Может, мне сразу жениться на тебе? Ты мне нравишься.
— Ладно, не расхваливай!
Примчалась из кухни подруга.
— А ну, не трогай Юльку! Она не для тебя! У нее на другого глаз лег, только пока не знает, как его зовут, — хитрила Катюха, чтобы не подпускать ко мне своего друга.
— Как это, вы не знакомы? — спросил Дживан.
— Ой, врет она все! Не трогаю я твоего Дживана, успокойся!
— Девочки, не спорьте! Я найду Юльке ее незнакомца. Все будет в лучшем виде. Можно узнать, где он бывает, где его искать?
— Этого никто не знает. Никого у меня нет. Катерина выдумала все. Моя задача сейчас — найти работу получше, ну, чтоб зарплаты хватало.
— Хватало на что? — спросил Дживан. — Вам, девочки, любой зарплаты мало. Тут принц нужен,
чтобы удовлетворять ваши запросы.
— Ну, значит, принца надо искать. Ладно, давайте стол накрывать. Что вы там приготовили? Сейчас пробовать будем.
Хозяин сел во главе стола и исполнял роль тамады. Кавказское застолье — особый разговор. Не просто «поехали» с каждым фужером, а тост со смыслом. Наворачивает слово на слово, а в итоге — «птичку жалко»!
— Слушай, — обращаясь ко мне, говорит Дживан, — хочешь, я друга позову, чтоб тебе не так скучно было жить?
— Ты еще просватай меня! — отвечаю.
— Хм, а это идея! — пробормотал он в ответ на мою шутку.
И пошел звонить по телефону в прихожую. Раздавалась его армянская речь — значит, зовет своего.
Катерина расцвела — ведь подруга не будет соперницей. А то ведь она привязать могла бы к себе Дживана, если бы он и дальше уделял мне внимание. Что делать, она, кажется, давно его любит, но без особого ответного рвения. Ну, это их дело!
Я включила телевизор и стала щелкать по каналам: хоть бы что-то стоящее. И бах: снова та же песня о любви. Даже онемела от неожиданности и села на ковер. Катерина как завопит:
— Он, он, вот он! Юлькин love!
Дживан испуганно влетел в комнату:
— Кто? Где?
— Да вот этот, что поет! Она сегодня им так восторгается! Уж и такой он красавец, и талант, и мужчина, и звезда будущая!
— Тьфу ты! Ну и что? Это же артист! Ими все восхищаются, что особенного!
— Э, Юлька голову потеряла, — пристала Катерина.
— Да иди ты в баню! Не доставай! Клип понравился. Мужчина — мой типаж, мне такие нравятся.
Вот и все! Клип на экране закончился. Тут только спохватилась: на ковре сижу, а не за столом. Встала и пошла в ванную. Черт возьми! Что за песня, в дрожь бросило, вся как в огне. Так, Юлечка, ты еще в таких не влюблялась? Ну и молодец, правильно делала, и до
этого артиста тебе нет дела, правда? Умница! Это ж песня! Что у нас в жизни важнее сейчас? Ра-бот-ка! Денежки с неба не капают. Ра-бот-ка, ра-бот-ка! Так! А это еще одна морщинка, а тут новая появляется. Реветь по ночам не надо, а то вся в морщинках будешь. Жизнь, блин, прекрасна и удивительна, если потерять память на прошлое. Начнем жизнь сначала! Вот-вот, улыбочка! Love? Я подмигнула себе в зеркало. Love!
Одновременно раздался звонок в дверь и стук в дверь ванной. Открываю — Катерина ломится:
— Я думала, ты плачешь!
— С какого перепуга?
И тут вошел друг Дживана.
— Привет, ребята, а вот и я!
— А вот и мы! — хитро заметил хозяин. — Знакомьтесь, девочки: Арташес. А это Юля. Это Катерина.
— Очень рад! Как жизнь? Что празднуем?
— Знакомство мое с Юлей и ваше друг с другом! — Дживан похлопал по плечу своего друга и что-то шепнул ему на ухо. Тот закивал в ответ, тоже похлопав друга по плечу.
Мы прошли в комнату, сели за стол. Гость принес с собой коньяк, знаменитый «Арарат». Всем
разлили в рюмочки, звонко цокнули хрусталем. Я подержала рюмку в руке и поставила, так и не притронувшись к коньяку. Мне никак не удавалось приучить себя пить крепленые напитки — начинала болеть голова, и праздник для меня прекращался. А Катька крепкая! Сто очков даст любому по питью водки! Слово за слово, и беседа вперемежку с едой и питьем закипела. Катька довольна: Дживан все внимание теперь уделял только ей, изредка отпуская реплики в мой адрес.
Гость сидел за столом рядом, предпринимая попытки приударить за мной. Чтоб «Арарат» недаром пропадал? Химик! На какой только козе не подъезжал! И про глаза пропел, и про улыбку, и про всякое ля-ля, мол, нехорошо, когда женщина одинока, она должна быть занята домом, детьми. И откуда ты такой грамотный? А я и не знала, что мне нужно! Давай, давай, вешай лапшу на уши! Послушаю!
Но, главное, всем весело. Катькин ухажер подмигивает, мол, смелее. А мой ухажер, как бы незаметно, придвигает свой стул к моему стулу, время от времени стал руку поглаживать. Товарищ! А я этот ход знаю!
— Спокойно! Я ведь кусаюсь! И слюна у меня ядовитая!
Даже замер Арташес на какой-то момент, но кавказского мужчину просто так из седла не вышибешь! Наклонился к столу, повернул лицо ко мне и посмотрел так, что мурашки по спине. Вот это глаза! Умные, хоть и пьяненькие. А ресницы! Словно кустами растут, и пушистые.
— Не соблазняй! Я этого не люблю! Либо это придет само, либо не придет вовсе.
— Ты никогда не даешь себе спуску? Такая и больше никакая?
— Кому надо — и такую полюбит. А ты так или как?
— Что как? Хорошо, не буду. Мир?
— Посмотрим, но руки лучше держи при себе.
— Идет.
Разговор междометиями и полунамеками. Но дальше все было очень прилично. Снова о работе:
мужчины давали советы, обещали подумать, как бы нам помочь. Арташес не клялся, но очень обстоятельно расспрашивал, что я умею делать, где и кем могла бы работать. Кто знает, а вдруг поможет.
Катюха решила остаться ночевать у Дживана. Понятное дело! На ночлег у них оставаться я совсем не намерена. Мне надо как-то добираться до дома: на метро, естественно, доеду до необходимой станции, с автобусом — как повезет, а вот по темной улице шагать — тоскливо на сердце.
Арташес спросил, куда мне надо. Объяснила, что не вправе рассчитывать на его помощь, так как отвергла его ухаживания. Думала, укатит на своем авто, но, к счастью, ошиблась.
— Ты разве собираешься ехать на метро?
— Что ты предлагаешь? Ты меня так далеко повезешь? — Я с интересом ждала ответ Арташеса, медленно спускаясь по лестнице.
— Я предлагаю тебе поехать ко мне заночевать.
— Ну ты даешь! Согласился держать руки подальше, а сам уговариваешь в постель к тебе лечь спать! Шустрый такой, да?
— Ни в какую постель я не уговариваю! То есть, не к себе в постель: домой ко мне еще не значит в постель! Дома мама и сестра. А еще есть соседка, одинокая женщина, в соседней комнате живет. Мы с подселением живем в одной квартире. Так что, если я не устраиваю, соседка в самый раз, — горячо выпалил мой новый знакомый.
— Смотри, какой ты обстоятельный товарищ! В беде не бросишь.
— Не брошу, не надейся. — Арташес опустил глаза, немного смутившись от своего утверждения.
— Ну ладно, уговорил на соседку. Ты к ней всех своих знакомых спать возишь? — съязвила я растерянно.
— Нет, на тебе опыт проведу, может, понравится, — пробормотал мой спутник, взяв меня под руку.
Помог сесть в свое авто преклонного возраста иностранного происхождения, вот марку его я не рассмотрела в темноте.
Добрались не очень быстро, но для Москвы это нормально. За рулем сидел уверенно, несмотря на выпитый коньяк, правда, пил немного. Но! За руль под хмельком — рискованное дело. От автостоянки рукой подать до дома Арташеса. Старое здание, но крепкое, аккуратное. Стал отмыкать ключом дверь, а навстречу вышла его мама — догадаться было несложно, потому что он очень на нее похож.
— Вот, — говорит, — познакомься: Юлия! — И начал объяснять, какими судьбами я оказалась у них.
Мама приветливо улыбнулась после слов о том, что ночевать я буду у соседки. Пригласила выпить с ними чай и отведать ее стряпню.
Я сидела на кухне, слушала ее воркованье о пирогах, Артешес тем временем договаривался с соседкой обо мне. Вот они вдвоем пришли на кухню, и у меня холодок пробежал по сердцу: женщина суровая, взгляд острый. Посмотрела — как оштрафовала. Но, сев к столу, с удовольствием ела пирог, запивала чаем и слушала объяснения Арташеса о моем появлении в
их квартире. Когда он попросил ее приютить меня на ночь, она не возражала. Слава богу, а то я чуть было не пожалела, что приняла предложение о ночлеге. Однако смотрела на меня с интересом, если не с любопытством — раньше, видимо, Арташес не позволял себе приводить в дом женщину на ночлег по причине, мол, далеко живет. Ну и ладно, значит, у него ко мне отношение положительное. И на том спасибо. А может, и проверяет, что же я за личность.
Софья Ивановна постелила спать на диване. Я шустро юркнула под одеяло и моментально заснула.
