Этот тип подошёл ко мне, когда я сидел в сквере на скамейке, курил и прикидывал в голове будущую заметку для своей газеты. Я ужасно устал за день, ноги ныли, и мне хотелось только одного – провести полчаса в прохладе под этими липами, ни с кем не встречаясь, чтобы отдохнуло не только тело, но и раздражённые нервы. Он посмотрел на меня как на залежалый товар, потом заглянул в какую-то бумажку, сунул её в карман и произнёс:
– Шура Водопьян, ваш покорный слуга.
Я не знал его. Обычный прохожий с обыкновенной внешностью. Только представился не совсем
обычно. Я ответил как можно дружелюбнее:
– Вы, наверное, ошиблись.
Он улыбнулся.
– Сергей Петрович Янц? Журналист районной газеты?
– Да.
– Вот видите, не ошибся.
Скорее всего, решил я, он разыскал меня по поводу моего недавнего критического материала.
– У меня для вас кое-что есть, – сказал Шура каким-то таинственным тоном. Я приготовился терпеливо выслушать его, но он вдруг усмехнулся. – Капитан, может, не будем разыгрывать спектакль? Вы же знали с самого начала – мы вас найдём. Кстати, – он наклонился к моему уху, – о том, что болото в пятом секторе – ваших рук дело , я никому не докладывал. Поэтому можете быть со мной откровенны. – Он выпрямился и стал дожидаться моей реакции.
Я всё понял.
Встречаться с сумасшедшими мне приходилось не часто, но главное – это я понимал – не злить его. Поэтому, стараясь сохранить спокойный тон, ответил:
– Хорошо, вы нашли меня и что дальше?
– Дальше? – Удивлённо переспросил Шура. – Ничего. Возвращение на базу.
– Что, возвращение так необходимо?
Он внимательно посмотрел мне в глаза, по-моему, слишком внимательно для психически ненормального, потом медленно сел на скамейку.
– Угостите сигаретой. – Попросил Шура. Я дал ему сигарету, он закурил и, усмехнувшись, заметил. – Мне кажется, вы не верите.
– Во что не верю?
– Не верите, что попались.
– Верю. – Я обречённо вздохнул и с тоской поглядел на часы.
Надо как-нибудь поинтересоваться психиатрией, – вяло подумал я, – интересно, что у него за болезнь? Наверное, что-то из маниакального. Ну да! Вообразил себя каким-то агентом.
Вдруг я вспомнил, что ему известно моё имя. Господи, да он же не случайно подошёл ко мне! Он меня выследил!
Я почувствовал, что вспотел, стало страшно: оказаться на прицеле какого-то маньяка было совсем не забавно и простой болтовнёй тут не отделаться. Но что же предпринять, чёрт побери! Что?
– Вот что, Сергей Петрович, – прервал мои размышления Шура, – я не буду вас торопить, хотя по инструкции обязан доставить в штаб немедленно при задержании, – он встретил мой изумлённый взгляд и повторил, – при задержании. Я даю вам время до завтрашнего утра: попрощайтесь с родными, переоденьтесь в чистое бельё, отдохните. – Он улыбнулся как-то по-отечески тепло, а мне показалось, что я сам схожу с ума. – Завтра в одиннадцать мы с вами встречаемся здесь же… – Он задрал голову, посмотрел в небо. – Дождя не будет, поэтому торопиться нам не куда. Верно, капитан?
Шура подмигнул, встал и направился прочь, но вдруг остановился и крикнул:
– Рацию захватите с собой, не забудьте! Она вам больше не понадобится!
Я остался сидеть, оглушённый подвалившимся приключением. На какое-то время во мне поселилась уверенность, что это был просто розыгрыш. Я даже начал выискивать в этом «шутнике» черты, могущие вспомнить его (Ах, да! Это же он – Васька, Петька, однокурсник, одноклассник и т.п.). Но параллельно с этим росло и беспокойство, что дело всё-таки гораздо серьёзнее, чем я пытаюсь себе его представить. Наконец, беспокойство вытеснило всё прочее, и вновь вернулся страх. Я убедился, что этот тип мне совершенно не знаком, что он не шутил и – самое неприятное – родилось подозрение, что он отнюдь не настолько ненормален, как мне вначале показалось. Легче от такого вывода не стало, напротив, появилась куча вопросов, ответить на которые я был не в состоянии.
