Глава 3.
«Желание господина…»
Спеша на нетерпеливый звонок барона, Мармидон предчувствовал бурю, и он не ошибся.
-Где тебя носит?! – встретил его Лирис.
-С приездом, господин барон, - невозмутимо поклонился управляющий.
-Да не кувыркайся ты! – барон упал в кресло. – Бумагу и перо, живо! И слушай меня внимательно. Я знаю, что ты родился и вырос в этих местах.
-Это так, господин…
-Не перебивать, когда я говорю! – Лирис раздраженно швырнул в него изящной фарфоровой вазочкой, стоявшей на столике у кресла.
-Слушаю, господин, - Мармидон ловко поймал вазочку, осторожно водрузил ее ан прежнее место и только после этого подал Лирису перо, держа перед ним доску с листком бумаги и склянку с чернилами.
-При твоем образе жизни ты должен немало поколесить в свое время по всему округу Тао, - продолжал Лирис. Управляющий с увлечением наблюдал за его рукой. У молодого барона был настоящий дар к рисованию, и Мармидон невольно залюбовался его точными движениями, пропуская мимо ушей то, что говорил барон. Лирис на мгновение оторвался от рисунка и, посмотрев на управляющего, пнул его ногой.
-Прошу прощения, господин, - очнулся тот.
-Я хочу, чтобы ты узнал все, что только сможешь, об этой девушке, - с ноткой раздражения повторил Лирис. – И что не сможешь – тоже. Я хочу знать о ней все!
Мармидон задумчиво посмотрел на лист. Рисунок был черно-белый и не воспроизводил цвета глаз и волос, но что-то всколыхнулось глубоко в душе управляющего, что-то очень давнее и уже полузабытое… Это почти треугольное лицо с огромными глазами было слишком необычным.
-Какого цвета ее глаза, господин?
-Карие, - Лирис встал и прошелся по комнате. – Волосы темные, вьющиеся, очень густые и длинные; она невысокого роста, хрупкая и гибкая. Деревенские называют ее ведьмой…
-Как?! – воскликнул Мармидон. Словно яркая вспышка озарила память. Он вспомнил море и грозные темные стены герцогского замка, возвышающегося над заливом. Вспомнил неистовый вой и рев армии герцога, цокот копыт по мощеному грубым булыжником двору и самогО герцога, который, небрежно опираясь на меч, смотрел на проходившую мимо него конницу. Вспомнил тот страшный год, когда в диком страхе перед оборотнями крестьяне забивались в погреба и зимники, отказываясь выходить на поля, а те, кто был посмелее или позлее, шли с топорами наниматься в солдаты. Вспомнил набаты и гулкие голоса священников, взывавших:
-Сатана идет! Спасайтесь, православные, молите Господа о защите! Грядет черное время! Молитесь, ибо рука Ада простерлась над миром! Господь наш великий, защити детей своих!..
И вспомнил залитое кровью, усеянное трупами побоище. И тех двоих, по воле и вине которых бились так ничего и не понявшие люди. Мармидон долго видел потом во сне безумные глаза одного и безногого калеку – другого…
Он снова посмотрел на рисунок, который все еще держал в руке.
-Марэн… - прошептал он. – Или та, что послана из Ада тебе на смену…
Мармидон поднял глаза. Лирис, против обыкновения молчаливый и сдержанный, сидел на столе и внимательно наблюдал за его лицом.
-Марэн? – переспросил он. Мармидон покачал головой.
-Не думал, что спустя столько лет она снова появится среди живых, - произнес он, забыв даже добавить обычное «господин барон».
-Рассказывай! – потребовал Лирис. – Только ее зовут Рада.
-Это не имеет значения, господин, - управляющий осторожно положил рисунок на стол. – Ее имя – Сатана, Дьявол в человеческом облике… Вы когда-нибудь слышали о Кровавом Дне? – (Лирис отрицательно мотнул головой) – Впрочем, вы были тогда еще ребенком. Это произошло далеко отсюда, на востоке. Два процветающих герцогства неожиданно ополчились друг на друга. Каждый был уверен, что на территории соседа живут оборотни, и жаждал избавить от них землю. Оба были словно безумные, и безумие их нахлынуло внезапно и резко, в какие-нибудь несколько месяцев. Не считая мелких стычек, между ними произошло только одно сражение – в тот самый Кровавый День – которое унесло жизни тысяч ни в чем не повинных людей. Тогда выживал один из четырех…
-Но какое… - начал было Лирис, но Мармидон остановил его движением руки.
