с половиной экипажа в Бискайском заливе.)

Ореол романтики и таинственности витал над дядей - моряком, поэтому, когда после школы перед Володей встал выбор, - куда пойти учится дальше, то он подал документы в Рижское мореходное училище. В мореходке готовили судоводителей, механиков и помощников механиков по автоматизации. Микульский, конечно же, остановился на штурманской специальности. Торговому флоту страны в ту пору требовались специалисты.

Быстро пролетели курсантские годы, оставив у юноши массу прекрасных неизгладимых впечатлений. Во время плавательской практики он побывал почти во всех европейских странах, имеющих выходы к морям. Америка и Куба, также входили в географию его путешествий!

Молодому человеку, выросшему в небольшом городе на юге Украины, эти странствия по огромному миру помогли взглянуть на свою жизнь под другим углом зрения, воспринять всю красоту и необъятность Земли.

После окончания училища он вызвался ехать на Сахалин добровольно.Вот уже скоро год, как он ходил штурманом на  "ПЕРВОУРАЛЬСКЕ". До этого пришлось поработать и на других судах, сначала четвертым, а затем и третьим помощником капитана.

Все эти воспоминания вдруг нахлынули на Владимира, когда он после душа брился перед зеркалом. Оно отражало лицо молодого человека приятной наружности - прямой нос, голубые глаза, светлые волосы. Правильные черты лица он унаследовал от матери украинки, а фигурой и характером пошел в поляка-отца, предки которого были сосланы в их родной городок еще при царизме после восстания поляков в Варшаве.

Светлые волосы оттеняли редкий для этого времени года загар. В этот раз рейс был на Окинаву - самый южный из японских островов, в порт Нахо. И хотя на улице стоял только май месяц, на Окинаве с его субтропическим климатом, была чудесная летняя погода. Многие члены экипажа успели загореть, когда в увольнении на берег ходили в прибрежные бассейны с океанской водой, куда за небольшую плату пускали всех желающих.

Еще Владимир думал о предстоящем списании на берег. В Корсакове его уже ждала замена. Вчера начальник радиостанции принес радиограмму, в которой сообщалось, что просьба Микульского о предоставлении ему отпуска решена положительно.

Умывшись и позавтракав в кают-компании, Владимир, как всегда за двадцать минут до начала своей вахты поднялся на капитанский мостик. Сейчас подходила к завершению вахта старшего помощника. Тот стоял на крыле мостика, курил и наслаждался прелестями майского утра, щурясь от удовольствия. Старпомовские ночные бдения подходили к концу. Впереди его ждала еда и отдых, поэтому настроение у "чифа"*  было отличное. Судном управлял "авторулевой", а вахтенный матрос делал приборку на мостике.

- Привет, Николаич, - сказал Микульский, выходя на крыло.
- А, Володя? Здравствуй, - старпом затушил в импровизированной пепельнице, сделанной из консервной банки, сигарету: - Как настроение?
- Боевое...А ты, Николаич, чего такой кислый?
- Да зуб опять разболелся, мать его!..Ноет и ноет. Я уже и анальгин пил - не помогает.
- Как же ты медосмотр прошел с больными зубами? - удивился Владимир.
- У меня уже так несколько раз было, - скривился старший помощник: - при осмотре оно вроде ничего, все дырки запломбируют, а в рейсе совсем другой зуб начинает болеть. Что за фигня - сам не пойму.
- Наверное простываешь на верхней палубе.
- Наверное...А у тебя с зубами как? - задал вопрос старпом, в надежде услышать ответ о том, что не у него одного случаются казусы со стоматологией.
- У меня с этим порядок.
- Что никогда зубы не болели?
- Болели, но я еще в училище капитально их подлечил.
- У вас в мореходке был хороший стоматолог? - удивился собеседник.
- Нет, конечно. Откуда такая роскошь?..У меня тетя работала в санатории в Юрмале. Санаторий был элитный для отдыха и восстановления космонавтов. Там у них стояло самое современное импортное медицинское оборудование. Так она мне по родственному поставила американские пломбы. Сказала - на всю жизнь.
- Повезло тебе. - изрек старпом и, морщась, закурил новую сигарету: - Я слышал краем уха, что ты собираешься списываться после этого рейса?
- Да уже пришла радиограмма

* «чиф» - прозвище старших помощников капитана на судах.

- Жаль ... Кто теперь будет помогать мне с английским? Ты меня за это время здорово поднатаскал в знании языка...Теперь, когда ты спишешься – «мастер»*  достанет меня с переговорами.
- Ну, Николаич - не все же мне отдуваться. – шутя, ответил Владимир.

Надо сказать, что со старпомом у них сложились приятельские отношения, да и «чиф» то, был старше третьего помощника всего на три года. (В Сахалинском пароходстве, с его текучестью кадров, штурмана быстро росли в званиях). Вообще экипаж на "ПЕРВОУРАЛЬСКЕ" подобрался неплохой, но бочку меда портила одна ложка дегтя - капитан Кожухов Алексей  Петрович. Он происходил из судоводителей старой закваски и с подозрительным недоверием относился к молодежи, равно, как и ко всему новому.