Допустим, завтра я не приду – как он велел – или приду, скажем, не один, а с милицией. Другой вопрос: действительно ли я ему нужен? Возможно, он всё-таки ошибся. Какой-нибудь «капитан» просто похож на меня или я – опять же по ошибке – случайно оказался в поле зрения этого Шуры. Далее. Про какой штаб он говорил? Предположим, он доставит меня в этот штаб, там всё выяснится, а дальше что? Ведь я журналист, а штаб их, например, секретный. Да и вообще, нужно ли всерьёз воспринимать всю эту историю? Хотя истории как таковой ещё не было. Пока не было.
Я довольно долго проторчал в сквере, мучимый раздумьями, но так ничего и не решил. Я вспомнил, что ещё не продумал свою заметку, выругался про себя. Но оказалось, что думать о чём-то другом, кроме сегодняшней встречи с этим Шурой, не могу. Почему-то всё прочее казалось несущественным по сравнению с моим затруднительным положением. Я понял, что избавиться от страха и тревоги мне не удалось и не удастся до тех пор, пока я не приму твёрдого решения.
– В таком случае, – сказал я вслух самому себе, – надо продолжить знакомство. «В конце концов, Серёга, ты журналист, – подумал я уже про себя, – авось переплёт окажется захватывающим. Лишь бы он не оказался захватывающим безвозвратно».
Спалось мне плохо. Я ничего не стал рассказывать жене, когда вернулся домой. Но утром, собираясь, как обычно, на работу, предупредил, что задержусь, возможно, допоздна.
– Шеф хочет послать в Сосновку, там у них какие-то проволочки со строительством, – придумывал я на ходу, – недавно в редакцию пришло письмо.
Она на секунду приоткрыла глаза:
– Предупредил бы вечером, я бы собрала…
– Да ладно, – я равнодушно махнул рукой. Светлана успокоилась и снова уснула.
Уходя, я заглянул в спальню. Оксанка спала на животе, поджав ноги, дышала ровно и безмятежно. Обе они сони будут дрыхнуть до десяти. Я взглянул на часы: половина девятого. Ну что ж, пора!
Я шёл в редакцию и размышлял – стоит ли рассказывать ребятам о моём приключении. С одной стороны не мешает поставить в известность хотя бы одного человека, например, Стаса. Мало ли что! С другой – не окажусь ли я в смешном положении, если…
Опять это треклятое «если».
Но, странное дело, чем ближе я подходил к редакции, тем больше мне казалось, что вчерашняя встреча никакого продолжения иметь не будет. Я почему-то уверился, что в одиннадцать часов никто ко мне не подойдёт в том сквере, и что вообще я этого Шуру больше никогда не встречу. Много позже я понял, почему так решил. Просто-напросто наш разговор с ним напоминал что-то театральное или киношное. Я с удовольствием прочёл бы выдуманную, но вполне логично развитую историю, начало которой не обошлось бы без моего участия. Однако тешить воображение и реально оказаться в абсурдной ситуации – не одно и то же. Мой разум отказывался принимать за реальность абсурд. Мне всегда казалось, что так называемый абсурд – это просто иная логика, чем та, к которой мы привыкли, но в любом случае всё-таки логика, то есть причинно-следственное явление. Абсурд же в понимании такового как он представлен словарным определением это – так мне всегда казалось – сугубо мистическая вещь.
Я решил всё-таки никому не рассказывать о вчерашнем и теперь сидел в сквере, дожидаясь Шуру, один на один со своими сомнениями. В редакции я пробыл недолго, сказал Стасу, что нужно ещё раз сходить в кооператив, где был вчера и пообещал к концу дня принести готовую заметку.
До одиннадцати оставалось минут пять, Шура не появлялся. Сказать откровенно, я даже разочаровался: при всём том, что я пережил вчера, мне стало ясно, что любопытство – то самое, что толкает человека заглянуть за запретную дверь – гораздо сильнее страха. Не случайно знаменитый сказочник придумал свою «Синюю бороду».
Я ещё раз взглянул на часы. Одиннадцать. Когда я поднял голову, увидел в конце сквера Шуру. Сердце моё застучало чаще, а ладони вспотели. Я убедился, что он не шутил, а приключение моё только начинается.
Он подошёл, мы сдержанно поздоровались. Я уже успокоился и смог, наконец, разглядеть его повнимательней. Вчера Шура показался мне моложе, но сейчас я заметил, что он несколько старше меня. На вид ему было лет тридцать пять – тридцать восемь. Меня всё ещё не покидало сомнение относительно его психической нормальности, однако чем больше я его изучал, особенно глаза, тем быстрее это сомнение исчезало. Разумеется, я познавал этого человека интуитивно, но предчувствие – это единственное, чему я мог пока доверять. Должен же был я относиться к своему новому знакомому хоть с какой-то долей если уж не доверия, то хотя бы серьёзности. Одет он был так же, как и вчера – не элегантно, но и не без вкуса, хотя вполне заурядно, то есть так, когда трудно по одежде предполагать принадлежность человека к какой-нибудь сфере деятельности: просто прохожий и всё.