Утро понедельника оказалось ярким и солнечным. Глянула на часы: молодец, похвалила я себя, и без будильника просыпаюсь точно вовремя. Быстро в ванную, быстро вернулась в комнату, хозяйка смотрела и улыбалась:
— Рано просыпаешься, хорошо делаешь — кто рано встает, тому бог подает! На работу торопишься?
— Да, Софья Ивановна, это главное. Пока доеду. От вас, конечно, ближе до поликлиники, чем
от моей квартиры.
— Снимаешь или своя? — поинтересовалась хозяйка.
— Снимаю комнату на двоих с одной женщиной.
Узнав цену, цокнула языком:
— Хочешь, живи у меня, я меньше возьму, только за тобой порядок да из магазина продукты носить будешь, вместе будем в магазин ходить.
— Вы серьезно? Я ведь соглашусь.
— И правильно сделаешь! И тебе экономия, и мне легче, и Арташес за тобой присмотрит.
— А это еще зачем? Ему больше нечем заняться, как за мной присматривать?
— Ну, это я сама вижу — кого зря не привел бы. Присмотреться хочет, что ты за птица, — шептала моя хозяйка, секретничала, что ли.
— Да уж, птица-синица, раненый воробей, — приговаривала я, делая себе прическу.
— Что так? — спросила Софья Ивановна.
— Всему свое время. Потом поговорим, бегу. Доброго вам дня!
— Когда придешь-то?
— Может, завтра.
— Нет уж, сегодня. Арташес тебе и сумки перевезет. Много накопила? — торопилась она добиться от меня положительного ответа.
— Не без этого. Ну, тогда до вечера, бабушка София — мать Веры, Надежды и Любови!
— Беги с богом!
Выпорхнула я из квартиры, как птичка, чтобы не шуметь. Не заблудиться бы! И адрес надо запомнить. Бегом на метро. Настроение отличное. Как хорошо, теперь до работы будет недалеко, да и с квартплатой экономия. А помогать бабушке — нет проблем! Представлю,
будто бы она моя бабушка...
Вышла из метро. Из проезжавшей машины донеслась знойная зажигательная песня о любви. Как же зовут этого певца?
Весь день бегом по поликлинике, работа такая, что не посидишь за столом. Ах, какая я молодец! Хвалила себя просто так. Хоть саму себя любить, если никто другой не проявляет ко мне таких чувств. Ну все, тема любви закрыта. Как больная мозоль! Проехали! Следующая станция — денежная работа. Надо ж такое придумать!
Позвонила Катька. Голос счастливый!
— Мы с Дживаном решили жить вместе, вернее, я переезжаю к нему. Ищи себе такого же!
— Спасибо за совет, но на всех Дживанов не хватит, так что держи его крепче! Поздравляю! Кстати, я сегодня переезжаю на другую квартиру.
— Уж не ко вчерашнему ли товарищу?
— Нет, не к нему, но в соседнюю с ним комнату.
— Что? — Катерина так это произнесла, будто я ее непослушный ребенок.
— Не мучай фантазию, просто я ночевала у его соседки, и она предложила мне жить у нее.
— Ну, ты даешь! Этот Арташес каждый день будет рядом!
— Да, да, а еще его мама и сестра там живут.
— Вот я и говорю, сразу обзавелась семьей, — с иронией съязвила Катерина.
— Что, блин, за манера делать глобальные выводы из ничего! — фыркнула я на нее.
— Вот посмотришь, что-то будет! — Не унималась подруга и прошипела в ответ: — Вот посмотришь!
— Слушай, предсказательница, дыши спокойно!
Вот подруга, блин, глобалистка! От таких длинные сплетни растут.
Работала, только шорох стоял! Глупости Катькины выбросила из головы. И только одна мысль: вот бы жизнь наладилась! Ведь как легко работается от одной только удачи!
Позвонил кто-то неизвестный, так как номер на телефоне высветился без имени.
— Алло! Кто это?
— Добрый день, ранняя пташка! Это я, Арташес.
— Добрый день! Что-то случилось? — С тревогой жду ответа, хотя чем он может меня встревожить?
— Конечно, случилось! Только я узнаю об этом последним.
«Вот сарафанное радио, эта Катька! — подумала. — Всем все известно».
— Мы теперь с тобой соседи. Вещи будем перевозить сегодня или завтра? — интересовался Арташес.
— А ты, разумеется, решил помочь?
— Разумеется. Ты до которого часа работаешь? Могу подъехать.
— Но вещи для начала надо собрать и побросать в сумку, — назидательно ворчала на своего будущего соседа.
— Я возьму с собой коробки, и все, что можно, побросаем в них, с этим помогу, — безобидно и радостно предлагал он.
— Шустрый ты парень!
— Разве мы еще сомневаемся?
Довольный голос Арташеса вызвал у меня улыбку. Ну что ж, помоги, если не шутишь. После работы мы встретились у входа в поликлинику. Арташес был серьезен, свою довольную улыбку прятал очень удачно — разве что уголки губ выдавали его, да глаза блестели. И я держалась очень серьезно. Хоть мне и льстило его внимание, но планов на него не возникало. Никаких. Он, конечно, мужчина интересный, но как бы не в моем вкусе, что ли. Ну нет в груди того трепета, который заставляет и сердце биться чаще, и щеки вдруг горят, а от прикосновения пальцев земля уходит из-под ног! Сплошной штиль. Поэтому общалась легко: он — воплощение доброго соседа, надежного друга. И слава богу! Дружба всегда надежнее и длиться может вечно.
Фу! Едем, забив багажник и заднее сиденье машины. Арташес, как настоящий мужчина, таскал коробки, сумки. Соседи переспрашивали, глядя на моего помощника, уж не замуж ли я вышла, на что он ответил очень внушительным тоном, что теперь мы будем жить вместе. Я дразнила его, называя, либо «товарищ муж», либо «гражданин супруг», а он лишь ухмылялся.
И вдруг спросил:
— Не надоело дразниться? Имей в виду, я, как твой муж, не обижаюсь. И вообще, жена, помолчите, пожалуйста!
— А ты вошел в роль! Не увлекайся, забудешься и дома проговоришься.
— Вот и хорошо, быстрее сказка станет былью, — совсем серьезно резюмировал Арташес.
— Ну, все, я так не играю, — обиженно надула губы, отвернувшись.
— Хорошо, Юленька, не буду тебя торопить...
Есть хотелось безумно. Бутерброды, которые Арташес купил, когда мы ехали за моими вещами,
уничтожили у меня на прежней квартире. Вот бы что-нибудь пожевать!
И будущий заботливый сосед, услышав тоску в моем желудке, произнес сакраментальную фразу:
— Кто работает — тот и ест! Нас дома ждет обед в честь твоего вселения. Я сказал маме, что мы сегодня переезжаем.
— Арташес! Ты меня просто обезоруживаешь своими словами. Переезжаю я, а не ты.
— Неважно! Это одно и то же.
— Так! Я очень тебя прошу, давай сохраним то хорошее, что есть в нашем знакомстве. Мне не хотелось бы тебя избегать.
— Не получится избегать — мама не позволит, — отшучивался Арташес.
— Ты мамой не прикрывайся!
Так, соревнуясь в острословии, мы добрались домой. Все очень даже нормально, хоть соседи не выпрыгивали из замочных скважин, и то ладно. Тут ведь тоже будут меня «оценивать и взвешивать» в роли «жена или нет». Вот влипла! Надо было подумать прежде, какой звон пойдет. Но, собственно, плевать, это моя жизнь, в чужой огород не лезу, и другим нет до меня дела.
Тетя Сима, мать Арташеса, или, как называла она его, Артака, его сестра Ануш, а по-русски Анна, и, конечно же, бабушка, ждали нас. Коробки полегче быстренько поставили вплотную к стене и в угол, сумки моя хозяйка велела в комнату нести, это, мол, все наше. Даже понравилось, как она сказала «наше», значит, чуть ли не родной меня желает видеть.
А тетя Сима уже накрыла стол в комнате, мы тут же сели ужинать. Вкусная домашняя еда! Я давно живу одна, сама умею готовить, и вот ем чужую пищу, но совсем другое настроение: тут дом, тут семья, пусть и не моя, но отношение ко мне такое, словно к члену их семьи. Вот так сразу. Стараюсь отвечать им взаимностью. А моя бабуля демонстрировала свои права на меня — то подложит что-нибудь мне в тарелку, то меня просит подать ей что-либо. Арташес вел себя паинькой, наши шутки там, за дверью квартиры, а тут он холостой мамин сын.
Да, интересные придуманы варианты обеспечения населения жильем, то есть квартиры с подселением. Кого к кому подселяют — непонятно. Одни делят каждый метр и ссорятся из-за всякого пустяка. А здесь я нашла дружных соседей, пусть чужих по родству. Конечно, времена коммуналок постепенно уходят, каждая семья стремится иметь собственную квартиру. Ну, а у нас этакое общежитие. И с момента знакомства со всеми жильцами, уже второй раз все вместе собираются за одним столом.
Семье Арташеса принадлежат две комнаты в квартире, а третья комната бабушкина.
Так вот, после скорого ужина все разошлись по своим местам. Гасите свет и всем спокойной ночи! Завтра на работу, философию оставим на потом.
С утра подъем, быстрые сборы и бегом к метро. Софья Ивановна не приставала с вопросами, она весь день дома, как сторож, а мне на работу. Жизнь.
Привыкла к новой квартире быстро, хозяйка не доставала нравоучениями. После работы захожу в магазин, покупки для себя и для нее. Она исправно подсчитывала расходы, подводила итог, и я доплачивала разницу за квартиру. Ну, совсем здорово! А уборка в квартире вообще не
занимает особого времени, да и проблем никаких. Тут у них график есть на уборку мест общего пользования. Общежитие, но такое приятное, и чистота, и уют.
