Это мой оридж. Рейтинга тут нет (и не надейтесь^^). Для настроения слушайте Sarah McLachlan "Black" и "Ice". Приятного чтения...
За окном снова дождь. Поздняя осень – такая пора, когда кажется, что небо будет плакать вечно. В комнате так холодно, что стекло не запотело от соприкосновения с домашним воздухом. Воздух пропитан атмосферой слабого напряжения, от которой только сильнее хочется расслабиться. Может быть, во всём виновата плохая погода? Звенящая тишина постепенно обретает форму. Скорее потрогать её! Ощутить подушечками пальцев жидкую субстанцию безмолвия. Оно было на удивление спокойным, даже безмятежным… Приятная тишина. Но всё же холодная, неправильная.
Я сжимаюсь в комочек, натягивая одеяло чуть ли не до носа. В руках сжимаю кружку горячего чая. Теплота, исходящая от неё, контрастно резонирует с температурой помещения, создавая впечатление, что у тебя в руках не тёплая чашка, а раскалённые угли. Ладони быстро согреваются. Уже не так горячо. С каждым глотком по телу разливается приятное тепло. Но сомнения никуда не уходят. Нет, это даже не сомнения, а едва уловимые, тонкие нити смутного предчувствия, странной радости и в то же время сладкой боли. Это состояние похоже на глубокий вдох, когда, дойдя до предела, чего-то ждёшь, и только потом медленно выдыхаешь.
Я осторожно закрываю глаза, чтобы не нарушить хрупкое равновесие ощущений внутри себя. Сквозь полуприкрытые веки наблюдаю, как пар неторопливо клубится над горячей жидкостью, поднимаясь вверх, к моему лицу. Внезапно по телу пробегает волна дрожи. От сердца - к кончикам пальцев. Я молчу. Он тоже молчит, заворожено глядя, как тонкие дождевые струйки, извиваясь, сползают вниз по стеклу. Я не знаю, почему мне так хорошо в его присутствии, хотя должно быть как раз наоборот. Он соткан из лоскутков печали и одиночества. Рядом с ним нет жизни. Холодно и неуютно. Но меня греет шерстяное одеяло, и я почти не замечаю неприятной прохлады. Только губы подрагивают, обхватывая край чашки, желая поскорее прикоснуться к теплому чаю.
Он оборачивается, я не пытаюсь отвести взгляда. На его больших блестящих, как гладь спокойного озера, глазах написана усталость. Чуть глубже, за хрупким слоем тонкого льда проступает невысказанное чувство. А на дне остаются беспокойство и смирение. Он не любит их, поэтому загоняет подальше. Но именно они придают его взгляду такую характерную «стеклянность», которую не видела у других. Я знаю, что если он подойдёт, боль не заставит себя ждать. Но в глубине души очень хочется попробовать кусочек этой запретной сладости.
Сегодня он как всегда угадал моё желание, встал, не торопясь подошёл к креслу, на котором сидела я, и уткнулся носом в мои колени. О чём он думает? Совпадают ли наши мысли? А что, если нет?.. Я отставила кружку в сторону, запустив пальцы в его короткие непослушные волосы. Он вздрогнул, слегка напрягся, поднял глаза на меня, но вскоре снова расслабился, повинуясь моим осторожным движениям. Потом присел на краешек кресла, стремясь ответить мне тем же, но передумал. Вместо этого он задумчиво провёл пальцем по моим губам. Застыл. И в то же мгновение его горячее дыхание оказалось уже совсем рядом. Странно, я думала, оно должно быть холодным… Взяв меня за руки, он вздрогнул и прошелестел тихое:
- Замёрзла?
- Немного, - в ответ я пожала плечами.
Он начал как всегда с лёгких прикосновений, от которых голова кружилась, и мурашки расходились по телу. Внутри заплясали первые огоньки той желанной боли, которую мне так не терпелось попробовать. Я нетерпеливо обняла его за шею. Он с укором, мелькнувшим в его «озёрах», взглянул на меня, всё же принимаясь за дело настойчивее. Обычно он переходил в поцелуй постепенно, чтобы я прочувствовала всё до конца. Прикасаясь своими тёплыми губами к моим, горячим от нетерпения, он медленно заставлял меня чуть приоткрыть рот, чтобы его язык мог скользнуть внутрь. Внезапно он прикусывал нижнюю губу, сначала несильно, а потом до крови, прокусывая тонкую кожицу. А я упивалась болью, которую он мне дарил снова и снова. Заставлял оставлять мокрые дорожки на щеках. От этого ощущения сердце металось, словно птичка в клетке. Каждое прикосновение его прохладных сухих пальцев заставляло меня пугаться собственных чувств. Моё тело хотело от него жизни, а он давал лишь холодную грусть. Но всё менялось, когда он сам хотел меня. Всю, без остатка. Тогда – другое дело. Он обращался в полыхающий пламень, в котором безжалостно оставлял меня сгорать. И это я ему тоже позволяла, вернее, он позволял мне так думать. Но в конце мне оставалось одно – ждать следующего раза, упиваясь доставленной болью.
Сегодня его объятия показались мне совершенно другими. Я подняла озадаченный взгляд на него. В ответ он закрыл глаза и…заплакал, отчаянно и горько. «Боли мне хватит на всю жизнь», - пронеслось в голове. Я растерянно огляделась в поисках подсказки. Что мне делать? Как мне успокоиться самой и найти в себе силы разобраться в причине его слёз?
- Ты скажи только, что не так? Я что-то не то сделала? – теперь глаза на мокром месте были не только у него. Он ничего не сказал, только сильнее прижал меня к себе, как ребёнок прижимает любимую игрушку. Он просто не хотел расставаться со мной. Теперь боль невыносимо жгла, не оставляла мою измученную душу в покое. Но жалкое самолюбие торжествовало. Оно жаждало продолжения. А я хотела правды.
- В чём дело? Ты можешь мне объяснить? – мой голос предательски задрожал.
Он всхлипнул, прижавшись к моей груди, и с большим усилием поднял на меня глаза. Его трепещущие «озёра» показывали его страдание, которое мне не доводилось видеть ранее.
- Хочешь знать причину? – наконец, глухо отозвался он.
- Да, - я погладила его по голове, запустив одну руку под его рубашку, согреваясь неожиданным теплом, что волнами исходило от него. Нечасто такое случается.
- Я люблю тебя, а ты…
- Я – ненавижу, - закончила я фразу за него.
- Почему? – почти прошипел он.
Я поёжилась и, выдержав паузу, согласилась ответить:
- Потому что ненависть – это тоже любовь, только без одной секунды, - с облегчением выдохнула я.