Шура сел рядом, достал из пачки сигарету, сунул её в рот и выпустил облачко дыма. Я наблюдал за ним открыто, обдумывая вопросы, которые хотел задать и поначалу не обратил внимания на то, как он закурил, но через секунду остолбенел: Шура закурил без прикуривания. Я готов был поклясться, что не видел в его руках ни спичек, ни зажигалки. Есть такие портсигары, в которые вмонтирована зажигалка – достаёшь сигарету, а она уже тлеет. Но Шура вытащил свою сигарету из обыкновенной пачки «Явы», это я видел очень отчётливо.
Ну, ладно, – подумал я, – возможно просто фокус, хотя зачем?
– Я же попросил вас захватить с собой рацию, – сказал Шура, – почему вы оставили её дома?
– Послушайте, Шура, можно задать вам несколько вопросов? – Начал я медленно.
– Для вашей газеты? – Улыбнулся он. Мне понравилось, что мой новый знакомый склонен был шутить (Сумасшествием тут и не пахнет).
– Для меня лично.
Шура безразлично пожал плечами.
– Скажите, почему вы называете меня капитаном?
– Потому, что вы капитан.
– Какой капитан?
Он очень внимательно и очень спокойно – как при первом знакомстве – посмотрел на меня, ничего не ответил и продолжал, как ни в чём не бывало, курить свою сигарету. А я не унимался.
– И если я капитан, то кто такой вы? И вообще, откуда вы? О каком штабе вы говорили? За кого вы меня принимаете, в конце концов?
– Хорошо, Сергей Петрович – пока я буду называть вас так – чтобы у вас не осталось сомнений насчёт нашего всеведения, я кое-что покажу. – Он извлёк из кармана шпингалет. – Узнаёте?
– Шпингалет. – Как идиот констатировал я.
– Ну, ладно, – Шура нахмурился, – допустим, вы не вспомнили. А это? – Он показал мне обыкновенный колпачок от флакона – то ли одеколона, то ли какого-то лекарства. Боясь снова не «вспомнить» я молчал. – Капитан, – жёстко сказал Шура, – вы из-за этого ретранслятора едва жизни не лишились, да ещё трёх человек угрохали. Какой вам смысл запираться, когда у вас такие доказательства?
– Шура, – прохрипел я жалобно, – никого я не угрохал и не знаю никакого ретранслятора. Отпустите вы меня, ради бога.
– Идёмте ко мне. – Ледяным тоном сказал Шура.
– В штаб?
– Домой. Я не могу пока доказать, что вы не притворяетесь, поэтому должен предоставить вам неоспоримое доказательство. Идёмте ко мне, я покажу вам фильм.
Какое доказательство? Какой фильм? – Думал я с ужасом. – Что за бред такой несусветный? По-видимому, он всё-таки псих, а я поспешил с обратным выводом. У этого придурка маниакальная убеждённость в своей правоте. Но может, он сам себя логически опровергнет и тогда отпустит меня? Уповая на это, я согласился, впрочем, другого выхода всё равно не было.
Пока мы шли к нему домой, я вдруг вспомнил про трюк с сигаретой.
– Шура, – сказал я, – объясните, пожалуйста, как вы прикурили без спичек?
Он остановился, достал из кармана пачку «Явы», заглянул вовнутрь, пошевелил губами, затем о чём-то задумался. Я с любопытством смотрел на все его манипуляции, ничего не понимая. Казалось, он забыл обо мне и пытается то ли вспомнить что-то, то ли сообразить. Наконец, вздохнул и сообщил:
– В этой партии таких сигарет больше нет.
– Каких таких? – Удивился я, уверенный, что прикуривание без огня – просто фокус.
– С потенциалом воспламенения больше единицы.
– Что?
Но Шура, по-видимому, утратил интерес к этой теме и двинулся дальше. Я поплёлся следом. Я не рискнул больше расспрашивать его, хотя из того, что он сказал, не понял ни слова. Попутно мне вспомнились шпингалет и колпачок (как он его называл, я уже не помнил), а так же обвинение в убийстве трёх человек.
Мы шли минут двадцать, Шура всю дорогу молчал, а я думал. Я думал о том, можно ли воспринимать весь этот бред, исходящий от Шуры, всерьёз. Во всяком случае, кроме слов ничего большего я пока не имел, если не считать случая с сигаретой. Но сейчас я даже не мог утверждать в достоверности феномена (с большой натяжкой произношу это слово). Для профана вроде меня в области иллюзиона заурядный фокус покажется чудом ловкости рук. Поэтому я всё ещё сомневался – с кем имею дело. С другой стороны меня сбивала с толку логичность событий этих двух дней. Допустим, вся эта бредятина – Шурина выдумка.
