Человек с карандашом

Илья Боровский
Черная комната. Пустое мрачное пространство. Тишина. Окна плотно укрыты грубыми  балахонами, укрывающие пространство от солнечного проникновения. Свет от рубинов, рампы, ночных фар. Пустая фальшивая игра света.  В центре комнаты обосновалась, осознавая свою исключительную важность, старая кинокамера.
  Я устал играть в чужое кино! Слышать голос за кадром на протяжении большей части жизни, он то и дело мне раз за разом выкрикивает « - Мотор!». Теперь я сам погрузился в кресло режиссера и наспех заточенным карандашом, тщательно вывожу сценарий своего фильма. В нем я актер и режиссер, и директор кратко метражной ленты. Одним словом сам себе на уме. Не понравился ракурс, подошел, сменил. Заменил декорации. Не подкупает игра актера, добавил экспрессивности. Нет строгого критика и доброго зрителя, ненужного пафоса и мнимой похвалы. Я  разложил рядом с собой пачку новых карандашей, которые еще не успели побывать в чужих руках, и теперь их острота и четкость письма зависит только от меня.
  Снял, смонтировал, устроился по удобнее. Перематываешь пленку маленькой жизни. Просмотрев ее несколько раз забросишь на самый дальний стилаж, где она однажды бесследно пропадет под слоем вековой пыли. А пока  ты  в нее вкладываешь оставшуюся  душу, оставляешь все, что накопилось на данном отрезке времени. Проходит минута, другая, третья. Искоса посмотришь на проделанную работу. Понимаешь « Я мог сделать больше, сыграть ярче». Но на тот момент я выжал из себя весь сок. «Стоп!». Звучит команда «моего любимого» режиссера. Пятиминутный перерыв. Беру в руки чистый лист бумаги. Пишу не отрываясь. Молчит экран. Не гудит под ухо радиоприемник. Только скрежет карандаша указывает на наличие жизни в сердце черной комнаты.  Я пишу, пишу, пишу….
  Навожу последние штрихи. Рисую образ идеального парня, рыцаря без страха и упрека. Добавляю герою немного брутальности, здоровой наглости и ясности ума. Точка. Образ готов. Я снова в кадре и за кадром. Играю и слежу за съемочным процессом. Мой герой подобен супермену. Но в жизни я не супермен, просто иногда так хочется примерить маску нереальных персонажей. В этом фильме есть все для кино в стиле « экшн». Плохие парни, похищенные дети, несчастные родители, однако все это детские игрушки по сравнению с тем, что можно увидеть за чашечкой кофе, в утренних новостных лентах, которые зачастую сбивают с толку где, правда, а где вымысел.
  Но меня не так просто сбить с толку. Я слишком давно играю в кино под названием жизнь. Могу уловить все детали съемочного процесса.
 Без труда улавливаю ложь и подлость. Жизнь не редко сталкивает с ними. Не нападаю и не бегу. Держу дистанцию. Возможно, кто-то вспомнит неблагодарность. Я привык ее не замечать. Она тенью следует за актером. Даже в черной комнате не скрыться от собственной тени.
 Черная бетонная пещера. Безликая  тишина. Наедине с самим собой легче всего привести мысли в стройный ряд. Слишком часто я становился заложником своего окружения. Но теперь его нет. И один в поле воин. Нужно просто оказаться в нужное время на нужном  отрезке пути. Избавившись от одного плена, я сам того не замечая попал в рабство творческое.  Жить в этом плену всегда мучительно тяжело. Я вывожу на бумаге образ доброго, порядочного, сильного героя, свободного от всех предрассудков коллективного общества. Заточенный карандаш оставляет раны на белом листе. Но это те ранения, без которых не выиграть сражение за собственную жизнь. Я верю, что заслужил быть на ступени пьедестала. Бог тому свидетель. Вся моя семья всегда верила в бога. В детстве меня крестили, часто приводили в старинный храм. С возрастом я стал равнодушнее к религии. Жизнь становилась все более сумасшедшей, и даже желание зайти в гости к богу не всегда совпадало с собственными возможностями. Постепенно пришел к выводу, что без веры ни как нельзя. Пусть даже это вера в себя. От постоянного письма стержень теряет свою остроту и четкость. То и дело приходится затачивать его на новый лад.
