Двое slash, AU, angst

Название: «Двое»
Автор: Мисана Аоно(Балсара)
Жанр: slash
Категории: angst, drama, АУ (близнецы не братья), возможно (!) дэз.
Рейтинг: NC-17
Размер: макси.
Статус: ЗАКОНЧЕН.


Саммари:
Мисан, скажи (хоть ты неисправим):
Ну что мешает этим вот двоим
Сказать три слова "я тебя люблю"
Или "тебя люблю я" обронить случайно?
Предугадать безликую мольбу
И снова жить – неистово, отчаянно,
Чтоб снова быть «единственным твоим»,
И вновь мечтать – о встречах, поцелуях,
Околдовать и плыть во времени ДВОИМ,
Любя, томя, ревнуя и волнуя,
Рискнуть – и утонуть в родных глазах,
Отчаяться – и умереть от страшной боли,
Уснуть с улыбкой или же в слезах,
Услышав "да" или "не надо..."?...Далее?
Что далее сказать могу я?
Лишь то, что гений твой не принимает счастья,
Которое вот здесь, тут рядом… Разве лгу я?
Хотя не знаю… Делай с ними
Что хочется… Тебя мы примем
Любого. И твоих двоих.
Одна лишь просьба снова:
Не разлучай ты их…
(c)luzius
От автора: я люблю вас, мои пчелки. У меня самые хорошие на свете читатели.
Глава 1.
Билл никогда не чувствовал себя одиноким в своем маленьком уютном мире. Более того, он по определению не мог чувствовать себя таким, потому что действительно любил уединение. Редкое качество для двадцатидвухлетнего парня, но оно присутствовало в нем.
Нельзя сказать, что он был каким-то ужасно некрасивым молодым человеком, просто… Просто, честно говоря, у Билла был отвратительный характер. Просто ужасный.
Видимо, именно поэтому, когда он поступил в колледж, его поселили одного. В комнату, кстати, на двоих. Билл страшно этим гордился.
Билл Каулитц, студент колледжа, молодой человек двадцати двух лет жил один в комнате на двоих и отлично учился. Ему хватало денег, ему не нужно было общение. У него было все, что надо для счастья. Для его счастья.
По вечерам юноша наливал в стакан виски и читал книги. Книги и виски были страстью юноши.
Иногда ему орали вслед:
-Билл – яйцеголовый!
Но молодой человек не обращал внимание на необразованных бездарей, и вскоре им надоедало тащиться за ним, выкрикивая ругательства. И его вновь оставляли в покое.
Все было бы идеально… В том случае, если бы у Билла не было одной, но очень постыдной тайны.
В свои двадцать два года он все еще был девственником. Да что там, стыдно сказать: он даже ни разу не целовался. Иногда это наваливалось на него, он впадал в отчаяние и напивался. Впрочем, отчаяние нападало на него редко, а, напившись, юноша не дебоширил, а тихонько засыпал.
В общем, жил себе парень спокойно. Пока не свершилось ЭТО.
*
ЭТО звали Томом, и оно училось на втором курсе колледжа.
Тому было девятнадцать, и он дружил со всеми. Вообще. Казалось, он знает всех и вся. Он и с Биллом познакомиться пытался, да только потерпел сокрушительную неудачу. Билл только посмотрел на него презрительно и отвернулся, фыркнув.
-Ну и ладно, - засмеялся тогда Этот Ужасный Том, - всё равно еще познакомимся!
И ведь прав оказался, гаденыш! Даже слишком прав.
Потому что, когда первого сентября Билл приехал в колледж и зашел в свою комнату, он ее практически не узнал. На стенах висели какие-то ужасные черные морды, по всей комнате валялись носки, а книги были разбросаны по полу. Билл собирался уже упасть в обморок от такого пренебрежения, когда в нем проснулась дикая злоба.
-О, привет! – услышал он сзади и резко повернулся, сверкая глазами. За спиной стоял Этот Ужасный Том и зубоскалил.
-КАКОГО ЧЕРТА? – заорал Билл громко и выразительно.
-Что?
-КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ?
-Ну, вообще-то, теперь я тут живу, -ухмыльнулся проклятый мальчишка и сел на кровать. На одну-единственную в комнате кровать.
-Какого хрена? – уставился на него темноволосый парень.
-Ну, понимаешь, наш блок ремонтируют… Всех расселили. Думаешь, я счастлив осознавать, что живу с самым яйцеголовым парнем в колледже?
-Я НЕ ЯЙЦЕГОЛОВЫЙ!!! – взревел Билл. А потом понял, что орет.
Орать он себе практически не позволял. В основном юноша говорил спокойно, не давая сбить себя с толку.
-Слушай, как тебя, Билл… Я уже перевез все свои вещи, и было бы прекрасно, если бы ты помог мне сложить их в шкафы. Кстати, тут всего одна кровать.
-Я заметил.
-Я потом перевезу еще одну, но пока придется спать на этой.
-Нет.
-Что нет?
-Тебе не придется спать на этой. Это – моя кровать. Ты будешь спать на кресле.
-Ужасно, - скривился Том и принялся распаковывать чемодан. Билл же улегся на кровать и вцепился в книжку.
И совсем неважно, что он пытался читать ее вверх ногами.

*

Обычно Билл Каулитц спал очень плохо. Он мог всю ночь ворочаться с боку на бок, пялиться в потолок, считать овец… Не помогало ничего.
А теперь еще этот Том! Билл вообще смутно представлял себе, каково это – жить с кем-то младше себя в одной комнате.
-Спокойной ночи, - крикнул с кресла ему Том перед тем, как уснуть.
-Бгрхм, - ответил Билл, зарываясь в одеяло. Тепло. Где-то в душе.
Мальчишка уснул быстро. Кажется, не прошло и пяти минут, как он начал сопеть.
Биллу вдруг стало любопытно. Он встал с кровати и подошел к Тому. Сел около кровати.
Вот как, оказывается, выглядит спокойно спящий человек? Такой… Мирный.
Биллу даже захотелось потрогать Тома, чтобы убедиться, что это прилипала, которого он сам зовет Этот Ужасный Том… Настолько этот Том, спящий, был непохож на обычного непоседу.
Но тут мальчишка чихнул во сне, и Билл быстро уполз на свою кровать.
Укутался в одеяло.
И под мерное сопение Тома неожиданно быстро уснул.
Глава 2.
Утро встретило храпом. Билл инстинктивно накрыл голову подушкой и хотел было уснуть дальше.
Подушка не спасла. Кто-то в его комнате продолжал храпеть.
Черт.
Юноша откинул подушку и рывком сел на кровати. Голова нещадно болела, словно вчера он перебрал с любимым напитком. Жить не хотелось. Хотелось еще поспать, но чертов храп мешал.
Билл протер глаза и уставился на кресло. Груда. Что-то, закутанное, казалось, в сто миллионов одеял. И эта груда храпела. Так, что, казалось, люстра вот-вот упадет.
Билл встал со своей теплой кровати и подошел к креслу. Подумав несколько секунд, сдернул одеяло (оказалось, оно было всего одно).
Мальчика заворочался, недовольно пробормотал что-то и попытался отобрать вещь. Когда у него это не вышло парень, точно также, как и Билл некоторое время назад, сел на кровати и начал озираться по сторонам.
-Холодно, - обиженно произнес он и уставился на темноволосого парня.
-Ты мне спать мешаешь, - вполне мирно ответил тот, - если ты не будешь храпеть, я не буду тебя будить.
-Я не могу контролировать этого! – возмутился мальчишка.
-Мне все равно, - спокойно проговорил Билл и отдал Тому одеяло. Тот моментально завернулся в него, как в кокон… И снова уснул.
Билл только вздохнул и пошел в ванную.
Веселая его ожидает жизнь!
*
Когда через сорок семь минут Билл выплыл из ванной комнаты, Том уже стоял под дверью и переминался с ноги на ногу.
-Что? – удивленно спросил Билл, глядя на парня.
-Вполне естественно, что с утра мне хотелось в туалет. Не мог бы ты в следующий раз не запираться так надолго?
-Не мог бы. Хочешь в туалет? Вставай раньше, - царственно произнес юноша и не спеша пошел собираться. Том только скрипнул зубами и грохнул дверью о косяк, выражая неудовольствие.
-Идиот, - безразлично бросил Билл закрывшейся двери и побрел на кухню.

Его завтра всегда состоял из двух румяных тостов и стакана томатного сока. Это было своеобразной традицией. Билл завтракал так лет с восьми.
Приготовив тосты, юноша вспомнил, что не взял утреннюю газету. Читать и поглощать завтрак – что может быть прекраснее?
Какова же была ярость молодого человека, когда, войдя с газетой подмышкой в кухню, он обнаружил, что на тарелке сиротливо валяется один покусанный тост, а рядом одиноко стоит ополовиненный стакан сока.
Около окна Том неспешно курил.
-Ты сожрал мой завтрак? – растерянно спросил темноволосый юноша и уставился на нового соседа.
-Не сожрал, с употребил по его прямому назначению. Кстати, в следующий раз мог бы сразу налить сока в два стакана. И, честно говоря, тосты ты готовишь просто отвратительные. Не умеешь – не берись.
Билл глубоко вдохнул. Если сейчас он убьет Этого Ужасного Тома, то его точно посадят. А молодому человеку совсем не улыбалось провести лет семь за решеткой из-за того, что в один прекрасный момент его хваленое самообладание решило взять отпуск. Надо просто доходчиво объяснить мальчишке, что ЕГО завтрак – это святое. Как и его сигареты, кстати, которые Томас сейчас нагло курил.
-Если ты еще раз притронешься к моему завтраку, то я…
-Что ты? – нахально ухмыльнулся малолеток, - зарядишь мне по голове Толковый словарем? Отругаешь меня на непонятном языке?
-Я тебя отравлю, - спокойно произнес Билл, - поверь, моих познаний в химии достаточно, чтобы соорудить примитивный яд. А компоненты, кстати, продаются свободно в любой аптеке.
Этот Ужасный Том выглядел обескураженным. Кажется, ему и в голову не приходило то, что из обыкновенных таблеток можно приготовить что-то опасное. Честно говоря, это и Биллу в голову пришло только что. Так что всё это запугивание было чистой воды блефом. Но Том-то этого знать не мог? Что вообще знал Этот Ужасный Мальчишка о нем? Что Билл – один из лучших учеников колледжа. Причем по всем предметам. Что он действительно прекрасно знает химию (как, впрочем, и любые другие науки).
-Ты врешь, - севшим голосом пробормотал мальчишка и затушил сигарету.
-Проверим?
Ярость отступала, давая место трезвости мыслей. Это радовало. Билла вообще было сложно вывести из себя, но Тому удалось. Можно сказать, что Том был единственный за последние пару лет, кому удалось разозлить невозмутимого Билла Каулитца.
Мальчишка ухмыльнулся, схватил оставшийся тост и засунул его в рот.
-Сегодня они точно не отравлены, - пояснил он, гадко улыбаясь. Билл заскрежетал зубами и бросил взгляд на часы. Приготовить новую порцию он не успевал. Завтрак был испорчен. Как, впрочем, и все утро.
Захотелось кинуть в Тома чем-нибудь тяжелым. Он сдержал порыв и, схватив учебники, первым покинул комнату.
Их совместное проживание началось очень многообещающе.
Глава 3.
Ресторанчик, что находился недалеко от колледжа, был прекрасным местом для таких людей, как Билл. Там можно было вкусно и недорого пообедать и при этом, в отличие от кафе, здесь не толкалась толпа студентов, ищущих место, где можно было присесть, поэтому Билл мог насладиться чашечкой кофе и книгой.
Итак, Билл, как и обычно, зашел в свой любимый ресторанчик и, как обычно, заказал салат, небольшой кусок мяса и кофе с пирожным на десерт. Съев салат и мясо, молодой человек вытащил недавно приобретенную книгу и подвинул к себе кофе.
День, начавшийся по меньшей мере плохо, продолжался на удивление спокойно. Билл получил сегодня высшую оценку по истории искусств и не уснул на нуднейшей лекции по философии.
-Привет! – кто-то сел за его столик и бесцеремонно схватил его пирожное. Билл поднял глаза и увидел Этого Ужасного Тома.
-Ты теперь всегда будешь помогать мне с едой? – спокойно спросил он, глядя, как его десерт исчезает в желудке мальчишки.
-А что, надо? – просиял тот.
-НЕТ! – рявкнул Билл и отгородился от парня книгой.
Тот намека не понял и выхватил книгу. Грязными руками. Темноволосый юноша лишь вздохнул и отхлебнул кофе.
-Ты что-то хотел или тебе просто нравится нарушать мое спокойствие?
-Слушай, сегодня вечеринка у Анджелины… Ты не хотел бы сходить?
-Нет.
-Нет?
-Да… То есть, нет. Нет, я не хотел бы туда сходить.
-Почему?
-Потому что мне плевать на всех Анджелин, вместе взятых! Я люблю вечера проводить дома.
-И напиваться.
-Я никогда не напиваюсь.
-Ну пойдем…
-Слушай, парень, мне кажется, что ты меня не понял… Я НЕ пойду на вечеринку. И впредь ты можешь оставить такие идиотские предложения для своих кретинов-дружков. Мне надо подготовиться к завтрашним занятиям. Я НЕ люблю тусовки.
-Да ладно. Ты просто там не был. Тебя никогда не приглашали.
-Отвали.
-Значит, я прав, - победоносно заключил Том и сложил руки на груди, ожидая какого-то ответа.
Билл поднялся, забрал книгу, лежащую теперь на коленях у мальчишки, отряхнул ее и положил в сумку.
-Не твоего скудного ума дело, - прошипел он на прощание, - а если ты вернешься позже положенного времени, то, будь уверен, я нажалуюсь коменданту.
-Билл! Эй, Билл, не будь задницей! Я, может, задержусь! На час… Или на два…
-Нет. Если ты опоздаешь, я расскажу.
-Зачем? Ты стукач?
-Да, я стукач, задница и неудачник. Том, мне нравится жить одному, и я сделаю все, чтобы тебя выселили из МОЕЙ комнаты. Понимаешь?
-Как уж тут не понять? – буркнул невыносимый мальчишка, развернулся и пошел в противоположную сторону. К своим кретинам-друзьям.
А Билл, вздохнув спокойно, пошел домой. Надо заметить, что он находился сейчас в самом замечательно расположении духа.
*
По правилам, студенты должны были приходить не позже полуночи. Сейчас была половина двенадцатого. Билл считал минуты. Пил виски и считал минуты. Если крысеныш опоздает хоть на минуту – видит Бог, Каулитц не будет молчать, ему не нужен какой-то маленький излишне общительный стервятник, старательно сжирающий его еду.
Итак, Билл потягивал виски и посматривал на часы. На коленях у него лежала книга, которую он не читал уже… Примерно минут двадцать.
Тишина давила на уши. Вздохнув, юноша поднялся и включил музыкальный центр.
Just one year of love
Is better than a life-time alone…
One sentimental moment in your arms
Is like a shooting star
Right through my heart…
Билл слушал эту красивую музыку и тихонько мурлыкал себе под нос слова. Алкоголь действовал расслабляющее, а музыка вводила в состояние эйфории. Тело было предельно расслаблено, мозг отказывался думать.
Он уже почти уснул, когда дверь с грохотом открылась. В прихожую ввалился Том, грязный и какой-то… Ужасно побитый.
Закрыл дверь, поплелся в ванную. Не говоря ни слова.
«Странно», - расслабленно подумал Билл, сделав еще один глоток и продолжая петь себе под нос, словно ничего не случилось.
Через десять минут Том все еще не вышел из ванной. И вообще, вел себя подозрительно тихо.
-Том! – крикнул зачем-то Билл, - эй, парень!
Он не собирался подниматься со своего теплого кресла, чтобы посмотреть, что там случилось.
Не собирался.
Он не пойдет.
Абсолютно точно.
Иначе мальчишка сядет ему на голову.
Но… Вот незадача… Очень захотелось в туалет. Биллу пришлось идти.
-Том, - заколотил он в дверь, - если ты не откроешь, я обмочу твою кровать.
Молчание.
Билл повернул ручку. Дверь была открыта. А Том лежал на полу ванной комнаты.
Каким бы необщительным и угрюмым человеком ни был наш герой, а лежащего на полу ЕГО ванной человека он в беде не оставит.
Поэтому Билл осторожно перевернул мальчишку, пощупал пульс. Сердце билось ровно, спокойно.
-Ну и слава Богу, - сказал сам себе юноша и пошел на нашатырем.
*
-Какой-то мерзавец хотел отобрать у меня кошелек, представляешь? – стрекотал Том, - конечно, я не отдал ему. Ну, он и начал меня бить.
-Идиот, - буркнул темноволосый парень, - он мог убить тебя.
-Не убил же, - улыбнулся мальчишка, - налей и мне, - он указал взглядом на бутылку, стоящую на столе.
-Еще чего. Во-первых, это слишком дорогой напиток, чтобы тратить его на тебя. Во-вторых, ты еще мал. В-третьих, иди спать.
-Я не хочу спать!
-Хочешь.
Странно, но Том почему-то послушал. Спокойно взял свое одеяло и улегся в свое кресло. Наверное, действительно хотел спать. А спорил для проформы.
-Спокойной ночи, - мягко проговорил Этот Ужасный Том и Билл подавился виски.
-Бгрдх, - ответил он и начал судорожно кашлять.
*
И снова тихое сопение, спокойное лицо. И растянутые в улыбке губы.
«Наверное, вспоминает что-то приятное», - решил Билл и улегся в кровать. И снова быстро уснул.
Глава 4.
Утро снова было отвратительным. Хоть Этот Ужасный Том и не пытался заглотить завтрак Билла, но, тем не менее, храпеть мальчишка не перестал. А когда Билл подошел к его кровати и потряс за плечо, маленькая гадина пребольно лягнула его ногой спросонья и понеслась в туалет.
И сидела эта гадина в уборной не меньше получаса. Билл успел уже поесть, привести в порядок руки, два раза покурить (хотя никогда не выкуривал по утрам больше одной сигареты) и даже прочесть две главы из своей новой книги.
Когда, наконец, Том вылез из ванной, Билл почти опаздывал на занятия.
-Засранец, - прошипел он, толкая Тома плечом. Тот только фыркнул.
-Ты не приготовил мне завтрак? – от такого вопроса Билл застыл над унитазом. Кажется, ему даже расхотелось делать свое маленькое грязное дельце.