Допустим, Шура живёт в неком вымышленном пространстве, все его галлюцинации – для него реально существующая действительность: штаб, капитан, шпингалет, колпачок. И себя, и меня он воспринимает в этом вымышленном мире по-своему. Ладно, допустим это. Но в таком случае, зачем ему меня дурачить с помощью фокуса?
Вскоре мы пришли.
– Подождите немного, – засуетился он, – пока присядьте на диван, а я пока приготовлю кинопроектор.
Значит, действительно хочет показать фильм! Я искренне недоумевал. Получалось, он не разыгрывал меня. Я решил больше не мучить себя вопросами, а подождать дальнейших событий.
– Хотите чаю? – Спросил он.
– А покрепче что-нибудь есть?
– Водка.
– Устроит.
– Ну, и ладно, – он махнул рукой, – тогда я вам составлю компанию.
Шура исчез на кухне, а я принялся разглядывать комнату, хотя разглядывать особенно было нечего – обычная однокомнатная квартира не очень опрятного холостяка. Повсюду валялись разбросанные вещи: рубашки, журналы, грязная посуда. Никакого намёка на «резиденцию» или «штаб-квартиру» агента спецслужбы. Я усмехнулся: алкаш какой-то, вот и всё. Я закурил, расслабился, захотелось о чём-нибудь с ним поболтать, ибо я действительно решил, что Шура, если уж и не идиот, то, во всяком случае, просто безобидный чудак. Я поднялся с дивана и направился к нему на кухню.
Шура мыл бутылку из-под молока, старательно вычищая её «ёршиком». Потом он закрыл горячую воду, оставив только холодную, взял со стола какой-то шнурок, завязал его на трубе смесителя и набрал в бутылку воду. После этого он закрыл кран, отвязал шнурок, бросил его на стол и сказал:
– Прошу к столу, готово.
Что готово, я опять не понял. Пить воду из молочной бутылки и закусывать или занюхивать её шнурком от ботинка. Я едва не расхохотался. Но, окрестив про себя Шуру чудаком, я уже не испытывал к нему неприязни, поэтому спокойно сел за стол. Тем временем Шура выставил на стол солёные огурцы, кусочек колбасы и холодец, поставил два стопарика, затем достал из хлебницы хлеб и сел напротив меня. Я всё ещё внутренне посмеивался, не ожидая чего-то особенного, но тут началось такое… Впрочем, всё по порядку.
Шура налил в стопарики воду, улыбнулся мне и без тоста выпил. Слегка поморщившись принялся закусывать. Я тоже улыбнулся, принимая его игру, поднёс рюмку ко рту и вдруг вздрогнул: в нос ударил водочный запах! Моя рука непроизвольно задрожала, несколько капель пролились. Усилием воли я заставил себя успокоиться, поставил нетронутую рюмку на стол и ещё раз понюхал пальцы, на которые попала… водка. Да, да! Сомнений не было, если и не водка, то что-то, что хорошо её имитировало. Наконец я выпил содержимое стопки.
Вероятно, я впал в некий транс. Шура уже что-то говорил, я его слышал, но не понимал. Алкоголь не мог пока действовать на мой мозг, но дело было не в алкоголе. Шура заметил в моём лице перемену.
– Что с вами?
Теперь я видел перед собой не чудака, не сумасшедшего. Если это снова фокус, то за каким чёртом? Что ему от меня надо? Вопросы вернулись, ответов не было. Как и раньше я начал испытывать страх, хотя повода для него как будто не было.
– Что с вами? – Повторил он.
– Ничего особенного.
– Вас что-то тревожит.
– Почему ты так решил? – Я перешёл на «ты», что означало агрессию.
– На вашем лице это написано.
– Я не собираюсь больше играть вслепую до тех пор, пока ты не скажешь мне – кто ты и откуда.
В моём выпаде читалась неприкрытая угроза. Шура не мог её не заметить. Тем не менее, он невозмутимо ещё раз наполнил стопки, выпил свою, закусил, достал сигарету.
– Это уже больше похоже на вас, капитан, но дело вот в чём. Если вы тот, кого мы разыскиваем, значит это просто игра в непонимание. Если же мы ошиблись, то я не имею права разглашать тайну. Надеюсь, всё понятно?
Впервые за время нашего знакомства наши отношения обострились. Я не собирался больше делать любезное лицо, выслушивая очередную Шурину ахинею, однако понял, что и он не шутит.