Особый разговор — это семья Арташеса: сестра его, неизвестно почему, старая дева. Ну, вопросы тут излишни, может, тот, кого любила, женился на другой либо болезнь какая, но внешне не заметно, а возможно, нечто такое, чего другим знать не следует. Ее проблема — одиночество. Мама Арташеса чудный человек: строгая и добрая, красивая, хозяйственная. Мне бы такую! О детях печется, словно они маленькие. Ее, конечно, дело, но ко мне она стала
относиться с некоторой долей ревности: я должна, оказывается, насколько это будет позволено ею, заботиться и о нем, ее любимом сыночке. Как вам это нравится? А еще очень пристально меня «пасли» — после работы домой, либо она меня пыталась заманить в компанию для похода за покупками. Аргумент — ей очень нравится ходить со мной везде, в любой магазин. Или сестренка Арташеса напрашивалась погулять со мной по парку, по магазинам. Конечно, часто мне просто приходилось соглашаться, ведь они так любезны, так добры, так заботливы. Грех жаловаться, а свобода без свободы выбора. Их любимый Артак тоже тихо преследовал, как бы случайно оказываясь рядом с поликлиникой в тот момент, когда я после работы иду домой, или еще какая у него возникнет необходимость. Сервис ненавязчивый, но от любви можно задушить в объятиях.
Бабуля ухмылялась и помалкивала на эту тему, но понятно, что меня приручают. Вот влипла! Никакой личной жизни.
Моя подружка не звонила, и я не беспокоила, ей сейчас не до меня. Она со своим Дживаном, третьи лица явно будут отвлекать его от нее. Послала эсэмэску с напоминанием о себе.
Катька ответила коротко: «Будешь не одна — звони, а соперницей не становись». Ну и ладно! Я, что ли, отбивать буду у нее Дживана? Зачем он мне сдался! Своего соседа не завлекаю,
хоть Арташес сам был бы рад этому. Что ж, если подруга видит во мне соперницу, не буду дразнить.
Только работа. Брала подработки любые. Если кто-то из пациентов не желает сам ходить в поликлинику на инъекции, а согласен платить за приход медсестры на дом, или прийти на дом в выходные дни и сделать инъекции, соглашалась. Некоторых пациентов приходилось посещать дважды в день, ну и капельницы на дому. Что поделаешь, зарплата у медработников, у медсестер в частности, невелика, денег всегда не хватает. Вот и подрабатываешь. А теперь
еще и алиби, чтобы отдохнуть от домашней опеки.
Как-то одна сотрудница предложила мне свою подработку, у нее оказалось много пациентов на домашние инъекции, и ей было не справиться. У меня как раз было «окно» в процедурах, и я согласилась взять себе. Работа была срочной: заболел важный господин, простуда вроде бы, но инъекции назначили. Быстренько рванула к моему пациенту, пусть Бог продлит его жизнь за мою возможность подзаработать.
Дом хороший, народец в нем живет не «хилый». Да и снимать такое жилье — не в поликлинике надо работать. Женщина-вахтер, но не в униформе, строгая, как контролер в метро или в театре. Внимательно взглянула, узнав, кто я и к кому, поздоровалась приветливо: вас, мол, ждут. Надо же, значит, совсем товарищу пациенту нехорошо.
Поднялась на лифте, квартира направо, позвонила. Подождала, позвонила еще раз. За дверью шорох. Дверь открылась. Хотела поздороваться, но обалдела в буквальном смысле: передо мной стоял тот, о котором можно только мечтать, для меня он звезда с неба. Но «звезда» была хворой и еле держалась на ногах. Промямлив что-то непонятное в ответ на мое
приветствие, чуть не упал. Я рванулась к нему, он ухватился за меня руками и устоял. Захлопнула дверь и с трудом повела его в постель. Лег, не открывая глаз. Бегом за водой, смочила полотенце, протерла больному лицо и шею. Жар невозможный, температура, думаю, самая высокая. Быстро делаю инъекцию антибиотика, который значится в рецепте, и куплен заранее. Ставлю градусник и держу его, но все как в шоке. Мой кумир, такой недоступный, обожаемый поклонницами, передо мной, вот он. Рукой держу его руку, чтобы не выскользнул термометр. Другой рукой протираю ему лоб и лицо. Смотрю и не верю в это чудо: я ли это, со мной ли это происходит.
А «звезда» открывает глаза и жалко улыбается. Какие глаза! Цвета морской волны. Только сейчас они как у ребенка, ждущего, чтобы его пожалели.
— Здравствуй! Тебе лучше? — спрашиваю.
— Да, я слышу тебя. Мне лучше, — произносит полушепотом «звезда», закрывая глаза.
— Я вижу! Вон сколько набежало на градуснике: сорок и семь.
— Это очень много? — «Звезда» с надеждой смотрит мне в глаза.
— Это не очень мало, — отвечаю, — сейчас что-нибудь придумаю.
Проверяю лежащие на столике рядом с кроватью таблетки, извлекаю из аптечки все, что есть. Вот, наконец, и аспирин, это уже хорошо. Подаю «звезде» таблетку аспирина и стакан воды, он пьет лекарство и в изнеможении снова закрывает глаза. Бегу на кухню, в большом салатнике делаю смесь воды с уксусом и возвращаюсь к больному. Лекарства еще не подействовали, поэтому жар держится, да такой, что обжечься можно. Протираю тело пациента смесью воды с уксусом, то и дело меняю салфетку на лбу. Сама раздумываю, что придется вызывать "скорую", если температура не станет понижаться.
Только минут через сорок появилась испарина на лбу моего пациента, а это значит, что температура понизилась. Простыня, которой я укрыла его, тоже становилась влажной. Спустя еще полчаса снова ставлю градусник. Крупные капли пота скатываются с лица больного, его белье хоть выжимай. Пациент смотрит с надеждой — ему плохо, он нуждается в заботе. Как я смогу оставить человека в таком состоянии и уйти? Спрашиваю, есть ли у него кто-либо, чтобы присмотреть за ним, помочь, но он еле слышно бормочет, что один и некому о нем позаботиться. Понятно!
Вот когда понимаешь, что ты не только медсестра, но еще и сестра милосердия.
Градусник показывает небольшое снижение температуры, лишь до тридцати девяти и восьми. Снова протираю водой с уксусом, укрываю одеялом и открываю окно. Свежий воздух так необходим больному!
— Ты что-нибудь ел? Тебе сок или суп? — пытаюсь хоть что-то узнать у пациента, он молчит, не в силах промолвить хоть слово, - Нужно чистое сухое белье. Сейчас, еще минут двадцать, и переоденем тебя. Болеть всегда плохо.
Закрываю окно, переодеваю «звезду». Попросился в ванную. Ладно, не смотри смущенно, ты, главное, не упади. Голова у него кружится, чуть не упал, вовремя подхватила и довела до кровати. Он смотрит так жалобно, ребенок, и все тут! А я как добрая сестра! Ха-ха! Ты на ноги завтра же встанешь! Принесла теплый сок, одной рукой поддерживала голову своей «звезде», другой рукой поила соком из стакана. Ладно, для начала хватит и полстакана.
Пациент закрыл глаза. Красивое лицо. Чудесные волосы рассыпались прядками на подушке, они мокрые от пота, значит, температура спадает еще. Полежал какое-то время, открыв глаза, внимательно смотрит на меня.
— Тебе нужен уход, одному тебе не справиться, потому что температура будет подниматься и падать еще не раз. Кто-то может тебе помочь?
— Может, но захочет ли тратить на меня свое время.
— Кто это? Я могу поговорить, объяснить, что это необходимо. Позвони!
— Не надо! Поговори с собой, ты сможешь за мной ухаживать?
Я улыбнулась. Шок прошел от такой неожиданной встречи со «звездой». Сейчас он просто пациент, правда, такой обаятельный, но пациент. Взял мою руку, положил себе на грудь, закрыл глаза и, легко вздохнув, заснул.
Слабость при таком диагнозе неизбежна: пневмония. И почему он не лег в стационар? А может, сначала был бодрым, но, придя домой, сразу раскис? Теперь неважно. Я останусь и помогу. Надо только позвонить Арташесу — пусть не беспокоятся.
Но пациент держал мою руку, и я сидела не шевелясь, смотрела на его лицо. Ты кто? Мы ведь даже не познакомились. Красавец! По таким девки сохнут! Вон какой шикарный, несмотря на болезнь. Черт возьми, достаются же такие мужчины женщинам! Конечно, он вряд ли будет привязан к жене: к нему поклонницы липнут, как мухи. Опасно такого любить — от ревности замучаешься.
Положила руку ему на лоб, вроде ничего, но надо мерить термометром — так надежнее. Высвободила потихоньку свою руку из-под его ладони. Снова просмотрела лекарства на столике, они куплены по назначению врача, вот эти пора принимать. Сходила на кухню, сделала теплое питье и вернулась. Мой пациент открыл глаза, велю выпить лекарства,
потом питье, потом поставила градусник. Видимо, посмотрела очень строго, потому что выпил, не сказав ни слова. Какая послушная «звезда», все исполняет как надо!
Спросила: «Я позвоню?», он лишь кивнул слегка, рассматривая меня.
Звоню не Арташесу, а Софье Ивановне, объясняю коротко, что у меня срочная работа, больному нужен уход, завтра с утра перезвоню. Бабулька посочувствовала и пожелала доброй ночи. Слава богу, не стала расспрашивать, не хотелось объяснять подробности.
На градуснике было уже тридцать девять ровно. Снова дала аспирин, но половинку. Мой больной смотрел, не отрываясь, словно читая меня. Потом, взяв мою руку, спросил:
— Как твое имя?
— Юлия. А твое?
— Рафаэль.
— Красивое имя.