   Темная безликая комната. В стенах  я продолжаю мечтать о съемках своего кино, с оригинальным сюжетом без миллиардного бюджета. Периодически пересматриваю наброшенный текст. Часто недоволен написанным. Вновь ищу в себе актера, режиссера, зрителя. Комплексую по поводу сделанных ошибок. Но я не останавливаюсь, не обращаю внимания на преграды, продолжаю верить в то, что никто кроме меня не напишет сценарий моей жизни лучше, чем я. Собираю в пазл все детали. Мозаика, которую никому не сломать. С каждым росчерком карандаша она становится все крепче. По крайней мере, мне очень хочется в это верить. 
  Темная комната. На ее фоне блистает улыбкой  старая съемочная аппаратура. Я вслепую взбираюсь еще на одну высоту, не подозревая, что скрывается за очередным перевалом судьбы. Не мечтаю о какой-то несбыточной роли. А стараюсь жить и работать, пытаясь в полной грудью вдохнуть каждый съемочный день прожитого  дня. Меняю ракурсы. Исправляю сценарий. Занимаю очереди во все открытые двери. Хочу опробовать все возможности.   
 Черная дыра  безликого пространства. Словно дно мирового океана,  она предлагает окунуться как можно глубже в себя, чтобы лучше узнать о других. В такой пустоте можно часто встретить рыбу по имени депрессия. Она нападает неожиданно, исподтишка и заглатывает целиком. Потом, как правило, выплевывает, потому что не любит жилистую закуску. При свете рампы депрессия пропадает в глубине, испугавшись другого жителя душевного дна, под названьем «война с самим собой».  Это существо нападает в любое время суток, не боится ни света, ни шума. Коварство его в том, что оно не кусает и не лает, а только постоянно раздражает своим присутствием.  Прячась от него, я постоянно ищу себя, как человека, актера, режиссера, зрителя, в конце концов. Это, пожалуй, редко, кому удается в течение всего земного пути. Как хочется быть этим редким исключением. Но покой не часто заходит в мой дом. Покой не любит мечтателей, творцов, романтиков, ему все больше по душе существа приземленные, которые не бьют общество электричеством своего существования. А я не перестаю писать, негодовать по поводу написанного, рвать в клочья, казалось непогрешимый сценарий и снова с остервенелыми глазами браться за работу, скоблить простым карандашом по сложному лабиринту сюжета. От постоянного письма вздулись мозоли, не столько на пальцах, сколько на сердце и под глазами. Но человеку с карандашом слишком мало отпущено, чтобы обращать внимание на боль. 
  Беспросветная  пустота. Вот-вот и она проникнет сквозь поры, высасывая тебя изнутри. Но я борюсь и, слава богу, пока успешно. Однако у меня  очень мало времени. Остановились песочные часы. Камера грустно опустила свою тяжелую голову. Иногда эта дама в черном, как это случилось сейчас, подходит к тебе  слишком близко и выплескивает  на суд, все твое существование.  Несмотря на это продолжаю писать свой кинороман. Еще чуть-чуть и, наконец,  скомандую « - Мотор!». 
  А пока я сделал небольшую остановку. Заточил поострее карандаш. Готовлюсь к кульминации фильма. Своего любимого фильма. В нем я актер, режиссер и директор кратко метражной ленты. Одним словом сам себе на уме. Не понравился ракурс, подошел, сменил. Убрал ненужные декорации. Не подкупает игра актера, добавил экспрессивности. Нет строгого критика и доброго зрителя, ненужного пафоса и мнимой похвалы. Только главный продюсер,  невидимый глазу, затаившись в глубине комнаты, в скором времени  все расставит по своим местам.