– Хорошо, Шура, – я уже взял себя в руки, – представьте себе, что я всё-таки не капитан, и вы ошиблись. Вы можете не разглашать свою тайну, но ответить на вопросы, не касающиеся её, вы в состоянии?
– Задавайте, а там посмотрим.
– Во-первых, я так и не понял, как вы умудрились сегодня прикурить без спичек, без зажигалки.
– Я уже сказал, что сигарета оказалась с потенциалом воспламенения больше единицы.
– А что это значит?
Шура с подозрением прищурился, а я поспешил ему напомнить:
– Не забудьте только, что в данном случае я не капитан.
– Это значит, что сигарета прикуривается только от одного твоего желания прикурить.
– Как это?
– Не знаю, я не учёный, а военный. – Последнее слово он произнёс как бы нехотя, словно действительно разглашал некую тайну.
– Ладно, допустим так, но как ты эту сигарету определяешь?
– Не знаю, просто вижу, что она.
– Она помечена как-нибудь?
– Нет, зачем её метить? И так видно, только посмотрел – уже понятно.
Я почувствовал, что мой лоб покрывается испариной. Из всего им сказанного я не только ничего не понял, но ещё больше запутался. Чем больше я пытался что-нибудь прояснить для себя, тем абсурднее всё выглядело. Я вытащил из кармана свою пачку и протянул ему.
– Здесь такая есть?
– Конечно, и не одна. – Он взял пачку, выудил две сигареты и дал их мне. – Смотрите сами. Видите?
Разумеется, я ничего не видел. Повторилась история со шпингалетом и колпачком, только тогда я воспринимал происходящее несколько по-иному.
– Берите, пробуйте сами, – сказал он мне, – затягивайтесь, считая, что сигарета уже тлеет.
Я последовал его наставлению, но никакого дыма во рту не ощутил.
– Вы плохо желаете, то есть слабо. Нужно быть абсолютно уверенным, что сигарета зажжена.
– Я ещё раз попробую.
– Вы должны ни на грамм не сомневаться в правильности своего поступка.
Я затянулся, потом ещё раз, ещё… Вдруг уловил запах тлеющего табака, сделал глубокую затяжку и закашлял от дыма: сигарета прикурилась, прикурилась от одного моего желания. Я остолбенело разглядывал её и мысленно молился Богу, наверное, впервые в жизни. Шура что-то сказал, но я опять не слышал его. Что произошло дальше, не помню, часть времени выпала из моего сознания. Потом на меня разом нахлынули звуки и свет, я очнулся.
Сигарета до половины истлела – сама ли, с моей помощью, – я не знал. Я затушил её в пепельнице, уселся за стол, налил в рюмку водки и выпил.
– Знаете, Сергей Петрович, не будь у меня киноматериала, который вы скоро увидите, я бы поверил в то, что капитан и Янц – разные люди. Ваше смятение очень красноречиво.
Господи, да ведь ещё водка, превращение её, да ещё фильм, наверное, не менее фантастичный.
– Шура, и всё-таки я не понимаю, – я тёр ладонями лицо, словно хотел избавиться от невидимой пелены, – я не понимаю, как это происходит. Вы часом не из космоса?
Он даже не улыбнулся.
– Это умеет каждый, просто не делает, а я прошёл специальную подготовку. Кстати, и вы – тоже, если я всё же не ошибаюсь.
– А если ошибаетесь?
– Тогда я перед вами извинюсь и оставлю вас в покое.
– Вы знаете, я согласен.
– На что согласен?
– Ехать с вами в штаб.
Шура замолчал и задумался. Теперь он не был похож на самоуверенного дельца, я заметил в нём сомнение. Возможно, он обдумывал блеф с моей стороны, возможно – лёгкость моего согласия обрадовала его, я не знал. Но решил добиться его расположения и непременно попасть в этот самый штаб. Меня притянула к себе жгучая тайна появления, как самого этого человека, так и всех удивительных его способностей. Страха я не испытывал совсем, появилась только боязнь, что Шура исчезнет так же внезапно, как появился. Я молча сидел и ждал, что он ответит. Пока он обдумывал моё предложение, я взял в руки тот шнурок, который Шура завязывал на кране и принялся его разглядывать. На мой взгляд, это был обычный ботиночный шнурок коричневого цвета.
– Объясните, пожалуйста, трюк с водкой.
– Нет никакого трюка. Вот у тебя в руках интегральный привод, он преобразует воду.
Я завязал «привод» на трубе, открыл кран, подставил воду под струю, затем лизнул: вода осталась водой. Я вопросительно взглянул на Шуру.
– Надо подставить бутылку.
