15. Генерал от инфантерии Муравьев.
«Всегда любовался я блистательною неустрашимостью Николай Николаевича Муравьева, невозмутимым спокойствием и стройностью действий состоявших под начальством его войск, которые имели к нему полную доверенность. В минуту самой жестокой бойни – под картечным огнем, в штыковой работе, был он весел и любезен более, нежели в другое время… Приехав в 1855 году на Кавказ, он собрал там 16 тысяч войск, не потребовав от казны ни денег, ни оружия, ни пороху, довольствуясь тем, что застал. Нравственным влиянием удержал Шамиля, пребывавшего в бездействии в горах во все время войны, когда малейшее предприятие его было бы для пагубно…
Имя Николая Муравьева светлыми чертами отмечено в летописях России. Служить на пользу Отечества личным трудом многие десятки лет с такой любовью и самоотвержением едва ли всякий может!».
Генерал Д.Е. Сакен. Журнал «Русская старина» 1874г.
В данной работе на суд читателю выносится история жизнедеятельности выдающегося полководца русской армии, героя Кавказской войны Муравьева Николая Николаевича. Удивительно, имя этого талантливого генерала почему-то, в отличие от остальных персонажей войны на Кавказе, широкому кругу читателей мало известно. А ведь Николай Николаевич внес немалый вклад в историю России: был наместником Кавказа, героем Восточной войны и т.д. Перечень битв, в которых принимал участие Муравьев, займет не одну страницу книги. О жизни прославленного полководца лучше не расскажешь, чем лаконично и кратко по - воински написано на его надгробии в городе Задонске: «Николай Николаевич Муравьев. Начал военное поприще Отечественной войной 1812 года, кончил Восточной 1856 года под Карсом». . В этих, по-армейски строгих словах умещается глубокий смысл – смысл жизни человека, отданную служению во славу Отечеству.
Родился будущий наместник Кавказа 14 июля 1794 года. Самые ранние воспоминания Николая Муравьева, как следует из его «Записок», связаны с имением отца деревеньки Сырец, которая расположена недалеко от города Луги. Захудалая неприглядная вотчина, соседи, такие же мелкопоместные помещики, как и его отец, лишены были какой-либо привлекательности. Абсолютное невежество господ и издевательства их над своими крепостными, вот и все что осталось в памяти из раннего детства. Впоследствии раздумья о тяжкой доле крепостных приведут Муравьева в кружки вольнодумцев-декабристов. Но в отличие от соседей семья будущего генерала от инфантерии отличалась образованностью и благородством. Отец Николая Муравьева, которого также звали Николай, был для своего времени и круга весьма образованным человеком. Он окончил Страсбургский университет, был замечательным математиком, мечтал стать ученым. Стеснение в финансах, так как род Муравьевых хоть и был древним, но к описываемому времени оскудел, заставило Николая -старшего бросить учебу и идти на службу. Прослужив несколько лет во флоте и на суше, он выходит в отставку в чине подполковника и занимается сельским хозяйством. От брака с Мордвиновой Александрой Михайловной на свет появились шестеро детей. В историю России вошли вместе с будущим героем данного повествования еще двое детей отставного подполковника: старший Александр, декабрист, проведший два года в Сибири, но затем дослужившийся до чина генерал-лейтенанта, и младший Михаил. Впоследствии он станет графом и генералом от инфантерии. Правда, награды и чины Михаил Муравьев получит за подавление Польского восстания, за что получит от поляков и недругов позорное прозвище «вещатель».
Как и всякий уважающий себя, свое отечество дворянин, отец Николая Муравьева в 1811 года отвез своего сына в Петербург. Как скажет позже в своем дневнике Муравьев: «Я не имел опытности в обращении с людьми, обладал порядочными сведениями в математике, не имел понятия о службе и желал поступить в нее». К слову, первоначальное образование, причем весьма приличное, Муравьев получил дома от своего отца. Николай-старший был прекрасным педагогом, знал математику и военное искусство. В выборе военной науки немалую роль на Муравьева младшего оказал его старший и любимый брат Александр. После сдачи вступительных экзаменов Николай был зачислен в Свиту Его Императорского Величества по квартирмейстерской части с первым офицерским чином прапорщика. В шестнадцать лет прапорщик Муравьев назначается дежурным надзирателем и преподавателем математики в Школе колонновожатых. Видимо, сказалась практика отца – педагога по натуре. Дни, проведенные в Школе, оставили значительный след в жизни будущего генерала. След, который приведет его позже в ряды либералов. Увлечение идеями французских утопистов чуть было не заставили Муравьева оставить воинскую службу. Он даже помышлял о том, чтобы вместе со своими единомышленниками создать коммунистические поселения на острове Сахалин. (Хотя, удивительно, в словарях изданных в после 1917 года вплоть до пятидесятых годов 20 века имя Муравьева Н.Н. практически не упоминается. Ф.П.). Отечественная война, послужившая судьбоносным рубежом для офицеров русской армии таких как Ермолов, Паскевич и др. не оставила в стороне и Муравьева. Эта война навсегда оторвала Муравьева–утописта от юношеских либеральных идей. На Бородинском поле Николай получает свое первое боевое крещение. Восемнадцатилетний прапорщик все дни перед сражением буквально не слезал с коня, выполняя поручения главнокомандующего русской армией Голенищева – Кутузова М.И., при штабе которого находился безотлучно. Был при штабе Михаила Илларионовича порученцем. Позже в своем дневнике Николай Николаевич запишет свои впечатления от испытанного им на поле сражения: «Подобной битвы, быть может, нет другого примера в летописях всего света. Одних пушечных выстрелов было сделано французами семьдесят тысяч, не считая миллионов ружейных выстрелов… От гула 1500 орудий земля стонала за 90 верст. Таким образом кончилось славное Бородинское побоище, в котором русские приобрели бессмертную славу».