-Терпение, господин, история только начинается. Буквально на следующее утро после Кровавого Дня безумие исчезло, словно туман, сон. Но убитые и раненые – не сон! Один из герцогов – Иридон – умер спустя несколько лет. В том бою он лишился ног и умер в нищете и одиночестве. Другой, герцог Старг, жив до сих пор. Полоумный старик, которого из милости кормит его наследник. Но самое главное то, что оба они пострадали из-за одной и той же женщины. Марэн! Сероглазая ведьма! Кровь, пожары, безумия, самоубийства тянулись за ней всюду. Любая ее дорога была вымощена костьми человеческими. Объявленная вне закона, приговоренная к смертной казни на костре, она так и не была поймана. Она осквернила могилу Шаин-Кея в Тангиле и унесла Сайглер, легендарный Живой Клинок, который тоже так и не нашли. Из-за нее мужчины теряли голову забывая о семьях; она насылала жуткие видения и мороки; вокруг нее постоянно происходили несчастья, и горе тем, кто обидел ее словом, взглядом или мыслью. О ее злодеяниях рассказывать можно бесконечно!..
-Откуда ты знаешь все это?..
Мармидон немного помолчал.
-Я действительно родился в этих местах, в местечке под названием Далиме. Но когда мне было около десяти, мы уехали на восток. Мой отец присягнул Старгу на верность, поэтому вырос я там. И я видел Марэн. Видел Кровавый День. Видел, как погиб мой отец. Но кто хотя бы раз видел ведьму – не забудет ее и на смертном ложе!
-Ты сказал «сероглазая ведьма», з- задумчиво проговорил Лирис. – Но у Рады глаза карие, а не серые.
-Это не важно, господин! – воскликнул управляющий. – Бог не даром дал ей обличье выделяющее ее среди людей! Это знак свыше: «берегись»! Она не зря похожа на Марэн. Сатана уже использовал этот облик для своих целей, использует и теперь. Господин барон, она страшная ведьма! Она не для вас!
Последняя фраза прозвучала для барона как удар любимого хлыста..
-Ты что хочешь сказать? – его рука нащупала на привычном месте хлыст. Мармидон заметил это и попятился, примериваясь сигануть в окно, если борону вздумается пустить в дело хлыст. А рука у Лириса всегда была очень тяжелая, особенно, когда он в бешенстве. Конечно же, последних слов говорить не следовало, и Мармидона вдруг обожгла мысль, что барон неспроста затеял этот разговор. А его реакция на это проклятое «она не для вас» окончательно раскрыла управляющему глаза.
-Ты что хочешь сказать? – угрожающим тоном повторил Лирис, сжимая хлыст.
-Возможно, я не так выразился, - поспешно возразил управляющий. – Я только хотел предупредить. Она ведьма, а с ними лучше не связываться. Не трогайте ее, господин, оставьте ее в покое…
-Я хочу, чтобы она стала моей! – отчетливо произнес Лирис. – Я! Хочу! Этого!
-Но…
-Я сказал, я хочу, чтобы она стала моей! – Лирис спрыгнул со стола, одновременно изо всех сил ударив по нему ладонью. – Мне безразлично, кем была ее мать или что о ней болтают деревенские кретины. Человек она ли чудовище, она будет моей! Слышишь, Мармидон? Будет, я так хочу!
-Господин! – Мармидон в ужасе упал на колени. – Умоляю, остановитесь! Одумайтесь! Любая женщина будет рада малейшему знаку вашего внимания, но, заклинаю вас, не будите зверя! Не искушайте Сатану, не трогайте ведьму!..
Глаза Лириса стали двумя узенькими щелочками.