Я налил воду в рюмку – никакого эффекта.
– Я же сказал – в бутылку.
– Дай какую-нибудь бутылку.
– Какая-нибудь не годится, только эта. – Он кивнул на стол.
– Почему?
– Я не знаю. Но кроме того, нужно знать время. Через полчаса привод не сработает.
Я взял со стола бутылку, вылил водку в раковину и снова наполнил. Проба не оставила сомнений – водка!
– Слушайте! – Меня осенило. – Так ведь можно создать уникальное промышленное производство!
– Можно. Я говорил вам уже, что такими способностями обладает любой человек.
– Научите.
Он отрицательно покачал головой. Меня охватило отчаяние. Теперь, если я даже скажу, что капитан – это я, он протестирует меня и всё поймёт. Я решил пока помалкивать.
– Ладно, – вздохнул он, – пора настраивать кинопроектор.
Мы прошли с ним в комнату, по дороге он прихватил из кухни мясорубку, поставил её на столике и принялся громоздить вокруг неё всякий хлам. Я молча наблюдал. Как я и предполагал, это был кинопроектор. Шура задёрнул шторы, включил свой сверхнелепый аппарат, и в воздухе нарисовалось объёмное изображение кинофильма. Фильм оказался беззвучный. Некоторое время мы смотрели его молча. Я видел каких-то людей в комбинезонах, работающих в непонятном месте. Мне показалось, это напоминает горное плато, хотя и не совсем. Одновременно жило ощущение, что это искусственная площадка, заваленная кусками пенопласта или пемзы.
– Узнаёте?
– Кого?
– Себя.
Я разглядел лица всех участников съёмки, но себя не нашёл.
– А что это за место? И что делают эти люди?
– Это болото в пятом секторе. – Шура покосился в мою сторону. А вот вы, смотрите.
Камера выхватила лицо одного из них крупным планом и несколько секунд удерживала его. Это был не я, никакого намёка на меня, неужели Шура сам не видит этого? И почему он называет это болотом?
– А вот сейчас смотрите, у того, что слева от вас, вы отнимете ретранслятор.
Действительно, этот тип, которого Шура принял за меня, выхватил у другого что-то из рук. Этот другой начал ругаться – я догадался по мимике и жестикуляции – и угрожать. Вот мнимый я отступил на несколько шагов и что-то сделал, другой мгновенно упал.
– Что произошло? – Спросил я.
– Вы убили его.
– Каким образом?
– Ретранслятором.
Итак, я только что наблюдал за собой. Судя по увиденному и Шуриным комментариям, я руководил строительными работами в пятом секторе на болоте. Во время работ произошёл конфликт, в котором я убил человека. Шура говорил о каких-то двух ещё, но я не стал спрашивать о них, меня интересовало совсем другое.
– Шура, я не знаю, как вы воспринимаете окружающий мир и что у вас за зрение такое, но человек, которого я видел в фильме, ни одной частицей не напоминает меня. И, кстати, никакого болота я там тоже не заметил.
Шура уже выключил кинопроектор и закурил.
– А вы что, часто видите себя на киноэкране?
– Первый раз, но что с того? Не может же на экране лицо исказиться до такой неузнаваемости!
Шура неопределённо пожал плечами.
– Мы можем проверить.
– Что проверить? – Я снова терял терпение. – Разве фильм не был проверкой? Теперь и его проверять? Да и вообще, чушь всё это. Ни в каком секторе – ни в пятом, ни в десятом я сроду не был, никого не убивал. Тебя я не знаю, штаба твоего – тоже. Всё, что происходит тут, ловко подстроенный фокус – и водка из крана, и фильм из мясорубки.
Шура молчал. Курил и смотрел куда-то в угол. Я тоже притих, пристыжено ругая в душе себя за эту выходку. Он первым нарушил молчание.
– Я всё-таки доставлю вас в штаб. Даже если я ошибся, у меня есть на кого, вернее, на что свалить. – Он кивнул на кинопроектор.
– А если выясниться, что ошибка, меня выпустят оттуда? – Я не решился добавить «живым». Шура даже не улыбнулся.
– Разумеется, но память сотрут.
– Как это, – испугался я, – укол?
– Да нет, не волнуйтесь, по-другому.
Объяснять дальше он не стал, а вышел на кухню. Я же решил осмотреть кинопроектор. Хотя, что там смотреть? Ничего нового кроме того, что описывал, я не нашёл. И вновь испытал чувство неправдоподобия минувших событий. Нет, нет, – твердил я про себя как заклинание, – не думать об этом, не размышлять. Просто наблюдать и запоминать, никакого анализа. Тем не менее, я обратил внимание, что в Шуриной квартире каждая вещь начала мне казаться «лятором», «ретором», «приводом» и дальше в таком же духе. Как ни пытался я превозмочь свой ум, отчаяние непостижимости грызло меня словно червь.