-Я должен был?
-Естественно!
Билл скрипнул зубами и полез в душ. Холодная вода абсолютно точно должна была смыть его злость. И смыла бы.
-Билл, ТЫ БУДЕШЬ БУТЕРБРОД С ДЖЕМОМ? – Том, нимало не стесняясь, влетел в уборную и прижался лицом к полупрозрачному стеклу душевой кабины. Билл инстинктивно прикрылся.
-НЕТ!
-Нет, так нет, - обиженно хмыкнул паршивец, - и нечего было орать.
Наверное, Биллу должно было стать стыдно. Но не стало.
«Маленький уродец влетел в ванную… Храпел всю ночь… Занял туалет на полчаса. Нет, мне не стыдно», - решил юноша и продолжил принимать душ.
Через пять минут, чистый и довольный, юноша вышел из ванной.
Том сидел на подоконнике и снова курил ЕГО сигареты. На столе стояла тарелка. На тарелке покоились два бутерброда. С джемом.
-Я не ем джем, - скривился Билл и тоже вытащил сигарету из пачки, - а ты не должен воровать мои никотиновые палки.
-Никотиновые палки, - фыркнул Том и затянулся, - я не ворую. Я на глазах у тебя их курю.
-Но я не разрешал!
-Ешь бутерброды. Я старался.
-Я не ем джем.
-Ну, хотя бы попробуй! Я же попробовал твои мерзкие тосты вчера!
Билл подавился от возмущения. Слопать его завтрак теперь означает «попробовать мерзкие тосты»?
-Как вечеринка? – перевел он тему разговора. С каких пор он вообще стал поддерживать беседу?
-Замечательно. Анджелина пыталась затащить меня в постель. Я не поддался.
-Ищешь единственную любовь и все дела?
-Нет, - странно посмотрел на него Том и затушил сигарету. Потом схватил сумку и уже около двери произнес, - до вечера. Я принесу суши.
И прежде, чем Билл успел презрительно фыркнуть и отказаться, гадкий мальчишка захлопнул дверь и унесся прочь.
-Чертов ребенок, - пробурчал Билл и тоже пошел на занятия.
*
Кажется, в комнате поубавилось места. Она ведь абсолютно точно была раза в два больше! Эй, куда делось свободное место?
-О, Билл! Не ожидал, что ты так рано вернешься!
-Я и сам не ожидал. Профессор Юни заболела. Нас отпустили. Жаль. Литература Средневековья – один из моих любимых предметов.
-Ты дашь мне что-нибудь почитать? Эту свою… Литературу Средневековья?
-Нет, - пожал плечами Билл и сел за стол, - где телевизор?
-О, я перенес его на тумбочку, которую поставил перед кроватями. Теперь можно будет лежать и пялиться в телек.
-Да, но меня вполне устраивал телевизор, стоящий на кухне! Постой, перед кроватями? Их теперь много?
-Не думал же ты, что я все время буду спать в кресле?
Том смотрел растерянно. Так ребенок смотрит на маму, которая пообещала купить ему щенка и прошла мимо зоомагазина.
Билл фыркнул и достал бутылку с виски. Налил в стакан. И убрал бутылку.
-Получается, ты собираешься обосноваться здесь? Остаться надолго? Нарушать мое спокойствие? Храпеть по утрам и приходить избитым вечером?
-Ну да… То есть, не совсем так… Ну… Ты меня запутал. Налей мне тоже виски.
-Нет. Мал еще.
-Мне девятнадцать!
-Ты несовершеннолетний.
-Ну и что?
-Это преступление.
-Ты жлоб.
-Я не утверждал обратного.
Том снова посмотрел глазами мальчика-которому-не-купили-собаку и достал откуда-то из-под одной из кроватей пакет. Грохнул его на стол.
-Суши, Каулитц-сан, - издевательски произнес он и вышел из комнаты. Не забыв, однако, прихватить сигареты Билла.
-Суши, говоришь, - протянул юноша, разворачивая пакет, - тут бы вино не помешало… Хотя… Можно и суши, - и Билл начал распаковывать еду.
*
-Тебе что, совсем не стыдно? – Билл думал, что мальчишка уже уснул, и собирался слушать его спокойное сопение. А этот гаденыш, оказывается, еще не спит!
-Нет.
-Ни капли?
-Ни капли, - подтвердил он, устраиваясь поудобней.
-И ты не чувствовал стыда, когда съел ВСЁ, что я купил?
-Ты сам предложил. Если бы я отказался, ты бы обиделся, как утром. Не хлопай, пожалуйста, больше дверью. Штукатурка осыпается.
-Билл…
-Что?
-Почему ты такой… Нелюдимый?
-Что ты делаешь, оставаясь в ванной один? О ком мечтаешь? – задал встречный вопрос Каулитц. Том смешался. Билл даже в темноте видел, как запылали его щеки.
-Спокойной ночи, Билл.
-Ага.
Сопение… И спокойный, глубокий сон.
«Я что, могу уснуть только когда этот кретин сопит рядом?» - пролетела где-то за гранью сознания одна удивленная мысль.
А потом Билл уснул.
Глава 5.
Голова болела нещадно. Практически разваливалась на куски. Как будто кто-то сдавил обручем. Словно… Словно в этой самой голове запускали тысячи фейерверков, и они носились в черепной коробке.
Боль была по-настоящему адской. Билл попытался открыть глаза. Потерпел сокрушительную неудачу. Тихонько застонал, массируя виски. Не помогало.
С Томовой стороны раздался ужасающий грохот. Парни жили бок о бок уже месяц, и каждый день начинался с того, что Билл будил Тома, ругался из-за того, что тот храпит, шел в душ, ел отвратительные бутерброды с джемом, запивал их не менее отвратительным чаем и выкуривал две сигареты. За это время они с Томом успевали так надоесть друг другу, что были искренне счастливы разойтись каждый в свою сторону.
По вечерам они снова встречались в комнате, Том канючил у Билла спиртное, тот вяло огрызался. Затем оба ложились спать. Жизнь текла своим чередом. Жизнь. Чья-то чужая, не Билла, а другого человека. Он не хотел этого всего. Том действительно мешал ему, надоедал, доставал, убивал своей тупизной. Расстреливал в упор «гениальными» идеями. Душил желанием облапать жирными руками Биллову книгу. Терзал нежеланием делать что-либо по дому.
И вот сегодня распорядок дня нарушился. Билл просто не мог подняться, чтобы по новой традиции пнуть своего соседа по комнате. Не было сил даже поднять веки, не то, что вставать. Хотелось, чтобы кто-то добрый убил его сию же секунду.
Еще этот храп! Он отдавался в черепной коробке новыми витками страшной боли.
Билл застонал погромче. Храп прекратился.
-Билл, - позвал его хриплый голос, - эй, что с тобой?
-Голова… Болит, - прошипел тот, все еще массируя виски.
-А я говорил тебе, говорил, что не стоит столько пить. Ты меня хоть раз послушал? Хотя бы один – разъединственный раз?
-Идиот… Мигрень у меня. И говори потише. Не визжи.
-Я не визжу.
-Как электропила.
-Ты лжешь.
-Или заткнись, или проваливай.
Молчание. Какое-то шуршание, бряцанье, шипение. Потом чья-то рука (очевидно, Этого Ужасного Тома) приподняла его за майку и усадила на кровати.
-Глаза открой.
-Больно.
-Тогда руки вытяни.
Билл послушался.
-Осторожно только, за ручку берись. Горячий.
-Кто горячий?
-Я горячий.
-Идиот. И извращенец. Я пригрел на груди змееныша.
-Сам ты идиот. Чай горячий. Осторожно бери, не обожгись.
-Отвали.
-Кружку бери.
-Отвали, - просипел Билл, но кружку принял.
-А теперь пей.
-Не желаю пить твой ср*ный чай. Проваливай на занятия. Пары скоро начнутся. Ты проспал, дубина.
-Я, кстати, кровать сломал.
-Поздравляю тебя с этим, - язвительно ответил Билл, отхлебывая чай. Горячий чай. Очень горячий чай. Аж язык обжег.
Но, вот ведь странность, теперь он даже смог открыть глаза. Боль сдавала позиции. Потихоньку, но отступала. Теперь юноша мог видеть счастливое лицо мальчишки, его сияющие глаза и широкую улыбку.
-Где мне теперь спать?
-На кресле.
-Мы его выбросили.
-Тогда тебе придется спать на полу.
-Я простыну и сдохну.
-Тем скорее освободишь мою комнату.
Том горестно вздохнул, но не убежал, как всегда это делал. А сел еще ближе, подоткнул одеяло Билла.
-Даже не пробуй подлизываться.
-И не собираюсь. И чего ты такой нервный?
-Так о ком ты думаешь в дУше?
-О порноактерах. Почему ты никогда не ходишь со мной на тусовки?
-Почему ты иногда стонешь во сне?
Том смешался. Покраснел. Отодвинулся подальше. Билл, ухмыляясь, продолжил пить свой чай.
-Чертов извращенец, - буркнул Том, копаясь в карманах. Наконец он нашел то, что искал. Сигареты. Кажется, свои.
Прикурился.
Билл нахмурился и угрожающе посмотрел на Тома.
-Ой, только не заводи свою песню о том, что мы курим около окна.
-Я тоже сегодня не курил. Так что дай и мне сигарету, - потребовал темноволосый молодой человек и протянул руку.
Том только вздохнул.
*
Оставшийся день решили провести дома, поедая пиццу и запивая ее кока-колой. Том все рассказывал что-то, не замолкал ни на минуту, а Билл слушал его с каменным выражением лица. Он никогда ничего не рассказывал о себе, а на любые вопросы Тома задавал свои, настолько гадкие, что юноша тушевался и забывал о своем любопытстве, пытаясь найти ответ на вопрос, заданный старшим товарищем.
-Зачем ты рассказываешь мне все это? – поинтересовался Билл, съедая четвертый кусок пиццы. В его глазах, наконец, появилась заинтересованность.
-Не можем же мы оба круглые сутки молчать, - сразу нашел ответ мальчишка и посмотрел на Каулитца победоносно.
-Сколько девушек у тебя было?
-Не знаю. Около пятнадцати, наверное.
-Они все отсасывали тебе?
Том в очередной раз стушевался, тогда как Билл, увидев румянец на щеках собеседника, удовлетворенно улыбнулся и встал. Голова закружилась, и юноша чуть не упал.
-Наверное, я лучше полежу.
-Я тоже хочу полежать, - заметил Том и уставился на Билла.
-Что уж с тобой делать, - вздохнул тот и откинул одеяло.
*
Билл проснулся после шести. Проснулся от того, что ему было ужасно жарко. И тяжело. И мокро. Он огляделся вокруг и обнаружил, что мерзкий мальчишка вместо того, чтобы спать где-нибудь на самом краю кровати, стыдливо поджав ноги, развалился практически на нем, обнимая рукой и ногой. И половиной тела.
Мальчик не храпел, как обычно, а тихонько сопел. И выглядел беззащитным, тихим и непривычно спокойным.
-Ну хватит, - громко сказал Билл, минут пять полюбовавшись открывшейся ему картиной, - прилип, как влюбленный, - фыркнул он и сбросил с себя Тома. Тот просто перевернулся на другой бок, обнял одеяло и продолжил спать.
-Что за патологическая надобность обниматься? – фыркнул Каулитц и пошел в душ.
Глава 6.
Когда Билл вернулся в комнату, Том уже сидел, развалившись, в его(!) кровати и листал его книгу. Новую. Которую Билл только-только собирался читать.
-Что за любопытство? – возопил он, кидаясь на мальчишку и стараясь выхватить заветную вещь. Том лишь расхохотался и спрятал книгу под одеялом.
-Обычное человеческое любопытство.
-Отдай.
-Обменяю.
-На что?
-Будешь пить со мной виски. Будешь? Согласен?
-Нет.
-Тогда не видать тебе книги.
-Я отберу ее. Силой.
Том лишь рассмеялся:
-Тебе не приходило в голову, что я физически сильнее тебя?
-Из скольких слогов состоит слово «физически»? Вау, ты делаешь успехи! Какие большие и сложные слова, - зло усмехнулся Билл, нависая над мальчишкой.
-Пошел ты, - буркнул тот, но книгу не отдал.
-Ладно. Иди на кухню.
-Нет. Мы будем пить в кровати. И разговаривать. Оба.
-Господи. Это еще зачем?
-Чтобы Я мог узнать тебя получше.
Билл задумался. Предложение не было заманчивым. Отнюдь. Он не хотел рассказывать о себе. Зачем? Зачем кому-то знать о нем? Чтобы потом, когда-нибудь, рассказать это все кому-нибудь?
Хотя… Мальчишка все равно не отстанет. Странный парень, этот Том. У него столько друзей, а он все свое время проводит с ним, букой и вообще странным юношей. Подозрительно.
-Так ты согласен? – поторопил его меж тем Том.
-Да, - Каулитц взял бутылку, стаканы и залез под одеяло. Разлил янтарную жидкость, протянул один из них Тому.
Тот отхлебнул немного, поморщился, но проглотил.
-ТЫ ЭТО ПЬЕШЬ?
-Да. Я пью именно это.
-И тебе ЭТО нравится.
-Это приходит со временем, Том. Задавай свой вопрос. Потом я задам свой. Отвечаем предельно развернуто, согласен?
-Да. Почему ты такой неразговорчивый?
-Я предпочитаю словам дело. Я не люблю разговаривать, потому что люди в большинстве своем разучились слушать. Я не хочу сотрясать воздух просто так, - Билл сделал маленький глоток, Том повторил его действия, - теперь я. Какого черта ты перестал ходить со своими кретинами-друзьями?
-А? Да так… Ну… Просто мне с ними не очень интересно. Знаешь, они веселые, пошутить любят, к девчонкам поприставать. Но они плоские. Надоело. Ты любил?
-Не приходилось. Наверное.
-Что значит «наверное»?
-Это значит, что я не знаю ответа на твой вопрос. Почему ты постоянно рассказываешь мне о себе?
-Мне кажется, что ты меня внимательно слушаешь. Хоть тебе это и не интересно, и не нужно… Но слушаешь. Кем ты будешь, когда выучишься?
-Историком. Всегда мечтал копаться в вехах истории. Мечта детства. У тебя есть постыдная тайна?
-Да… - Том замялся, повертел стакан так и эдак. И неожиданно одним махом проглотил все содержимое, - мне кажется, что я… В общем… Э-э-э… Мне кажется, что я гей… Билл, это так ужасно… Я не могу ни с кем поделиться… Я чувствую, что это неправильно, против всех… Я один такой, понимаешь? – взгляд мальчишки расфокусировался. Было непонятно, пьян он или просто очень стыдится собственного признания.
-Том…
-Нет, замолчи…
-Эй, ты что, стесняешься?
-Да! Да, мать твою, я стесняюсь того, что я чертов грязный п*дик! Да!
Билл сделал еще глоток и внимательно посмотрел на соседа по комнате.
-Да… Ну и попал же я с тобой, - пробормотал он, - как будто нанимался в психологи для трудного подростка… Том, - продолжил парень уже громче, - нет ничего в этом постыдного, понимаешь? Стесняться своей инакости – последнее дело. Поверь, ты не единственный гей в этом мире, да что там, в этом мире, в этом городе… Понимаешь, стесняться этого – все равно, что стесняться того, что не любишь сладкое, но обожаешь острое. Это нормально. У каждого свои вкусы и пристрастия. Так что не истерии и ложись спать.
-Ты думаешь? – всхлипнул Том. Когда это у него глаза так предательски покраснели?
- Я уверен, - ответил Билл и отставил стаканы в сторону, а сам поднялся с кровати, - спи, хорошо?
-Ты…. Тебе противно… Рядом со мной… Да?
-Том, я догадался. Давно уже.
Мальчишка непонимающе смотрел на Билла.
-Ты ухаживал за мной.
-Я?!
-Ты. Просто сам того не замечал.
-Значит, ты… Не будешь настаивать на том, чтобы меня переселили?
-Я должен?
-Ну, я же гей…
-О, я тебя умоляю, Том, я найду более благовидный предлог, чтобы выставить тебя из моих апартаментов! А теперь ложись и спи, пьяная маленькая дрянь. Иначе мне придется тебя выпороть.
Том расплылся в пьяной ухмылке:
-Я очень даже не прочь.
Билл хмыкнул и вышел из квартиры. Ему просто необходимо было пройтись и подумать. Конечно, мальчишка поверил в то, что Каулитц ему наговорил. Однако на самом же деле новость явилась шоком для Билла. Не то, чтобы он не любил геев… Но не вязался образ Тома с одним из них.
«Наверняка все эти маленькие ублюдки решили посмеяться надо мной», - весело подумал он, сидя на скамейке и закуривая.
Он не мог, да и не хотел никому доверять. Никогда.
Никто не отберет у него его холодное сердце. Его маленькое холодное сердечко, нужное лишь ему одному.
Глава 7.
На улице было пасмурно. Весь день то начинался, то прекращался противный мелкий дождик. Вставать не хотелось, да и не надо было – воскресенье. Билл лежал в постели, изредка потягивался и буравил взглядом потолок. Страшно хотелось курить, но дойти до подоконника было лень, так что приходилось терпеть.
Иногда ему казалось, что совсем скоро наступит тот момент, когда он убьет Тома, сомкнет руки на тощей шее и будет душить до тех пор, пока глаза из орбит не вывалятся, язык не посинеет и не завоняет мочой.
Мальчишка был навязчив до зубной боли. Казалось, от него нет спасения. Три месяца подряд, каждый день, каждый Божий день, вне зависимости от погоды и политической обстановки, Биллу надоедал его сосед Том, доверяя все самое сокровенное. Да что там, все самое сокровенное! Все… Абсолютно все.
Иногда хотелось подойти к стене и удариться в нее головой.
-Билл! – дверь в комнату открылась, и влетел его ежедневный кошмар, - как дела?
Каулитц хотел было притвориться, что спит, да не успел вовремя закрыть глаза. Том уже увидел, что он просто нежится в постели. Какое досадное недоразумение. Естественно, Том должен был это исправить!
-Так как дела?
-Уже плохо.
-А у меня хорошо! Очень даже хорошо, очень даже хорошо, - завыл мальчишка, прыгая вокруг кровати Билла. Каулитц вздохнул и выбрался из-под одеяла. Побрел в ванную. Захлопнул дверь перед носом мальчишки и начал умываться.