-Ты слышал, что я сказал? – раздельно повторил он. – Рада будет моей! И ты мне поможешь. Ты пойдешь в Урания Дель и найдешь мне слабое место этой девчонки. Меня не интересует, как ты это сделаешь, но ты делаешь! Я хочу, я требую! – Хлыст Лириса свистнул в воздухе. Мармидон едва успел заслонить лицо рукой, и на тыльной стороне ладони появилась красная полоса – Лирис ударил вполсилы.
-Ты слышал? – рука с хлыстом снова пошла вверх и Мармидон сник, поняв, что уговоры бесполезны: Лирис был упрям.
-Я постараюсь господин…
-Так-то лучше, - Лирис мгновенно остыл. – Иди и делай, что я сказал.
-Быть беде, - шептал Мармидон, входя из комнаты. – Быть большой беде...
*****
Шли дни. Рада немного освоилась в Урания Дель, но все-таки не прижилась. Ее сторонились вве, за исключением отца Пара, на которого вскоре начали посматривать косо. Он показался Раде чересчур снисходительным и либеральным для священника, и к Богу относился всего лишь как к высшей инстанции суда. С Радой он держался доброжелательно, однако девушка опасалась с ним откровенничать. К тому же она невольно начинала замечать, что все чаще и чаще думает об отце Лейке – его настоящего, данного при рождении имени она не знала. После то первой встречи на церковном дворе они больше не виделись. Службы стоял отец Пар. Дверь в келью молодого священника всегда была плотно закрыта, так же, как и единственное узенькое окошко. На осторожный вопрос Рады, куда же девался отец Лейк, отец Пар буркнул что-то неразборчивое, из которого девушка поняла только заключительно «дочь моя», после чего ловко перевел разговор на другую тему. Рада немного встревожилась, но потом решила, что он куда-то уехал (мало ли у священников дел?), болен (все мы живые люди!), постится (у них пост по десять раз в году!), а может, просто отозван из Урания Дель по делам монастыря наставником которого номинально является до сих пор… Да мало ли еще какие причины! Из-за этого идиотского обета безбрачия, введенного каким-то женоненавистником после гибели Шаин-Кея, у них у всех небольшой перекос в мозгах.
Девушку немного смущало то обстоятельство, что необъяснимое исчезновение отца Лейка совпало с ее появлением в Урания Дель, но все же совпадение есть совпадение, случайность.
Однако вскоре она поняла, что время ее относительно спокойной жизни в этой деревушке миновало.
Началось все с пустяка.
Обычно она приходила к колодцу в полном одиночестве: ее необычная или, скорее, нестандартная внешность сразу же вызвала массу сплетен и пересудов, поэтому женщины торопились уйти от колодца, чтобы без помех понаблюдать за ней из-за изгородей. Но однажды, придя за водой, Рада встретила у колодца двух женщин. Она заметила их еще издали. Одна сосредоточенно осматривала коромысло, а другая еле-еле, с черепашьей скоростью, вытягивала ведро с водой. Вытащив, перелила воду в свое ведро и поставила «колодезное» на сруб.
Против обыкновения, уходить они не торопились и с напряженным любопытством уставились на Раду, которая, не обращая на женщин внимания, столкнула в колодец ведро и принялась вытягивать его уже в содой. При каждом движении под загорелой кожей перекатывались сильные крепкие мышцы, и ведро она вытянул всего в несколько резких рывков.
Одна из женщин ткнула другую локтем в бок и нарочито громким шепотом заметила:
-Руки-то почти мужские, сильные, эвон…
Рада метнула на нее быстрый взгляд, но промолчала, снова бросая ведро в колодец и отпуская ручку вала. Цепь с грохотом начала разматываться.
-Глянь, так и съела глазюками, - уже громче сказала та же женщина. Рада инстинктивно чувствовала, что они хотят затеять ссору, и решила ответить только в крайнем случае, но при следующей же фразе обнаружила катастрофический недостаток терпения.
-Скажите! – продолжала возмущаться баба. - Уж и не скажи ничего! Пришла невесть откуда, незнамо зачем, а что ведьмино отродье - так за версту видать! Одни волосищи чего стоят, да все мужиков ими сманиват…
-Еще бы! – не выдержала Рада. - На твою облезлую метелку даже мышь не польстится!