«Мастер», в придачу ко всему, имел,  весьма сволочной характер и сидел на теплоходе без списания уже два года. Свое нежелание брать отпуск и отгулы Кожухов объяснял тем, что его дражайшая супруга, имея крутой нрав, дома совершенно не считалась с  капитанскими нашивками  мужа. Она начинала его гонять по хозяйству. Понятное дело - это никак не могло понравиться Алексею  Петровичу. Микульский слышал, как тот однажды жаловался помполиту: «Дома я матрос без класса, а на судне - я капитан!»

«Мастер» попортил много крови всем штурманам своими мелочными придирками. Микульского, в частности, он доставал тем, что вызывал его на мостик в любое время суток для ведения переговоров по коротковолновой радиостанции при подходах к портам  и постановке на якорь. (Японцы не знали русского, а капитан был не силен в английском, поэтому в роли переводчика приходилось выступать Владимиру.)

Старпом и третий помощник постояли еще несколько минут на крыле мостика. Они чем-то даже походили друг на друга - оба высокие, только «чиф» был постарше и покоренастей.
Подошло время одному сдавать, а другому принимать вахту, и они пошли в штурманскую рубку к карте. Старпом определил место судна на конец своей вахты, потом взял циркуль и прикинул расстояние до порта.

* «мастер» - прозвище капитанов.

- Если будем идти таким ходом, то часа через четыре подойдем на рейд Корсакова. - Резюмировал он свои подсчеты.
- Нормально - как раз к обеду... Может еще придется позагорать на рейде?
- Может и такое случиться. Если причалы заняты - будем стоять на якоре. - Ответил «чиф». Через десять минут он сменился и, пожелав Микульскому спокойной вахты, пошел к себе вниз.

Потекли часы  последней вахты третьего помощника. Он стоял на ходовом мостике и вглядывался вдаль через толстые стекла лобовых иллюминаторов, словно пытался разглядеть свою будущую судьбу.

Спустя какое-то время, на мостик поднялся Кожухов. Пробормотав слова приветствия штурману и вахтенному матросу, он не спеша, подошел к карте и посмотрел на точку, указывавшую местоположение судна на конец старпомовской вахты. Видимо, оставшись удовлетворенным положением дел и не найдя поводов для нравоучений, капитан покинул штурманскую рубку и появился в рулевой. Там он молча засмолил папиросу и тоже уставился в лобовой иллюминатор.

Памятуя нрав «мастера», Владимир машинально перебрался в другой конец мостика. Но сегодня опасения третьего помощника оказались напрасными, Кожухов был сейчас в хорошем настроении, что случалось с ним крайне редко, и его тянуло на разговоры. Капитан докурил свой «Беломор» (хотя по своим капитанским доходам, вполне, мог себе позволить и «Мальборо») и обратился к помощнику:

- Ну, что, Владимир Михайлович - это, наверное, ваша последняя вахта?
- Да. Если не придется стоять на якоре, то последняя. Замена уже ждет меня в Корсакове. - Ответил Микульский, решив поддержать разговор, чтобы напоследок не испортить отношения с «мастером».
- Куда поедете после списания?
- Возьму отпуск, выходные, набежавшие за год. Думаю это потянет месяцев на пять - так, что времени отдохнуть у меня будет предостаточно. Поеду на Украину.
- У вас там родители?
- Да - мама... Отца давно нет - погиб, когда мне было четыре года. Мать на пенсии по выслуге лет, но еще работает... Не видел ее больше года.
- Зачем же поехали на Сахалин? На Черном море, на сколько мне известно, есть пароходства. Устроились бы там - к матери поближе.
- После мореходки, как молодому специалисту, необходимо отработать пять лет по распределению.
- Ничего. Вот женитесь на местной, квартиру получите и пустите корни на Сахалине.
- Все может статься, только вряд ли. - Ответил Микульский и с удивлением посмотрел в сторону капитана.

«Что-то потянуло старика на задушевные разговоры? Раньше за ним такого не наблюдалось. Наверное, решил со мной пооткровенничать - у меня последняя вахта, скоро покидаю теплоход, вот он и разговорился... К чему теперь эти беседы? Прежде нужно было, а теперь... Чудной старик!..  В принципе - ведь он не сделал мне никакого зла. Просто характер у него тяжелый». - Примирительно подумал Владимир, не умевший долго держать в себе зло на людей.

- Отчего у вас, Владимир Михайлович, настроение такое пессимистическое?
- С чего вы взяли, Алексей Яковлевич?
- Собрались в отпуск, а радости в глазах не видно.
- Да нет, настроение нормальное - просто сны стали плохие сниться.
- Да, что вы! Бросьте. В ваши годы смешно верить в сны.
- Хорошо, Алексей Яковлевич, не буду.
- Ну, вот и лады, - сказал капитан: - Я пойду к себе в каюту. Если, что - вызывайте.

Капитан погасил окурок в пепельнице и удалился восвояси.