Я вдруг почувствовал себя очень утомлённым. Наверное, в психике наступила реакция защиты от перевозбуждения. Я зашёл на кухню, чтобы проститься до завтра и замер от неожиданности: Шуры на кухне не было.
– Шура! – Я крикнул, но не услышал собственного голоса, только слабый шёпот. – Шура! – Повторил я громче.
Его не было, он исчез. Я затравленно огляделся, а когда вернул взгляд на кухню, он стоял и протирал рюмки полотенцем.
…Очнулся я на диване. Шура внимательно всматривался в моё лицо. Заметив, что ко мне вернулось сознание, он произнёс:
– Хотите выпить?
– Да.
Он помог мне сесть, подал наполненную рюмку.
– Я уже почти уверен, что вы, Сергей Петрович, не тот, кто мне нужен.
Несколько мгновений мне было безразлично – нужен, не нужен. Какая разница? Но вскоре «вата» из ушей испарилась, к сознанию вернулась ясность, и я попытался пошутить:
– Да я уже и сам не уверен в том, кто я есть.
Как ни странно, Шура не понял юмора и ответил неожиданно серьёзно:
– Для меня это существенно. Тогда завтра мы едем обязательно.
Я вышел из Шуриной квартиры, спустился вниз, уселся на последнюю ступеньку. Что-то удерживало меня перед подъездной дверью, какое-то чувство. Там, за ней существовал иной мир – чужой и ненужный, в котором господствовала безраздельная тоска по раю. Но мир, который я только что покинул, тоже не был раем. Что же мешало мне возвратиться? То есть возвратиться в мой старый мир?
Я сидел на ступеньке и, наверное, ни о чём не думал, сейчас уже не помню. Два раза мимо меня прошли, но я даже не поднял головы, чтобы посмотреть, и меня никто не окликнул. Наконец я покинул подъезд, побрёл домой.
Смеркалось. Люди шли навстречу, обгоняли, разговаривали и смеялись. Неожиданно я тоже засмеялся. Я хохотал и не мог остановиться. Люди с недоумением обходили меня стороной, иные испуганно шарахались. Какая-то пожилая женщина брезгливо покосилась в мою сторону. Я перестал смеяться, но вдруг расплакался: истерика смеха сменилась истерикой рыдания. Я замечал ужас в глазах прохожих, они наблюдали за мной краем глаза, по-прежнему сторонясь. Я ощутил мучительное одиночество, приступы прошли, и люди вновь перестали меня замечать. Я спрятался в свою личину и с облегчением вздохнул.
Домой возвратился совершенно успокоенный, но, по-видимому, совершенно измученный. Светка сразу же меня пожалела, позвала ужинать, но незамеченным моё приключение не осталось. Более того, могло оказаться с неприятностями, как дома, так и на работе.
– Так ты сегодня в Сосновку ездил? – Светлана спросила это, глядя в сторону, но я мгновенно уловил сарказм в её тоне. Решив, что лучше не залезать в дебри вранья, я решил отделаться полуправдой.
– Нет.
Она удивлённо посмотрела на меня, видимо не ожидала такой лёгкой победы.
– Зачем же ты мне соврал?
– Чтобы не ставить тебя в тяжёлое положение.
Как я и ожидал, это возымело воздействие: Светлана встревожилась.
– Почему тяжёлое?
– Я совершил преступление.
Глаза у неё округлились, она попятилась.
– Ты что, серьёзно?
Я ел молча, не отвечая на последний вопрос, и поэтому она поверила. Ошеломлённая моим признанием, жена замолчала, а я стал раздумывать, что сказать ещё для большей убедительности.
– И что теперь будет?
– Если меня не поймают, то ничего.
Ещё полчаса она изводила меня и себя подобными вопросами, не решаясь задать главного. Не дожидаясь, пока она соберётся с духом, я решил прекратить дознание.
– Я думаю, тебе лучше поменьше знать – и для твоей, и для моей пользы. Ничего страшного не произошло. Да и вообще, не преступление, а так, небольшое нарушение закона. В крайнем случае, отделаюсь денежным штрафом.
Но я видел, что ей мало этого. И тут меня осенило.
– Ладно, скажу честно. Я угнал машину, нужна была позарез.
– И всё?
Я уловил облегчение в её тоне и мысленно поздравил себя.
– Всё. С работы не звонили?
– Стас звонил. Я ему сказала про командировку, он удивился, тогда я поняла…
– Стасу я всё объясню.