Муравьев, подобно всем офицерам той славной плеяды, прошел путь от постыдного позора, отступления от западных границ и оставления Москвы, до победных заграничных походов, до Парижа. Победный марш уже поручика-квартирмейстера Муравьева закончился на Елисейских полях неприятельской столицы. Отечество отметило будущего полководца за ратный труд наградами, такими как орден Святого Владимира 4-й степени, Святой Анны 3-й и 2-й степени. По возвращению из заграничного похода Муравьева переводят в Генеральный штаб, с получением очередного звания – штабс-капитан. Бесценный опыт войны с наполеоновской Францией была лучшей школой тому, кто в будущем прославится на Кавказе.
Случай помог Муравьеву избежать выступления декабристов на Сенатской площади. Случилось это «по вине» Ермолова. Перед тем как отправиться на Кавказ, А.П. Ермолов пожелал взять с собой приглянувшего ему молодого офицера с многообещающими перспективами по службе. Разумеется, Муравьев, у которого по вполне понятной причине – неудачного сватовства к дочери сановника адмирала Мордвинова не было особого желания служить в Петербурге, согласился. Прибыв на место службы (важно отметить и то, что в пути Муравьев заслужил похвалу Ермолова тем, что составил первую картографическую съемку от крепости Моздок до Тифлиса), будущий кавказский наместник старательно изучает восточные языки. Их знание во многом поможет Муравьеву в долгой жизни на Кавказе, как в мирной жизни, так и в условиях войны.
В 1816 году Муравьев в составе российского посольства во главе с наместником Кавказа Ермоловым отправляется в Персию. Он собирает сведения о шахской армии, лично знакомится со многими ее военачальниками, в том числе с наследным принцем Аббас-мирзой. Во дворе персидского шаха обратили внимание на молодого русского офицера, который изъяснялся довольно свободно с персами на их родном языке. И, может быть, потому был удостоен самим шахом орденом Солнца и Льва. За особые услуги, а посольство Ермолова имело немалый успех, Муравьева повышают по службе. Он назначается оберквартирмейстером Отдельного Кавказского корпуса. В 1819 году Ермолов отправляет Муравьева в Среднюю Азию. Целью этой поездки было – исследование путей туда и установление дипломатических и торговых контактов с этими туркестанскими ханствами. Разумеется, поездка в малоизведанные области была не из легких. В киргизских и казахских степях рыскали отряды разбойников, которые промышляли разбоем и кражей людей. Не один раз Муравьев бывал на волосок от смерти. Тем не менее ему удалось внушить коварному и хитрому хивинскому хану Мегмед-Рагиму почтение и уважение к России. Туркестанская миссия Муравьева закончилась удачно. 24 декабря 1819 года корвет «Казань» бросил якорь в Бакинской бухте. Прибыв в крепость Дербент, Муравьев устно доложил наместнику подробности своей поездки. Ермолов отправляет Муравьева в Санкт – Петербург с докладом о результатах поездки. В столице у него состоялась аудиенция с Государем Александром Первым. Император высоко оценил деятельность молодого офицера. На Кавказ Муравьев возвращается в чине полковника. По возвращении он назначается командиром 7-го карабинерского полка, который впоследствии назовут Эриванским.
В августе 1826 года многочисленная иранская армия вторглась на территорию подвластную России, Муравьев возглавляет штаб отдельного полка, созданного наместником Ермоловым для прикрытия границы от конницы персидского военачальника Гассан-хана. Кстати, возглавлял этот полк прославленный поэт-партизан генерал-майор Денис Давыдов. Но и на военном поприще, не в штабной или в дипломатической работе, Муравьев показал себя одаренным военачальником. Вскоре он назначается помощником начальника штаба Отдельного Кавказского корпуса.
К началу второй компании в русско-персидской войне Николай Николаевич наконец-то устраивает свою личную жизнь. Он женится на Софье Федоровне Ахвердовой. Свадьба его, однако, была скромной. Сам наместник Ермолов был на свадьбе посаженным отцом.
Может быть, потому, что Ермолов так хорошо относился к Муравьеву, новый наместник Паскевич невзлюбил Николая Николаевича. Хотя принято считать, что нелюбовь нового наместника Паскевича к Муравьеву началась из-за того, что авангардный отряд под его командованием стремительно взял город Тевриз, резиденцию наследника персидского шаха Аббас-мирзы. Город, в который сам Паскевич мечтал войти победителем. Судьба все же сберегла Николая Николаевича. Благодаря ходатайству Дибича, Муравьеву, которого ко всему прочему обвиняли в связях с декабристами, высочайшим повелением было присвоено звание генерал-майора и назначение на должность командующего Кавказской резервной гренадерской бригады. Несмотря на «обиду» за взятие Тевриза, в начавшейся в 1826 году русско-турецкой войне, граф Паскевич не умалил достоинства корпусного командира Муравьева. В победной реляции наместника, отправленной в Санкт-Петербург, было много похвальных слов и о генерале-майоре Муравьеве. За взятие турецкой крепости Карс он получает орден Святого Георгия 4-й степени. За взятие крепости Ахалцых Николай Николаевич получает орден Святого Георгия 3-й степени.