Он поднес мою руку к своим губам, поцеловал ладонь, а потом моей ладонью накрыл свои глаза, положив сверху свою руку. Господи, у меня перехватило дыхание, я вжалась в кресло, неожиданно задрожали колени. Какие-то, блин, мурашки побежали, чувствую, пылает лицо и уши. Спокойно, пациент, у тебя, наверно, целый набор подобных душещипательных приемов для женщин. Но мне не хотелось убирать руку с его глаз. И ничего спасительного не приходило в голову. Другой рукой я провела от бровей вверх, словно погладила его, как ребенка. Он замер и прошептал:
— Не убирай свои руки, они такие нежные.
Блин, шок овладел мной — руки в его власти, он прижимал мои ладони к своим щекам. И снова заснул, как ребенок, одну мою руку положив себе на грудь.
Но его сон недолог — это болезнь, забытье. Вскоре температура снова поползла вверх. Пришлось повторять все сначала: лекарства, обтирание, сухое белье, проветривание, инъекции. Ночь оказалась «веселой». Под утро, когда наконец температура упала до тридцати восьми.
Спать хотелось ужасно, но нельзя этого делать: у больного кризис в течении болезни, температура может еще прыгать, пока антибиотики не начнут действовать более активно. Сей-
час терпение и уход. Пока он забылся коротким сном, я сделала себе кофе на кухне и поставила варить бульон. Для лечения в период тяжелой болезни куриный бульон самое то, силы даст. Нашла в холодильнике варенье малиновое, совсем хорошо. Все приготовила, надо
бы посмотреть, может, проснулся.
И чуть не упала от внезапно появившегося Рафаэля.
— Здесь вкусно пахнет.
Прошел к плите, открыл крышку, вдохнул с удовольствием аромат бульона, улыбнулся, потер руки и хитро сказал:
— Сейчас мы устроим обед в честь моего выздоровления.
Но я такие фокусы со здоровьем знаю! У него закружилась голова, я усадила «звезду» на стул.
— С выздоровлением ты поторопился, это не так быстро. А вот обед тебе на пользу. И никаких возражений, я лучше знаю, что тебе сейчас нужно.
Налила в глубокий бокал густой бульон с яичными хлопьями, добавила туда измельченного куриного мяса да немного зеленого лучка с укропчиком. Хозяин, оказывается, запасливый, наверно, сам умеет готовить.
Красавец-мужчина смотрел на все с интересом, потом выпил мое изобретение. Я была довольна, глядя на то, с каким аппетитом он опустошил бокал. Теперь ему нужно в постель. Лег, потянулся, потом свернулся калачиком и пробормотал, что спать уже не хочет.
— Ладно, — говорю, — не спи, но не вставай, а то все усилия напрасными окажутся, улучшение быстро сменится на прежнее состояние.
— Тогда расскажи мне о себе.
— Да нечего рассказывать. Лучше ты о себе.
— Нет, оставим разговоры о нас на потом. Засни немного, ты ведь устала со мной нянчиться.
— Что ты! Мне на работу с утра.
— Ну нет, ты сегодня не работаешь, потому что мне снова плохо, и один я умру.
— С ума сошел! Зря я тебя привожу в здоровое состояние весь вечер и всю ночь? Могут ведь и не отпустить.
Взяла легкое одеяло и ушла в соседнюю комнату, прилегла на диван — хоть чуточку полежать. Но глаза закрывались. Нет, спать нельзя. Так, завернувшись в одеяло, вернулась в комнату больного, придвинула к его кровати кресло, села, прикрыв ноги одеялом.
Рафаэль с улыбкой наблюдал, как я устроилась в кресле.
На всякий случай потрогала лоб больного, температуры нет, но как обманчиво состояние в период кризиса — температура меняется так часто, так нестабильна, что надо быть начеку. Уже убирала свою руку, но Рафаэль ее так, как это делают, когда соревнуются в силе, притянул к своему лицу и закрыл моей ладонью свои глаза. Задремал, это было понятно по дыханию.
Рассвет еще не наступил. В комнате сумрак.
Убрала-таки свою руку, скрестила руки на груди, закрыла глаза. Как я устала! Дрема сразу же одолела меня.
Открыла глаза оттого, что что-то щекотало мне ухо, и неожиданно поняла, что благодарный пациент целует меня в ухо. Отпрянула и тотчас рукой оттолкнула хитроумную «звезду»:
— Что это ты делаешь!
— Здороваюсь. Не нравится?
— Не хитри! Как твое самочувствие? От температуры ты меня с кем-то перепутал. Твоя задача сейчас лежать, принимать лекарства, есть, спать и поправляться.
— Я не хочу быть пациентом.
— Ладно, раз тебе лучше, я могу уходить, мне работать надо. Сейчас укол сделаю, и до вечера лечись сам. После работы приду для следующей инъекции.
— А я есть хочу. И кормить меня некому. Отпросись на сегодня. Ты же спать хочешь.
— Посочувствовал!
Быстро поставила ему градусник, потрогала лоб - горячий, однако, и очень, а я думала, что он просто капризничает, лишь бы компанию ему составила. Приготовила для него теплый чай с молоком и медом, лекарства в таблетках, шприц с антибиотиком. Сделала инъекцию. Пока Рафаэль пил лекарства, сварила себе кофе. Вспомнив про термометр, ринулась
в комнату. Да, коварство болезни налицо — температура снова пошла вверх, снова тридцать девять и девять. Тоска! Жаропонижающее, компресс, обтирание, проветривание, смена белья.
Стала звонить в поликлинику и просить на сегодня отгул. На том конце провода сначала раздалось ворчание, а потом разрешили, но при условии отдежурить потом.
Рафаэль сказал: «Виват!» Вот уж не подумала бы, что он может так обрадоваться моему присутствию.
Напоила его чаем еще раз. Лежит такой вялый, уставший от подъемов и падений температуры, побледневший, с каплями пота на лбу. Сидела рядом в кресле и напрягалась, чтобы не заснуть. Усталость невозможная. Сейчас бы домой и поспать!
Согрела бульон и дала Рафаэлю, он словно ждал этого — выпил и облегченно вздохнул.
— Спи, тебе нужны силы, чтобы быстрее поправиться.
Рафаэль покорно закрыл глаза, усмиренный лекарствами, чаем, бульоном, прижал к своей груди мою ладонь, положив ее на сердце, и заснул. Наклоняюсь к его лбу и прикасаюсь губами — так делают, проверяя температуру. Какая опрометчивость! Его рука тот час обхватила мою талию. Ну, ты хитер! Больной называется! Не шевелюсь — пусть расслабится, и я выскользну. Ишь ты, хворый! А сила таки имеется. Посидела немного рядом, пока он заснул по-настоящему. Постепенно его руки расслабились, спокойно встала и ушла в соседнюю комнату. Теперь можно и отдохнуть. Диван показался периной...
Проснулась, почувствовав на себе пристальный взгляд, открыла глаза: Рафаэль. Сидит на стульчике, одна рука на спинке дивана, другая у меня на подушке, и рассматривает меня. Как его ладонь оказалась у меня почти под щекой? Я молчу, и он молчит. Положила свою ладонь ему на лоб — температуры нет. Вид у него уставший, несмотря на сон, все-таки пневмония силы отнимает. Убираю свою руку, но он наклоняется, и мои пальцы скользят в его волосах. Отворачиваю свое лицо, и его губы оказываются на моем ухе, которое он целует
раз, и еще раз, ближе к щеке, к моим губам, а его рука спускается к моим волосам. Пытаюсь произнести «отпусти», но договорить не получается — Рафаэль припал к моим губам: нежно, долго, сладко. Словно под гипнозом мои губы стали отвечать ему, его губы сильнее и сильнее, дыхание вот-вот взорвется! И откуда только силы взялись у него, больного!
— Спокойно, больной! Отпусти! Остановись!
Послушался! Прижал так, что мог и придавить! Вылечила на свою голову!
— Прости, Юлия! Скажи, что прощаешь! Скажи! Иначе не отпущу!
— Не скажу! Иди в постель! А то укушу!
— Я есть хочу! — тяжело дыша, бормотал Рафаэль.
— Я что, на закуску попалась, как дичь?
— Я есть хочу! — продолжал хитрить звездный «гусь».
Молчу.
Отпустил и ушел на кухню. Стал греметь посудой и хлопать дверью холодильника.
Ишь ты, еще обижается! Герой нашелся! «Звезда»! Вот я тебе укол сделаю! Воспользовался моментом, когда человек не может себя контролировать во сне. Благодарность за заботу!
Сейчас приготовлю лекарства для дневного приема, сделаю инъекцию антибиотика и пойду домой. Этот больной пусть теперь сам лечится.
Пошла на кухню сказать пациенту все, что я о нем думаю, и закончить сегодняшние лечебные мероприятия: получи укол, «звезда»!
А он тут пытается что-то приготовить. Умеет, только притворяется: «Есть хочу, есть хочу!» Вон как кухня упакована! Если до таких лет в холостяках ходит, значит, все умеет сам готовить.
Повернулся ко мне, когда я остановилась сбоку от него. Взгляд — смесь недовольства с жалким видом все-таки больного человека. Потом неожиданно положил голову мне на плечо и замер.
Я дернула плечом:
— Кыш, сказала!
— Нет! Не хочу! — горячо и твердо сказал он.
Повернулась к нему лицом:
— Послушай, Рафаэль! Я здесь по работе. И других услуг не оказываю. А ты пытаешься соблазнить меня. Проверяешь? Или занимаюсь делом, или ухожу!
Он смотрел мне в глаза. Вдруг его глаза стали влажными, несколько слезинок покатились по щекам. Чтобы я не видела этого, он прислонил мою голову к своей груди, руки с волнением перебирали мои волосы.