-Представляешь, я предложил Эвану сходить со мной… Ну, прогуляться, скажем, до клуба. Или до кино. Или до ресторана. И знаешь, что? Знаешь? – стрекотал из-за закрытой двери Том, - он согласился! Он сказал, что пойдет со мной, куда угодно! Представляешь?
-Идиот, - сказал Билл своему отражению, - он совсем не похож на парня, который будет счастлив проводить с тобой время.
Том молчал. Конечно, он услышал каждое слово соседа и теперь обдумывал сказанное.
-Почему бы и нет?
-Потому что такие кретины, как Эван по определению не могут быть геями.
-Тебе-то откуда знать?
-Надо мной часто насмехались. И мужчины, и женщины. Ты не думаешь, что это твои друзья-кретины захотели проверить тебя?
-Нет, - возмущенно засверкал глазами Том, когда Билл вышел.
-Значит, ты такой же кретин, как и они. Я был высшего мнения о твоих умственных способностях.
-Билл, что мне надеть? Что может понравиться Эвану? Билл! Ты что, меня не слушаешь?
Каулитц уселся в кресло, налил вина, купленного сегодня к обеду и уставился в книгу.
-Думаю, я пойду во всем белом.
«Еще в фату замотайся», - фыркнул про себя Билл. Где он остановился? А… Точно.
«Смотрите, учу я вас о сверхчеловеке…»
-Билл, ну как ты думаешь? Тебе нравится? Билл! Эй!
«Сверхчеловек – смысл жизни…»
-Каулитц, ну посмотри же ты на меня!
«Пусть же ваша воля говорит…»
-Билл! – Том потряс его за плечо, другой рукой вырывая книгу. Эта привычка раздражала чуть ли не больше всех остальных. Вместе взятых.
-Как тебе то, как я выгляжу? – повертелся перед зеркалом Том.
-Как обычно, - пожал плечами Билл, - отдай книгу. Я не дочитал еще.
-Нет, не отдам! Не отдам! – начал дурачиться Том.
-Ну и ладно. Все равно не люблю Ницше.
-Почему?
-Потому что, в отличие от восторженных его фанатов, не рассматриваю эту книгу с точки зрения художественной ценности, но смотрю на нее именно через призму этой религии, пророком которой был Заратустра. Смею тебя уверить, Заратустра не учил никого о сверхчеловеке. И уж точно он не мог сказать, что Бог мертв.
-Ясно…
-Ничего тебе не ясно, - ухмыльнулся Билл и пересел на подоконник. Достал сигарету, с удовольствием подкурился.
-Слишком много куришь.
-Слишком много разговариваешь.
-До вечера.
-Не позже двенадцати, или я сдам тебя коменданту!
*
Билл ворочался с боку на бок. Уснуть не получалось. Все было, как прежде, когда спать вроде бы хотелось, но сон не шел, убегал от него, а сам Билл находился где-то на грани забытия и реальности.
В комнате было отвратительно тихо. Только часы тикали на стене.
Тик. Тик. Тик.
Они отбивали секунды, которые складывались в минуты. Минуты преобразовывались в часы.
Десять. Четверть одиннадцатого. Половина одиннадцатого. Одиннадцать. Четверть двенадцатого. Половина двенадцатого.
В это время Том обычно уже приходил. Приходил, ложился и начинал сопеть. И Билл засыпал под это его сопение. Иногда сразу, иногда еще рассматривал спокойного Тома.
Он включил телевизор. Показывали какой-то идиотский сериал, но он стал смотреть его, пытаясь вникнуть в суть. Вникнуть не получалось, сути в сериале вообще не было. Но просмотр откровенного бреда расслаблял.
Минут через десять Билл начал что-то понимать. Налил себе вина, осушил бокал и снова уставился в телевизор.
-Алессия, твоя подруга изменяет тебе с твоим мужем. Бросай обоих, - буркнул юноша, закуривая сигарету, - и вообще, зачем тебе этот твой муж? Он же страшный, как война. Вон, садовник в тебя влюблен. Посмотри, какие у него накачанные мускулистые руки, какой загар, какие губы… Нет, ты определенно дура, Алессия.
Около двери раздался смешок.
-Я так и знал, что что-то в тебе не то. А ты, оказывается, сериалы по ночам смотришь и сам с собой разговариваешь, - смеясь проговорил Том, отлепляясь от двери (прятался, мерзавец!) и подходя к окну. Билл бросил глаза на часы. Без десяти минут два.
-Собирай свои вещи, - спокойно произнес он, стараясь не отвлекаться от экрана, - ты задержался почти на два часа.
-Ох, Билл, успокойся. Ты же все равно не спишь. А с комендантом я уже поговорил, - победоносно ответил отвратительный мальчишка и закурил.
Мерзавец! Ему что, теперь можно приходить в любое время?
Каулитц выключил телевизор, затушил сигарету и забрался в постель. Его трясло от гнева.
-Хочешь, я расскажу тебе, как все прошло?
-Уволь меня от всего этого, - скрипнул зубами Билл, закрыв глаза.
-Ты оказался не прав. Эван действительно очарован мной. И как он целуется, Билл… такое впечатление, что он был готов меня сожрать. Не могу сказать, что мне это не понравилось. Это был прекрасный вечер, представляешь? Просто замечательный. А потом, после кино – а, да, я же не сказал, мы ходили в кино – мы пошли к нему. Он предложил мне вина, мы долго сидели за столом и смотрели друг другу в глаза… Так романтично… правда, вино было какое-то паршивое. Кисловатое.
-Потому что ты привык пить сладкое, идиот.
-Полумрак, тихая музыка… И мы только вдвоем. Эй, Билл, можно я полежу с тобой?
-Нет.
Том затушил свою сигарету, разделся до боксеров и улегся рядом с Каулитцем.
-Проваливай, - зашипел Билл, заматываясь в свое одеяло, как в кокон.
-Я просто замерз, а мне еще столько всего тебе надо рассказать! Не веди себя так, как будто ты ревнуешь меня, - рассмеялся Том.
Билл заскрипел зубами, отпустил один край одеяла и отодвинулся от отвратительного мальчишки подальше.
-Да ладно тебе, Билли, - расхохотался тот, - никто не собирается покушаться на твою гетеросексуальную задницу. Лучше расслабься и послушай меня.
-Том, слушай, мне правда неинтересно.
-Но ты слушаешь.
-Я сплю.
-Так вот…
-Хрррр.
-Отвратительный гадкий мерзавец, - пробормотал Том, тряся Билла за плечо. Тот дернулся и продолжил делать вид, что спит, - я буду спать с тобой. И как только ты проснешься, я сразу же расскажу тебе обо всем, что произошло сегодня вечером.
«Господи, - проскулил про себя Билл, - за что мне достался соседом озабоченный подросток-гей? Да и еще и такой разговорчивый?».
Том подтянул себе еще немного одеяла и быстро уснул. Как всегда. Тихое теплое дыхание рядом, жар человеческого тела… И запах чего-то детски-наивного.
Как обычно, Билл и не заметил, как уснул.
Улыбаться что-то не тянуло. Хотя можно было.
Потому что Билл проснулся практически обмотанный Томом. Мальчишка был повсюду: лежал на нем, вцепившись, как осьминог. Довольно комичная ситуация, в особенности если учесть, что что-то твердое очень недвусмысленно упиралось Биллу в ногу.
Тут бы улыбнуться и сделать вид, что ничего не произошло.
Но улыбаться что-то не тянуло.
Билл попробовал выползти из-под мерзкого мальчишки. Ничего не вышло. Не получилось даже пошевелить рукой.
К тому же Том страшно храпел. Прямо в ухо Каулитцу. Этого оказалось достаточно, чтобы юноша оказался практически на грани истерики.
-ТОМ!!! – заорал он, постаравшись набрать побольше воздуха в легкие. Не вышло. Получился какой-то интимный шепот. Интимный яростный шепот. Это Билл знал, что шепот был именно яростный. Тому он, очевидно, показался возбуждающим, потому что мальчишка двинул бедрами.
О. Черт.
«Спокойно, Билл. Это всего лишь спящий мальчишка, который трется о твою ногу… Всего лишь спящий мальчишка»…
-ТОМ! – получилось уже более внятно, но все еще тихо. Юноша набрал в легкие максимально количество воздуха и завизжал:
-ТОМ!!!
Мальчишка вздрогнул и скатился с него. Теперь он сидел и испуганно щурился.
-Что? Семь утра, Билл, - зевнул он, придя немного в себя и посмотрев на часы.
-Ты… Ты… Ты… Фу, какой ужас! …! …! Твою мать!
-Да что случилось?
Вместо ответа Билл указывал пальцем на свою ногу, открывал и закрывал рот и делал странные телодвижения.
-Ничего не понимаю, - пробурчал Том, - но, видимо, раз ты разбудил меня, тебе не терпится послушать, как я вчера провел вечер.
«О, Боже, сейчас он начнет говорить!!!»
-Ты тыкался в меня! – выпалил Билл на одном дыхании.
-Тыкался? Что это значит?
-Ну… У тебя стоял, ты на мне лежал… Весь, целиком, забрался на меня. Потом я попросил тебя слезть, а ты начал своим… эээ, тереться об меня! Фу! Ужас! Бэ! – Билл скорчил лицо, как будто его прямо сейчас стошнит.
-Ничего ужасного, - скрестил руки на груди Том, - я вполне обычный девятнадцатилетний парень. Гей. Спал на тебе… Э-э-э… Ну, я думаю, что это нормально.
-Ты больше не будешь спать со мной в одной постели.
-Это из-за того, что я гей? – напрягся Том.
-ЭТО ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ТЫ В МЕНЯ ТЫКАЛСЯ! – завизжал Билл.
-Слушай, ну этого больше не повторится. Правда. Честное слово. Клянусь.
-Ты опять залезешь на меня во сне.
-Я не спал, когда залез на тебя. Мне холодно было. Билл! Ну позволь мне хотя бы сейчас никуда не уходить…
-Э-э-э… Может быть… Тебе надо сходить в ванную?
-Что? Ах, это?.. Да нет, ты когда завизжал, все прошло. Не беспокойся. Во всем виновата вчерашняя ночь.
«Черт, - подумал несчастный мозг Билла, - сколько мне ЕЩЕ терпеть?».
*
-Так и вот… На чем я остановился? Ах, да… Мы сидим у него… Тихая медленная музыка и мы – только вдвоем. Никаких забот. Никаких проблем. Представляешь? И он целует меня, и такое впечатление, что он сейчас просто сожрет меня… Представляешь?
-Смутно.
-Может, тебе показать?
-Обойдусь. Налей мне чаю, - Том исполнил просьбу и продолжил повествование. Билл подумал, что лучше бы он позволил Тому продемонстрировать поцелуй. Все интересней, чем слушать мальчишку.
-И вот… Он снимает футболку, расстегивает джинсы… О, Билл, такого замечательного минета я еще никому не делал!
Каулитц подавился.
«Все-таки хорошо, что я не позволил ему поцеловать себя», - радовался он про себя. И ничего не говорил.
-Представляешь, он сказал, что это был лучший минет в его жизни!
-Меня сейчас стошнит, - с кислой миной поведал Билл и закурил. Том сиял. Вообще-то у Каулитца просто не укладывалось в голове, как это Этот Ужасный Том может быть в пассивной роли.
-Понравилось отсасывать? – взял он себя в руки.
-Очень, - признался мальчишка, и Билл закашлялся.
-А потом?
-Что потом?
-Ну, ты ему отсосал… И…
-А… Потом я пошел домой, - самодовольно ответил Том.
И ушел спать, оставив Билла в растерянности сидеть на подоконнике и давиться сигаретным дымом.
Глава 8.
Gimme one night,
Gimme one hope,
Just gimme,
One man one man,
One bar one night,
One day hey hey,
Just gimme gimme gimme,
One vision.

Читать не хотелось. Абсолютно. Текст в голову не лез.
-Да что такое? – пробормотал себе под нос Билл и украдкой посмотрел на часы. Десять.
Юноша вновь уставился в книгу, но понять текст не получалось и он, вздохнув, отложил Ницше.
Включил телевизор, уставился в мерцающий экран. Снова шел сериал.
-Кристина, убери от него руки. Он муж твоей лучшей подруги, - прошипел юноша, понимая, что разговаривает с ТЕЛЕВИЗОРОМ.
Такое положение дел его совсем не устраивало. Билл встал с кресла, надел куртку, схватил сигареты и вышел на улицу.
Ночной город жил. Повсюду горели огни. Носились машины, разговаривали люди, визжали подростки, грохотала музыка.
Билл вздохнул. У него никогда не будет столь желанной тишины. Даже ночь перестала быть тихой.
Юноша почувствовал голод и решил позволить себе сегодня посетить какой-нибудь спокойный ресторан, где он точно не встретит Тома или кого-то из его кретинов-дружков.
*
Вечер прошел приятно. Билл пофлиртовал немного с девушкой-администратором, построил глазки симпатичному официанту и съел несколько порций суши. Причем, когда ему казалось, что больше уже не влезет, откуда ни возьмись появлялся официант, подносил бокал вина и тихонько убирался. Билл пил вино медленно, наслаждался вкусом. А потом обнаруживал, что в желудке снова достаточно места, чтобы съесть еще немного. Кажется, это могло продолжаться бесконечно, но, в конце концов, Билл понял, что если выпьет еще немного, то просто не дойдет до дома, а уснет где-нибудь по дороге. Поэтому юноша расплатился и побрел домой.
Хотелось петь песни и танцевать. Тело не слушалось, ноги заплетались, а куда спрятаться от желания прямо сейчас сесть на асфальт, он не знал.
Кое-как дойдя до дома и поднявшись на свой этаж, Билл долго искал ключи, долго не мог попасть в замочную скважину, долго отпирал замок.
Когда, наконец, дверь была открыта, он ввалился в комнату, включил свет и увидел Тома, сидящего на кровати и Эвана, поправляющего рубашку.
-О, - почти дружелюбно произнес Билл, - привет.
-Привет, - усмехнулся Эван. Этот парень абсолютно точно Биллу не нравился. Не нравились его тонкие бескровные губы, не нравилась прическа в стиле шестидесятых, не нравились тонкие запястья. Но больше всего Билла выводил голос парня, - и пока.
-Отчего же? – ухмыльнулся Билл, - куда-то спешишь?
-Да нет, в общем-то. Слышал просто, что ты не очень-то жалуешь гостей.
-Я не очень-то жалую гостей, которые расположились в моей комнате три месяца назад. И все никак не соберутся уехать. Вино? Виски? Мартини?
-Какой богатый выбор, - усмехнулся Эван, - как будто тут кто-то очень часто пьет.
Билл пожал плечами:
-Здесь нет пива или каких-нибудь мерзких коктейлей. Исключительно дорогие напитки, которые приятно посмаковать. Впрочем, не все понимают, - хмыкнул он, наливая вина, - за знакомство?
-Ты налил только нам, - заметил Тонкогубый, как его про себя окрестил Билл.
-Тому нельзя еще. Маловат.
Мальчишка хотел что-то вякнуть, но Эван хмыкнул и ответил за него:
-Думаю, решать ему.
-Естественно, - обворожительно улыбнулся Каулитц и посмотрел в сторону Тома свирепо, - тебе налить?
-Нет, - пискнул тот и испуганно посмотрел на Билла. Юноша только довольно улыбнулся.
-Что ж… Значит, за знакомство?
-Да, - молодые люди чокнулись и пригубили напиток, - что ж, думаю, мне все-таки пора, - заторопился Эван, выпив свое вино, - до свидания, Билл. До завтра, Томми, - юноша склонился к мальчишке и поцеловал его в щеку.
«До свидания, Томми, -мысленно передразнил Билл и закатил глаза, - Боже, меня, кажется, сейчас стошнит».
Юноша допил вино, поставил бокал на стол и вышел на балкон – подышать и покурить. Он увидел, как из подъезда выходит Эван и тоже закуривает.
«И чего он тут отирается?» - подумал Билл, стряхивая пепел и целясь в макушку гадкому парню.
Тот ничего не замечал, просто курил. Через некоторое время раздался рев мотора. К дому подъехал мотоцикл. Водитель снял шлем, чмокнул Эвана в губы и протянул второй шлем. Тот счастливо рассмеялся, сел на мотоцикл и доверчиво прижался к спине байкера.
Билла снова чуть не стошнило. Ну и зачем Эвану это все надо?
*
-Билл!
-М?
-Билл, ты спишь?
-Угу.
-Билл, скажи, Эван классный? Ну правда!
-Не разделяю твоих восторгов.
-Ты просто завидуешь.
-Чему?
-Тому, что у меня есть такой прекрасный молодой человек, который…
-Который милостиво разрешает тебе отсасывать у него. О, Том, это, как минимум, глупо, ясно?
-Нет, он меня… Любит!
-Он говорил тебе?
-Нет, но я знаю! – рядом упало что-то тяжелое. Это Том решил, что если он будет находиться ближе, то точно докажет свою позицию.
-Ты такой тупой, - повернулся к нему лицом Каулитц и посмотрел мальчишке в глаза, - этот парень тебя использует. Я не знаю, зачем ты ему, но он тебя использует.
-Ты просто параноик, Билл, - ответил Том, кусая нижнюю губу, - то, что у тебя никого нет, и все тебя предавали, еще не значит, что также будет и у меня, ясно? – мальчишка отвернулся от него и накрылся одеялом с головой, - и не будем об этом больше, ясно?
-Мне-то все равно, - пожал плечами Билл и лег на спину, - а вот ты потом будешь страдать.
-Даже если и буду. Тебе-то какое дело? – Том вылез из-под одеяла и снова повернулся к Биллу.
-Выслушивать-то твои стенания МНЕ придется, - рассмеялся Каулитц и закрыл глаза, - спи, надоел уже.
-Ты сегодня такой разговорчивый! – восхитился Том и положил голову Биллу на грудь.
-Я сегодня такой пьяный. Слезь с меня, извращенец.
-Ты такой теплый, - промурлыкал Том, заползая на Билла полностью, - я буду спать на тебе.
Сил возражать не было.
-И только попробуй снова начать в меня тыкаться, - предупредил он и… погладил Тома по голове.
-Эй, ты чего? – испуганно спросил тот. Билл пожал плечами:
-Остается надеяться, что завтра я не вспомню своего замысловатого поведения.
-Я тебе напомню, - хихикнул Том и, обняв Билла, засопел.
Глава 9.
