В Сочи стояла жара. В полдень на море устанавливался штиль, а на нашей Кипарисовой улице – недвижение. В послеобеденный час мы расходились по прохладным холлам санатория. Кто-то поругивал жару, кто-то жаловался на свои болячки… Чувствовалось, люди моего заезда начинали скучать по родным местам. Во всяком случае, мне так думалось, потому что я очень соскучился по своему Подмосковному краю, по жене…
И вчера, и позавчера я с волнением подходил к заветной «конторке» в нижнем холле. Тогда ещё не было мобильных телефонов. Увы, «ячейка» под буквой «С» зияла чёрной пустотой. Писем от жены не было. И эта чёрная тягучая пустота начинала заполнять мою душу. Временами становилось невыносимо: так хотелось домой. Всякие мысли приходили в голову. А Сашенька моя так и застыла в памяти изваянием. Стоит в дверном проёме, в руках свёрток с бутербродами мне на дорогу, а в глазах – слёзы. Мы никогда ещё не расставались на целый месяц…
А сегодня пустота в ячейке озарилась вдруг белым сиянием. Я с трепетом выхватил телеграмму.
«Витенька, дорогой мой, любимый! Жизнь без тебя потеряла смысл и остановилась. Я жду тебя. Люблю. Целую. Твоя Света».
Почему Света, а не Саша? Такую телеграмму испортили!
«А, может, это чужая телеграмма?».
Я, наконец, прочитал обратный адрес. Так и есть: чужая. Из Перми - Селивёрстову.
И снова пустота. Снова целые сутки ожидания. Как я позавидовал Виктору Селивёрстову: получить от женщины такую телеграмму! Захотелось увидеть этого счастливца.
А после ужина он сам явился ко мне.
- Здрасьте! Мне разрешили переселиться сюда: здесь прохладнее.
Он швырнул вещи в шкаф, сладко потянулся, взмахнув длинными руками, и подошёл к окну. Молодой, высокий, стройный… Джинсы, кроссовки, тенниска… Смуглое лицо, чёрные глаза, чёрные вьющиеся волосы…
- Жара, - сказал он. – А у нас в Перми дожди залили…
- В Перми?!
- Ага. Виктор Селивёрстов из Перми, - представился он.
- А вам телеграмма, - выпалил я. – Ступайте же!…Там внизу…
- Успеется, - резко остудил он меня. – И, пожалуйста, не надо о семье. - Будем отдыхать! Кстати, вы куда-нибудь идёте вечером?
- Прогуляюсь по Кипарисовой, куда же ещё?
- Отлично! А я, с вашего позволения, хочу пригласить женщину… У меня есть бутылочка чудесного вина. А вы, извините, не желаете познакомиться с её подругой?
- Нет, не желаю, - неожиданно резко для себя, ответил я.
И пристально посмотрел на Виктора. Что-то нехорошее было в его привлекательности, что-то даже уродливое, чего я сразу не заметил, да и теперь ещё не совсем чётко понимаю – что. То ли это слишком длинные руки, то ли слишком короткая шея. Косматая голова Селивёрстова с поднятым вверх подбородком, казалось, лежала прямо на широких плечах. Самоуверенность до самохвальства и больше, кажется, - ничего. Мне часто в жизни встречались подобные люди. На лицах ни тени мыслей, в глазах полный штиль, а в душах – недвижение… Селивёрстов к тому же, чуть ли не до утра в ту ночь «загружал» меня своими «гусарскими» похождениями.
На следующий день мне удалось переселиться в другую палату. И я старался забыть Виктора.
Но всякий раз, подходя к заветной конторке, я видел его корреспонденцию. Из Перми шли письма, телеграммы, открытки… И всё это лежало никому не нужным сокровищем. Я содрогался будто от холодного дождя, видя Светланину непрочитанную почту.
В Сочи стояла жара, а в Перми шли холодные затяжные дожди…