Смотрю на него, просто смотрю, хотя в серых глазах можно легко обнаружить выжидание и следующее за ним разочарование.
- Ты боишься. - Просто констатация факта низким глубоким голосом, хриплым, хоть я и не курю.
Он вскидывается так, что могла бы сейчас пройти волна землятресения, умей он управлять природными явлениями. Но ничего не грохочет внешне. То, что не связано с нами двоими, - не грохочет.
- Ничего я не боюсь!
Влад раздраженно бесится, потому что его задели. Он боится, но ни за что в этом не признается. Как так? Этот напыщенный и всегда и везде классный воробей чего-то боится? Да ни за что и никогда в жизни! Лев хренов.
Спокойно хмыкаю, пожимая плечами, и замедляю ход, приваливаясь к стене ближайшего дома. Любимый останавливается рядом и уже готовится скакать вокруг, гневно размахивая руками и популярно объясняя, что я, кочерга железная, ничего-то не понимаю - хотя и не ясно, чего именно я не понимаю - и что ничего он не боится. Уже даже стреляет в меня зелёным огнем взгляда.
- Тогда поцелуй меня. - Без опаски смотрю в его выразительно прожигающие меня глаза.
Я знаю, что он этого не сделает. Никогда не сделает при людях. Хотелось бы верить, если наступит Армагеддон, он хотя бы тогда наплюет на то, что вокруг нас много народу и признает прилюдно, что он не один, что у него есть партнер, а не просто друг, сожитель и однокурсник.
Как это знакомо: наблюдать, как на его лице отпечатывается удивление, которое мгновенно перерастает в очередное раздражение. Порой это удивительно, что мы вместе. Мне уже как об стенку горох его крики и вспышки праведного или - как бывает чаще - пустякового гнева. Его, наверное, достала моя холодность и привычное спокойствие. Хотя мы и изменились оба за два года. Я стал более живым, он же - менее нервным. Мы знаем, как друг с другом работать, если случается что-нибудь из ряда вон выходящее. До сих пор понять не могу, какого черта он забыл в патологоанатомии.
Наверное, только в стельку пьяным и при абсолютной темноте, он сможет это сделать, когда есть рядом хоть один посторонний человек.
- Ты придурок, Рельса?! Тебе что, с утра мало было? Зачем тебе сейчас да еще и на улице?! Маньяк озабоченный!
Он нервничает. Очень нервничает, ведь попал в неловкую ситуацию. Я не хочу его обижать, иначе будет хуже только мне.
Потому я улыбаюсь, по-собственнически и довольно нежно хватаю его за ворот и утаскиваю за собой в переулок. Безлюдный - это самое важное в любой обстановке для того, чтобы сделать то, что я хочу. А у меня внезапная нехватка вкуса его губ и слюны.
Без промедлений впиваюсь в его рот, безжалостно раскрывая линию чувственных губ языком, и обнимаю одной рукой за талию. Влад мычаще возмущается, но я только усиливаю напор, прижимая к себе. Не вырывайся, воробей, все равно сам не против же.
Хорошо, не при людях так не при людях. Хотя меня обижает, что ты боишься показать другим то, что ты со мной. Ладно, это твои тараканы, а ломать я тебя не хочу.
Отрываюсь от его губ, оставляя короткий поцелуй в уголке, и мягко улыбаюсь ему. Люблю тебя, дурак ты мой.
- Пошли.
Иначе так и опоздаем на пары.
3.10.'10