Когда Билл проснулся, никого рядом не было. Отчего-то трещала голова и болели кости.
Том почему-то не храпел на своей кровати, зато из ванной доносились звуки чьего-то ужасного пения. Билл поморщился и потянулся. Потянулся и поморщился. Встал.
Побродил по комнате. Приготовил завтрак и снова побродил по комнате.
Том все не выходил из ванной.
-Ты там утоп, что ли? – проорал Билл, чувствуя, что скоро с ним случится неприятность, если маленькая гадина не вылезет.
Гадина вылезать не желала. Только петь начала еще задушевнее.
Билл выкурил сигарету. Посмотрел в окно. Почитал газету.
Гадина перестала петь, но воду еще не закрыла.
-Том, твою мать!
Том-твою-мать не отвечал. Вообще.
«Может, он там поскользнулся и разбил-таки свою тупую голову?» - с надеждой подумал Билл и подошел к двери в ванную. Глубоко вздохнув, открыл дверь. Вошел. Поднял глаза.
Тут же покраснел, глаза опустил, вышел из ванной и закрыл за собой дверь. Плотно. Чтобы, не дай Бог, не открылась.
Потому что там, в ванной комнате, Том занимался ничем иным, как самоудовлетворением. И, кажется, даже совсем не смутился, когда к нему так по-хозяйски вломился Билл.
Через пять минут мальчишка вышел из душа и, как ни в чем ни бывало, принялся поглощать завтрак. Билл посмотрел на него и залюбовался: щечки румяные, глаза блестят, на устах играет улыбка. Каулитц любовался бы куда дольше, если бы не вспоминал каждую секунду, ЧЕМ мальчишка только что занимался.
Странно, но это не вызывало отвращения. Наоборот, это казалось таким… Правильным… И эта его закушенная губа, прикрытые глаза, рука, скользящая по члену вверх и вниз, неровное дыхание, пот, выступивший на лбу…
-Билл… Эй, Билл, - Том потрепал его по плечу, - ты что, завис?
…и открывшиеся глаза, подернутые дымкой удовольствия. В них нет удивления, испуга или попытки сбежать. Том не прятал взгляд, не пытался прикрыться. Все те доли секунды, что Билл стоял в ванной, тупо пялясь на него, мальчишка не прекращал др*чить. Смотрел на него своими карими раскосыми слегка глазами, дышал неровно.
-Билл! Алло! Да что с тобой? Никогда не видел прежде голых мальчиков?
Билл пробурчал что-то и вспомнил, что он еще не ходил в туалет и скоро его мочевой пузырь просто лопнет.
-Извини, мне в туалет надо.
Том рассмеялся чему-то своему, схватил сумку и ушел.
*
Это совершенно, абсолютно ненормально, что он теперь не может не думать о своем голом соседе. О соседе, который так… Посмел поступить с их ванной… Осквернить ее, можно сказать!
Не то, чтобы Билл и сам никогда не осквернял ее, но он делал это как-то суетливо, торопливо и стесняясь. Том же откровенно наслаждался процессом, любил себя, по-настоящему ласкал.
Билл никогда не смог бы спокойно после всего смотреть Тому в глаза. А мальчишке все равно! Словно его каждый день застают в душе во время того, как он ласкает себя!
Билл едва отсидел занятия. Он больше не хотел думать обо всем этом. Ему хотелось домой. Ему хотелось спать. Ему хотелось срочно забыть обо всем.
Черт, ему хотелось увидеть это все снова.
*
-Билл, ты дома? – крикнул Том, заходя домой и на ходу скидывая кеды.
-Да! – ответил Каулитц из кухни, - ты будешь вино? Я приготовил спагетти!
-Он еще спрашивает, - пробурчал Том и расплылся в улыбке, - конечно, буду!
Мальчишка влетел на кухню, схватил со стола сигареты и подбежал к подоконнику. Закурил, помахал рукой, рассеивая клубы дыма.
-Ты же не готовишь…
-Я не готовлю? – Билл выглядел потрясенным, - да я прекрасно готовлю.
-Помню я твои тосты!
-Я не предлагал тебе есть их. Мне они нравятся, - отрезал Билл и снял сковородку с чем-то вкусно пахнущим с плиты, - мой руки и садись, - скомандовал он. Том хотел было докурить, но Билл швырнул в него мокрым полотенцем, и мальчишка, кажется, передумал.
*
-Слушай, ты тааак готовишь! – восхитился Том, накладывая себе вторую порцию спагетти и подливая вина, -какого черта мы заказываем все в ресторанах?
-То есть, ты хочешь, чтобы я стал твоим личным поваром? – со спокойной улыбкой поинтересовался Билл и допил свое вино.
-Нет… Ну…. Просто…
-Если ты будешь убирать, я буду готовить, - выдал Каулитц. Том лишь вздохнул.
-Нечестно!
-Что нечестно?
-Мне убирать весь этот свинарник, а тебе только готовить.
Билл приподнял бровь:
-Не я этот свинарник устроил. Это раз. И второе: Том, ты только представь, СКОЛЬКО ты ешь. Мне придется стоять у плиты практически все свободное время.
-Согласен, - быстро согласился Том и снова потянулся к бутылке. Билл заметил, но не стал отбирать. В конце концов, пусть приучается к хорошему алкоголю. Юноша по себе знал, что, если сначала пьешь вкусные вина, мартини или даже виски – на банальщину, вроде пива или коктейлей желания не остается.
-Хорошо. Тогда твоя обязанность сегодня – вымыть посуду, - сказал Билл и встал из-за стола, - я, пожалуй, прогуляюсь до парка. Это не значит, Том, что тебе надо туда обязательно притащиться и потревожить меня, ясно?
-Когда это я тебя тревожил?
-Боже, да мне кажется, что ты везде, куда бы я ни сунулся.
-Наверное, судьба, - философски изрек Том.
-К черту такую судьбу, - поморщился Каулитц, взял книгу и пошел в парк.
Билл шел по осеннему парку, жмурил глаза, улыбался природе, вдыхал запахи опавших листьев и вспоминал минувшее.
Вспоминал, как гулял с сестрой по такому же осеннему парку, держал ее за руку, а ладошка была горячей и слегка влажной. Как девочка хохотала, когда он рассказывал ей что-то, как грустила, глядя на падающие листья, как носилась вокруг него, прося почитать книгу.
Билл хохотал в ответ, сжимал горячую ладошку, говорил, что весной деревья снова оденут свои зеленые платья, смотрел на нее озорно и отказывался читать «Гарри Поттера», которого ей подарили на день рождения.
-Билл, Билл, ну пожалуйста, - клянчила она, когда он садился на скамейку, - пожалуйста!!! – преданно заглядывала мальчику в глаза, хлопала в ладоши, ерзала на слишком большой для нее скамье.
-Хорошо, - отвечал он, а в глазах играли чертики, - только если ты сегодня помоешь посуду за собой.
-Билл, так нечестно, - огорчалась девочка, но устраивалась поудобнее и клала голову на плечо брата.
Билл был на 6 лет старше Марго. Это не мешало ему нежно любить сестру, защищать ее и помогать ей во всем, быть ее лучшим другом и самым прекрасным братом в мире. Он читал ей на ночь сказки, лежал вместе с девочкой, пока та не засыпала, будил ее и проводил практически весь день с ней.
А потом сестра вдруг выросла. Лет в двенадцать она впервые назвала его «неудачником» и выбежала из комнаты. Потом девочка попросила его, чтобы он не приходил за ней в школу. А потом и вовсе перевелась из этой школы в другую, чтобы никто не знал, что «этот странный Билл» - ее брат.
Да. Девочка начала стесняться брата.
К счастью, Билл уехал в колледж. Но и там он очень переживал из-за того, что единственный, пожалуй, любимый человек ненавидит его.
*
Почитать спокойно не удалось. Приехали скейтеры и начали кататься. Они производили столько шума, сколько, пожалуй, не производит… Ничего не производит. Громыхали этими своими колесами, подпрыгивали, хохотали…
Билл вздохнул и встал с облюбованной лавочки. Какая-то неведомая сила не давала ему читать Ницше.
Искренне надеясь, что Том свалил куда-нибудь, юноша пошел домой.
*
Зря Билл надеялся. Том валялся в его кровати с бутылкой из-под вина и спал. Спал, открыв рот и испуская Запах. Запах алкоголя. Отвратительный запах алкоголя.
Билл рассердился. Страшно рассердился. Подошел к кровати и пнул Тома по ноге. Тот не растерялся и, еще даже не проснувшись, пнул в ответ. Прямо в пах. Билл согнулся пополам и тоненько взвыл.
Мерзкий мальчишка подпрыгнул на кровати и уставился на скрюченного Каулитца.
-Ты чего? – тупо спросил Том и потер глаза.
-Ты нахрена мне по яйцам врезал? – задал резонный вопрос Билл, пытаясь одновременно разогнуться и присесть на край кровати.
-Не знаю, - честно ответил Том и зевнул, - я спал. Никого не бил. Сам виноват, наверное.
-Ты, случайно, сегодня не встречаешься с этим своим Эваном?
-Он сегодня работает.
-И кем он работает?
-Барменом. Впрочем, я, наверное, схожу, посмотрю на него.
-Было бы на что, - буркнул Билл, рассматривая свои руки, - к тому же, ты пьян. Оставайся дома.
-Еще чего, - фыркнул мальчишка, - и слушать весь вечер твои нотации?
-Как знаешь, - вздохнул Билл. У него было какое-то очень нехорошее предчувствие. Как-то тяжело на груди, - ты все вино вылакал? Или что-то оставил?
-Ну, там, в мини-баре еще какие-то бутылки стоят, если ты об этом. Слушай, ты не слишком много пьешь?
-Я привык, - хмуро ответил Билл, прямо из горла отхлебывая вино. Том поморщился, - что?
-Непривычно видеть, как ты пьешь не из бокала.
-Ты посуду помыл?
-Нет. Вместо этого я напился. Ты прочитал свою книгу?
-Нет. Вместо этого я походил по парку, - в тон ему ответил Билл и снова надел снятую недавно куртку, - я пойду, прогуляюсь. Во сколько ты уйдешь?
-Часов в одиннадцать.
-Наверное, я еще не приду, когда ты будешь уходить. Пожалуйста, не задерживайся сильно. Меня не прельщает мысль о том, что мне придется сидеть всю ночь и ждать тебя.
-Никто не заставляет, - пожал плечами Том. Билл вспыхнул. Не мог же он сказать мальчишке, что засыпает только тогда, когда Этот Ужасный Том спит с ним в одной комнате?
-Вдруг тебя убьют, заберут ключи, узнают, где мы живем и убьют еще и меня?
-Успокойся, Билл. Отсюда нечего уносить.
-Ты даже не представляешь, как ты ошибаешься, -усмехнулся Билл и вышел из их комнаты.
Глава 10.
Билл пришел домой ближе к часу. Снял куртку, аккуратно повесил на крючок. Побрел к столу, на котором лежала книга. Юноша искренне надеялся начать ее читать.
Он подпрыгнул от неожиданности, когда из глубины комнаты донесся стон. Тихий, но вполне отчетливый.
-Кто здесь? – прошептал Билл, подходя к столу.
-Я, - слабо ответил Том и заворочался, зашуршал.
-И чего ты такой тихий? – иронично спросил Билл. Ответа не последовало, - э-э-э, Том?
Снова тихий стон.
-Эй, ты чего там делаешь? – юноша подошел к Томовой кровати и обмер. Мальчишка был избит. Фингал расплывался красивой синевой, на губах запеклась кровь. Том лежал на кровати, сжавшись в клубок, и постанывал, - что такое?
Мальчишка хмыкнул:
-Очевидно, меня побили.
-Очевидно, - повторил Билл, включая свет. Том поморщился, но ничего не сказал, - а кто?
-О, извини, я не удосужился спросить его имя. Просто он лапал моего Эвана, а я начал разбираться. Ну и… Он отлупил меня, сказал, что если я еще раз подойду к ЕГО Эвану, он меня просто убьет.
-И теперь ты страдаешь, - хмыкнул Билл, копаясь в холодильнике.
-Я бы не сказал, что это моральные страдания. Подходящий ты момент нашел, чтобы поужинать, - развеселился Том, глядя, как Каулитц вытаскивает из морозилки кусок мяса.
-Идиот, - беззлобно бросил Билл, подходя к кровати, - приложи к фингалу… Хотя, похоже, это уже не поможет… Что у тебя болит?
-Все, - емко ответил Том и зашипел от боли, приложив мясо к синяку. Билл усмехнулся и присел на край кровати, пощупал Томов лоб и нахмурился.
-У тебя, кажется, температура.
-Вряд ли.
-Да нет, точно тебе говорю, - юноша склонился над мальчишкой и прикоснулся губами ко лбу того, - ну да… Температура.
-Может, мы проверим это при помощи градусника?
-А он у тебя есть?
-Нет.
-Вот и у меня нет, - весело ответил Билл, поднимаясь.
-Эй, ты куда?
-Чай тебе сделаю, горе ты мое.
Том лежал тихо и молчал. Это было, очевидно, плохим признаком.
-Может, в больницу?
-Да нет… Поколотил он меня, честно говоря, не сильно. А вот я ему, кажется, нос сломал.
-У тебя же все болит!
-Естественно! Но это ничего… Пройдет.
-Пей, - Билл опустился на кровать мальчишки и поднес к его губам чашку. Тот поморщился.
-Сам подержать могу, - заявил он и, охая и постанывая, сел в кровати.
-Как хочешь, - пожал плечами Билл и собирался встать. Том перехватил его руку:
-Эй, не уходи… Посиди со мной?
-Одно условие…
-Да?
-Ты НЕ будешь рассказывать мне про этого своего Эвана. Я ведь тебе говорил, что он плохой человек. Ты мне не поверил.
Том пожал плечами и быстро-быстро, маленькими глотками, выпил свой чай. Потом лег обратно и закрыл глаза.
-Может, ты будешь спать со мной?
-И ты меня заразишь.
-Ага, будем с тобой вместе валяться целыми днями дома.
-И ты мне расскажешь про всю свою жизнь.
-Точно. А ты будешь хмуриться и говорить, что тебе неинтересно.
-Ну что с тобой делать? Подвинься.
*
Посреди ночи Том начал метаться, что-то бормотать во сне и кого-то звать. При этом он так отчаянно сжал руку Билла, что тому аж стало больно.
-Тихо, тихо, - шептал он, вытирая пот со лба мальчишки тыльной стороной ладони, - все хорошо… Это просто кошмар…
В какой-то момент Билл наклонился к мальчишке, чтобы поправить волосы, а тот вдруг открыл глаза, совершенно безумные, какие-то сумасшедшие, словно Том вовсе не здесь сейчас находится… А потом обвил руками шею Билла, притянул к себе и прикоснулся своими губами к его. Каулитц застыл, не зная, что делать.
А Том меж тем, не чувствуя сопротивления, прижался к его рту более требовательно, вовлекая уже в настоящий поцелуй. Прошелся языком по губам, а когда Билл, совершенно не понимая, что делает, подался навстречу, проник этим самым языком в его рот, завоевывая, танцуя замысловатое танго с языком Каулитца, изучая и порабощая.
И Билл покорился. Сдался в плен этим настырным горячим губам, этим сильным рукам, схватившим его и притянувшим близко-близко к себе, растворился в чувственности и страсти.
Это было, наверное, самое лучшее из того, что он когда-либо делал.
Укусил за нижнюю губу, сорвав тихий урчащий звук с губ Тома, поцеловал в подбородок, проложил дорожку из поцелуев к шее, а потом вернулся обратно.
Руки хаотично шарили по всему телу, губы прижимались друг к другу, тела подавались навстречу и сгорали в каком-то диком адском танце.
Сегодня было можно все. Первый поцелуй.
-Эван, - прошептал Том, вцепляясь в Билла еще сильнее, а тот отчего-то почувствовал невероятную, всепоглощающую боль…
-Спи, мой хороший, - прошептал он, высвобождаясь из объятий мальчишки.
А сам пошел курить, когда Том, наконец, перестал рыскать руками по простыням и успокоился, свернулся в клубок и засопел.
А на прикроватной тумбочке сиротливо лежал подтаявший кусок мяса…
*
Ему снились поцелуи. Много, много, очень много поцелуев. Дерзких, чувственных, нежных, страстных, порою злых, кусающих… Но оттого не менее прекрасных.
Когда под ухом зажужжал, завибрировал мобильный, Билл застонал и решил, что миру пора катиться в Тартар. Желательно вместе с его телефоном.
Юноша отключил будильник и открыл глаза.
Что-то было не так.
Это что-то гордо стояло и требовало ласки и внимания.
Билл огляделся вокруг воровато и откинул одеяло, чтобы встать, пройти в ванную и…
Около его кровати сидя спал Том, уперевшись лбом в колени.
Билл вздохнул и залез обратно под одеяло. Сейчас юноша чувствовал себя, по меньшей мере, неудобно. Неудобно оттого, что он не может разбудить Тома, потому что если тот проснется, то непременно залезет в его постель, а когда залезет, то обнаружит, что у Билла стоит…
Неудобно и оттого, что, если мальчишку не разбудить, он может простыть еще больше.
Неудобно, в конце концов, оттого, что вчера он с Томом так самозабвенно целовался.
Пока Билл лежал в постели и казнил себя, его сосед открыл глаза и резко повернулся. И увидел, что Билл не спит.
-Доброе утро, - хрипло произнес он, поднимаясь.
-Привет, - покраснев, ответил Билл.
-Как спалось?
-Неплохо.
-Насколько я помню, мы ложились вместе. В мою кровать. Почему ты ушел? Я никогда не ухожу, когда сплю с тобой.
«Он ничего не помнит?»
-Э-э-э, просто у тебя кровать меньше, - слабо улыбнулся Билл, рассматривая свои руки.
-Тебе не понравилось целоваться со мной? – просто спросил Том. Билл покраснел еще больше.
-Э-э-э…
-Да ладно… Не так уж это и важно, - покраснел чему-то своему Том и поднялся, - могу я полежать с тобой?
-Э-э-э, не думаю, что это нужно.
-Я не буду к тебе приставать… Это ведь было… Болезнь и все такое, сам понимаешь…
-Понимаю, - выдавил Билл. Мальчишка не стал ждать ответа и залез под одеяло, подполз совсем близко… Тело у него было горячее и немного вспотевшее. Жаркое и мокрое.