К концу турецкой кампании отношения между успевшим прославиться Муравьевым и наместником Паскевичем испортились окончательно. Граф Паскевич-Эриванский относился к чужой славе с особой неприязнью. По его настоянию из Главного штаба пришло решение, согласно которому генерал-майор Н.Н. Муравьев увольнялся в отставку из войск Отдельного корпуса по личному желанию. Но в столице о боевом и способном военачальнике не забыли. Генерал-фельдмаршал И.И. Дибич-Забалканский добился у Императора прощения для Николая Николаевича. В начавшихся военных действиях в Царстве Польском требовались опытные и талантливые полководцы. Командующий русской армией Дибич предлагает Муравьеву должность командующего гренадерской бригадой Отдельного Литовского корпуса. Неудача постигла Муравьева и в Польше. Весной 1831 года Дибич-Заболканский тяжело заболел и умер. На его место был назначен недруг Муравьева Паскевич-Эриванский. И хотя граф был весьма скуп на похвалы в адрес Николая Николаевича, все же в том же 1831 году Муравьев получает очередное воинское звание генерал-лейтенанта. После польской компании Муравьев возвращается к дипломатической деятельности. Он назначен полномочным посланником Императора Николая Первого в Турцию. На этот раз Россия улаживала конфликт между Турцией и ее бывшим вассалом Египтом. Муравьеву сопутствовал успех. Благодаря его действиям, а также при поддержке десятитысячного армейского корпуса, египетский паша прекратил военные действия против Турции. За успехи в дипломатической миссии Муравьев высочайшим указом был пожалован в генерал-адъютанты его Императорского Величества. После пребывания на берегах Босфора следуют новые назначения по службе: начальником штаба первой армии, затем в 1834 году командиром 5-го пехотного корпуса. Попутно Муравьев занимается еще и имеющими ценность письменными документами. Однако из-за докладной записки на имя Императора Николая Первого «О причинах побегов и средствах к исправлению недостатков армии», Муравьев в очередной раз впал в немилость к его Величеству. Самодержец узрел в записке «бунтарство». Из-за постоянных придирок, последовавших вскоре, после ознакомления Императора с докладной, Николай Николаевич был вынужден в 1837 году написать прошение об отставке. Без лишней волокиты, присущей в подобных делах, отставка была принята. Отставной генерал уезжает из опостылевшей столицы в Задонск. Там в течение более чем десяти лет Муравьев посвящает себя творчеству, пишет дневник. И хотя в 1844 году, после неудач на Кавказе многие прочили его на должность наместника Кавказа, император все же назначает на эту должность Воронцова.
В 1848 году наконец заканчивается опала. Муравьев был вызван в Петербург, где его снова зачисляют в действующую армию. Назначения следуют одна за другой. В 1553 году император наконец снимает свое полное недоверие к Муравьеву. За успехи в венгерской кампании ему присваивается звание полного генерала от инфантерии. А в следующем 1854 году следует Высочайшее повеление о зачислении в генерал-адъютанты.
В середине ноября 1854 года Муравьев был вызван в Петербург к военному министру князю Долгорукому. Кавказский наместник князь Воронцов по причине болезни уходил в отставку, временно замещавший должность наместника Кавказа генерал Реад известен был своей нерешительностью, проще, бездарностью. Обстановка в целом складывалась удручающая. В Тифлисе ходили слухи один другого страшнее. Говорили, что турки подговаривают имама Шамиля ударить в тыл воюющей русской армии, и что имам собирается совершить большой поход в Грузию. Николай Николаевич был уверен в том, что если бы обстановка была не такой уж горестной, вряд ли император доверил бы ему должность Наместника Кавказа. План действий своих Муравьев разработал до отъезда в Тифлис в Петербурге. И, как оказалось, этот план сработал, вопреки мнениям скептиков, великолепно.
С Высочайшего разрешения Муравьев взял с собой на Кавказ сына имама Джемал- Эддина. Взятый в тридцатых годах, еще мальчишкой, в аманаты, Джемал-Эддин получил в Петербурге прекрасное образование. И на момент поездки на Кавказ служил в царской армии в чине поручика Владимирского уланского полка. Имам давно требовал обратно своего сына. Накануне прибытия Муравьева на Кавказ, со стороны имама было выдвинуто очередное требование, в котором говорилось об обмене Джемал - Эддина на двух грузинских княгинь, взятых в плен во время набега мюридов в Грузию. Неудивительно, что план действий, предпринятый Муравьевым, сработал. По возвращении Джемал-Эддина к отцу, имам Шамиль, отчасти не без уговоров сына, до самого конца Восточной войны 1853-1855 года не предпринял каких-либо существенных действий в тылу русской армии. В принципе, можно предположить, что Муравьев по сути перехитрил имама. Так оно и выглядит со стороны. Однако нет никаких официальных подтверждений подобным рассуждениям. Скорее всего, Муравьев сам был обманут царским правительством больше, чем горцы Шамиля. Как утверждают современники Муравьева, будущий победитель Карса сам видел воочию как разорительна война и для горцев и для России, понимал, что война уносит лучший цвет российской и горской молодежи. Некоторые специалисты видят в поступках имама, кроме всего прочего и то, что к тому времени, видя действия Турции, которая мечтала лишь о том, чтобы расширить свои владения на Кавказе при помощи горцев, и ни о каком независимом кавказском государстве не помышляет, он (Шамиль) отчаялся и уже не надеялся на то, что претворится в реальность его заветная мечта, стать правителем независимого ни от кого Имамата. В случае победы над русскими турки могли предложить ему быть вассалом еще одного вилаета (провинции) Турции Кавказа и не более того. Муравьев на переговорах с имамом предлагал ему, взамен на нейтралитет, признание Имамата как самостоятельного государства горцев под протекторатом России. Видимо, мысль быть правителем Кавказа в подданстве Российской империи имама прельщала больше, чем быть в подданстве единоверцев турков. Правда, никаких официальных документов об этих переговорах не сохранилось. Скорее всего о них знали в Петербурге. Косвенные сведения все же дают полагать, что стороны заключили перемирие. Это подтверждается тем, что вскоре после переговоров наместника и имама была снята экономическая блокада с районов Кавказа, входивших в состав Имамата. Открылись возможности для ведения торговли, что было выгодно и горцам и русским. Начались массовые обмены военнопленными. Зная, что имам не нарушит данное слово, Муравьев теперь мог спокойно бросить все свои силы против турков. Переговоры Муравьева с имамом Шамилем, естественно встревожили турок. На Кавказ были посланы несколько курьеров, с требованием ударить в тыл русских. Мудрая тактика, выбранная кавказским наместником, сработала удачно. Турки не получили поддержки от горцев Кавказа. Ободренный своими дипломатическими успехами генерал от инфантерии Муравьев предпринимает штурм цитадели Карса. И если в Крыму от русской армии отвернулась удача, на Кавказе Муравьев добился полной победы. Как скажет впоследствии сотрудник Генерального штаба на переговорах в Париже Аверьянов: «Против неудач наших на Дунае и в Крыму одни только трехлетние победы и успехи кавказских войск в Азиатской Турции могли быть поставлены на весы на Парижском конгрессе, на котором так страдала вековая военная слава и народная гордость России… Все завоевания кавказских войск… в несколько десятков раз превосходившие занятое союзниками пространство в окрестностях Севастополя и Кинбурна, были той ценой, которую России пришлось заплатить за возвращение Севастополя».