Я ещё не знал, что я ему объясню, но в данный момент меня это не занимало.
В конце концов, мне удалось её успокоить, и мы улеглись спать.
Как договорились, к восьми я уже стоял возле Шуриной квартиры и нажимал на кнопку звонка. Дверь открылась, в её проёме показалась заспанная физиономия хозяина.
– Привет. – Я немного удивился, что он ещё спал. – Ничего не меняется?
– Вам кого? – Шура меня не узнал, а я удивился ещё больше.
– Шура, проснись, перед тобой историческая личность. – Я улыбался по-дружески и безмятежно.
– Да, я Шура. Чего тебе надо? – Моя улыбка растаяла вместе с безмятежностью. Я не знал, что делать и молчал. – Мужик, тебе опохмелиться с утра не на что? Ты не по адресу.
Он захлопнул дверь, а я захлопал глазами и, привалившись к стене, расстегнул ворот рубашки.
Всё. Шура, вернее, вчерашний Шура исчез так же неожиданно, как и появился. Сейчас в этой квартире находился совершенно чужой для меня человек, для которого я тоже чужой. Тело прежнее – душа иная. По-другому обозначить происшедшее было невозможно. Но меня подмывало проверить всё до конца: водку из трубы водопровода, кинопроектор. В отчаянии я позвонил снова. Он открыл.
– Извините меня, – затараторил я, боясь, что он мне немедленно возразит, – у вас с краном всё в порядке? То есть, я хотел сказать – водка не течёт из крана? В общем, я вчера тут был…
Я замолчал, осознавая, каким идиотом сейчас выгляжу перед этим человеком. Он тоже молчал, ожидая, что я скажу или сделаю ещё. Наконец, я сдался.
– Извините.
Я развернулся и начал спускаться по лестнице, он молча захлопнул дверь. Я был совершенно подавлен, ни о чём не думал и только повторял про себя: боже мой! Боже мой! Никогда в жизни – ни до, ни после этих трёх дней – я не испытывал большего разочарования, чем сейчас. Начавшаяся депрессия оказалась настолько серьёзной, что две недели спустя Светлана уговорила меня обратиться к врачу.
Но это будет позже, а сейчас я словно лунатик совершал какие-то неосознанные действия: подошёл к телефону-автомату и позвонил в редакцию. Не помню, что я сказал Стасу, запомнилась только его последняя фраза:
– Я тебя не понимаю, что ты несёшь? Где ты?
Я повесил трубку и набрал номер Шуриной квартиры.
– Да.
– Шура, это я.
– Мужик, я тебя узнал, ты звонишь из автомата на углу. Погоди немного, я сейчас подойду.
Я понял, что меня ожидает и бросился бежать. Бежал долго – куда глядят глаза…
Вернулся я домой очень поздно. Светка встретила меня с зарёванными глазами. Я не помнил, где шатался весь день и что делал. На щеке у меня оказалась сильная царапина, плащ в побелке. Я не выпил в этот вечер ни капли, и где разодрал лицо и измазал плащ, так и не вспомнил.
Когда я выписался из больницы, навестил своего одного старого друга. Мы с ним не виделись очень давно. Паша работал в школе, преподавал физику. У меня были знакомые, работающие и в НИИ, среди них не только физики, но и биологи. Но довериться я мог только Паше.
Он обрадовался моему приходу, усадил за стол, выставил бутылку. Я рассказывал ему долго и подробно, он не перебивал, не переспрашивал, только слушал, слегка наклонив голову и изредка наполняя рюмки. Когда я закончил, он сказал:
– Я тебе верю, хотя о подобном никогда не слышал. НЛО, полтергейст и прочие дела – это уже не удивляет. Твой случай уникальный. Но тебе я верю. Что это было, не знаю и даже не могу предположить. Я не могу даже предположить – галлюцинация это была, гипноз, фокус или что-то ещё, не могу, так же как и ты сам, хоть я и физик. Тут дело не в знаниях законов и формул, тут что-то гораздо более общее, чем наука, мистика и религия вместе взятые. Ты, если хочешь, напиши об этом рассказ, может, тебе станет легче.
После встречи с Пашей я начал поправляться довольно быстро. Я не ошибся, когда пошёл к нему. Постепенно я вошёл в норму, думать об этом перестал. Но когда я случайно оказываюсь возле того дома, то на некоторое время присаживаюсь на скамейку около того подъезда и закуриваю. Проходит минут двадцать-тридцать, я успеваю за это время выкурить три сигареты. Потом я ухожу по своим делам и каждый раз после этого даю себе зарок бросить курить. Каждый раз.