Билла самого бросило в жар, когда он начал думать об этом. Член, уже, вроде, немного успокоившийся, снова ожил, встал, вновь начал требовать внимания.
Билл повернулся к Тому спиной и начал глубоко дышать.
Он почти успокоился, когда на плечо ему легла рука. Юноша дернулся и зашипел. Его дружок вновь очнулся.
-Эй, если тебе так неприятно лежать со мной, то просто мог бы сказать, - грустно произнес Том и хотел было встать. Билл удержал его за руку, потянул на себя и посмотрел на мальчишку круглыми глазами.
-Это не из-за того, что мне неприятно лежать с тобой.
-А почему?
Билл снова покраснел.
-Просто… Вобщемуменястоит, - выпалил он и закрыл лицо руками.
Том фыркнул и наклонился к самому уху юноши, опаляя все еще горячим дыханием.
-А то ты не знаешь, что с этим делать, - его рука легла на член, спрятанный под боксерами, и Билл, застонав, подался вперед, навстречу этой руке.
-Так не должно быть, - пробормотал он, когда Том развернул его к себе лицом и вновь провел по выпуклости в боксерах, - это ненормально.
-Смотря, что считать нормальным, - прошептал Том, проводя большим пальцем по щеке Билла.
-То, что ты сейчас делаешь… Это ненормально, - пролепетал Билл, находясь в крайней степени смущения. Том перекатился на спину и увлек юношу за собой. Обхватил за талию и притянул к себе ближе.
Билл почувствовал, что у мальчишки тоже стоит. Дыхание сбилось. Кажется, он не знал, что делать.
-Просто двигайся, - шепнул Том, массируя его задницу. И Билл подчинился.
Подался вперед, сорвал с губ Тома уже знакомый урчащий звук…
И потерял голову.
Он рычал, что-то бормотал, шептал какие-то восхитительные глупости и все двигался, двигался, двигался. Том шипел, стонал и подавался бедрами навстречу.
А потом задрожал всем телом, прижал Билла к себе близко-близко, громко застонал и кончил.
Билл смотрел на него круглыми глазами, жадно запоминая, как Том, раскрасневшийся, потный и очень горячий, содрогается всем телом.
А потом мальчишка вылез из-под него, уложил на спину и осторожно взял его член в рот.
И Билл снова потерял счет времени, разучился ощущать пространство и улетел куда-то.
Губы Тома, руки Тома…
Звуки, которые издавал Том – все это было чем-то вроде новой, только его, Вселенной. Хотелось схватить мальчишку за волосы – и тр*хать его в рот, чтобы получить такую желанную разрядку побыстрее – но он лишь гладил Тома по голове.
А потом искры, фейерверки и счастливые вопли в голове.
Том высосал его до последней капли, и теперь хитро смотрел на Билла, лежа рядом, подложив под подбородок руки.
Билл тяжело дышал, пытаясь привести в порядок мысли и эмоции.
-Зачем… Все это… - охрипшим голосом спросил он. Потому что знал, что Тому нужен его Эван, потому что Том, вчера, целуясь с ним, прошептал имя Эвана, потому что Билл не умел верить людям.
Том посмотрел на него странно, но ответил:
-Мы просто сняли напряжение, не так ли?
-О, да, -обрадовался Билл и пошел в ванную.
Он не оборачивался по дороге, а потому не видел, как грустно Том смотрит ему в сторону.
Дверь в ванную закрылась, из кранов полилась вода.
А Том положил голову на скрещенные руки и в простынь, пахнущую теперь сексом, прошептал:
-А еще потому, что мне с тобой рядом очень хорошо.
Глава 11.
Билл чувствовал себя неуютно. Непривычно. Странно.
Он опасался того, что все снова вскоре может повториться.
Он каждый день сбегал с утра пораньше и возвращался ближе к ночи, когда Том уже спал. Молодые люди практически не виделись, а общались в основном при помощи записок.
«Том, засранец, вымой посуду»
«Хочу пирожков с мясом на завтрак»
«Хорошо, только вымой посуду»
«Сначала пирожки»
«… И пропылесось»
«А пирожки?»
«Сделаю еще и с капустой»
«Договорились».
Так прошла неделя. Потом минула другая.
Целый месяц шли дожди. Билл каждый день гулял по парку, рассматривая желтеющие листья. Каждый день он мок под дождем, лишь бы…
Лишь бы вновь не случилось то, что ему так странно-сильно понравилось. Лишь бы Том больше не прикасался к нему, а ему самому не хотелось бы целовать мальчишку.
Только иногда по ночам он открывал глаза, поворачивался на бок и рассматривал в лунном свете профиль Тома.
Только иногда он позволял себе подползти к Томовой кровати и смотреть на то, как мальчишка спит.
Очень редко он разрешал себе успокаивающе провести рукой по щеке Тома, что-то бормочущего во сне.
И никогда – вообще никогда больше – он не позволял Тому прикасаться к себе.
Табу.
*
«Не видел тебя месяц. Между прочим, уже почти декабрь. Скоро рождество. Хочу индейку»
«Вымоешь всю квартиру – будет тебе индейка»
«Шантажист. Есть планы на Рождество?»
«Никаких»
*
Билл, как обычно, проснулся рано. Тихонько постанывая, пошел в ванную комнату и встал под прохладные струйки воды. Постоял минут пять, вылез, почистил зубы, побрел в кухню.
Приготовил бутерброды с джемом, закурил, потянулся. За окном привычно шел дождь. Мужчина с третьего этажа выгуливал собаку. Собаку звали Джейми, она отвратительно хрюкала и гордо называлась «французский бульдог». Французский бульдог Джейми привычно задрал ногу около какого-то кустика и потрусил домой. Сосед с третьего этажа побежал за собачонкой. Хозяин и животное были похожи, они даже бегали как-то одинаково.
Вскипел чайник. Билл затушил сигарету и заварил себе чаю. Взял кружку, отхлебнул из нее немного и откусил бутерброд.
-Мне казалось, что ты любишь тосты, - сонно проговорил кто-то за спиной и Билл вздрогнул. Том.
-Я уже привык к этим ужасным бутербродам, - буркнул он и уставился в кружку.
-Слушай, я не буду на тебя нападать и насиловать… То была… Минутная слабость… Честно… - заговорил Том, одеваясь.
-Ага, я понимаю.
-Не надо меня избегать.
-Я не избегаю. Просто у меня много дел.
-О, да, просто так шататься по улицам каждый день до ночи – это такие важные дела!
-Какого…? – начал Билл и осекся. Мальчишка за ним следил? С ума сойти…
-Мне пора.
-Куда?
-На пары.
-Билл, сегодня воскресенье.
-Э-э-э, в библиотеку.
-Лучше бы дочитал Ницше.
-Там дочитаю…
-Билл, если бы ты проводил дома хоть немного больше времени, ты бы знал, что я не могу тебе помешать.
-Почему?
-Потому что меня дома практически не бывает.
-А… Понятно…
-Слушай, тебе наверняка ведь надоело скитаться по улицам целыми днями? Посидел бы дома… Все равно я скоро ухожу.
-А… Куда?
Том усмехнулся и посмотрел в окно.
-Ты забыл, что у меня, в отличие от тебя, много кретинов-друзей, у которых я могу тусить хоть до скончания века?
-Слушай, тебе необязательно уходить просто потому, что…
-Просто потому, что ты не хочешь меня видеть? Потому, что я тебе противен? Почему, Билл?
Билл ухмыльнулся и поставил свою чашку с чаем на стол. От чашки откололась ручка.
-Потому, что я не гей, - торжественно заявил он, наклонившись к самому Томову лицу.
«Конечно. Именно поэтому тебе так понравилось с ним целоваться, обниматься и делать другие восхитительные вещи. Именно поэтому тебе хочется, чтобы он засыпал рядом и просыпался с тобой. Да-да, ты очень убедителен».
«Не выйдет из этого ничего хорошего. Зачем я буду портить мальчишке жизнь? У него много друзей, знакомых. Он общительный молодой человек, веселый и легкий на подъем. Зачем ему такой сыч, как я? а потом он уйдет… А я останусь один. И снова буду баюкать горячее сердце, снова буду медленно превращаться в глыбу льда. Фу, какая патетика», - Билл поморщился своим мыслям и снова посмотрел на Тома.
Тот выглядел подавленным.
-Я не буду к тебе приставать, я же говорил. Все, что мне надо – иногда лежать с тобой. Рассказывать обо всем. И слушать твои едкие, мерзкие, отвратительные замечания.
Билл усмехнулся.
-Ладно, - произнес он после минутного молчания, - но если ты притронешься ко мне хоть пальцем…
Мальчишка перебил его:
-Не притронусь!
«… то я завалю тебя и сам изнасилую» - мысленно закончил последнюю фразу Билл и выбросил чашку в мусор.
Том улыбался, глядя на него.
-Ты вроде собирался уходить?
-Да я передумал… Слушай, скоро Рождество. Ты собираешься провести его здесь?
-Нет, на Мальдивах, - спокойно ответил Билл и улегся на свою кровать.
-НА МАЛЬДИВАХ?
-Я шучу, идиот.
-А… Значит, здесь… Слушай, что, если мы устроим вечеринку?
-У нас?
-У нас.
-Нет.
-Почему?
-Потому что Рождество я отмечаю…
-Один, - закончил за Билла Том. Тот метнул на него гневный взгляд и пожал плечами, - но ведь это глупо!
-Том, я не доверяю тем кретинам, с которыми ты общаешься, и не вижу никакого смысла звать их сюда.
-Они хорошие люди!
-Эти хорошие люди столько раз окунали меня в грязь, что всех пальцев на наших с тобой руках и ногах не хватит, чтобы сосчитать!
Том замолчал. Ссориться с Биллом он не хотел, а от вечеринки он не отказался бы.
-Тогда будешь отмечать один, - в сердцах бросил он и вышел из комнаты.
В глазах Билла промелькнула искорка боли.
Он вздохнул и включил телевизор. Начинался какой-то сериал.
**
-Что делаешь?
-Телек смотрю, - лениво проговорил Билл, уставившись в экран.
-А если я с тобой…?
-Что?
-Посмотрю.
-А… Ну смотри, я не могу тебе запретить.
-Билл, слушай… Насчет Рождества… Я погорячился…
Каулитц повернул голову к Тому и посмотрел на него внимательно. Вздохнул, снова отвернулся.
-Нет, серьезно… Просто… Ты же знаешь, что у меня много друзей. Я не хочу бросать их, но и тебя я оставить не могу. Не хочу.
-Я очень рад. Я прекрасно проводил этот вечер один раньше, хорошо проведу и сейчас. Не стоит беспокоиться.
-Ну вот, я так и знал, что ты в позу встанешь.
Билл расхохотался, поднялся с дивана и налил себе кофе.
-Поэтому я решил: первую половину вечера я проведу с друзьями, а потом приду домой.
-С чего ты взял, что я буду дома? – поднял одну бровь Билл. Том растерялся.
-Но ты же сам сказал…
-Я сказал, что провожу праздник один. Я не говорил, что буду сидеть дома. Я в ресторан пойду.
-А как же… Подарки… Санта… Хоу-хоу-хоу? – пробормотал Том, краснея.
-Томас, правда в том, что я НЕ получаю подарков, -ухмыльнулся Билл и вышел на балкон.
-Но… Как же так… А семья?
-Родители погибли два года назад, с сестрой не общаюсь, -коротко бросил Каулитц и закурил, - денег нам обоим хватает, слава Богу, родители были обеспеченными людьми. Сверх всякой меры, - зачем-то добавил он и снова ухмыльнулся.
-О… Извини, - снова покраснел Том.
-Ничего. Мы не очень-то ладили. Ладно, мне сидеть дома скучно. Пойду, прогуляюсь.
-Да, конечно.
*
Было около одиннадцати, когда Билл пришел домой. Уже в прихожей он услышал, что дома, кроме Тома, есть еще кто-то. Тихонько пройдя в гостиную, Билл застыл на месте.
В кресле сидел пьяненький Том, весело улыбался и держал в руках гитару. При этом он что-то оживленно доказывал какому-то своему дружку, сидевшему в противоположном кресле.
Вот, кажется, они достигли согласия, и Том перехватил гитару поудобнее.
У Билла потемнело в глазах.
-Love of my life!!! You’ve hurt me!!! You’ve broken my heart!!! And now you leave me!!! – отчаянно фальшивя, затянул мальчишка. Гитара играла прекрасно, Том почти нежно сжимал ее в руках, ласкал, перебирал струны…
Гитара не могла играть плохо.
Просто потому, что это была точная копия Red Special, сделанной по образу и подобию гитары Брайана Мэя. А тот делал гитару сам, лично выпиливал гриф из красного дерева, лично придумывал всю конструкцию. И эта – Red Special-2, была близнецом той, сделанной Мэем. Мало того, на ней еще и был автограф великого музыканта. Билл собирался подарить гитару отцу, но за несколько дней до дня рождения папы родители разбились.
Гитару Билл оставил себе. Он по-настоящему любил эту вещь. Иногда доставал ее, поглаживал, рассматривал, восхищаясь каждым маленьким ее штрихом.
И теперь Том играет на ней.
И Билл даже издалека видит, что мальчишка стер бОльшую часть подписи Мастера.
И Билл понял, что ненавидит Тома, что убьет его, просто-напросто задушит ночью дредами.
-Том, - хриплым голосом произнес он, - Том, ты копался в моих вещах? – ненависть пульсировала в венах, наполняла до основания и скапливалась где-то около сердца.
-Нет, - хмыкнул мальчишка, - я убирался и нашел ее под твоей кроватью. Ты же сам сказал, что я должен вылизать всю квартиру к Рождеству. Слушай, это – самое лучшее из когда-либо мною виденного… Она… Слушается каждого движения пальцев, реагирует на малейшее прикосновение!
-Кретин, - прошипел Билл, - она сделана вручную! На заказ! Идиот!!! Автограф!!!
-Какой автограф? – Том широко раскрыл глаза и посмотрел на вещь. И увидел размазанную, наполовину стертую надпись. Покраснел. Побледнел.
-Проваливайте, - устало произнес Билл, опускаясь в кресло, - ПРОВАЛИВАЙТЕ! – вскрикнул он, увидев, что его не слушают.
-Эй, да как ты можешь нам указывать? Ты, неудачник! Что ты нам сделаешь? – очнулся друг Тома и встал. Парень был милый. Горилла под два метра ростом. И если бы Том не дернул того за рукав и не потянул за собой, то Каулитцу точно не поздоровилось бы.
Парни тихонько вышли, а Билл сидел на кресле, обхватив голову руками. Сейчас он ненавидел Тома, ненавидел весь мир, ненавидел эту гитару, которую всегда так любил. Ненавидел сестру, предавшую его. И больше всех ненавидел отца, посмевшего умереть до того, как Билл вручил ему эту гитару, стоившую целое состояние.
*
Том вернулся через три часа. Абсолютно трезвый и чувствующий себя невероятно виноватым. Билл спал.
Мальчишка разделся быстро и шмыгнул под одеяло к Каулитцу. Провел рукой по спине того. Юноша сразу же повернулся и оказался с Томом лицом к лицу.
Глаз Билл не открывал. Он просто инстинктивно подался вперед, к теплу. Том обнял его и прикоснулся губами к щеке.
Кожа была соленой. Соленой от слез.
Том прижал юношу к себе еще сильнее. Билл пробормотал что-то во сне, но, кажется, был вовсе не против объятий. Мальчишка провел рукой волосам Каулитца и поцеловал в губы. Тот подался навстречу, что-то тихонько бормоча и всхлипывая.
Поцелуй получился нежным. Без языков, они просто ласкали губы друг друга, наслаждались легкой интимностью момента, дышали друг другом, запоминали каждую клеточку. Том, по крайней мере. Да и Билл, кажется, тоже. Иначе почему он отвечал на его поцелуи, зачем подавался вперед, позволяя ему касаться себя, вырисовывать узоры на своем теле, зачем бормотал что-то медово-сладкое, приятно-глупое?
… А потом Билл вдруг открыл глаза. Его взгляд стал осмысленнее. Юноша отпрянул, практически спрыгнул с кровати, зло посмотрев на Тома. Словно это был другой человек, как будто его подменили, это был не Билл, который растворялся в нежности и сам щедро дарил ее секунды назад.
-НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ, СЛЫШИШЬ? – прошипел Каулитц, натягивая штаны и хватая сигареты, - никогда не прикасайся ко мне. И к моим вещам!
-Слушай, извини, мы просто… Выпили… И…
-ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ! – взорвался Билл, - ты хоть представляешь, насколько мне дорога эта гитара именно с этим автографом? Представляешь? Нет, Том! Ты не понимаешь этого всего, правда? Схватить чужую вещь без спроса, при этом даже не предполагая его значимости, ее стоимости… Такие, как ты всегда думают, что им все можно! Можно? Правда, Том? Так почему бы тебе не получить меня насильно, а? ты ведь хочешь меня, я вижу! ЧЕРТОВ ГРЯЗНЫЙ ПЕДИК!!!
Том молчал. В глазах уже скопились слезы. Слезы отчаяния, раскаяния и… Обиды.
Ведь Билл тоже хочет его, тянется к нему… Зачем все усложнять? Зачем он говорит так? Том ведь не хотел стереть этот чертов автограф, все вышло случайно!
А последние слова прогремели выстрелом. И слезы покатились. Они падали градом, с громким звоном разбиваясь об пол. Том слышал.
«-Да! Да, мать твою, я стесняюсь того, что я чертов грязный п*дик! Да!»
О, Билл прекрасно знал, чем задеть посильнее, как ударить. Тому казалось, что Каулитц единственный, кто понимает его, что ему одному нет дела до того, что он – гей… Остальные друзья до сих пор не знали… Он доверился только Биллу – и теперь юноша бьет его именно этим.
Том быстро надел разбросанные около кровати джинсы и футболку, на босые ноги натянул кеды и выбежал из квартиры.
Билл, тяжело дыша, стоял около окна и нервно подкуривал вторую сигарету.
Он просто устал. Он устал от этой беспросветной своей печали, от того, что он не такой, как все, от того, что никто не видит его настоящего.
Он чувствовал себя преданным. Как будто Том действительно предал его, показав ЕГО гитару чужому, постороннему человеку, стерев с нее своими неловкими лапами знак ее отличия, похоронив отца в его душе окончательно.
Какой-то частичкой души Билл понимал, что мальчишка ни при чем. Но боль была слишком сильна, и он сорвался.
Глава 12.