— Не надо так! Ты моя сестра милосердия! Мне было плохо, а ты не бросила меня одного. Ты спасла мне жизнь.
— Рафаэль! Ты как ребенок! Я исполняла свой долг! Если считаешь, что таким образом благодаришь меня, — это ошибка.
— Не смей так думать, — чуть не крикнул он, — никогда! — И закашлялся.
Понятно. Период временного улучшения закончился. Веду его в постель.
— Лежи, давай! Есть будешь лежа. Пока пей вот эти таблетки. И градусник поставь. Сейчас принесу все сюда.
Лежит моя «звезда» и только жалобно улыбается. Смирный такой стал.
Принесла ему и питье и еду, он и в самом деле выдохся. И температура подскочила. Ему лежать надо, а он тут решил в героя-любовника поиграть! Ну, я тебе задам!
Но уже такого тяжелого состояния, как накануне, не было. А вот слабость его одолела, даже запаниковал:
— Что со мной? Такая усталость!
— Болезнь с тобой! Лежи, и больше ни шагу!
— Только не уходи! Не бросай меня одного.
— Спи. Не уйду, — миролюбиво прошептала, качая головой.
Снова взял мою руку, как прежде, прижал к своей груди и заснул.
Как ты прекрасен! Даже болезнь не портила его лица. Я смотрела на это чудо красоты и не могла отвести взгляда. Проступила щетина на небритых щеках и подбородке, но его облик стал даже более мужественным. А эти губы целовали меня, я узнала их вкус, их нежность и силу. А что за сердце у тебя? Секрет, загадка. Внешне внимательный, добрый, как ребенок, доверчив. А что там, внутри? Руку не убирала, чувствуя удары его сердца. Вот он, так близко, этот неизвестный талантливый красавец. Какое-то время я рассматривала того, кем восхитилась, когда слушала его пение по телевизору. Чудеса!
Тихонько высвободила руку, неслышно встала и пошла в соседнюю комнату. Усталость так и не прошла. Было тихо и спокойно. Легла на диван и словно провалилась в сон. Снилось, как что-то нежно щекотало мне ухо, чьи-то губы касались моей щеки. Как не хочется открывать глаза, вдруг этот сон исчезнет. Попыталась потянуться. Чья это рука обнимает меня? Это что, не сон? О, боже! Да ведь это склонился надо мной Рафаэль! И услышала тихие слова:
— Не открывай глаза! Ты так прекрасна во сне!
И губы начали свой поход от уха, куда шептали, и все ближе к моим губам. И не было сил сопротивляться. Такая волна желания, что невозможно остановиться. Ах ты, Юленька! Не сходи с ума! Ты у него не первая и, вполне понятно, не последняя. При такой-то красоте и обаянии! Какие-то умные мысли пытались меня удержать. Но он оказался сильнее. Необыкновеннее. Неповторимее. Во всем! Сдалась! Даже опомниться не успела! Словно сон,
но с открытыми глазами: все понимая, но безвольно подчиняясь колдовству обольщения этого мужчины.
Теперь уже я спрятала свое лицо у него на груди, боясь посмотреть ему в глаза. А он все шептал слова, которые я еще никогда не слышала. И чувствовала, как он близок мне, так страшно вдруг стало оторваться от него. Он понял мое состояние, прижимая к себе и не отпуская. Что за чудо случилось со мной! Немного успокоившись, открыла глаза. Мы изучали наши мысли посредством глаз — смотрели друг в друга.
— Вот так сразу, — прошептала я.
— Ты моя теперь, понимаешь? И больше ничья, — его губы нежно ласкали мои, руки, словно кольцом, обвивали мое тело и не выпускали из объятий, горячее дыхание, слова, сводящие с ума, новой волной закружили в танце страсти.
От его слов у меня выступили слезы. Рафаэль вытер их сам:
— Никогда больше не плачь! Я с тобой, а ты со мной.
Хотелось просто вот так находиться рядом, ощущать его тепло, смотреть в его глаза и чувствовать, как он держит мою руку у себя на груди и не выпускает ее даже во сне. И огонь, зажженный им, не погаснет. Как звезда. Только звезды далеко, а моя — рядом. Надолго ли моя? Тут ведь не любовь, а страсть, притяжение. А так хотелось поверить в неожиданность, невероятность, необыкновенность! Повторись все снова! Не причиняй боли моему сердцу!
Что я за человек! Нет, лучше не думать ни о чем! Пусть будет, что будет! Поплыву по течению событий.
С ним рядом было так прекрасно! Рафаэль не был высокомерным, возможно, в минуты болезни он стал простым домашним человеком — тут не сцена, тут обычная жизнь. Он сказал, что его мама сейчас далеко, и он не хочет говорить ей о своей болезни, чтобы она не переживала. Ее фото стоит на столике: мама, он и его брат. Он тоже далеко, хотя навещает его часто. А я просто оказалась в трудный момент его жизни рядом. О чем тут думать!
— Хочешь есть? Тебе надо поправляться.
— Не вставай! Я сам сделаю кофе и принесу! Я так хочу! А потом уже поедим.
И ушел на кухню.
Зарылась лицом в подушку — она так чудесно пахла моим мужчиной. Какой сладкий сон случился в моей жизни! Ущипните меня, я совсем потеряла ощущение реальности. Или лучше оставаться в этом состоянии — улетит сон, и все вокруг окажется серым, мрачным, жутким. Нет, нет, спать с открытыми глазами.
Я обнимала его подушку, но ощутила запах кофе и замерла: Рафаэль целовал мои уши так щекотно. Повернула к нему лицо, перевернулась на спину, и снова оказалась в кольце его рук...
Кофе остыл, но пили его с удовольствием. Да, да, сладкий сон в осенний день, с кофе, тостами, рядом со «звездой».
— Тебе же надо сделать укол. И таблетки. И термометр.
— Н-да, реализм! Я больной, и меня надо жалеть. Вообще-то, хочу есть, по-настоящему, а не
тосты.
— Конечно! Все сейчас будет по-настоящему.
Я умчалась в ванную, услышав вслед такое обольстительное резюме в адрес моей фигуры, что обернулась, но тут последовала не менее шикарная реплика о других частях моего тела, даже в ушах шум пошел! Эрудит! Посмотрела на себя в зеркало: надо же, как можно назвать то, что я имею и что собой представляю. Художник! Поэт! Черт возьми, как красиво звучит его речь! Акцент придает такой шарм каждому слову!
«Итак, голубка сизокрылая, как жизнь?» — спросила я у себя, - «Жизнь прекрасна и удивительна», — ответила себе.
Ушла готовить на кухню, лишь заглянула в спальню: как он там? Рафаэль тут же стал звать на минуточку, но в ответ лишь подмигнула лукаво.
Как я счастлива! Готовлю обед, а душа поет. Поет!
— Мой голубь сизокрылый в мое окошко бьется,
мой голубь сизокрылый, он плачет и смеется.
Сзади меня обняли его руки, его голова прижалась к моей голове. Замолчала. Он просил петь дальше, но я лишь мурлыкала, а он так и стоял сзади:
— В моем доме слышен голос женщины! Слышна ее песня. Теперь я не один, — шептал Рафаэль.
Замерла от этих слов. Они так необычны!
Обед уже готов, только по времени больше похож на ужин. Ели тут же на кухне. Стол, накрытый на двоих, казался праздничным: фужеры, легкое вино, свечи. А когда Рафаэль сказал, что это день рождения нашей любви, я готова была заплакать, но он целовал меня так, что сердце пело от счастья. А потом включил музыку. И чудо вошло в дом: с диска звучал его голос, он пел свои песни, голос ласкал каждое слово, голос плакал от тоски, голос звенел от счастья. Это сон наяву! Не могла представить, как раньше жила без всего этого! Вино слегка кружило голову, взгляд завораживал, песни уносили к небесам. Я забыла обо всем и обо всех: нет ничего вокруг, есть только этот прекрасный сон.
Говорить было не о чем: восторги он слышал не раз, рвущиеся к нему женщины далеко, а здесь особая аура, даже воздух пропитан нежностью, любовью пронизан каждый вздох. Что за чудеса ты творишь, Рафаэль?
Уже поздно вечером раздался звонок, вижу номер звонившего, но отвечать не хочется. Рафаэль смотрел с интересом: телефон трещит — я с улыбкой смотрю в никуда.
— Не хочешь отвечать?
— Не хочу.
Но с домашнего телефона позвонила Софье Ивановне и объяснила, что остаюсь ночевать, тут же — работа, тут и поесть себе приготовила, пусть они не беспокоятся. Она молодец, вопросов не задавала. Сказала, чтобы она брала мои продукты, завтра все куплю и принесу ей вечером.
Объяснила Рафаэлю, что Софья Ивановна — моя хозяйка. О первом звонке он не стал спрашивать, что было до него — ничто, если не хочу отвечать на звонок.
Он пил лекарства, мужественно переносил уколы, ел и поправлялся, как он сам считал. Но быстро вылечиться не удастся, надо набраться терпения, и тогда не будет осложнений. А сейчас он должен лежать.
— А мне завтра на работу, ты сможешь теперь самостоятельно справляться с приемом лекарств, на инъекции буду приходить, пока врач не разрешит тебе выходить из дома.
Удивился он моим словам:
— Тебе плохо со мной? Я тебя чем-то оскорбил? — с обидой в голосе спрашивал Рафаэль. — Думаешь, развлечься, решил с тобой? — Быстро встал и притянул мое лицо к своему. — Я серьезен, как никогда, поверь мне! Оставайся со мной! Сколько сможешь меня выдержать, — медленно отпустил, но руку мою прижал к своей груди и замер в ожидании.
Его предложение из разряда почти фантастических. Растерялась. Жить с ним невероятное событие в моей жизни. Не знаю, как быть. Я не против, но совершенно не думала, что вот так сразу и вместе. Об этом и сказала.