Справедливости ради надо заметить, что и «Кавказский вопрос» обсуждался на заседании Парижского мирного конгресса. Союзные державы пытались вынудить Россию уйти с Кавказа, добиться объявления независимого «Черкесского государства» и его международного признания. Английский министр иностранных дел лорд Кларендон в ответ на критику в его адрес, ответил что Шамиль во время войны не проявил себя явным союзником антироссийской коалиции и у него, мол, не было достаточных оснований требовать от России новых уступок. Конечно, Шамиль, даже если бы он не принял предложение Муравьева, вряд ли рассчитывал на то, что союзники смогут вынудить Россию дать независимость его стране. Англия и Франция из-за своего старого соперничества не были готовы на усиление чьего-то из них влияния на Кавказе. Всерьез имама Шамиля ни в Турции, ни в Англии, ни во Франции не принимали. Однако все же надо воздать должное Муравьеву, который сумел в нужное для России время вывести имама «из игры».
Россия проиграла в войне. Но это было лишь временное политическое поражение. Для имамата Шамиля поражение России стало катастрофой. Надеяться теперь было не на кого. Что касается самого Муравьева, то он как человек слова достаточно оценил нейтралитет Шамиля. Даже в небольших тактических операциях верный своему слову наместник старался не использовать регулярные войска. В них теперь, по принципу «азиаты против азиатов», в основном участвовали местная милиция и полурегулярные части из горцев. В послужных списках солдат-кавказцев 55-й год начисто отсутствует, хотя другие годы расписаны весьма подробно. (Кстати, этому мудрому совету великого наместника Муравьева вняли и в наши дни. Во время так называемых чеченских событий только лишь привлечение на свою сторону представителей чеченской милиции, и привлечение на свою сторону части так называемых «незаконных бандформирований», позволило России переломить ситуации и добиться желаемого результата. Ф.Д. )
Россия удачно воспользовалась «нейтралитетом» Муравьева и имама Шамиля. Война с союзниками была проиграна, но если бы к тому же и имам ударил в тыл русской армии, последствия могли быть куда хуже. Казалось бы, что мудрая политика, проводимая Муравьевым, могла наконец принести на Кавказ мир и спокойствие, но увы. Как считают многие историки, Россия не готова была допустить то, чтобы в ее пределах образовалось государственное образование, готовое в любое время восстать против нее. И, как часто бывает в играх большой политики, ни Муравьев, ни Шамиль не смогли получить выгоду от взаимных попыток к сближению. России нужна была маленькая победа, которая заглушила бы горечь поражения в Восточной войне. Ярым противником мирного завершения Кавказской войны выступил начальник Главного штаба Отдельного Кавказского корпуса Барятинский. Друг юности Его Императорского величества Александра Второго, князь Барятинский, бросив все свои дела, едет в Петербург, где он сумел - таки убедить Императора, что в самое ближайшее время наведет порядок в новой «жемчужине русской короны» и превратит богатства края в неисчерпаемый источник доходов государственной казны. Чувствуя давление со стороны Императора, понимая, что все то, что им было обещано имаму, все обещания горцам в который раз нарушаются Россией, Муравьев, как человек слова, как офицер, не мог поступить иначе, как самому уйти в отставку.
В том же 1856 году генерал от инфантерии Николай Николаевич Муравьев – Карский, по личному прошению был уволен от должности царского наместника на Кавказе, также и от командования Отдельным Кавказским корпусом. На его место был назначен генерал от инфантерии князь Барятинский Александр Иванович. Ставший вместо покойного императора Николая Второго его наследник Александр Второй никаких особых симпатий изначально к Муравьеву не испытывал. И посему он подписал прощение об отставке, как говорится, с легким сердцем. Отставного генерала, дабы не навредить престижу государства, назначают членом Государственного совета. Последнюю военную должность герой Карса получил в 1861 году. Высочайшим Императорским указом Самогитский гренадерский полк получил нового шефа.
Остаток своих дней прославленный полководец провел в небольшом родовом имении. Муравьев решил посвятить время завершению написания мемуаров. Более полувека он вел свой дневник, обширный и обстоятельный. Публикация «Записок» Муравьева имела громадный успех у читателей. Об этом красноречиво говорит неоднократное переиздание. Последнюю запись в дневнике Николай Николаевич оставил 7 июля 1865 года: «Но полно писать. Через неделю должен миновать 71 год. Часто изменяет память, слабеют силы телесные и нравственные, тускнеют глаза. Совершается век мой, я пережил всех друзей, постепенно разрушается мой семейный быт, впереди – одиночество. Прекращая сей дневник, посвящу остальные дни, насколько оставшееся время и силы позволят, приведению в порядок собранных и составленных мною в течение целой жизни «Записок».
«Великое было бы для меня утешение, если б встретил личность, которая при разумении дела охотно приняла бы от меня на сохранение обильный труд всего моего века, с тем чтобы при удобном времени и обстоятельствах приложить старание к добросовестному обнаружению событий, не лишенных занимательности».
К великому сожалению, мемуары и дневники Муравьева – Карского увидели свет лишь после смерти автора.
16. Баху-бике. (Хунзахская).