И, не дожидаясь ответной реакции застывших с раскрытыми ртами от такого нежданного отпора женщин, она подхватила свои ведра и быстро пошла по улице. За спиной загалдели возмущенно и немного истерически – обычно-то Рада молчаливая была, к колодцу приходила по возможности в одиночку, но всегда молчала, а тут…
Удаляясь по направлению к сторожке, Рада пыталась понять, чего же они добивались, пока ее не осенило: да они же отчаянно боятся ее! Причем не столько как ведьму, сколько как потенциальную любовницу собственных мужей и женихов, хотя она еще вообще не знала, что такое земная любовь. И ей стала предельно яснА эта, на первый взгляд нелепая, сцена у колодца. Втянуть ее в сору, вынудить на оскорбления соловом или безразлично каким действием, потом созвать сходку - да и выпроводить из деревни за попытку нанесения какого-либо физического или морального ущерба. Несомненно, свидетели найдутся, и все они будут не в ее пользу. Да окати она эту языкатую бабу водой, этого бы уже хватило!..
Но, поскольку в Урания Дель неожиданно нашелся отец Пар, единственный человек, который мог прояснить судьбу родителей Марэн, в деревне следовало остаться во что бы то ни стало хотя бы на какое-то время. По крайней мере – до разговора со священником...
Тряхнув головой, Рада подошла к окну.
Полнолуние. И на небе – ни облачка! От того, что луна такая большая и яркая, небо кажется совсем черным. Вся стая Дагрета сейчас принимает «лунные ванны», а волчата кажутся серебристыми. А через несколько дней, когда луна незаметно пойдет на убыль, наступит пора волчьих танцев…
Завыл Гаспи, протяжно, заунывно… Полнолуние всегда будоражило его, и он еще сам не понимал, почему. Он выл во всю сою волчью глотку, заглушая деревенских собак. Несмотря на свое «нечистое», с точки зрения волков, происхождение, на три четверти Гаспи был все-таки волк, и примесь крови диких собак не мешала ему. Но если деревенские шавки могли в лучшем случае просто визжать, то Гаспи пел, вкладывая в песню то, что мог понять, наверное, только Дагрет, даже Раде, лучшей из всех двуногих, не по силам было понять его песни. Он пел, как пели в полнолуние его далекие предки, как где-то там, на заветной поляне, пела сейчас стая Дагрета…
В отличие от суматошно крестившихся селян, не способных понять всей красоты этого воя, Рада не боялась волчьих песен и умела воспринимать малейшее изменение интонации.
-«Гаспи взрослеет, - подумала она, - и скоро в одну из таких же ночей он найдет себе подругу…»
Внезапный порыв ветра сорвал с плеч Рады платок. Она наклонилась, разыскивая его на полу, и тут уловила паническую нотку в песне Гаспи. Его вой мгновенно поднялся до пронзительного, сверлящего мозг, визга, и оборвался. А еще секунду спустя полуволк прыгнул через окно в комнату.
-Ты чего испугался? – Рада погладила его. Вся шерсть на Гаспи стояла дыбом, он весь напрягся, оскалившись, и тихо, на одной ноте, рычал, медленно отодвигаясь от двери и отталкивая Раду.
-Гаспи, да что с тобой?
Полуволк, не отвечая, продолжал настойчиво отталкивать девушку, скалясь и не отрывая от двери горящих глаз. Из-под двери потянуло холодом – и прямо из досок выступила полупрозрачная тень. Гаспи взвыл в голос – он никогда еще не встречал призраков, и поэтому ему было жутко. Рада же, напротив, выскочила из угла, в который он ее оттеснил.
-Мама!
-О, боже, и это моя дочь! – воскликнул призрак Марэн, патетически воздевая руки. - Поистине, жалкое зрелище!
-Мама!.. – пораженно повторила Рада, теряясь в догадках, что же могло до такой степени не понравиться Марэн.
-Какой кошмар, - Марэн, покачав головой, уселась на стол, глядя на дочь мерцающим серебряным светом серыми глазищами. – Моя дочь – и влюбилась. И в кого! Боже мой, в кого!!
Рада покраснела.
