Пластинка старая звучит сегодня вновь…
Почитала интересный рассказ, в котором упомянута очень жестокосердная завуч. Вспомнила свои школьные годы. Школа, в которую я попала, была в центре города у Госпрома (дом государственной промышленности) на улице Правды, 5. Она размещалась в жилом доме, и помещения не были приспособлены под классы. Пришла я туда в пятый класс. Мы только приехали из Вены. Это был 1955 год. В Союзе тогда была тяжёлая жизнь. А я появилась в брюках, потому что было холодно. Да ещё в светлых.
- Тю, та чи она в кальсонах?
В школе мы обувь переодевали, потому что весь день быть в натопленном помещении в зимней обуви было жарко. Я пришла в чёрных лаковых лодочках.
- Ой, она калоши надела! Культура аж прэ! (Выпирает, то есть.)
А я им терпеливо объясняла, что Вена не на Шпрее, а на Дунае. Ребята путали Австрию с Австралией.
Сначала одноклассникам было интересно, что это за птица такая заграничная. А потом поняли, что самая обыкновенная девочка. Я была заядлой пионеркой. Очень «правильной» и справедливой. Хорошим товарищем. Дружила, дралась – в общем, всё, как следует быть. Рассматривая сейчас старые фотографии, вижу, что у нашей учительницы, Клавдии Ивановны взгляд какой-то странный. Наверное, у меня сейчас такой же, когда внуки кричат и балуются. Видно мы так орали и бесились, что у бедной женщины сил уже не было с нами совладать.
Потом построили новую школу, и все классы торжественно с первого сентября в неё переселились. Вы помните, как пахнет школа 1-го сентября? Свежеокрашенными стенами, партами, радостью встреч с товарищами, тревогой, что ты ничего не помнишь, а тебя могут вызвать и спросить: «А что мы проходили в прошлом году?» Но это никогда не случалось. Школа была большая и светлая, но всё равно не вмещала всех учеников в одну смену. Учились в две. Младшие классы с утра, а старшеклассники - с без четверти два. Я по сю пору помню "положение рук на циферблате" - одна горизонтально влево, а вторая - наискосок вправо-вверх. И хоть у здания школы было три входных двери, почему-то была открыта только левая половинка одной двери слева. Двери были двойные, и уже войти в само здание можно было через узкий проход между дверей по центру. Входили по одному, так как разойтись двоим было невозможно. Это было странно. Я спросила об этом как-то у директора. Что она мне ответила – уже не помню. Что-то вроде того, что все три открываются только в случае пожара.
У входа зачастую стояла наша директриса. Фамилия у неё была смешная, не подходящая директору - Курочкина. Это была немолодая седая женщина, с гладко зачёсанными волосами, собранными в крошечный пучок. Она была всегда в черном или темно-синем платье с белым воротничком. Она очень строго следила, чтобы мальчики были пострижены наголо, а старшеклассникам разрешалось иметь длину волос равную высоте спичечного коробка, положенного плашмя. Ребята очень переживали, а когда наступала пора, и можно было хоть чуть-чуть отпустить волосы – радости было много. На школьных вечерах можно было танцевать только вальс, польки, и всяческие падекатры и падеспани. Танго – ни-ни! Фокстрот – боже упаси! Во всём прижимали, не разрешали, запрещали.
Но мы были молоды, счастливы и на это всё почти не обращали внимания.
За зданием школы был большой яр. Теперь он засыпан и на его месте комсомольский сквер. Существует и другое название – собачий сквер. Тогда, я помню, было большое общешкольное собрание, на котором ставился вопрос: что делать с яром? Выступала директор. И мы все постановили, что сделаем в яру террасы и посадим виноград с одной стороны, где больше солнца, а с другой – плодовые деревья. Но всё, как всегда, спустили на тормозах, и ничего мы там не посадили.
Для выпускного бала нужны были белые туфельки. Во всём громадном городе ничего нельзя было найти, и мы, не сговариваясь, ездили в Белгород за обувью. На вечере ВСЕ девочки были в одинаковых лодочках на высоком каблуке. (Платья были разные.) Спереди была декоративная пуговичка на кожаной подкладочке. Во время танцев у меня оторвалась эта пуговица. Не долго думая, я оторвала и вторую, а вместо них вставила по жёлтому цветку. И платье у меня было цвета чайной розы – бледно-жёлтое.
Не знаю почему, но у меня нет ни одной фотографии с выпускного бала. По-моему нас вообще никто не фотографировал. Родители не подумали об этом. Так мы и остались без памятного фото. Тогда я утешала себя тем, что так таинственнее – всегда будешь думать про себя, что ты была необыкновенно красивой.