“Правители аварского ханства, бывшие главнейшими владельцами Дагестана, ищут мира с русскими. Нуцалхан еще молод и не может рассуждать, мать же его Паху-Бике – умная и рассудительная женщина, с нею мы поговорим и посоветуемся”.
Приписывается имаму Кази-Магомеду.
Кавказ, с точки зрения российского обывателя, по отношению к слабому полу представляет собой царство тьмы и жестокости. Банальная фраза “забитая кавказская женщина” и в наши дни является как бы само собой разумеющейся. Это своего рода мерило, общепринятый эталон. По мнению русских, кавказская женщина никогда не рассматривается мужем как человек. То есть подразумевается то, что муж может свою жену просто от скуки или за малейший проступок убить. Женщина Кавказа, кроме как должна стоять перед мужем потупив взор, ничего более не умеет. Это, конечно, миф, досужие вымыслы. Кавказские женщины свои права и обязанности знали достаточно хорошо, и не были такими глупыми и бессловесными. Порой кавказские женщины, еще в те времена, достигали значительных высот в общественной жизни. Речь в данной главе пойдет о женщине-правительнице Аварского ханства Баху-бике, которой суждено было править одним из самых влиятельных дагестанских ханств (Аварское ханство) в эпоху завоевания Россией Кавказа. Правда, в военных действиях Баху-бике участие не принимала, но вокруг нее развивались роковые события. С именем Баху-бике связаны гибель аварских ханов и смерть второго имама Гамзат-бека.
О юности будущей правительницы нет каких-либо сведений. История сохранила только те данные, которые относятся ко времени ее правления. Однако прежде чем начать рассказ о жизнедеятельности ханши, пожалуй, стоит заглянуть в прошлое. На момент появления русских в Дагестане Аваристан представлял собой весьма сильное общество, чему был обязан правителю Омар-хану или Умма-хану. После его смерти на престол претендовал его брат Гебек-Чанка, так как прямых наследников у Умма-хана не осталось. Однако Гебек был незаконнорожденным, следовательно, не мог быть ханом. Чтобы приобрести права правителя, Гебек-Чанка задумал женитьбу на вдове своего брата Гехили (или Гегли, по некоторым документам). Хитрая и расчетливая Гехили (дочь Нуцал-хана, тестя и зятя покойного Умма-хана), еще при жизни своего мужа имела тайную связь с дальним родичем правителей Аварского ханства Ахмед-беком, правителем Мехтулинского ханства, женатым к тому времени на Хух - Бике или Баху Меседу-Бике (героиней нашего повествования, дочерью Умма-хана от брака с другой женщиной), пригласила Гебека ночью к себе и во время разговора с ним при свете очага взяла горсть золы и, сказав: “Я не хочу, чтобы Аварский дом обратился в пепел”, бросила ее ему в глаза. Заранее подготовленные ею убийцы ворвались в дом и убили полуослепленного Гебека. После чего Гехили беспрепятственно вышла замуж за своего давнего любовника Ахмед – бека, принявшего титул аварского хана. Продвижение русских вглубь дагестанских пределов Ахмет-хан встретил не с восторгом, за что наместник Кавказа Ермолов объявил его изменником, лишенным покровительства русских законов. В 1823 году султан Ахмет-хан умер, оставив после себя правителем малолетнего сына Абу-Нусал-хана, при регентстве своей старшей жены Баху-Бике. Желая упрочить влияние России в этом крае, Ермолов в противовес потомкам Ахмет-хана провозгласил правителем Аваристана молодого Сурхая, родного племянника Умма-хана и брата убитого Гебека. Сурхай был сыном пленной грузинки и, как его покойный брат Гебек, не имел, по законам гор, никаких прав на престолонаследие. Тем не менее Авария разделилась на два враждебных лагеря – меньшая часть ее подчинялась Сурхаю, благодаря громадным привилегиям, дарованным ему Ермоловым; большая же часть осталось верной Нуцал-хану, за малолетством которого, как выше упоминалось, ханством управляла его мать Баху-Бике. По словам очевидцев она была женщиной средних лет, пользовалась большим уважением народа и отличалась необычайной энергичностью. Ее постоянно можно было встретить на улицах Хунзаха верхом на бойком иноходце, в сопровождении семи преданных ей женщин да нескольких нукеров (слуг), составлявших всю ее свиту. Очевидцы также называли Баху-Бике хитрой, но замечательно умной и энергичной. Когда в 1828 году Нуцал-хан достиг совершеннолетия, умная Баху-Бике, однако, продолжала стоять у руля власти. Она ясно видела и осознавала, что при тех внутренних смутах, которые ежечасно потрясали Аварию, власть ее юного сына, без чьей – нибудь сильной поддержки, не могла быть прочной. К тому же ее целью было устранение власти Сурхая и объединения всего Аваристана. Но так как Сурхая поддерживала Россия, следовательно, нужно было пойти на переговоры с русскими. Искать политического союза с другими вольными общества не имело смысла, мало того, и шамхал Тарковский и хан Казикумухский были сторонниками русских и находились с ней в открытой вражде. На помощь извне рассчитывать тоже не имело смысла: Персия к тому времени была разгромлена Россией, а Турция гибла под ударами талантливого Паскевича. Дальновидная и рассудительная Баху-Бике повела это дело (компромисс с русскими) умно и энергично. По ее настоянию Нуцал-хан написал письмо генералу Эмануэлю, командовавшему русскими войсками на Северном Кавказе, с просьбой принять его со всем аварским народом под покровительство государя. Ответ последовал незамедлительно. Эмануэль пригласил ханшу на переговоры на границу Аварии. Хитрая ханша ответила, что по законам ее страны “не жены ходят к мужьям, а мужья ходят к женам”. Она пожелала увидеть генерала или его доверенное лицо в Хунзахе. Наконец после долгих перипетий договор между Россией и Аварией был подписан, хотя основные требования Баху-Бике, такие, как