-Но, мама, я же…
-Кого ты пытаешься обмануть, Рада? – в глазах призрака мелькнуло нечто похожее не презрение. – Отец Лейк владеет всеми твоими помыслами… Молчи! Я заранее знаю все твои возражения! Да, колдовской ген у него выявлен, это верно. А ты знаешь, что он боится его? Боится настолько, что готов вырвать его и себя, пускай даже силой, болью и кровью?.. Он никогда не станет твоим другом, Рада. И ему никогда не понять тебя… Ладно, довольно об этом. Я не собираюсь облегчать тебе жизнь. Но учти что, если ты во что вляпаешься, выбираться будешь сама. А теперь объясни, какого черта тебя понесло к людям? Чего ты добиваешься?..
-Я хочу… отомстить.
-Кому? Сумасшедшему старик? Или крестьянам, для которых откормленный поросенок – величайшее счастье и главная цель в жизни?.. Кому и за что ты хочешь мстить?!.
-СтАрга я не трону, - Рада примостилась на лавке возле призрачных коленей матери. – Пусть доживает свою жалкую жизнь, как умеет. Но Сатор и Идора должны ответить! За тебя. За отца…
-Не говори глупостей. Я перестала думать о них как о родителях еще когда была в твоем возрасте. Радамира они никогда не видели и даже не подозревали о его существовании. В его гибели они не повинны, а те, кто убил его, давно мертвы. И среди людей тебе делать нечего, если, конечно, ты не собираешься… - не договорив, Марэн по-кошачьи брезгливо дернула плечами. – Хоть бы рога кому наставила, что ли… А то – плакать хочется, глядя на тебя. Такая приличная, аж тошно…
-Он нравится мне, мама, - Рада покраснела еще больше – Но… разве это и есть любовь?
-Моя родная дочь так хотела отомстить, что не придумала ничего лучшего, чем в первый же день среди людей по уши втрескаться в священника? - съязвила Марэн, складывая руки ладонями вместе и поднимая глаза к потолку сторожки. – О, господи, неужели тебе было мало тех недоумков, которых я встречала? Теперь ты посылаешь мне еще одного?..
-Ты зачем пришла? – взъярилась наконец Рада. – Моралей я от тебя и при жизни наслушалась!
-Неблагодарная дрянь! - лицо матери стало холодным и чужим, из глаз почти физически заструился леденящий холод, мгновенно выстужая крохотное помещение.
-Прости – Рада сникла, опуская на пол. – Прости, пожалуйста, не сердись…
-Так-то лучше, - отозвалась Марэн после короткого молчания. – Ну, а теперь я хочу услышать правду. Зачем ты вернулась к людям?
-Чтобы вернуть Сайглер Шаин-Кею, - тихо ответила Рада. – И, если сумею, получить его обратно из его рук.
-Ты – не сумеешь. – убежденно сказала Марэн.
-Почему?!
-Подумай сама. Время у тебя есть. Но, надо признать, ты права. Сайглер сослужил мне хорошую службу, и теперь его надо вернуть. Но тебе этот меч служить не станет.
-Ты поможешь мне, мама?
-И не подумаю! Ты должна научиться обходиться без меня.
-Но ведь ты останешься со мной, правда? – Рада подалась к матери, но ее рука, легко пройдя сквозь колено Марэн, уперлась в грубые доски стола. - Ведь останешься?
-Кто знает?.. – уклончиво ответила Марэн, вставая.
-Подожди! – воскликнула Рада. – Последний вопрос: где ты?
-Я везде, - последовал неопределенный ответ. – Но любовь погубит тебя. Я бы ни за что не поверила священнику.
-Но отец Пар знал..
-Догадывался, - перебила Марэн. – Я никогда ему прямо об этом не говорила. Знает он это в твоей легкой руки и длинного языка… ровно столько времени, сколько ты живешь в этой деревне. Ты разочаровала меня. Я считала свою дочь гораздо сообразительнее.
-Мама!..
Но призрак исчез, истаял, превратившись в легкий дымок.
С его исчезновением Гаспи осмелел и подошел к Раде, положив голову ей на колени.
-Испортила мне песню, - с досадой сказал он. Рада резко встала, оттолкнув пса. Гаспи обиделся и выпрыгнул через окно во двор.