… Квартира пропахла запахами. Запахами жареной индейки, мандаринов, дорогих сигарет и Рождества. Билл третий час носился по кухне в фартуке, на котором гордо было написано «Великий кулинар». Юноша то и дело вскакивал с места и бежал проверить, не готово ли блюдо, не пора ли птицу вытаскивать.
Вокруг витал дух Рождества. Хотелось петь Jingle bells и танцевать что-то, соответствующее случаю.
Билл поставил очередной салат на стол, сервированный на одну персону. Том не появлялся с момента последней их ссоры, но все вещи не забрал, лишь какие-то, видимо, необходимые ему.
Тем не менее, хоть мальчишка и уехал, Билл повесил около елки носок для себя и для него. В его носок предварительно положил подарок – он, конечно, не надеялся, что Том придет, но если мальчишка завалится и вдруг подарит ему что-то, то Билл не будет выглядеть дураком.
Про гитару Каулитц старался не вспоминать. Он даже не помнил, где оставил ее, но попыток найти не предпринимал. Словно очарование стерлось вместе с росписью мастера.
Билл поставил на стол фужер, вытащил, наконец, из духовки индейку, налил себе вина.
-С Рождеством, - проговорил он, вдыхая аромат свежеприготовленной птицы.
*
Билл наслаждался вечером. Он ел вкусную еду, пил прекрасное вино… Смотрел на наконец-то выпавший за окном снег. Жизнь, казалось, была прекрасной.
Он позвонил другу во Францию и подруге в Англию. С другом долго и путано объяснялся по-немецки, потому что английского тот и вовсе не знал, а с подругой размеренно и томно поговорил на языке Шекспира. Они обсудили погоду, политическую обстановку во всем мире, разные вина.
-А как… На личном фронте? – спросила девушка с придыханием, и Билл вздохнул. Почему ВСЕМ надо влезть в его личную жизнь?
-Ты же сама знаешь, что никак, - слишком быстро ответил он. Девушка на другом конце провода усмехнулась.
-Не знаю, Билл, не знаю. У тебя голос какой-то… Загадочно-грустный. Мне кажется, или ты влюбился?
-Нет, я не влюбился, - рявкнул он и повесил трубку.
Налил себе еще вина. Настроение было испорчено. Поразительно, как всего пара фраз могут привести в ярость. Билл одним махом выпил содержимое бокала и снова налил. Выпил.
Закурил и посмотрел в окно. Падающие снежинки раздражали. По улицам носилась молодежь и орала песни.
Каулитц закрыл шторы и уставился в стенку.
Выкурив одну сигарету, юноша потянулся за другой.
Выпил еще вина. Посмотрел на остывшую индейку и загрустил.
И снова выпил.
*
Его разбудило деликатное покашливание прямо над ухом. Взгляд не желал фокусироваться на пришедшем человеке, поэтому Билл уставился в стену.
-Привет, - произнес гость, оказавшийся Томом. Билл поморщился и попытался встать. Странно, но это у него получилось.
-Привет, - слегка шатаясь, ответил он и смог сосредоточиться, чтобы увидеть своего соседа. Тот был в ярко-белой куртке, усыпанной снегом, и без шапки, - простудишься, - предупредил он и пошел на кухню, заваривать чай.
-Нет, - легкомысленно ответил Том и, слегка покачиваясь, побрел за Биллом, - я же говорил, что буду справлять Рождество с тобой!
-Не больно-то и хотелось, - огрызнулся Билл скорее для порядка, ставя перед Томом кружку с горячим чаем. Тот отмахнулся и потянул Билла за руку:
-Подарки! Что-то нам с тобой Санта принес, - парень глупо хихикнул, стягивая куртку, и подвел Билл к елке. Под ней лежал большой сверток. Практически огромный. Том стоял рядом, скрестив руки, и хитро смотрел на изумленного Билла. Не то, что бы Каулитц не ожидал того, что мальчишка придет, но… Но подарка он не ждал.
-Чего ты стоишь тут? Тебе, между прочим, тоже наверняка Санта что-то принес, - буркнул юноша, разворачивая фольгу.
Том же пискнул и побежал к носку, висящему недалеко. Он вытащил конверт, нахмурился и развернул его. И повис на шее Билла:
-Ааааа, с ума сойти!!! Откуда ты знаешь?
-Ты когда приехал, всю комнату увешал плакатами этой гориллы, - оправдывался Билл, стараясь отлепить от себя мальчишку.
-Боже!!! Два билета!!! На концерт!!! Фифти сента!!! Я же спрашивал!!! Билетов вообще не было!!! Как ты их достал?
-Секрет, - улыбаясь, ответил Билл, - может, ты позволишь мне открыть свой подарок?
Том немедленно отстал:
-Конечно.
Итак, Билл развернулся фольгу… Открыл крышку…
В коробке лежала его Red Special, а там, где Том случайно стер автограф, красовался новый. И написано было:
«Биллу от Тома и Брайана».
Каулитц почувствовал, как у него в носу защипало. Еще никогда ему не делали таких подарков.
-Том… Откуда?..
-Ну… Понимаешь… Недавно Брайан выступал в нашем городе… Ну… Я и дождался его около черного входа… С толпой других его фанатов. Подошел, говорю: «Дело особой важности у меня, мистер Мэй». Он засмеялся и говорит: «Выкладывай свое дело». Я отвечаю: «Играл на вашей гитаре, стер автограф. Друг обиделся… Вы не распишетесь еще раз?». Он опять рассмеялся, расписывается и спрашивает: «Ну, и как она играет?». Отлично, говорю. Он аж покраснел от радости.
-Том… Это так… Трогательно… Ты, наверное, голодный?
-Просто ужас! – признался мальчишка и уселся за стол. Билл положил на тарелку пару салатов, индейку. Налил в два бокала вина и расположился напротив.
-С Рождеством, - поднял свой бокал Том.
-С рождеством, - подхватил Билл, улыбаясь, как ненормальный.
**
Потом они долго разговаривали, Билл извинялся за те слова, что сказал, находясь в ярости, Том извинялся за свои поступки. Затем ребята пели песни и танцевали. Потом снова пили и вновь пели.
Потом они устали, завалились на кровать, обнимаясь, прижались друг к другу доверчиво. И замерли.
А потом Том начал смеяться. И Билл с ним. До умопомрачения, до икоты. Смеялись, хохотали, обнажая зубы и хватаясь за животы, стонали от смеха, давились им. Из глаз текли слезы.
-Я больше не могу, - простонал Билл и ухватился за Тома, чтобы встать. Тот, все еще смеясь, схватил его за руку, потянул на себя. Билл упал на мальчишку и в один момент стал серьезным.
-Привет, - прошептал он, глядя в глаза Тому. Ничего умнее он придумать не смог.
-Добрый вечер, - ответил в тон ему Том.
Они как-то одновременно потянулись друг к другу, улыбаясь сквозь поцелуй, стараясь словно раствориться в нем и в друг друге, кусались, тяжело дышали и выглядели вызывающе возбужденными.
Первым отстранился Билл.
-С Рождеством, - произнес он и скатился с Тома, разделся до боксеров, залез под одеяло и оправдался испуганно, - наверное, хватит с нас на сегодня впечатлений.
-Я люблю тебя, - проникновенно прошептал Том и, сняв футболку и джинсы, тоже залез под одеяло.
Билл вздрогнул, услышав эти слова и ничего не ответил. А Тому и не надо было. Он просто прижался лбом к теплому плечу Билла, обнял его одной рукой и уснул.

**
-Если ты опять велишь мне сделать вид, что ничего не произошло и прикажешь убираться, я тебя убью, - заявил Биллу Том, когда тот только открыл глаза.
-Меня убьет головная боль, если ты сейчас же не дашь мне обезболивающее, - простонал Билл, держась за голову.
-Похмелье? Голова болит?
-Нет, бл*ть, нос, - фыркнул Билл и встал с кровати, все еще держась за виски, - черт, зачем я столько пил? Зачем человечество придумало алкоголь? – простонал юноша и побрел в ванную. Том усмехнулся и ушел делать чай.
Когда Билл выполз из уборной, Том ухмылялся, сидя на окне, и курил. Курил наслаждаясь, прикрывая веки и втягивая едкий дым глубоко в себя. Билл встал рядом и неловко прислонился к плечу Тома лбом.
-Добро утро? – улыбнулся тот и погладил Каулитца по волосам. Тот лишь прижался к мальчишке еще сильнее, - пей чай.
-Я ощущаю себя маленьким ребенком, - пробормотал Билл, отходя от Тома. Юноша взял чашку, сделал глоток и продолжил, - это все так… Странно…
-Что странного?
-Ну, что мы с тобой… Что ты… Все это, - покраснел Билл.
-Да, необычно, - согласился Том и затушил сигарету.
-Может быть, полежим еще немного? – игриво предложил он и пошел к кровати. Билл задумчиво посмотрел на его круглую задницу, обтянутую черными боксерами, и пошел следом за мальчишкой.
*
Том прижался к нему, как маленький. Хотелось защищать его, оберегать.
Нет, хотелось, чтобы он был его, Билла, собственностью, его – и ничьим больше.
Юноша подмял под себя мальчишку и посмотрел ему в глаза. Том улыбался, глядя на него, руки скользили по обнаженной спине, иногда задерживаясь кое-где, чтобы нарисовать какой-то странный рисунок.
Билл наклонился к полным красным губам, провел по нижней языком – Том подался навстречу, прижимая Билла к себе сильнее.
Каулитц глухо зарычал и двинул бедрами вперед, чем сорвал стон с губ любовника. Юноши двигались навстречу друг другу в каком-то бешено-первобытном темпе, стонали, рычали, мурлыкали и изучали.
Том закусил губу, глядя куда-то в потолок, задрожал всем телом, прижался к Биллу так тесно, как только мог. Юноша чувствовал его. Знал, что и сам сейчас сойдет с ума от бешеного удовольствия.
-Люблю тебя, - прошипел Том, кончая. Билл поцеловал мальчишку в висок, покрытый бисеринками пота, скатился с Тома, стащил мокрые и какие-то совсем ненужные боксеры и развалился рядом с мальчишкой. Тот последовал примеру Каулитца и теперь лежал, нагой, на Билле, забросив на него одну ногу.
-Ты меня больше не будешь прогонять? – прошептал через пять минут Том, улыбаясь.
-Нет, - ответил Билл, чувствуя, как вновь вставший член Тома упирается ему в ногу. Повернувшись к мальчишке, он нежно поцеловал его и взял член в колечко пальцев, большим пальцем осторожно размазал выступившую смазку по головке и провел – сверху-вних. Том издал низкий стон и часто задышал. Каулитц усмехнулся и продолжил сладкую пытку. Мальчишка извивался, подавался вперед, пытаясь задать свой собственный ритм, шипел что-то непристойно-мерзкое, краснел, бледнел и пытался словить губы Билла. Тот гадко улыбался и неспешно ласкал любовника.
-Пожалуйста, быстрее…
-Что быстрее?
-Дай мне кончить?
-Прямо сейчас.
-А… Ааа… А, да…
И Билл дал ему кончить, одной рукой юноша начал дрочить быстрее, отрывистее, другой рукой лаская яички партнера.
Том закусил губу до крови, когда кончил. А потом долго и страстно целовал Билла, словно пытаясь доказать что-то, заявить на него свои права, как будто просил позволить любить.
И Билл принимал Томовы доказательства, отдавался водовороту чувств мальчишки, разрешил любить себя.
И объятия, и слова, и страстные вздохи.
До вечера – не одеваясь, не вылезая из кровати, наблюдали за причудливым танцем снежинок, разглядывали белое-белое небо, курили в постели и пили вино из бутылки.
И играли на гитаре, не задевая теперь уже автограф.
И Том своим фальшивящим голосом пел:
Look into my eyes and you'll see
I'm the only one
You've captured my love
Stolen my heart
Changed my life
Everytime you make a move
You destroy my mind
And the way you touch
I lose control and shiver deep inside
You take my breath away.
Билл улыбался, позволял Тому говорить слова любви, целовал его, обнимал… Старался заставить забыть всю ту боль, что причинил ему совсем, вроде бы, недавно…
А снег все шел, не прекращался ни на минуту. Словно зима хотела спрятать этих двоих от всего мира… Люди шли по улицам, кутались в теплые зимние куртки, шубы или пальто, недовольно смотрели в небо, фыркали и спрашивали друг друга, какого черта весь день валит снег?
Дети лепили снеговиков, кидались снежками, строили замки и прятались в них от родителей, зовущих домой.
Это был просто замечательный день. Настоящая зимняя сказка.
Сказка для двоих.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
Глава 1.
POV Билл.
-Почему у нас всего один стол?
Вопрос грянул, как гром среди ясного неба. Честно говоря, я не был к этому готов. Я не был готов вообще отвечать на любые вопросы. Думать в принципе.
-Что? – глупо переспросил я, потягиваясь и глядя в потолок.
-Почему у нас один письменный стол? – повторил он вопрос и с интересом воззрился на меня, - это что, намек на то, что в этом гадюшнике только один из нас может получать знания?
-Нет, это значит, что один из нас не привез с собой стол, - усмехнулся я и вылез из-под одеяла. Очень страшный день – понедельник. Так и хочется плюнуть на все и целый день спать. Тем более, когда за окном кружит метель. К сожалению, зимние каникулы – вещь не бесконечная, хоть и такая приятная…
Я дополз до шкафа, открыл его и на меня высыпались вещи. Его вещи. Странно. Когда они успели проникнуть в мой шкаф? А главное, как? Мне казалось, что я следил за тем, чтобы его вещи не перекочевали ко мне… Видимо, следил плохо.
Чертыхаясь, я раскопал более-менее приличный костюм. Том лениво наблюдал за мной из-под ресниц.
-Если ты сейчас же не встанешь, то опоздаешь на учебу.
-У меня нет первой пары.
-А если не перестанешь мне врать, то еще и получишь, - пригрозил я, застегивая пиджак. Том пожал плечами и не пошевелился.
Я фыркнул и включил телевизор. Новости. Не хочу политики с утра – настроение от нее портится. А газету Том уже куда-то спрятал.
-Кстати, как ты учишься?
-Отлично, - сладким голосом пропел Том, - я отличник, представляешь? У меня высшие баллы по всем предметам! Черт, ты забыл, что я кретин? – мальчишка передразнил меня и потянулся.
-Я думаю, что надо бы тобой заняться, - задумчиво протянул я, надевая кеды. Том фыркнул и повернулся ко мне спиной, - я серьезно, вообще-то! Должен же ты хоть чем-то заниматься, пока я, кстати, тоже буду учиться.
-Я могу смотреть телевизор.
-А через двадцать минут после начала просмотра ты начнешь мучить меня тупыми вопросами и разговорами по душам. Нет уж.
-Слушай, давай мы подумаем об этом, когда ты придешь? – взмолился Том и демонстративно зевнул, - я устал.
-Как будто тебе есть, от чего уставать! – возмутился я, - сегодня первый день учебы, а ты говоришь мне, что устал!
-Учеба еще не началась, а уже достала, - философски заметил мальчишка и снова зевнул. Я рассмеялся.
-До вечера!
**
Забавный он, этот мальчишка. Когда улыбается, у него ямочки на щеках. Мягкие такие, почти незаметные. Но я вижу. Еще он нос морщит, когда улыбается. Постоянно жестикулирует, ведь ему постоянно не хватает слов, вечно в движении, но вместе с тем – сама лень.
Я улыбаюсь, подходя к колледжу. Мне тепло, хорошо… Мне хочется жить. Мне хочется смеяться. Не всегда, но часто. Мне хочется, чтобы он был таким же, как и я – собранным, надежным, эрудированным. Но мне не хочется, чтобы он становился замкнутым, вечно что-то читающим фриком.
Я хочу сделать из него что-то прекрасное… Совместить лучшие свои черты и его. Я хочу творить.
Я улыбаюсь людям, идущим мне навстречу. Я улыбаюсь серой толпе, каждому хмурому человеку, каждой некрасивой девочке и любому парню. Я улыбаюсь старушкам, которые расцветают в ответ на мою улыбку, улыбаюсь женщинам среднего возраста, каким-то измученным мужчинам в коричневых дубленках и стайке девочек-первоклассниц.
И все улыбаются мне в ответ.
Я просто очень люблю зиму.
**
-Билл, ты не поможешь мне с химией?
-Конечно, помогу, - отвечаю я и подхожу к худенькой одногруппнице, попросившей помощи. Я все также улыбаюсь, широко и открыто. Девушка испугана.
-Э-э-э, Билл, все в порядке? – спрашивает она, странно косясь на меня.
-Да, а что? – недоуменно поднимаю на нее взор, гляжу в упор.
-Ничего, просто ты обычно другой, - смущается она и показывает мне, что ей непонятно. Я быстро все объясняю и сажусь на свое место, стараясь скрыть улыбку.
-Все равно глаза блестят, - замечает мои попытки одногруппница, проходя мимо меня, и глупо хихикает.
-Идиотка, - шиплю я и смотрю в окно. Снежинки снова ведут свой хоровод.
Зима…
**
-Билл! – меня нагнал староста факультета. Черт. Неужели мне опять придется что-нибудь петь? Нет, я, конечно, польщен, что меня зовут солистом на всякие глупые мероприятия, но, честно говоря, пою чуть лучше любого человека и вообще предпочитаю петь в дУше. Мне и так времени не хватает постоянно. Что еще им надо?
-Да? – делаю я приветливое лицо.
-У нас вечер, посвященный Шекспиру… - парень замолчал, глядя на меня.
-И? – поторопил я его.
-Ты не хотел бы… Ну, прочесть какой-нибудь сонет?
Я обожаю Шекспира. Я прочту вам хоть все эти его чертовы сонеты. Боже, впервые в жизни меня позвали делать то, что мне ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нравится.
-Хотел бы, - ответил я, - а какой?
-Ну, я не знаю, - смутился староста. Кажется, он меня боится.
-Что ж… Я выберу и сообщу вам… Или преподавателю по литературе… Кто раньше попадется, - фыркнул я и пошел дальше по коридору.
**
-Билл, слушай, ты прочитал Ницше? – меня нагоняет еще одна девочка из моей группы и идет рядом, стараясь не отставать.
-Нет, - бросаю я, не останавливаясь и не стараясь идти медленнее.
-Зря, - произносит она и убегает куда-то.
Да что за день-то сегодня такой? Они все решили со мной пообщаться? Или я просто забыл, что такое колледж?
