Рис. Херлуфа Бидструпа
* * *
Главный режиссер Влуйкин седьмой год симулировал талант. Это было легко и безопасно.
Деньги были. Когда талант Саранкин вошел к нему в кабинет, Влуйкин привычно - ласково похлопал по кошельку и отсчитал купюры.
- Мало,- нагло глядя мимо, заявил Игорь Андреевич.
Сел и закинул ногу за ногу.
- Договор дороже денег,- вякнул главный.
- Инфляция,- качнул ногой посетитель.
- Сколько? - спросил Влуйкин.
- Ваше место.
Влуйкину показалось, что он ослышался.
- Мое что?
- Должность главного режиссера, - помахивая кончиком модного штиблета, развалился в кресле Саранкин.
Вся патока планеты излилась на лицо главного режиссера. Он все еще думал, что ослышался.
- Должность кого?
- Вы не ослышались,- грубым голосом осла брачного периода проревел Игорь Андреевич. - Я хочу официально стать главным режиссером. Мне надоело скрывать, что талант — это я.
- А я кто?
- А вы - бездарь.
- Хорошо,- зловеще блестя глазами, прищурился Влуйкин. - Я согласен. С завтрашнего дня приступайте.
- А вы?
- А я на место бездаря. Художественным руководителем театра. Вас устроит, Игорь Андреевич?
- Черт с вами. Не гнать же на улицу. Хотя надо бы.
- Премного благодарен, премного. Премного.
- Кабинет освободите.
- И кабинет тоже?
- И табличку замените.
- Премного благодарен.
- Пшел вон!
На следующее утро разразился ступор. Труппа разделилась на лагеря и хутор. Лагерь непризнанных гениев бурлил неопределенно. Хутор трех признанных ушел в глубокий нейтралитет. Цвет театра, его интеллигентская совесть, его государственная гражданственность, его оплот и маленький плот «свитый из песен и слов» готовился к травле. На повестке стоял только один вопрос; кого именно травить? Раньше травили таланта Влуйкина. Но интеллигентская совесть возражала травить образ страдальца.
Государственная гражданственность считала, что можно. Кресло худрука— это недостаточный повод для трагизма. Свиток из песен и слов настаивал на травле бездаря Саранкина, интригами вползшего на место таланта. Пока утонченный лагерь предавался раздумьям, бурлаки (непризнанные) заслали к Саранкину разведроту. Лулу Зарницкую. В голом виде. Саранкин проявил умеренную индифферентность. Роль не дал. Но пригласил заходить еще.
- Хоспидя, - жрица дернула худым плечом и, гордо двигая бедрами, удалилась восвояси, ненавидя интригана.
Бурлаки определились с бурлением и готовили дубинушку. Хутор поставил вопрос в ребро. Ставки. Повысить. Три. Саранкин пообещал, вызвал в кабинет Влуйкина.
- Там это. Старые пердуны бастуют. Накинь-ка им бабла.
- А на каком основании художественный руководитель накинет пердунам бабла? - закинул ногу на ногу бывший талант.
- А на коком ты мне платил?
- Коком коком. За прокат твоего дара,-помахивая кончиком модного штиблета, развалился в кресле бывший.
- А теперь что?
- А теперь мне по-фи-гу. В должностных обязанностях худрука нет такой функции - талант.
- И как же теперь быть? Или не быть?
- Крутись, главный талант, крутись
И бездарь ушел. Бросил на произвол, сука. Хутор краснел и злился. Саранкин по утрам витиевато пробирался в кабинет и затаивался.
- Игорь Андре-е-ви-и-ч, - табличка с его именем ежилась от постукиваний утонченного маленького плотика, жмурилась от взглядов гражданственности, хихикала от щекотки совестливой интеллигенции. - Откройте, пожалуйста-а.
Ночью талант Саранкин выбирался на воздух. Его мутило. Идей не было. Денег тоже. Надвигалась катастрофа. Дверь его кабинета, как слизистая желудка после длительного стресса, истончилась и в дырки заглядывали злые глаза.
- Открывайте немедленно!
Долетали фразы про цианистый калий. Влуйкин отдохнул, загорел, выбился в любимцы, увлеченно крестил детей, дома, джип, чихуахуа.
Осень начала поддувать в окна безнадеги, царапая фрамугу костистой граблей старой липы, пахня последним осенним листом. Труппа, позабыв идейные разногласия, сплотилась и веселилась с комфортом. Травля изощрялась. Табличка с именем таланта содрогалась под ударами утонченного маленького плотика, слепла от плевков гражданственности, ежилась от пинков совестливой интеллихенции.
- Открывай, скотина! Балбесина стоеросовая. Будет тебе накачамба через тумбу - юмбу.
Жрица Зарницкая трубила в замочную скважину:
- Режисссссссеришка! Х-хо-сспидя-а-а!
Талант Саранкина слабел и еле дышал.
Однажды ночью Влуйкин застрелил, выбирающегося на воздух Саранкина. И вывез его в лес под заготовленный еще с лета муравейник. Труппа оправдала Влуйкина.
Таланту все позволено.
- Весь мир - театр, - разворошив муравейник, встал Саранкин, когда опустилась ночь.
Он заранее заменил худруковское ружье на бутафорское. Талант и злодейство - две вещи несовместные. Труппа с ликованием приняла воскресшего в свои ряды. Травить таланта Влуйкина. Эт сеттера, эт сеттера. (И так далее, и так далее).
Аплодисменты.