объединение всего Аваристана, не были удовлетворены. Паскевич, по возвращению из Турции остался недоволен деятельностью Эмануэля. Произошедшее ставило его в затруднительное положение. С одной стороны, удовлетворить требование ханши означало усилить и без того воинственное аварское ханство, неизвестно еще, как поведет себя в будущем Нуцал-хан, с другой стороны, прибавлялись опасения - как поведет себя сначала обласканный, а затем обманутый Сурхай. Но так как дело уже было сделано, Паскевич решил извлечь из этого наибольшую пользу. Он остановился на том, что признал Нуцал-хана правителем лишь той части Аварии, которой был и до переговоров. Как бы то ни было, другое решение придумать было сложно. Русское правительство и на сей раз решило применить правило “Разделяй и властвуй”. По мнению Паскевича, Авария, замкнутая неприступными горами и представлявшая до описанных событий неприступную крепость, если окажется в руках одного правителя, и если этот правитель окажется таким же влиятельным и талантливым, как покойный Омар – то легко может отложиться от русских. Разделение власти между двумя владетелями приведет к тому, что каждый из них будет искать защиты у русских, разъединит свои силы и в случае надобности проложит путь русским в самые недра аварской земли. И на этом основании наместник Кавказа заключил с обеими сторонами акты на верноподданство; обоим владетелям были пожалованы чины полковников русской армии, с двухтысячным жалованием, высочайшие грамоты на ханское достоинство, знамена с императорским гербом и драгоценные сабли с надписями. Все эти знаки ханской инвеституры доставлены были в Тифлис; но передачу их Паскевич отложил до окончательного примирения между собой обоих ханов. Неизвестно, к чему бы привели последствия, кто бы одержал верх в стремлении к обоюдной лояльности к царским властям: Сурхай или Баху-Бике. В любом случае покорность, изъявленная ханшей России, означала окончательное замирение непокорного Аваристана. И, может быть, оно так и случилось, если бы обстоятельства не выдвинули на политическую арену Курали-Магому и его учеников Кази-Муллу и Шамиля. Шаткое положение ханши в роли соправительницы Аварии, теперь привело к угрозе потери власти вообще. Койсубулинские уздени и беднота, сторонники Кази-Муллы и Шамиля недвусмысленно заявляли о том, что род аварских ханов и беков для них являются врагами. Однако имам Гази-Мулла, выступая в поход против аварского ханства, слал воззвания к ее жителям в весьма осторожных тонах. К примеру, на гимринском совещании 1830 года он говорил, что идет “преклонять себе” Аварское ханство. “Правители аварского ханства, - будто бы сказал имам, - бывшие главнейшими владельцами Дагестана, ищут мира с русскими. Нуцалхан еще молод и не может рассуждать, мать же его Паху-Бике – умная и рассудительная женщина, с нею мы поговорим и посоветуемся”. Некоторые историки подвергают сомнению подлинность вышеизложенного высказывания имама. Если это известие верно, то имам на гимринском совещании не выдвигал на первый план борьбу с феодалами, а пытался оставить вопрос открытым. Но как показали дальнейшие события, вопрос этот оказался решен не в сторону мира с аварскими ханами. Приближение Гази-Муллы к Хунзаху вынудило ханшу собрать совет “собрание ученых и духовных лиц”. Сама ханша хоть и придерживалась на словах русской ориентации, однако совещание ученых и духовных лиц заняло позицию, далеко не соответствующую русским интересам. По всей вероятности у ханши было желание использовать крестьянскую массу в своих интересах. Не исключено, что Баху-Бике при помощи мюридов хотела добиться независимости Аварии от кого бы то ни было. И если учесть, что у имама были мысли об объединении Дагестана в целом, выходит что обе стороны, и Баху-Бике, и Кази-Мулла занимают позиции, заранее обреченные на провал. Тем не менее Баху-Бике, как видно из документов того времени, боялась союза с койсубулинцами больше, чем войны с ними. Заигрывание с восставшими, судя по всему, было вызвано страхом расправы над ней. Во всяком случае, достичь союза имам и ханша не смогли. О причинах несостоявшегося союза достаточно ясно высказался военный историк Н. А. Волконский: “Селение это … (Хунзах Ф.Д.) состояло преимущественно из беглецов всех обществ Кавказа (абреков), которые укрывались от правосудия под крылом Паху-Бике. Естественно, что таким людям шариат и с ним Кази-Мулла были вовсе не нужны и весь их расчет состоял в том, чтобы не лишиться своего убежища и покровительства ханши”.
В феврале 1830 года мюриды выступили против Хунзаха. О дальнейших событиях под Хунзахом нет достаточно точной информации. Одни историки считают, что Баху-Бике удалось подкупить некоторую часть мюридов, в частности гумбетовцев, которыми командовал будущий имам Шамиль. Немаловажное значение имеет свидетельство очевидцев, которые уверяют, что в момент, когда защитники Хунзаха заколебались, ханша сама вышла на крепостные стены с обнаженной саблей и яркой речью воодушевила колеблющихся. Другие историки видят в поражении Гази – Муллы под Хунзахом решительность и отвагу действовавшего на стороне Баху-Бике Хаджи-Мурата. Кстати, под Хунзахом от рук мюридов погиб отец будущего наиба. Третьи же считали, что причиной тому (поражению Гази-Муллы) послужила неоднородность сил имама: с одной стороны радикально настроенные койсубулинцы (их и боялась Баху-Бике больше всего), с другой стороны – склонявшиеся к примирению и совместным действиям против царизма – гумбетовцы. Также нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что к движению примкнула, по-видимому, и часть феодальной аристократии, для которой ликвидация власти ханов вряд ли была желательна. Итак, первая атака мюридов была отбита.