А ему мой ответ понравился — я не рвалась в его жизнь, не навязывалась.
— Не раздумывай! Давай попробуем жить вот так, как вчера и сегодня, не усложняя ничего. Жизнь покажет.
— Мне ведь больно будет уходить, когда ты устанешь от меня.
— А кто тебе сказал, что я от тебя устану? По-моему, это меня вытерпеть сложно, но ведь сестры милосердия очень терпеливы, а ты самая лучшая из сестер.
— Так я тебе нужна как сестра милосердия?
— Это большая глупость, произнесенная тобой нарочно. Не хочу слышать от тебя таких выводов.
— Я подумаю над твоим предложением.
— Я помогу тебе думать.
Помощь заключалась в повторении пройденного.
А между тем мои мысли метались между согласием и отказом: жалеть придется в любом случае — либо о том, что может еще быть, если случится расставание, либо о том, чего не случилось, если уйду и не соглашусь на возможное счастье. Мелькнула мысль, что он испытывает на мне свои чары, но она показалась такой неинтересной, что была немедленно изгнана из головы. Как же мне быть? Понятно, что крылья чувств были расправлены и готовы лететь к небесам счастья. Разум твердил: «Не спеши!» Но душа шептала: «Иди к счастью, иди к нему, он не обидит!» А разум протестовал: «На его пути столько красавиц, что ты померкнешь рядом с ними!» Душа сопротивлялась жесткому разуму: «Ты же влюбилась! Так дай своей любви жить! Пока небо чисто - не призывай тучи в свою жизнь». Так продолжался бой разума и души, не давая мне уснуть.
Рафаэль крепко спал, измотанный скачками температуры. Голова моя — на его руке, мою ладонь он снова прижал к своей груди, прикрыв своей ладонью. Стук его сердца рядом, под моими пальцами. Я хочу тебя чувствовать всегда, слышишь, сердце!
Уснула с мыслью: пусть будет, как написано в книге жизни!
Проснулась оттого, что не слышу стука его сердца. Его нет рядом. Быстро вскочила. Надо на работу, времени как раз на процедуры своей «звезде» и на то, чтобы успеть добраться до поликлиники. По пути в ванную заглянула на кухню — нет его. Открываю дверь ванной комнаты — здесь, бреется. Интересное мужское занятие! Стою и смотрю, он, увидев меня в зеркало, не поворачиваясь, пробормотал:
— А я хотел стать гладеньким, чтобы тебя не царапать. Мне выйти, или я не мешаю?
— На этот раз глупость прощается тебе.
Повернулся и поцеловал в плечо, а сам весь в пене для бритья.
— Мне на работу. Я должна идти, сегодня уже не отпустят.
— Во сколько вернешься? Я ведь буду ждать.
— Конечно, вернусь, не беспокойся. Пьешь таблетки, как там написано. Сегодня придет врач послушать тебя. Там листочек с графиком температуры. Уколы вечером, а утренний еще успею сделать. Забегу к бабушке после работы, отнесу ей продукты.
— А как вещи? Принесешь свои вещи? Не передумала?
— А ты советуешь передумать?
— Это твоя вторая глупость, и сказала снова нарочно.
— Я хочу не передумать.
— А я хочу, чтобы ты хотела, что бы я хотел.
— Хочу. Доволен?
— Очень!
— Очень доволен или очень хочешь?
— Это одно и то же.
— Пока.
— Пока.
Весь день прошел в бегах по этажам поликлиники. Сотрудница, предложившая подработку, по-
интересовалась, мол, как дела и могу ли я взять еще одну шабашку. Но я отказалась, сославшись на занятость. Слава богу, и Арташес не звонил, так не хотелось объясняться, моя жизнь — что хочу, то и делаю.
После работы бегом в магазин за продуктами, потом бегом домой. Софья Ивановна словно поджидала меня в коридоре: только ключ достала, а она мне дверь открывает и показывает, чтобы не шумела и тихонько шла в комнату. Она же и закрыла входную дверь, потом следом за мной вошла в комнату и прикрыла дверь. Стала шептать:
— Понимаю, у тебя личная жизнь. Я на твоей стороне, а мать Арташеса ужасно недовольна, все время интересуется, где же это ты ночуешь. Как мне говорить?
Обнимаю ее:
— Моя дорогая! Вы как мама! Не беспокойтесь ни о чем. Арташесу я никто, мы просто знакомые и соседи. Конечно, благодарна ему за знакомство с вами, за жизнь здесь. Но это не дает ему права контролировать меня. В самом деле взяла подработку, человек болен пневмонией, ему было ужасно плохо, температура до сорока одного. Сегодня ему лучше, но уколы продолжать надо. Оставалась там, и сейчас возьму кое-что в пакет и побегу. За это ведь платят. А вы для меня самый доверенный человек. Не могу долго задерживаться. Завтра прибегу после работы, — поцеловала бабулю и полетела.
Там мой пациент, там мой Рафаэль, он ждет меня. Как он? Никаких других мыслей не было. Хорошо, никто в коридоре не появился. Чуть не бежала всю дорогу. Только перед тем, как
войти в подъезд дома Рафаэля, перевела дух. Спокойно! И вот я возле его дома. Сердце колотится — вот выскочит. Прислониться хотела к двери, а она распахнулась: Рафаэль! Пакет и сумка полетели куда-то, я попала в объятия. Губы припали к губам, нет ничего вокруг, только он и я...
Живу моим сном: глаза видят его, так неожиданно ставшего единственным на всем белом свете. Его дыхание рядом. Ты знаешь, что приручаешь меня к себе? Так хорошо с тобой! Рафаэль! Имя звучит, как заклинание. Сон мой, не прерывайся! Я не смогу забыть ничего. Нет-нет, лучше не думать о будущем, не анализировать происходящее. Мысли все еще ведут дискуссию...
Рафаэль спит, его ладонь все также накрывает мою, лежащую у него на груди. Не шевелюсь. Но чувство счастья, овладевшее каждой моей клеточкой, так велико! Тихонечко, нежно целую его в висок, он замирает во сне, но в следующее мгновение приоткрывает глаза и взрывается бурей страсти.
— Прости, я разбудила тебя. Я...
Он не дает договорить, осыпая божественными словами вперемежку с поцелуями...
Когда тебя обнимает красавец, то нужно очень хорошо владеть собой, чтобы не поддаться его чарам.
Совсем перестала соображать, что со мной происходит. Какими путями судьба послала меня туда, где живет человек, совсем недавно очаровавший меня. И вот я здесь. Но как сладок твой плен!
— Рафаэль, знаешь ли ты, что между нами? Боюсь произносить какое-либо слово, обозначающее
происходящее. Принято считать, что любовь приходит постепенно. А я боюсь, что моя любовь с первого взгляда. Ты веришь в это?
— Верю. С каждой минутой ощущаю, что без тебя мне будет плохо. Сейчас в тебе все, что мне
нужно...
Его болезнь давала о себе знать: вдруг приходила слабость, по вечерам температура держалась, пусть и невысокая, но силы отнимала. Я запрещала ему вставать с постели, но его разве удержишь! Он не любит долго валяться без дела. Чуть становилось лучше, и он рвался писать музыку, делать музыкальную обработку произведений. Мне оставалось слушать, как он играл. А мелодии звали к танцу. И я, забыв обо всем, просто кружилась, меня вело ощущение счастья. И Рафаэлю нравилось смотреть на мою самодеятельность. Чаще он старался работать, когда меня не было дома. Вечер мы посвящали друг другу.
Я забегала после работы к Софье Ивановне, стараясь исполнить свои обязательства перед ней: продукты принести, сделать уборку. Но все это бегом, только бы скорее вернуться к Рафаэлю.
Как-то, вернувшись с работы, заметила остатки небольшого пира, значит, были гости. С расспросами не приставала, но все-таки было любопытно, кто приходил. Пока что меня ни для кого из его друзей не существовало, я никого не знала из его окружения. Было интересно, как он меня представит своим друзьям. Ведь это люди уже сдружившиеся, и представляют, какой должна быть его пассия (слово-то какое себе придумала), и как надолго задержится возле него — именно так я думала об артистах, певцах, музыкантах, вообще о творческих
людях. А раз уж меня не спешит представить, есть повод подумать: либо не воспринимает меня всерьез, либо еще не время. Наберемся терпения. Разве мне плохо сейчас без его друзей? Не спеши на казнь народную...
И не спешила. Почти три недели пролетели стремительно. С ужасом и страхом ждала приход каждого дня. Жизнь была прекрасна, грех жаловаться хоть на что-то. И это настораживало. Мозги включились в работу: постоянно задавалась вопросом: а вдруг? Неважно, что. Рафаэль почувствовал мое напряжение. И, словно угадав, что со мной происходит, с улыбкой спросил:
— Ты усердно ждешь неприятностей? А они все не приходят, верно?
— Я просто боюсь. Боюсь всего.
— И напрасно боишься. Ничего плохого в нашей жизни быть не может. Основная твоя забота — терпение. Моя профессия только кажется легкой. И только твое терпение преодолеет все жизненные неприятности.
— Ты хочешь что-то сказать, но ходишь вокруг основной новости.
— Ты права. Я должен работать. Тебе придется подстроиться под мой ритм. Ты должна быть рядом, ты должна быть дома, даже придется помогать. Ты готова перейти на другой образ жизни?
Такой поворот застал меня врасплох. Мне запретили думать о неприятностях и вообще все больше вовлекают в личную жизнь. Я улыбалась сквозь слезы счастья. Села рядом на пол, ноги словно онемели. Положила голову ему на колени и громко заплакала. Рафаэль гладил мои волосы, его руки такие ласковые. Потом поднял меня и усадил на колени. Прижал к себе и целовал, целовал, целовал.