**
Я не могу понять Джойса. Вроде бы все на поверхности, но, позвольте, сколько спрятано в этих его книгах? В этом «Вине из одуванчиков» - разлитом в бутылки лете? Я не понимаю, как можно лето разлить в бутылки.
Я читал эту книгу впервые, когда мне было восемь. Я честно пытался сварить вино из одуванчиков. Получилась знатная бурда! И уж точно, эта бурда пахла как угодно, но только не как лето. Лето пахнет… Зеленой травой, жарой, липким асфальтом. Немного пОтом, немного цветочными духами, все это приправлено выхлопными газами. Лето пахнет Солнцем, хоть и не знаю, каков у него запах.
А зима… Зима пахнет мандаринами, елкой и Томом.
Впрочем, последнее появилось недавно.
И теперь, сидя на паре, я пытаюсь сообразить…
Как бы мне сварить вино из мандаринов, елки и Тома? Чтобы разлить зиму в бутылки?
Нет, определенно, с Хэммингуэем проще, чем с Джойсом. Кошка… Американка… Дождь. И все понятно. Не надо что-то копать, откуда-то доставать…
Черт, когда закончится эта чертова пара, посвященная чертовому Джойсу? Я голодный.
**
Когда я прихожу домой, Том еще спит. Только пятки из-под одеяла торчат. Пятки у него розовые и какие-то… Совсем не такие, как у меня. Я всегда думал, что у всех людей они одинаковые. Оказалось, нет, не одинаковые.
На столе сиротливо стоит кружка с чаем и яичница. Чай еле теплый, а яичница покрылась мерзкой белой пленкой. Отвратительно… Отвратительно… Отвратительно заботливо и мило с его стороны.
Сажусь за стол, открываю сборник Шекспира и выискиваю подходящий сонет.
Быстро (чтобы не чувствовать вкуса) съедаю холодную яичницу и запиваю едва теплым чаем. Откидываюсь на спинку стула и листаю страницы. Нет. Ничего не подходит.
Подходит сзади, гладит по голове (откуда он взял эту глупую привычку?) и садится на соседний стул. Он неудобный, поэтому Том на нем постоянно елозит и вообще, опасаюсь, как бы он однажды не упал с этого стула.
-Как яичница? – спрашивает он, пытаясь заглянуть мне в глаза.
-Отвратительно. Она мерзкая на вкус. Холодная, - честно отвечаю я, шаря взглядом по строчкам, - слушай, тебе больше нечем заняться, кроме как буравить меня взглядом?
-Нечем, - широко улыбается он и раскачивается на стуле.
-Книжку почитай, - бурчу я, стараясь не отвлекаться особо.
-У меня нет книжек.
-Возьми мою. Какую хочешь. Все, не мешай.
Мальчишка встал со стула, подошел ко мне и вырвал у меня сборник из рук. Смотрю на него непонимающе.
-Ты сам сказал, что я могу взять любую книгу. Какую хочу. Я хочу эту.
-Паршивец, - злюсь я, - мне нужна эта книга.
-Зачем?
-Мне предложили прочесть сонет на вечере, посвященном Шекспиру.
-Знаешь, а я тоже прекрасно читаю стихи.
-Ты умеешь читать? – делаю круглые глаза. Получаю по голове томиком Шекспира.
-И, между прочим, неплохо, -уточняет он и погружается в чтение, - так что я ТОЖЕ буду там выступать.
-Ага, так тебя и взяли, -ухмыляюсь я, сложив руки на груди.
-Спорим?
-Спорим.
**
Второй час молчит. Читает. Погрузился, впечатлился… Он там не умер?
Беру с полки томик Хэмингуэя, открываю любимых «Белых слонов» и погружаюсь в чтение. В нашей маленькой квартирке стоит непривычная тишина. Только иногда слышно, как кто-то из нас перелистывает страницу.
Гляжу на него незаметно. Вдумчиво читает, грызет большой палец. Тот уже весь слюнявый и даже, кажется, скукожился.
Иногда чему-то улыбается, где-то хмурится, редко подчеркивает что-то ногтем, чтобы, видимо, потом вернуться.
Мне нравится смотреть на него, когда он читает. Такой умиротворенный, тихий… Почти как во сне. Усмехаюсь.
Поднимает взгляд.
-Что?
-Странно смотреть, как ты читаешь. Странно сидеть в тишине третий час. Странно, что ты не рассказываешь, как провел день и не требуешь у меня полного отчета о том, как я провел свой.
-Я спал, - коротко отвечает он, - а ты был на учебе.
Я утыкаюсь в книгу, а через несколько секунд слышу взрыв хохота.
-Что? – хмуро спрашиваю я и непонимающе на него смотрю.
-Ты бы видел свое лицо, - задыхаясь, бормочет он. Я снова впериваюсь взглядом в книгу.
**

**
Через полтора часа я резко поднимаюсь и иду в комнату. Он поднимает взгляд от книги и смотрит на меня непонимающе:
-Ты куда?
-Там сериал скоро начнется.
-Слушай, это ненормально. Парни не смотрят сериалы.
-А я смотрю, - отвечаю я и гордо закрываю перед его носом дверь. Плюхаюсь на кровать, включаю телевизор. Титры уже прошли, и теперь я могу наблюдать, как Алессия убивается тому, что забеременела от садовника.
-Дура, - бормочу я, - как ты оправдаешься? Ведь твой уродливый муж бесплоден.
Том тихонько открывает дверь комнаты и почти незаметно просачивается. Через секунду он уже лежит рядом со мной и пытается устроить свою голову у меня на груди.
Когда, наконец, мальчишка примостился поудобнее, я начинаю перебирать его дреды, гладить его шею и чесать ему спинку.
Мурлычет. Натурально мурлычет. Как кот. Огромный дредастый кот.
-Я нашел сонет, который буду читать.
-Я очень рад за тебя, - лениво отвечаю я, не открывая глаз. Я закрыл их, как только настырный мальчишка начал устраиваться на мне поудобней.
-А ты уже знаешь, какой будешь читать?
-Да.
-И какой же?
-Не скажу. А ты какой выбрал?
-И я не скажу.
-Тогда спи.
-А ты?
-А я сериал смотрю.
-Нет, не смотришь. Я же знаю, у тебя глаза закрыты. И вообще, ты ленивый.
-Почему?
Хихикает тихонько.
-Потому что почесал мне спину всего пять минут.
Каков наглец!
**
Ночью он, как это часто бывает, влез на меня весь, вцепился руками и ногами и так спал. Это иногда меня смущает. Это все так… как-то интимно, лично… Словно мы с ним – семейная парочка, давно уже изучившая друг друга.
Словно мы живем вместе лет десять и у нас четверо детей. Как будто…
Это все не со мной. Это все… Как-то слишком похоже на сказку, слишком спокойно.
И так невинно!

Просыпаюсь ближе к утру. Томас лежит на мне, сцепив руки замочком и положив на них голову, и рассматривает мое лицо. Смущаюсь.
-Что? – спрашиваю я хриплым ото сна голосом.
-Ничего. Просто. Смотрю, - отвечает он и целует меня в губы. Вполне целомудренно.
-И часто ты так смотришь?
-Бывает иногда, - он пожимает плечами и чуть не сваливается с меня. Фыркаю, - слушай, а когда у тебя день Рождения?
-О, уверен, ты не хочешь об этом знать, - смеюсь я, вспоминая этот день.
-Хочу, - упрямится он, подползая ближе к моему лицу.
-Честное слово, не хочешь, - продолжаю смеяться я. Мальчишка хмурится, - хорошо-хорошо, уговорил. Четвертого октября, - отвечаю я и начинаю почти истерически смеяться. Даже в темноте я вижу, как Том краснеет.
-О, черт, - произносит он, помолчав минуты три, - черт… Как же это выглядело-то?!
-О… Прекрасно… Доброе утро, Билл, с днем Рождения, я гей! – я вспомнил подробности того дня и снова засмеялся. Это было похоже на истерику.
-Почему ты не сказал мне?
-Не сказал чего?
-Когда у тебя день Рождения?
-А я должен был? – удивляюсь я, придерживая его за бока, чтобы не свалился с меня.
-Естественно, - смотрит на меня, как на идиота, обнимает за шею и нежно-нежно целует в губы, - ничего, на следующий твой день Рождения мы закатим такую вечеринку, что все обзавидуются.
-О, нет, - стону я, пытаясь отбиться от ненасытного мальчишки, готового постоянно целоваться, - Том, смею тебе напомнить, что мне завтра на учебу. Как, впрочем, и тебе. Потому что если ты опять останешься дома спать, я тебя просто-напросто убью.
-Тебе двадцать два или двадцать три исполнилось?
-Двадцать три.
-Я должен оттаскать тебя за уши, - говорит он и тянется своими руками к моей голове. Ага, как же!
Перехватываю его ручонки и развожу их в разные стороны. Не достанешь до моих ушей, надоедливый малолеток!
Смеемся.
**
Когда я проснулся, по комнате плыл приятный аромат кофе. Я, ругаясь на зиму почем зря, бреду на кухню и обнаруживаю там Тома, самозабвенно размазывающего джем по хлебу.
-Ой, а какие у тебя глазки-то маленькие, - восхитился он и подвинул в мою сторону чашку с кофе.
-У тебя они по утрам большие и выразительные, - огрызаюсь я и пью кофе, - ты уже был в ванной?
-Я проснулся полчаса назад.
-Надеюсь, ты ее не осквернил? Если осквернил, то я выброшу тебя из своей квартиры и своей жизни.
Смеется и намазывает джемом пятый бутерброд подряд. Кажется, он делает это механически. Пока не остановишь.
Утаскиваю один бутерброд с тарелки и быстро его съедаю.
-Что ж, если ты был в ванной и даже – хвала Богам – сдержался и не осквернил ее, то я пойду помоюсь.
-Ага, - рассеянно отвечает он, хватая шестой кусок хлеба и начиная размазывать по нему джем.
**
-Том! Эй, Том! – его друзья поравнялись с нами, обнимают мальчишку, хлопают по спине. Он рад им, с каждым здоровается за руку, смеется их идиотским шуткам и сразу начинает казаться мне глупым, - а этот что тут делает? – один из его дружков толкает меня так, что я чуть не падаю. Вздергиваю подбородок повыше, иду вперед.
-Вообще-то мы с ним вместе шли, - тихо говорит Том. Один из его дружков ржет:
-С ЭТИМ? Это же стремно.
-Слушай, он мой друг, - оправдывается Том.
Дальнейшего разговора я не слышу.
**
-Билл, ты чего такой грустный? – подошла ко мне одногруппница. Черт, да что ей надо? Второй день подряд ошивается рядом.
-Вообще-то, я всегда такой, - безразлично отвечаю я и ковыряюсь в салате. Мимо проходит один из друзей Тома и якобы нечаянно проливает мне на джинсы чай.
-Ой, смотрите… Билли не дотерпел, - захохотал он, глядя мне в глаза, - или Билли так хотел Томми, что, опять же, не дотерпел?
Я подскочил со своего места, покраснев. Сейчас я расскажу ему, как сильно я хотел этого их чертового Тома, как он меня домогался и КТО он на самом деле.
Я уже открыл рот. И увидел умоляющие глаза Тома.
-Не дотерпел, - пожал я плечами и вышел из столовой. Одногруппница побежала за мной.
**
Дома было тепло, надежно и как-то уютно. Дома не было всех тех ублюдков, которые каждый день портят мою жизнь. Дом был и оставался домом.
Была бы моя воля – я бы отсюда вообще никогда не выходил.
Лишь бы не видеть этих ублюдочных людей.
На душе было мерзко.
Глава 2.
Через полчаса и двух стаканов виски я вдруг понял, что Том был прав. Если бы я сказал, что мы с ним… занимаемся всеми этими делами, все бы узнали что, выходит, я тоже гей. Так они, по крайней мере, в этом не уверены. Просто ударили. И случайно попали по больному.
По большому счету, вина лежала на мне. Не надо было так остро реагировать. Покраснел, подскочил… Чуть не разорался.
И хорошо, что не разорался. Если бы начал оправдываться, сваливать все на Тома… Все равно бы не поверили, а решили бы, что я за ним бегаю.
Мальчишка и впрямь был мудрее меня. Все должно оставаться по-старому. На своих местах. Я был изгоем – я должен им остаться. Он был душой компании – так почему что-то должно измениться?
**
-Здравствуйте. Мы стол привезли.
-А… Заносите, - я распахнул дверь и посторонился. Мужчины занесли стол, собрали его, поставили, куда я попросил и уехали. Я остался в квартире один. Наедине с виски, новеньким столом и телевизором.
Места в квартире теперь катастрофически мало. Надо бы разобраться с вещами Тома, которые валяются везде и всюду.
Я вздохнул, поднялся со своего теплого кресла и пошел наводить лоск в квартире.
**
Том вернулся поздно ночью. Пьяный и помятый. Задумчивый и агрессивный. Пинком открыл дверь, чуть не упал в прихожей, ударил кулаком по стенке, когда шел к гостиной, споткнулся о ножку стула на кухне.
Что-то бормочет себе под нос, но у меня не получается разобрать, что именно. Делаю вид, что сплю. На самом деле без него мне не спится. Вообще. Просто не могу уснуть и все тут!
Открывает дверь в комнату. Лучик света пробежал по моему лицу и исчез. Значит, закрыл дверь и раздевается в полной темноте.
Грохот.
Улыбаюсь. Навернулся. Неудачник. Фыркаю тихонько в подушку, так, чтобы он не услышал.
Стоит, прислушивается к чему-то. Или думает о чем-то. Поди его разбери.
Начинает тихо-тихо напевать себе под нос что-то. Если он сейчас же не замолчит, меня порвет от смеха.
Наконец надумывает что-то, ложится. В свою кровать.
И тут вариантов два.
Либо он боится моего гнева, либо его чертовы друзья промыли ему мозги.
**
Мы не разговариваем утром. Я просто не люблю пустую болтовню, а он столь внимательно читает Шекспира, что, кажется, просто не замечает меня. Выходим вместе, идем рядом. Но молчим.
Он выглядит спокойным, даже каким-то умиротворенным.
-До вечера? – произносит он первые слова за все утро, когда мы подходим к колледжу. У меня просто камень с души упал.
-Ага, - киваю я и иду на занятия.
День тянется, как жвачка. Еще бы, две пары философии. Иногда мне кажется, что все преподаватели по этому предмету не от мира сего. Что они из психушки сбежали.
После пар я нахожу старосту и сообщаю ему, какой сонет буду читать. Он выглядит озадаченным.
-Что? – спрашиваю я.
-Да так, - бормочет он, - ничего. Просто я ожидал, что ты откажешься.
-А я должен? – приподнимаю я бровь и дарю ему улыбку. Парень краснеет и, пробурчав что-то о том, что у него много дел, сбегает.
Улыбаюсь сам себе, идя по коридору. Приятно.
**
Если так и дальше будет продолжаться, миру придется привыкнуть к моей улыбке. Я постоянно зубоскалю. Меня это раздражает, причем сильно. Пока шел домой – губы сами собой растягивались в улыбку. Идиотизм.
Хочется мороженого и мандаринов. Я раньше их не любил. Как-то раз объелся и не ел больше. А теперь хочется. Может, я беременный? Фыркаю от собственного остроумия и бреду по улице, загребая ногами снег.
Внезапно что-то врезается мне в спину. Резко оборачиваюсь и вижу Тома, лепящего уже второй снаряд. Маленький гадкий подлец!
Прячусь за дерево, леплю комок из снега, швыряю в мальчишку. По сдавленному «ой» понимаю, что не промазал.
Завязалась перестрелка. Мы хохотали, носились друг от друга и падали. Барахтались в снегу, выкапывали друг другу милые могилки в сугробах, прятались в снегу и нападали из засады.
В общем, глупили.
И неважно, что потом я буду вспоминать это с ужасом, понимая, что вел себя, как кретин. Как Том.
**
-Все, пошли домой, - хрипит он, когда я победил его, прижав к холодной земле, - я проголодался.
-Проси пощады, - рычу я, едва сдерживая смех.
-О, пощади меня, великий Билл Каулитц, - смеется он и пытается размахивать руками, - и прости.
Я смотрю на него удивленно. Я не понимаю.
-Ну, за вчерашнее. Я должен был вступиться.
Я слезаю с него и протягиваю мальчишке руку:
-Ничего страшного. Все нормально. Это все в порядке вещей. Так и должно быть.
-Нет, - твердо отвечает Том, - не должно. Слушай, я расскажу им о нас, только дай мне немного времени.
Усмехаюсь.
-Только попробуй.
-Что?
-Рассказать.
-А почему бы и нет?..
-А… Пусть это будет нашей тайной, - обнимаю его, прижимаю к себе и улыбаюсь в его плечо, - только нашим… Секретом.
-Так ты тоже не готов рассказать? – доходит до него.
-Ага.
**
-Какой сонет ты выбрал?
-Не скажу. А ты какой?
-Не скажу.
Тишина. Он накалывает на вилку кусочек курицы и отправляет в рот. Тут же запивает водой. Доедает, отставляет от себя тарелку и закуривает, даже не удосужившись выйти из-за стола.
Рассматриваю его, делая вид, что читаю Пушкина.
Смешной он. Щурит глаза, вытягивает губы трубочкой, выпуская дым, теребит сигарету в руках, качает ногой.
-Нравится?
-Что?
-Смотреть на меня? – его вопрос застает меня врасплох. Утыкаюсь в текст и делаю вид, что не понимаю о чем он. Смеется и подходит ко мне.
Ласково целует в шею, пальцами легонько проводит по животу. Я хихикаю, потому что щекотно, а не потому, что не знаю, как вести себя в данной ситуации. Все так интимно, так к месту и так… словно подстроено.
Обнимает меня, как что-то ценное, самое дорогое. Зарывается носом в волосы, говорит что-то.
-Что? – переспрашиваю я.
--Люблю тебя.
И тишина.
Обожаю тишину.
Глава 3.
… Так тепло спать, когда рядом кто-то лежит. Или обнимает тебя, прижимает к себе, как дорогую плюшевую игрушку. Как тепло спать, когда кто-то рядом посапывает в ухо, обжигая дыханием. Как тепло спать, когда чья-то рука держит тебя за талию, прижимает к себе крепко и ласково, не дает отодвинуться даже на миллиметр. Как тепло спать, когда спишь не один.