С приходом к власти имама Гамзат-бека у тарикатистов возобновляется интерес к владениям Баху-Бике. И вновь и без того неспокойное правление ханши оказалось под угрозой. Притязания нового имама были настойчивы. Поначалу отношения между имамом и ханшей были хорошими. По крайней мере в 1833 году. Известно, что еще в бытность имамом Гази-Муллы, Гамзат-Бек в любое время мог найти убежище у ханши от преследования русских войск. Возможно, что лояльное, вернее, дружественное отношение Баху-Бике к Гамзат-Беку продиктовано было из-за страха перед мюридизмом, или по причине того, что тот происходил из княжеского рода. Ослабление влияния царских властей в регионе, скорее всего, подвигнуло сына Баху-Бике Нуцалхана, хоть он и получал большие подарки от русских, пойти на сближение с Гамзат-Беком. Некоторые историки видят в этом поступке хана следствие его разногласий с матерью.
Свидание между Гамзат-Беком и Нуцалханом произошло 9 сентября. В тот же день состоялось и их примирение. Нуцал, вернувшись в Хунзах, объявил о результате переговоров матери. Ханша, “… которая приступить к сему не хотела, но как он войско имел на своей стороне, которое ханшу не слушало, то она принуждена была с сыном примириться”. Царское правительство, разумеется, категорично отозвалось о таком действии аварских ханов, обвинив в этом саму ханшу Баху-Бике. Вот что пишет по этому поводу барон Розен графу Чернышеву: “Аварская ханша Паху бике с детьми своими, неблагонадежность которых уже давно была приметна, как в. с. изволили видеть из прежних моих сообщений, изъявила Гамзад беку согласие действовать совместно с ним против русских и дала присягу на присоединение к шариату”. Есть многочисленные свидетельства того, как развивались отношения между Гамзат-Беком и Баху-Бике в конце 1833 начале 1834 года. (Не столько самой ханши, сколько ее сына Нуцалхана.) Известны его воззвания к своим подданным, направленные против русских. В конце 1833 года Гамзат-Бек и Нуцалхан собирались идти в поход, почему-то не против дагестанских провинций, не принимавших газават или против русских войск, а в Грузию. Разумеется, в этом поступке Гамзат-Бека некоторые специалисты увидели отход от изначальной идеи его предшественника Гази-Муллы, борьбу с феодалами. Или это могло быть попыткой Нуцалхана и Баху-Бике повернуть силы мюридов в другую сторону. Может быть и то, что Гамзат-Бек вовсе и не хотел смерти Баху-Бике и ее сыновей. Дружба ханши и имама закончилась в 1834 году. Между ними начались трения. Отношения их стали портиться. И вина за это, судя по всему, лежит не на вожде правоверных мусульман. Тому есть веские основания. Русское правительство, напуганное этим опасным для себя союзом (союзом ханши и имама Ф.Д.), усиленно добивается разлада между союзниками. Неудачи имама во время задуманного им похода на плоскость усиливают влияние русских войск. И теперь уже русское военное командование начинает оказывать давление на Баху-Бике и ее детей. Опираясь на возможность проникновения русских войск внутрь Нагорного Дагестана, кавказское командование ставит аварских ханов перед невозможностью продолжать двойную игру. Царское правительство неоднократно указывало ханше на невозможность продолжения такой политики. И, наконец, аварские ханы были лишены жалования, которое им платило русское правительство. Об этом барон Розен уведомил саму ханшу. И стоило барону Розену предпринять этот шаг, как “… она (Баху-Бике Ф.Д.) решилась прислать ко мне сына своего Ума-хана для испрошения себе снисхождения. Я объяснил ему обязанности его дома к правительству и уверил, что заслуги их не останутся без внимания. Сие имело желательные последствия: в нынешнем году Паху Бике и оба сыновья ее начали действовать против Гамзад – бека”. Одним словом, ханша решила прекратить двойную игру. Теперь ее уже тяготила дружба с имамом. В апреле 1834 года поворот политики Баху-Бике по отношению к имаму из теории переходит в практику: “Сначала между Паху бике и Гамзад беком возникли неудовольствия, а потом и явная вражда. Паху бике тайно посягала на жизнь Гамзат бека, который в отмщение за сие собирал партии и делал нападения на деревни, дому ее принадлежащие, и, наконец, в перестрелке при одном из таковых нападений был тяжело ранен”.
О смерти детей Баху-Бике есть много версий. Самая распространенная версия звучит следующим образом – Гамзат-Бек вероломно напал на Баху-Бике и ее детей и истребил их, вероятно, сам мечтая стать правителем Аваристана. Кстати, подобной версии придерживались историки царской России. Но вот как об этом говорит версия сторонников Гамзат-бека. Известно, что Гамзат-бек происходил из рода аварских ханов. И неудивительно, что даже когда во главе мюридов находился Кази-Мулла, ярый противник правителей Хунзаха, Гамзат-бек тайно имел сношения с правительницей, говорили даже, что он хотел жениться на красавице дочери ханши, но ему отказали в этом. (Может отчасти и это сыграло роковую роль в гибели Баху-Бике и ее детей. Ф. Д.) И отправляясь в поход против хунзахцев, Гамзат-Бек не мог не знать, с какими трудностями придется столкнуться.
