Когда я еще была не Вселенной, а просто бунявым чмом, уже в те золотые дни я любила Бога. Единственное, пожалуй, качество, которое мне в нем не нравилось, был его несколько натянутый атеизм. Зато его моральная устойчивость, отсутствие вредных привычек, беззаветная преданность делу созидания, кристальная честность, мм-м, моральная устойчивость, это я уже говорила, мм-м, преданность делу, это я уже тоже говорила... Да, скромность! Скромность забыла! И эта, самоотверженность! Как сейчас помню, не жалел он себя, подолгу разрабатывал каждую деталь мироздания, а особенно мучительным был поиск Слова, самого первого, так сказать, хранящего в себе код всего бытия.
И еще чуткий он был, чуткий, все детям, бывало, все как есть детям...
В первый день творения он создал коробок спичек и помятые сигареты без фильтра. Закурив, сотворил телевизор. Он смотрел матч "Днепр" - "Спартак" и произносил, воистину, какие-то слова ("Бей,- говорил,- в правый угол!")
Второй день он провел за сотворением самогонной установки, а третий посвятил дегустации. В четвертый день он смешивал кофе с алкогольными напитками и называл коктейли женскими именами. В пятый день ему пришлось отходить от дегустации и то и дело сотворять соленый огурец. А в шестой день "Днепр" играл против одесского "Черноморца", и Богу было не до меня, а к тому же ему надо было срочно сотворять бюллютени за предшествовавшие прогулы.
Я ждала. Меня еще не было. Небытие - крайне напряженное состояние. Я изнемогала от небытия. Я уже была укомплектована всем необходимым для производства жизни и представляла собой на редкость бессмысленное скопление всего. Разрозненные куски формы, из которых я состояла и для которых Бог должен был стать содержанием, калейдоскопически скакали из прошлого в будущее и обратно, минуя стадию настоящего ввиду отсутствия таковой. Ничем не разъединенные и не упорядоченные, все четыре измерения уродливо переплетались внутри меня, порождая иллюзию хаотически вспыхивавшей от их трения жизни. Помню, как на страшной скорости несся куда-то наспех созданный транспарант "Миру-мир!", помню доверчивых птеродактилей и прыгающие кадры боевиков, помню голову Олоферна, помню сфинкса, совсем еще новенького и как бы досрочно изготовленного, помню парочку блестящих "Шаттлов"... да что там! Все это мелькало подобно видеоленте при скоростной перемотке из назада в перед и обратно, и меня, по правде говоря, от всего этого поташнивало. А звуки! Какая какофония бушевала внутри меня! То это были речи о взятии Карфагена, то вопли гиены, то грохот метеоритного дождя. Скомканно и комично проносились рефрены национальных гимнов, прерываемые харканьем верблюда. А чудовищно-бесвкусное скопление запахов! А графоманский набор эмоций, обуревавших меня! А жар, а холод, а зубная боль - во мне было все, понимаете вы?
Как избитый Иосиф, лежала я в колодце небытия. Я имела задатки к свершению, однако само свершение от меня не зависело, и начало его было непредсказуемо. Я имела столько всего - и не знала даже собственного имени.
Настала суббота.
Бог долго курил, потом сказал, что измотан и ни малейшего желания связываться со всей этой халтурой не имеет. Я подошла к нему, подавляя весь мучительный хаос внутри себя. "Ну, что же ты, что ты",- пробормотал он, пытаясь вернуть себе задумчивость.
- Господь, Бог мой...
- Да какой я Бог... Что ты хочешь? Что тебе неймется?
Я не оставляла его в покое.
- Ну, ну? Чего ты? Звереешь, деточка.
- Я уже не могу так...
- Да что мне, старому дураку, с тобой делать? Если бы я мог сотворить хоть что-нибудь стоящее. Если б я мог. Понимаешь, в мыслях все легко, а как берешься творить, то просто тошно становится. Кажется, лежал бы и плевал в потолок.
- Но мир должен быть сотворен!
- Вот сама и твори.
- А как же...
- А так - сама. Чего тебе? Материя есть, сознание, не будем говорить какое, но тоже имеется. Так что давай - сама.
- Но слово-то Божье, что вначале...
- Это все чушь религиозная. Сама, сама развивайся потихоньку. Эволюционируй.
- Ну а толчок-то...первородный...божественный...
- Толчок тебе,- он усмехнулся, накрыл меня тяжелой рукой,- эх ты, бесстыдница.
Что я чувствовала? Падение - но падение вверх. Бездна была надо мною, и я падала в нее. Когда мы проснулись, мир уже стоял наготове и не шевелился. Он ждал, пока придет время начать историю. Время никак не приходило.
- Да где же оно шляется,- сказал Бог,- ладно, вы пока начинайте без него.
Все семь небес шелохнулись, и плазменные куски материи, округляясь, занялись собственным формообразованием. Первые восходы и закаты, точно дебютанты на сцене, робко и неумело принялись озарять зарождавшиеся миры. Торжественная тишина наполнила меня. Я с благодарностью обратила взор к Богу.
Он вертел в руках будильник со знаком качества на крышке, то и дело поднося его к уху.
- Ума не приложу, почему не тикает...- он тряхнул будильник,-
А! Теперь тикает.- и с размаху бросил будильник вниз.
- Летит! - возбужденно воскликнула я.
- А ты что тут делаешь? Марш отсюда!
- Я тебя люблю.
- Я кому сказал - марш? Иди развивайся. Не теряй времени, оно уже летит!
Время летело. Время с самого начала было московское.