Начинало светать. Рада мрачно смотрела на зарю, думая о словах матери. А действительно, зачем она пошла к людям? Что ей здесь понадобилось? Вспомнить первопричину своего сумасбродного решения она сейчас не могла, как ни старалась. И зачем приходил призрак матери?..
ххххххххххххххххххх
Размышления Рады прервал топот копыт. Очевидно, всадник скакал всю ночь, потому что лошадь еле трусила несмотря на все понукания всадника. Рада машинально наблюдала за ним.
В предрассветных сумерках она не могла разглядеть его лица, но спустя несколько минут была почти убеждена, что человек этот не только не из Урания Дель, но и вообще не деревенский. Манера одеваться даже в крестьянскую одежду, уверенная, с легким оттенком превосходства, посадка на лошади, даже то как он понукал ее – нетерпеливо, но без ругани и плети, - все выдавало в нм принадлежность к «полугосподской касте» , как говорили крестьяне о слугах господских домов.
Рада ощутила легкое беспокойство. Этот человек явно не был путешественником, иначе не стал бы ехать всю ночь. Он не был гонцом, иначе не стал бы переодеваться в одежду селянина. Он не был вестником иначе ворвался бы в Урания Дель незадолго до колокола к заутреней, трубя в рог. Наконец, он не был официальным представителем церковной братии – эти въехали бы в деревню в разгар дня, с шумом и помпой.
Рада напряженно наблюдала за приезжим и, когда он спешился возле церкви и уверенно пошел через двор, ее подозрения превратились в уверенность: этот человек приехал по поручению своего господина с неофициальным заданием, выполнить которое он мог только с помощью священника.
Почему-то вспомнилась случайная встреча у колодца с тем парнем, который даже в толпе, не выделяясь одеждой, отличался своей злой, порочной красотой. Рада не обратила тогда на него внимания, но спиной чувствовала его требовательный и оценивающий взгляд.
Ну и ладно. Сегодня приезжий никуда не денется, а узнать, кто он, откуда и зачем приехал, можно, «полазив» по сознаниям сельских кумушек: непостижимым образом они всегда все обо всех знали.
*****
Напряженное молчаливое ожидание окутало Урания Дель. Службы стали короче и как-то торопливей, отец Лейк второй месяц не показывался из своей клетушки, вызывая догадки и пересуды, а люди чего-то ждали. Неспроста появился в деревне Мармидон, управляющий барона Лириса; неспроста отец Пар старательно уклонялся от неизбежной встречи с ним, оттягивая ее, насколько возможно; неспроста лохматый черный волкодав с некоторых пор всюду сопровождал свою хозяйку; неспроста в колокольном звоне людям слышались тревожные нотки… Все это было неспроста. Такое пристальное внимания барона к их неприметной деревушке пугало и настораживало селян, а уж о причине его нетрудно было догадаться.
Рада выжидала и готовилась. Она раньше других поняла, зачем Мармидон явился в Урания Дель… вернее, ЗА КЕМ. Ей не составило труда вычитать в его мыслях весь, до мельчайших подробностей, разговор с Лирисом, а чтобы понять барона, времени нужно было и того меньше. Девушка хорошо понимала, что надо уходить, пока еще не поздно, но почему-то медлила. Гаспи нервничал и не позволял ей ни шага без сопровождения. Марэн болдьше не показывалась.
-…Что будем делать Гаспи? – Рада, присев на корточки, запустила обе руки в густую шерсть полуволка.
-Уходить! – сердито отозвался он. – Я давно говорил! Хорошего от людей ждать нечего! И совсем ее нужно оставаться здесь дольше, чем это необходимо!
-Ты заговариваешься, - улыбнулась Рада.
-Не заговаривай мне зубы! – вспылил Гаспи. – Уж будто я не понимаю, чего ты ждешь!
-Замолчи! – Рада вскочила на ноги. – Это не твое дело, замолчи!
-Да решись ты наконец на что-нибудь! Досидишься до беды!
Рада оттолкнув его. Круто развернулась – и чуть не проскочила сквозь призрак Марэн, стоявший рядом со скрещенными на груди руками.