Поскольку здесь упомянута дочь Баху-Бике, красавица Салтанета, нелишне было привести полную романтики историю любви Амалат-бека, зятя и племянника шамхала Тарковского, к дочери аварской правительницы. Не имевший прав на престолонаследие, владетель небольшого, но живописного села Буйнаки Амалат-бек пылко влюбился в дочь Ахмет-хана Аварского, известного тем, что всегда относился враждебно к правлению русских. Выше было упомянуто о том, что Ермолов за враждебные действия сместил Ахмед-хана с престола аварского, назначив на его место Сурхай-хана. Однако русские не были столь могущественны, чтобы окончательно изгнать наследного правителя из его вотчины. Страсть, сжигавшая Амалат-бека, приводит его на встречу с отцом возлюбленной, с Ахмет-ханом. Правитель не без умысла намекает, что, мол, Салтанета засватана за сына шамхала Тарковского Абдул-Муселима, и как бы невзначай замечает, что был бы не прочь иметь в зятьях такого знатного и рассудительного человека, как Амалат-бек. Нет, не калыма просит будущий тесть у своего возможного зятя, голова русского полковника Верховского, заклятого врага Ахмет-хана, вот цена, за которую хан готов отдать свою дочь. Но и Амалат-бека с Верховским связывают узы дружбы. Незадолго до описываемых событий за дерзкие действия против русских Амалат-бек был приговорен к казни. Полковник Верховский берет мятежного княжича на поруки и спасает от смерти. По законам гор убить своего спасителя - грех. Но цена, предложенная за грех, обольстительна. Амалат-бек устраивает засаду и убивает свою жертву. Затем ночью выкапывает труп Верховского, отрубает голову и скачет за “вознаграждением”. Увы! Спустя несколько дней после смерти Верховского Ахмет-хан трагически умер. В пути падает ночью со скалы вместе с конем в пропасть. Амалат-бек навещает вдову хана Баху-Бике. Опасаясь, что русские будут мстить за сокрытие и помощь убийце, ханша прогоняет несчастного княжича со двора. Изгнанный отовсюду Амалат-бек долго скитался в Нагорном Дагестане. Умер он, по слухам, от оспы, в нищете и голоде.
В августе 1834 года Хунзах был осажден мюридами. Невзирая на ропот некоторой части мюридов, особенно партии койсубулинцев, которые помнили неудачу Кази-Муллы, Гамзат-Бек вступил в переговоры с ханшей. Баху-Бике сначала надеялась на помощь Аслан-хана Казикумухского, но тот, помня старую обиду, ей в этом отказал. Перед ханшей стояла дилемма - приняв ультиматум (а Гамзат –бек по настоянию большинства предложил ханше ультиматум и никакие другие формы мирных переговоров), она теряла перед своим народом не только престиж, но и ханство, отказ же означал потерю не только ханства, но и жизни, в том числе и жизни ее детей. Собранный ею совет старейшин села тоже ничего вразумительного или утешительного не дал. Оставалось прибегнуть к последнему – послать к имаму его бывшего учителя кадия Хунзаха Нур-Магомеда. Но и кадию удалось не многое. Гамзат-бек согласился с его предложением послать в Хунзах ученого истолкователя шариата, согласился с предложением Баху-Бике не принуждать хунзахцев участвовать в войне с русскими, но потребовал дать ему в аманаты младшего сына Булач-хана. Вскоре Гамзат-Бек выдвинул новое требование, чтобы к нему явились двое старших детей ханши для дальнейших переговоров. Баху-Бике почувствовала неладное, но иного выбора у нее не было. Отправив своих сыновей в окружении свиты из двухсот человек, она тайно отправляет гонца к Шамилю. И пока Гамзат-Бек с почестями принимал молодых ханов, гонец разыскал Шамиля и передал ему просьбу ханши отойти от Хунзаха на плоскость. Разумеется, Шамиль не мог идти на такое предательство. Имаму было доложено об этом. Желая окончательно убедиться в намерениях Баху-Бике, Гамзат –Бек отправляет Шамиля в Хунзах с требованием разрушить оборонительные укрепления. Выслушав Шамиля, ханша пришла в отчаяние, но отказалась исполнять требование. Хунзахцы стали требовать от ханши немедленно напасть на лагерь Гамзат-Бека, чтобы попытаться освободить молодых ханов. Ханы со своей свитой тоже попытались вырваться из рук мюридов. В завязавшейся упорной схватке хунзахцы перебили многих мюридов, но и сами погибли вместе со старшими детьми Баху-Бике. Взбешенный Гамзат-Бек ворвался в Хунзах во дворец аварских ханов, но он был пуст. Казнь некоторых пойманных на месте мародеров заставило других вернуть разворованное добро аварских правителей. Гамзат- Бек решил сделать Хунзах столицей имамата. Вскоре к новому правителю привели задержанных в соседних селах Баху-Бике и других ее родственников. Встав перед победителем, поверженная и сломленная горем бывшая правительница в последний раз выказала силу своего духа, доказав тем самым, что не зря столь долго правила одним из самых сильных ханств Дагестана, показала себя достойным потомком славного Умма-хана. Она поздравила Гамзат-Бека с победой, преподнесла ему по обычаю хлеб и посоветовала запить его кровью ее сыновей.
На следующий день правительница Баху-Бике вместе с одним из родственников, полковником русской армии, Сурхай-ханом (с тем самым Сурхаем, которого Ермолов сделал правителем Аварского ханства) была казнена. Так говорит версия сторонников мюридов. На самом деле никакой официальной казни над бывшей правительницей не было… “ На другой день Гамзат – бек приказал умертвить старуху Паху-Бике… Гимринец Салихилау ворвался во дворец ханши, которая в то время читала Коран, схватил ее за руку, ввел в конюшню и шашкой отрубил ей голову”. (Гаджи-Али. “Сказание очевидца о Шамиле”). Скоро последовавшая смерть самого имама Гамзат-Бека, в пятничный день в мечети, не кажется святотатством, в свете того преступления, совершенного им по отношению к и без того поверженной горем, смертью сыновей, бывшей правительнице Баху-Бике. Взятый ранее в аманаты младший сын ханши Булач-хан был сброшен мюридами Шамиля в пропасть. Дочь Баху-Бике Салтанета, о красоте которой шла молва, и которая сыграла трагическую роль в жизни Амалат – бека, вышла замуж за Абдул-Муселима. Родила ему сына Шамсудина, ставшего последним владетельным шамхалом Тарковским, и умерла, не дожив до сорока лет, в 1845 году в Дербенте, где и похоронена на мусульманском кладбище. Род аварских ханов практически прекратил свое существование.
(Конец первой части)