— Ай-ай-ай! Такая большая, а плачешь, как ребенок. Ничего плохого не жди. Жди хорошее. Ты в меня веришь? Мне очень нужна вера в меня.
На душе было спокойно и легко, вдруг поверила во все хорошее. Мы могли часами говорить, часами молчать, но нам было уютно друг с другом. Я осознавала его доверие ко мне. Мы не спешили расставлять точки — мы укрепляли то, что есть. Мы мало знаем друг о друге, но этот длинный путь мы совершаем сейчас.
Как же быть с работой? Рафаэль объяснил предельно просто: я должна жить его жизнью, его интересами. Отказ означал бы отказ и от него, так думала я. Что-то внутри меня хотело возразить, но сказать все же было нечего, я должна заниматься им и домом. Так поступают жены. А я кто? Не совсем никто, но и не жена.
Когда с утра стала собираться на работу, последовал вопрос:
— Ты идешь писать заявление? Это много займет времени? У нас с тобой сегодня есть дела.
Руки, поднятые к прическе, замерли и опустились вниз. Рафаэль стоял сзади и из-за моей головы смотрел в зеркало на мое отражение. Ждал ответа. Молчала, понимая, что настал момент, когда я должна повернуть свою жизнь к нему или от него. Это был не ультиматум, но этот шаг говорил, будем мы заодно или каждый сам по себе.
— Да. Я не знаю, сколько времени надо. Обычно заставляют отработать.
— Значит, это быстро. Я позвоню кое-кому, и отрабатывать не придется. Подожди. Мы на машине, так быстрее.
По спине поползли мурашки. Жутко захотелось пить. Пила что-то, не чувствуя вкуса, так разволновалась. Господи, он сказал, что есть у нас дела. Бросилась к зеркалу. Смотрела на себя и не могла сообразить, что же сделать, чтобы лучше выглядеть. Рафаэль повернул лицом к себе и весело сказал:
— Самое лучшее зеркало — мои глаза. Смотрись в них. Ты мне нравишься вот такой. Разве я впустил бы в свою жизнь другую женщину?
Прижалась к его груди, сердце отбивает ритм моей будущей жизни: так-так-так...
Взявшись за руки, вошли в лифт.
Дорога в поликлинику была недолгой. Его машина красавица, под стать хозяину. А хозяин любит все красивое. Как мне понравилась моя мысль! Это значит, что и я в этой категории. Ну-ка, посмотрим в зеркало! На светофоре Рафаэль притормозил, и я попыталась посмотреть на себя в зеркало заднего вида. Из соседнего автомобиля водитель, очень импозантный господин, подмигнул и весело крикнул:
— Привет, красавица!
— Доброе утро! — ответила я.
Рафаэль лишь улыбнулся и погрозил пальцем господину. Выражение моего лица красноречиво и без комментариев.
— Какой чудесный день, какой чудесный я и песенка моя, — пели по радио.
— Я тоже так считаю! — рассмеялся Рафаэль, ничего не объясняя.
В поликлинику поднялись вместе — ему надо на прием к врачу. Он сел возле кабинета на стул. Я ушла в свой кабинет, надо надеть халат. Когда вернулась к Рафаэлю, он посмотрел на меня с удивлением:
— Халат тебе очень идет! И все же как мне понимать твое переодевание? Решила продолжить
работу?
Иду в кабинет заведующего отделением, расстегивая по пути халат. Рафаэль сел, довольный моим действием.
Завотделением, между прочим, тезка моей «звезды», Рафаил Александрович, недоуменно
наблюдал, как я пишу заявление не на отпуск, а на увольнение.
— С ума сошла! Это же прекрасная поликлиника! Чем вызвано такое решение?
— Семейными обстоятельствами, больше сказать не могу, — ответила я.
— Понятно! Не совершай ошибку! Пиши сейчас на отпуск, если твое семейное обстоятельство не изменится за это время, напишешь на увольнение. Эта поликлиника воспитала тебя! Здесь знали твоего отца! Помни об этом! Иди!
— Слушаюсь! Спасибо вам за добрый совет! Я никогда не забуду, что после гибели моих родителей вы опекали меня.
Рафаэля в холле не было, значит, он в кабинете. Зашла. Лечащий врач слушал его в этот момент, окончив, сказал, что я молодец, вылечила пациента в оптимальный срок. Любимый «пациент» гордо смотрел на меня. Врач сказал, что для меня есть еще один пациент, очень достойный человек, надо сегодня же начать лечение.
Рафаэль не дал мне открыть рот:
— Она не сможет, с сегодняшнего дня она не работает, будет домохозяйкой.
— Глупость какая-то, — произнес врач, — такие руки и голова нарасхват. Ей же цены нет! Какое там домохозяйство!
И тут мой Рафаэль сказал такое, словно гром прогремел
— Она выходит замуж! Он человек занятой, ей придется посвятить себя мужу, дому, детям.
Господи! Со мной ли это происходит? Я даже улыбаться не могла, как статуя: стою, молчу, а губы как на морозе дрожат, упаду сейчас, ей-богу!
Врач глянул на меня и налил в стакан воды, подает, и держит меня — зубы, блин, стучат о стакан.
Ах, как доволен Рафаэль этим шоковым эффектом! Врач рот раскрыл: вот это да, наша Юлька замуж, и за кого! Посмотрел на меня, словно впервые увидел.
Но никаких ах и ох. Выписал кое-какие лекарства пациенту, велел мне проконтролировать дальнейшее состояние здоровья.
Рафаэль взял меня за руку и повел к двери: высокий красавец, стройный, элегантный. По коридору так и шли. Зрелище, я вам скажу, обалденное. На него заглядывались женщины даже здесь, в поликлинике, а несколько встретившихся сотрудников смотрели на нас не без восхищения. Мне же хотелось потихоньку, незаметно уйти. Ведь болтать будут! Чего только не придумают! Не люблю таких реакций. Вот так с ним ходить, как на сцене, — ужас!
Но ужас продолжался. Рафаэлю надо было многое успеть сегодня сделать. И с чего же он начал? С магазина. Было куплено кольцо. Обручальное. Для меня. Со словами: «Я предлагаю тебе жизнь со мной. Тебе понадобится много терпения. Пусть пройдет какое-то время, чтобы ты поняла, что не ошибаешься во мне. Тогда будут два обручальных кольца. Это кольцо — мое предложение. Если иссякнет твое терпение и ты поймешь, что не сможешь оставаться со мной,
ты можешь его снять и выбросить». С этими словами Рафаэль надел мне кольцо на правую руку. Кажется, я начинаю сходить с ума от происходящего. Какая-то нереальность, то ли я еще сплю, то ли жизнь играет какую-то шутку, или что-то еще, только так не бывает. Да и выгляжу я, кажется, совсем идиоткой.
— Очнись, — сказал Рафаэль, — я ведь серьезно.
Очнись, очнись, твержу я себе и глупо улыбаюсь, а тем временем слезы застилают глаза и мир превращается в радугу. Хорошо, мы в машине, никто не видит чудачку. Рафаэль пытается со своего сиденья прижать меня к себе и совсем лишает меня разума своими словами. Я в состоянии прострации.
— Рафаэль, скажи, что я еще на этом свете! Ничего не соображаю. Все, что происходит, это явь или сон?
— К нам идет любовь, Юлия, все совершенно серьезно. И мне придется оберегать тебя от тех, кто сам хотел бы оказаться на твоем месте.
— С тобой я ничего не боюсь. Я боюсь быть без тебя.
— Вот без меня ты вряд ли будешь. Ты теперь моя пленница, — с улыбкой говорил он, — это может тебе надоесть.
— Не шути так!
Не знаю, куда меня привез Рафаэль. Коридоры, кабинеты, но мне все равно. В холле столики с журналами, кресла. Возле какого-то кабинета мне пришлось сидеть и ждать. На стенах какая-то информация в раме, как стенгазета. Посидела, посмотрела, полистала, почитала. Настенное чтиво тоже изучила. Какие-то люди приходили-уходили, двое остались. Так, слово за слово, вопрос-ответ. Особенно один гражданин проявил повышенный интерес. Отошла чуть
в сторону, он следом, говорит ни о чем.
Выходит Рафаэль, взгляд зоркий, чуть прищуренный. И сразу
— Что он хотел?
— Не знаю, — отвечаю.
Идем куда-то дальше. Фотосалон. Камеры, лампы. Понятно, фотосъемка. Снова ждать. Но фотограф, специалист по красивым и эффектным позам, показал мне на стул здесь же, в кабинете для съемок, и велел сесть, пока Рафаэль куда-то вышел. Фотограф присмотрелся, поправил мне прическу, принес какой-то аксессуар. Боялась пошевелиться или возразить, так он был увлечен своим делом. Он показал, как надо улыбнуться, в какой позе сесть — съемка, стоя — съемка, что-то в руках — съемка. Лишь когда он выключил яркий свет, пришла в себя и промямлила, что не меня надо было снимать, а Рафаэля. Но фотограф небрежно махнул рукой:
— Это для себя, а не для кого-то.
— Зачем для себя? — поинтересовалась я.
— Я так захотел. Фотографии через два дня, зайди, возможно, еще что-нибудь придумаю.
— Хорошо, — согласилась я.
Вошел Рафаэль. С ним было проделано не меньше манипуляций, пока съемка не была окончена.
Куда мы теперь? Обедать. Даже забыла об этом, аппетита не было из-за всех этих событий. А мой выздоровевший пациент, теперь так дразнила Рафаэля, не страдал отсутствием аппетита. Ну, правильно, в здоровом теле — здоровый дух.