-Мама!- от неожиданности Рада отшатнулась.
-Хороша, нечего сказать! – мать уперла руки в бока, оглядывая Раду с ног до головы так, словно видела впервые. – Совсем голову потеряла? Все на свете готова забросить?.. Может, еще и свой костер сама подожжешь?..
-Да оставьте же вы меня в покое! – простонала Рада, имея в виду и мать, и полуволка.
Марэн, хмыкнув, пожала плечами.
-Врезать бы тебе как следует! Дураков, как известно, учить надо… Да боюсь, тебе это уже не поможет.
-Это мое дело! – Рада упрямо топнула ногой, вскидывая голову. – Сама и разберусь!
-Ох, мало я тебя порола! – Марэн отступила на шаг. – Ну-ну, разбирайся. Только потом не скули!
-Да когда же ты успокоишься?! – с тихой тоской вопросила Рада. В ответ Марэн весело оскалилась:
-Никогда, дочь! – отрезала она, исчезая.
С минуту Рада стояла, тупо уставясь в пол. Потом решительно вышла из сторожки и направилась к церкви.
Навстречу ей шла группа селян. Распаленная стычкой с матерью, Рада не сообразила пропустить их или обойти стороной, и опасность почувствовала слишком поздно. Она окружили ее.
-Ведьма! – прошипел кто-то у нее за спиной.
Рада молча в упор взглянула в глаза молодому плечистому здоровяку, загораживающему ей дорогу, и вскоре тот беспокойно отвернулся. Но не отступил.
-Ведьмино отродье! – с ненавистью и страхом пробубнил он, не осмеливаясь, однако, снова поднять глаза. – Это ты виновата!
В карих глазах Рады появилось неподдельное удивление: виновата? В чем?!
-От барона Лириса подарков не жди, - угрюмо проговорила стоявшая рядом с парнем женщина. Она нервно комкала край передника.
-И от его внимания деревне ничего хорошего не выйдет, - подхватил здоровяк, словно обрадовавшись этой поддержке. – Мармидон, управляющий его, из-за тебя тут крутится! Ты ему нужна! Не ему, то есть, а Лирису но это все едино. Если б не ты, он бы, может, и внимания на нас не обратил! Если б не ты…
-Так чего же вы от меня хотите? – насмешливо спросила Рада. Опасность на глазах оборачивалась фарсом.
-Убирайся из деревни, и чтоб духу твоего здесь не было!
-Только-то?
-Только-то.
-И это всё?
-Всё.
-Ну так вот, - улыбка сошла с лица девушки. – Я останусь здесь столько, сколько сочту нужным. Лишней ни одной минуты тут не останусь, но и раньше – не уйду. Понятно вам?
-Сама не уйдешь – силой выпроводим! – пригрозил здоровяк, тяжело роняя лапищу ей на плечо. Рада, вскинув голову, с неожиданной даже для нее самой злостью «вцепилась» взглядом ему в глаза и парень, охнув, отшатнулся, разжимая пальцы и хватаясь за голову. Рада отодвинула его и спокойно пошла дальше, не обращая больше внимания на селян.
-А зря, - произнес рядом с ней голос матери, но сама она не показалась и до бОльших объяснений не снизошла. Рада передернула плечами, входя в церковь.
Из исповедальни появился отец Пар, бурча себе под нос:
-Нагрешат, а потом на шею Господу вешаются – прости, мол… Покаются – и опять грешат, снова каются – и снова грешат, а ты слушай, да отпускай им грехи, чтоб они - прости, Господи! - снова обжорством да прелюбодеянием грешить могли… Тебе чего, дочь моя?
-Поговорить надо, отец Пар.
-А… ну, заходи, - и священник было снова повернулся к исповедальне.
-Нет, отец мой, не исповедь.
-Не исповедь?! – удивился отец Пар. – Не исповедь? Да как же иначе со священником разговаривают?
-Нет… не со священником… - Рада немного замялась. – С человеком.
-С челове-е-еком, - протянул отец Пар. – Да ведь человеку-то не всегда верить надо… Ну, с человеком так с человеком. Присядь, дочь моя. Я предчувствую долгий разговор…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