Приехали в какое-то итальянское заведение, кафе или ресторан. Как тут шикарно! Идем к столику, отнюдь не свободному. За столом сидели такие шикарные мужчины! Черт возьми! Даже страшно стало: словно я на экзамене, а они — экзаменаторы. Ой, у меня дрожат коленки!
Рафаэль шепнул, чтобы я улыбнулась.
— Так мне больше нравится. Представь, что ты сейчас каждому из них скажешь: «Спокойно! Делаем инъекцию!»
В самом деле! Меня же не собираются съесть! Хотя, издали взгляды, явно пожирающие, ну, может, всего лишь изучающие мое появление. Оценивающе. И взвесили, и оценки поставили.
Спокойно! Нам не страшен и вал девятый! Только бы не сесть в лужу!
— Добрый день всем! — произнесла я веселым голосом. Чего мне это стоило!
— Конечно, добрый! — просто ответил кто-то.
Я была представлена: Юлия. И никаких пояснений по поводу меня. Все сидевшие кивали головами со словами «очень приятно». Имена свои никто не называл, только сказали, что потом я всех узнаю и запомню.
Экзамен начался.
Рафаэль беседовал с ребятами, шутил, был весел. Они обсуждали свои музыкальные проблемы, концертные перспективы. Реплики между ними меня не касались, исподволь разглядывали, но реакции не показывали никакой.
В зале звучала музыка, конечно итальянская. Напряжение постепенно прошло. Сделали заказ.
В ожидании обеда слегка отбивала на коленке ритм песни «Итальяно веро» в исполнении Тото Кутуньо. Рафаэль поглядывал на меня. Я напряглась снова.
Обед принесли. Беседа мужчин продолжалась. Ели не спеша. На меня уже посматривали более
спокойно, расспросами не донимали, взглядами не сверлили. Видимо, мужчинам понравилось, что я не рисуюсь перед ними. Слушаю, ем, наблюдаю. Мне еще предстоит привыкнуть к его друзьям и сотрудникам.
Обед был окончен. Куда же теперь? Не прощаемся, значит, нам с ними. Так и оказалось. К нам на заднее сиденье подсели двое, следом за нами подкатили еще две машины. Рафаэль ничего не объяснял, лишь поинтересовался, не устала ли я.
На заднем сиденье обсуждали какое-то музыкальное произведение. Интересно было слышать известные вещи, их напевали специалисты, это в их исполнении звучит то, что нам транслируют по радио и телевидению.
Приехали в одно известное место, на фасаде огромные буквы. У меня дрожь по телу — вот куда вхож мой Рафаэль. Черт возьми! Я вижу это рядом, я вхожу сюда. Так, спокойно! Мужчины впереди, мужчины сзади, я посередине. Ну и ну! Что, Юлия, вперед!
Моя легкая улыбка понравилась Рафаэлю, шепнул:
— Молодец! Правильно держишься.
Да уж, держусь! За столом ловила взгляды на кольцо, которым меня обручил мой любимый. Да,
верное слово — любимый, мой Рафаэль, только так его хочу называть...
Здесь было выступление перед посетителями ресторана. Мною овладел шок. Они все рядом, их даже можно потрогать. Сон какой-то. Мне предложено отдыхать. Рафаэль работал. Наблюдаю, стоя за кулисами. Сдерживаюсь, чтобы не начать танцевать, тело само вибрирует под музыку.
А в зале веселье, посетители наслаждаются песнями и танцуют, пьют и закусывают. Девушки чуть не стонут от завораживающего голоса Рафаэля. Я вижу все это, и у меня портится настроение: куда я попала! Лучше бы я осталась дома! Только с закрытыми глазами можно забыть о существовании окружающих! Но я рядом, здесь, за кулисами. Он видит меня и улыбается. Его ребята тоже улыбаются и подмигивают, чтобы мне не было уж очень неловко.
Меня пока еще приучают к обстановке, в которой им приходится работать.
Времени прошло немало, когда, наконец, завершилось выступление Рафаэля и его группы.
Сегодняшний экзамен был окончен, мы едем домой. Уже очень поздно, а Рафаэль улыбается.
— Это еще рано, чаще всего мы возвращаемся под утро.
— Разве это важно? Ведь ты рядом...
Любовь вошла в мое сердце, поселилась в каждой клеточке моего разума, моей плоти, заняла все мысли, чувства, душу. Я задыхалась в объятиях моего любимого. Стук его сердца, его дыхание — вот моя жизнь. Утопаю в любви, живу Рафаэлем! Не будет его — кончится моя жизнь. Ты этого хотел? Ты этого добивался, мой любимый? Единственный и неповторимый. В мою жизнь с неба упала звезда! Забывала о моем времени, его больше нет, я рас-
творилась в нем, Рафаэле, жила, как он этого хотел.
И пришли ко мне стихи совсем другие, не те, что писала прежде, а наполненные такой любовью, что слов подчас не хватает, чтобы выразить все их богатство:
Мне уснуть у тебя на руках
Не получится, как ни пытайся.
Поцелуи горят на губах,
И сияют глаза от счастья.
Слышу музыку нашей любви —
Сердце, словно призывы тамтама.
И огонь у тебя в крови
Зажигает меня упрямо.
Я в плену твоих сладких слов,
Взглядом пламенным околдована.
Человек моих сладких снов,
Тебя чувствую снова и снова.
Через несколько дней мы поехали к фотографу. С интересом рассматриваю снимки Рафаэля.
Красавец! Импозантный, очаровательный, взгляд — сама страсть. На одних снимках его глаза счастливые, на других — грусть и боль. Ракурс выбран интригующий, обольстительный. Талантливый человек этот фотограф!
И тут он подает мне несколько снимков. Черт возьми, это я? Такого шока не испытывала ни-
когда! Так преобразить несколькими аксессуарами может только настоящий художник. А может, в самом деле, такая очаровательная? Или такой меня увидел и сотворил фото произведение этот человек? Понравилась сама себе.
Хозяин салона предложил сделать еще несколько кадров. Договорились на завтра. И без Рафаэля. Как мне удастся улизнуть, не представляю. На замок не запирает, не следит и не
терроризирует, однако ревнивец еще тот! Увидев мои фотографии, очень восхитился:
— Моя женщина не может быть другой.
Как мне это нравится! Но потом выпытывал, и даже ворчал, как это за его спиной, втайне,
фотографируют любимую женщину, а он узнает об этом последним! Свели все к шутке о сюрпризе для него, не ссориться же из-за этого. Но теперь, мол, он будет смотреть за мной более пристально:
— Тут нужен глаз да глаз!
Как же мне завтра слинять на фотосъемку? Но удача сама шла в руки: Рафаэлю надо было
срочно съездить одному на прием к очень важному человеку.
— Хорошо, — говорю, — только мне бы тоже съездить по своим делам.
Так и договорились. Правда, червячок ревности шевельнулся во мне: а вдруг это не просто важный человек, а женщина. Рафаэль — сплошные поводы для ревности. Ну уж либо — либо, за ним не набегаешься. Привела себя в самое, по-моему, неповторимое очарование и покатила. Фото художник уже ждал. Достал реквизиты, и начал творить. Переодеваться пришлось несколько раз, пока он, наконец, остался доволен: шикарное вечернее платье цвета темной сине-зеленой морской волны, с золотым поясом и золотой отделкой. Украшения — таинственный сапфир. И босоножки золоченые. Боже, какая красота! Это же моя мечта! Только мне эта роскошь не по карману. Придется радоваться фотографиям, на которых моя мечта сбылась. Художник фотографировал в различных ракурсах и разном настроении. Он творил чудо со мной, и я не сопротивлялась. Съемка завершена, земная женщина переоделась, вернувшись в обычное состояние, волшебные превращения закончились. Надо мчаться домой.
Зашла в магазин за продуктами после фото салона, когда позвонил Рафаэль. Он подхватил меня у супермаркета, и мы поехали к кому-то на деловую встречу. Господин был известен, так сказать, в элитных кругах, простые смертные вряд ли знали его. Надо отдать должное — человек он обаятельный и интересный. Бывает же такое: достигают люди вершин и остаются людьми. Чаще встречается противоположное.
Беседа сначала была на светские темы, но потом они с Рафаэлем удалились в кабинет, предложив мне посмотреть видео. Я перебирала журналы, поглядывала на экран, короче,
развлекалась. Позвонил Арташес, предложил встретиться и поговорить. Деликатно спросила о его маме и сестре, о его делах. Пообещала позвонить и назначить день и час, когда буду свободна. Только сказала, что позвоню, как вошел Рафаэль, присел возле меня и пристально посмотрел в глаза:
— Кто это был?
Врать ему не собиралась, сказала, что звонил сын соседки по квартире, все хотят меня увидеть, поговорить.
— Это все? — напряженно смотрел Рафаэль.
— Это все, — ответила я спокойно.
Ух и глянул! Ревнивец! Даже хозяин засмеялся:
— Не пугай свою любимую! Какие у тебя глаза!
Рафаэль слегка улыбнулся.
Когда мы сели в машину, взяла его руку, поднесла к своей щеке, прижалась:
— Глупый! Я влюбляюсь в тебя все больше и больше. И нет пути назад. Зачем эта ревность? Ты же заколдовал меня, свою пленницу!
Любовь наша, словно маленькое деревце, нуждалась в заботе, ее надо было оберегать от бед, лишь тогда она окрепнет, станет сильной, непобедимой. Это труд, это терпение, это время. А пока каждый из нас творил жизнь, творил любовь.
Рожденные Рафаэлем произведения — особая история. Он мог работать часами, не замечая ничего вокруг. Иногда записывал музыку так стремительно, словно боялся, что вдохновение улетит, как птица, или оно как луч солнца: лови, пока не растаял. Рафаэль — творец звуков, творец произнесенных вслух чувств.