Все заканчивается. Заканчивается детство. Оно пролетело так быстро, незаметно, словно кто-то отобрал его у меня, схватил его за горло и задушил. Или бросил под ноги и растоптал.
Заканчивается оно, когда нет больше рядом родителей, которые могут поддержать, помочь, сказать что-то ласковое, потрепать по голове и щелкнуть по носу за какую-то провинность.
Оно уходит, когда сестра идет в школу, а, приходя из нее, морщит нос и закрывается от тебя в своей спальне, теперь приторно-розовой, тошнотворно-гламурной.
Оно сбегает, когда умирает твоя собака, которую ты помнишь, кажется, с самого малолетства, на которую ты, будучи еще несмышленышем, пытался залезть.
Потом незаметно заканчивается волшебное очарование юношеских влюбленностей. Сначала ты – смешной нескладный подросток с выпирающими ключицами и абсолютным отсутствием мускулатуры. Да, ты книжный червь, но это не значит, что ты не можешь чувствовать, что ты не влюблен в самую красивую девочку в школе.
Мимо нас проходят месяцы, улыбками стираются семестры, слезами утекают годы. Мы теряем все.
Господи, сохрани этот момент в моей памяти навсегда. Потому что память – это единственное, что у меня остается после всего, что тихо умирает рядом.
**
Улыбкой встречает меня новый день. За окном светит солнце, на подоконнике нагадили птицы, которых прикормил Том. В нашем чертовом гнездышке несет кофе так, что я открываю глаза и не чувствую себя разбитым, как это обычно бывает.
Напевая себе под нос, иду в ванную. Том занял душ, но это не мешает мне пока почистить зубы и сходить в туалет.
Кажется, расстояние между нами все сокращается и сокращается. Наверное, это потому, что он старается нравиться мне, пытается угодить. Вчера весь вечер сидел за своим новым столом и выполнял домашнее задание по литературе. И неважно, что половину этого задания я ему просто продиктовал. По крайней мере, он начал что-то делать.
Сегодня воскресенье и я рассчитываю прогуляться в ближайший ресторан, посидеть с книгой и насладиться кофе. Кажется, я не делал этого сто лет. Нет, двести. Или триста.
Мне хочется петь во весь голос, но я не желаю портить прекрасную тишину красивого солнечного утра. Мне нравится, как льется вода в ванной, меня не раздражает птичий щебет за окном, мне приятно слышать, как Том что-то бормочет, моясь.
Я стал сентиментальным кретином. Как приятно.
**
«Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.
Напраслина страшнее обличенья.
И гибнет радость, коль ее судить
Должно не наше, а чужое мненье.

Как может взгляд чужих порочных глаз
Щадить во мне игру горячей крови?
Пусть грешен я, но не грешнее вас,
Мои шпионы, мастера злословья.

Я - это я, а вы грехи мои
По своему равняете примеру.
Но, может быть, я прям, а у судьи
Неправого в руках кривая мера,

И видит он в любом из ближних ложь,
Поскольку ближний на него похож!»
Мне иногда кажется, что старина Шекспир живет где-то рядом. То и дело я натыкаюсь на сонеты, повествующие о наших с Томом отношениях. И про его любовь, и про мои сомненья он писал… Черт, кажется, он подглядывает в замочную скважину. Кажется, он тоже был полоумным вечно сомневающимся умником. Как я.
Как жаль, что я уже выбрал сонет. Я мог бы прочитать и этот. Хотя… Нет, тот, другой нам больше подходит.
Незаметно подходит Том, смотрит в книгу из-за плеча и хмурится.
-Ты этот будешь читать?
-А если и так? – напрягаюсь вдруг я. Он фыркает и отходит.
-Ничего, просто это идиотизм. Все же сразу поймут, а ты сам этого не хочешь.
-Как будто ты хочешь.
-И я не хочу, - соглашается он и надевает куртку. Только сейчас я заметил, что он уже оделся.
-Ты куда?
-Я теперь должен отчитываться? – поднимает бровь он и, увидев мое вытянувшееся лицо, смеется, - да с друзьями погуляю. Давно не виделся с ними.
«Вчера, позавчера и все остальные дни недели, кроме воскресенья, не считаются» - хотел добавить я, но промолчал. Лишь пожал плечами и отложил Шекспира.
-Ты уже выучил свой сонет?
-Нет еще. Вечером поучу, - отмахивается он, перешнуровывая кеды, - а ты?
-И я вечером, - отвечаю я, открывая томик Пушкина там, где вчера закончил его читать. Я русский бы выучил только за то, что на нем разговаривал этот мужчина. Черт, он пишет невообразимо красиво. Подумываю перейти на русскую классику.
-Тогда до вечера, - он, наконец, собрался и выскочил из квартиры. Мгновенно стало одиноко и пусто. Странно.
**
Я долго еще сидел, глядя в одну точку, и не мог прийти в себя после прочтения «Пиковой дамы». Странное, мистическое и одновременно такое романтическое произведение… Этот русский и впрямь был гением слова. Так писать, так показывать события, так улавливать момент и ставить акценты!
«Тройка, семерка, туз»…
Я вздрогнул, когда официант принес мне бокал вина. Я сидел, ошеломленный, смотрел в одну точку и пил напиток, не чувствуя вкуса. Я чувствовал себя, по меньшей мере, странно.
А потом я начал улыбаться. И на душе стало легко, и жизнь весело побежала по венам. Через окно я видел, как Том идет в сторону дома, загребая ногами снег. Я сразу забыл и про Пушкина, и про Германа из «Пиковой Дамы», и про все на свете.
Видимо, воскресенье все-таки будет отдано мне.
Тем лучше, если учесть, что меня нет дома. Я гадко ухмыльнулся и, когда Том скрылся за поворотом, вновь уткнулся в книгу. Но слова расплывались, буквы сплетались в одно целое, а текст не лез в голову.
-Сидишь? – спросил кто-то над ухом.
Зря я злорадствовал. Кажется, впервые в жизни меня обхитрили.
-Сижу, - ответил я как-то обреченно, не поворачивая головы.
-Читаешь? – продолжил мальчишка допрос. Я кивнул.
-Долго еще будешь тут сидеть?
-Не знаю. Пока не надоест, и я не пойду домой.
-А когда тебе надоест?
-Понятия не имею.
-Часа через три ты придешь домой?
-Да, скорее всего.
-Билл…
-Что?
-Приготовь чего-нибудь поесть? Я всегда такой голодный с прогулок прихожу! Все равно ведь не делаешь ничего…
Я онемел. Я натурально онемел. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Я даже рта не мог открыть, чтобы высказать мерзавцу все, что я о нем думаю. Тот принял мое молчание за согласие.
-Я буду вечером. Часов в двенадцать. Ладно?
-Ладно. Кстати, Том…
-Что?
-Купи китайскую еду. Потому что у меня на сегодня планы.
-Ты же собирался домой через три часа.
-Я забыл. У меня есть дела.
-Хорошо… Я буду дома ближе к полуночи.
-Когда я приду, ты будешь уже спать.
-Если я вообще буду дома.
Я ухмыльнулся и уткнулся в книжку, давай понять, что разговор окончен. Мальчишка фыркнул и вышел из ресторана.
Почему всё так сложно?
**
Я сидел в этом ресторане еще полчаса, а потом взял свою книгу, расплатился за ужин и пошел в другой ресторан. Как странно: в свои двадцать три я знаю практически все тихие ресторанчики города, но не знаю ни одного шумного кафе, где собираются мальчишки и их подружки. Наверное, я все же не самый нормальный человек.
Тихая музыка успокаивала, настраивала на оптимистический лад и вызывала аппетит. Я ел суши и посматривал по сторонам. Недалеко от меня сидела парочка, парень и девушка. Они склонились над столиком, тихонько переругиваясь. Девушка хмурила идеально выщипанные брови, а у парня были поджаты губы. Однако, несмотря на то, что, похоже, они не поделили что-то, парень крепко держал ладошку девушки в своей руке, иногда сжимая ее сильнее, иногда просто поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони.
Наверное, так выглядит любовь. Наверное, именно так и должны происходить размолвки: нужно говорить о проблеме, но при этом не выпускать руку партнера из своей, что бы ни случилось.
А не так, как ссоримся мы с кретином-Томом. Просто перестаем разговаривать. Или он уезжает, а я не могу спать. Потом мы миримся, но потом все происходит по-новой. Наверное, у нас просто слишком разные характеры, нам не ужиться под одной крышей, нам слишком сложно быть вместе.
Я усмехнулся и откинулся на спинку стула. Я чувствовал себя самым настоящим кретином. Мне не хотелось учиться ссориться, не хотелось учиться мириться, не хотелось учиться любить или быть в состоянии влюбленности. И уж точно мне не хотелось учиться жить вместе с каким-то маленьким мальчишкой.
**
Когда я дочитал, наконец, свою книгу, было около часа ночи. Ресторан пустовал, и все служащие посматривали на меня с неодобрением. Я расплатился, оставил щедрые чаевые и вышел из заведения.
В глаза как будто насыпали песка, они слезились и наверняка были красными. Кроме того, я, кажется, объелся.
Так что теперь я медленно шел домой, разглядывая снег под ногами, шел не спеша, дыша зимой. Снежинки кружили в воздухе и я в очередной раз подумал о том, какая красивая в этом году зима: все время с неба сыплются маленькие совершенства: снежинки.
Хотелось спать. Тихая зимняя ночь располагала к этому. Хотелось поскорее оказаться дома, но я все равно шел медленно, наслаждаясь своей ночной вылазкой.
Дома я оказался ближе к двум. Свет в наших окнах не горел, и это значило либо то, что Том еще не пришел, либо то, что мальчишка пришел, поел и уже спит. Первое, конечно, вероятнее… А второе предпочтительнее.
Я хмыкнул, заметив за собой, что стою под дверьми собственного общежития уже десять минут, и быстро вошел внутрь.
**
Том лежал в кровати и задумчиво глядел в потолок. Он выглядел странно, он выглядел каким-то не таким, как обычно. И он молчал.
При всем этом он лежал в моей кровати, на моей ее половине.
-Привет, - поздоровался я, снимая куртку и расшнуровывая кеды. Мальчишка повернул голову в мою сторону и слабо улыбнулся:
-Добрый вечер.
-Ночь.
-Что?
-Ночь, говорю, добрая. Утро скоро. Ты почему не спишь?
-Не могу уснуть, тебя жду, - признался он и поднялся. Прошлепал босыми ногами по ламинату до кухни, выпил воды и встал около стола, - я не могу уснуть без тебя. Наверное, это привычка.
-Наверное, - неуверенно произнес я, подходя к нему и за талию притягивая к себе. В его глазах зажегся какой-то яркий огонек. Том положил руки на мои плечи и, наклонив слегка голову, поцеловал. Я застонал ему в губы какую-то приятную глупость и углубил поцелуй. Мальчишка, не разрывая объятий, потащил меня в постель.
Куда пропало время? Куда унеслось пространство? Почему осталось только это гибкое тело под моими губами?
Дарить поцелуи приятнее, чем получать их. Я исследовал тело Тома, шарил по нему руками, запоминал каждую его черточку подушечками пальцев. Он стонал, мурлыкал, фыркал и бормотал что-то. Зарывался в мои волосы, пропускал их через пальцы, тянул наверх, к себе, к приоткрытому в каком-то порыве рту. Целовал пересохшими губами, кусался и не отпускал. Царапался и пытался оттолкнуть, одновременно пытаясь прижать ближе к себе, словно отвергая меня и в то же время заявляя на меня свои права.
Я целовал его щеки, вылизывал его шею и всасывал горошинки сосков. Он выгибался мне навстречу, что-то говорил о своей любви и старался прижаться поближе ко мне.
Поцелуй в губы – языком по скуле – укусить за мочку уха. Он напрягся весь, задрожал и подался вперед. Вот, где твое слабое место.
Я снова укусил и мальчишка вновь задрожал. Эта игра забавляла меня. Я проник языком в ушную раковину и был вознагражден откровенным стоном. Том дрожал в моих руках, как листик на ветру, прижимался ко мне тесно-тесно, а его твердый член упирался мне в ногу.
Я помучил мальчишку еще немного, языком практически трахая его ухо, проложил дорожку из поцелуев вниз по шее, языком провел от ключиц до пупка. Он вздрогнул, когда я проник своим сухим языком в пупочную впадинку – и снова подался вперед. Зарылся тонкими длинными пальцами в мои волосы и подтолкнул вниз.
Усмехнувшись, я начал исследовать его дальше, спускаясь все ниже и ниже. Он дрожал в предвкушении, стонал как-то иступлено, подавался вперед и толкал меня вниз.
Я усмехался этой его нетерпеливости, блуждал языком по нежной коже живота и делал вид, что намеков его не понимаю.
Ниже.
-Пожалуйста, - прошипел мальчишка, когда я в очередной раз проник языком под резинку боксеров, но снимать их не стал, - пожалуйста…
-Пожалуйста что? – приподнял я голову и взглянул на Тома хитро.
Мальчишка покраснел и притянул меня к себе, обратно, в поцелуй. Нам не хватало воздуха, мы дышали тяжело и часто, но не переставали целоваться.
-Пожалуйста, сделай мне минет, - прошептал он мне в губы и я почувствовал, как ток побежал по моему телу.
Я вновь медленно проложил дорожку из поцелуев к его животу, стащил с него боксеры.
Я облизал головку и, услышав первый глухой стон, понял, что все делаю правильно. Я брал его так глубоко, как мог, старался расслабить горло, чтобы протолкнуть еще дальше, но полностью взять его в рот не получалось, поэтому я сосал и помогал пальцами.
Мальчишка что-то вопил о том, какой я прекрасный, но я не слушал его. Расстегнув джинсы, я вытащил свой возбужденный сверх всякой меры член.
Я сосал Томов член и дрочил себе примерно в одном ритме. У меня создавалось впечатление, что мы соединились в одно целое, что мы – один человек.
Громко выкрикнул какое-то ругательство, мальчишка кончил мне в рот. Я принял всю его сперму, я смог сдержаться, не выплюнуть, проглотил, высосал его до конца. А потом кончил сам. Это было что-то фееричное, огромное, как большой теплый шар, разливающийся в паху, словно мир вдруг превратился в рай, рай для нас двоих.
-Иди ко мне, - прошептал он, переведя, наконец, дыхание. Я молча подполз к нему, не в силах даже говорить что-либо. Губы болели и, кажется, расползлись на все лицо, - ты дрожишь, - улыбнулся Том, целуя меня в висок и убирая со лба прилипшие мокрые пряди, - и я дрожу. Я люблю тебя.
Наплевав на истому во всем теле и лень, пожирающую меня, я заставил себя встать с кровати и раздеться. Теперь мы, оба голые, лежали рядом, а в воздухе витал запах секса.
Я повернулся боком, обнял Тома и улегся головой на его груди.
-Спокойной ночи, - прошептал я и зевнул, - до завтра.
-Ага, - он погладил меня по голове и обнял покрепче. Я поморщился:
-Ты мне кости все переломаешь.
**
-Какой сонет ты выбрал?
-Не скажу. А ты?
-Не скажу. Ты идешь сегодня в колледж?
-У меня есть выбор?
-Нет. И не говори мне, что ты не приготовил свои уроки.
-Приготовил, - проворчал он, ставя передо мной тарелку с бутербродами и кофе. Я быстро проглотил завтрак и закурил, выйдя на балкон.
Хотелось остаться дома и весь день спать.
Увы, я отличник и не могу себе позволить такой радости.
**
Из дневника Тома:
«Я готов прочесть все книги мира, лишь бы он позволял мне и дальше находиться с ним рядом, прикасаться к себе, целовать.
В тот день, когда нас поселили вместе, он показался мне странным… Странным… Странно – притягательным в этих своих насмешках, косых взглядах и убийственных вопросах.
Я почувствовал к нему странную симпатию еще тогда, когда пытался познакомиться с ним. Он скорчил презрительное лицо и отвернулся, вытащил одну из своих проклятых тонких сигарет, помял ее между пальцев и закурил. Лицо у него при этом было такое, как будто он сейчас кого-то убьет.
Даже сейчас, вспоминая ту мою попытку познакомиться, я не могу сдержаться и не улыбнуться.
Когда все, как обычно, категорически отказались жить с ним в одной комнате, я подошел к коменданту и сказал, что я могу жить с ним в одной комнате. Тот усмехнулся и посмотрел на меня сочувствующе.
Наше проживание под одной крышей ознаменовалось скандалом. Билл орал, топал и пытался сделаться ураганом. Было смешно наблюдать за ним.
Потом он успокоился и сделал вид, что смирился со мной. Так проходили дни, за ними шли недели, которые складывались в месяцы.
Я постепенно влюблялся. Я был по-настоящему очарован Биллом, я не мог спать без него… Я боялся проснуться и понять, что он ушел куда-то, нашел другую комнату, в которой нет меня… Но, видимо, он действительно привык ко мне.
Потом я почему-то проникся к нему бесконечным доверием. Сначала я просто рассказывал ему, что попало про себя, потом, видя, что никому ничего не рассказывает, начал выдавать более сокровенные тайны. А потом, напившись, я рассказал ему о том, что я гей. В его глазах металась самая настоящая паника, но он нашел в себе силы не рассмеяться мне в лицо, не рассказать всем-всем. Я был благодарен ему за это.
Благодарность только подкрепила мою влюбленность. Он был в курсе всех моих тайн, он давал мне советы, он сопереживал.
Эван был в моей жизни чем-то мимолетным, неважным. А Биллу почему-то казалось, что я обязательно буду страдать, расставшись с этим парнем. Он злился, хотел меня с ним рассорить… А я прекрасно видел, что он просто ревнует. Неосознанно. Это льстило.
Потом я решился поцеловать его, и он мне ответил… Он целовался неумело, но страстно, и хотелось отдаться ему полностью…
На следующий день мы сделали вид, что ничего не произошло. Он не осознает себя геем, ему тяжело понять, что это не плохо… Он говорил мне, что стыдно стесняться своей инакости, но сам себя не услышал.
У нас было волшебное Рождество.
Наша зима волшебна.
И когда сегодня он сам, первый потянулся ко мне, когда целовал меня так, что голова кружилась и воздуха не хватало… Когда ласкал меня…
Мне казалось, что по щекам побегут слезы.
Он со мной только потому, что больше ему быть не с кем. Ему просто хорошо рядом со мной. Физически.
А я рад и этим объедкам чувств. Хоть что-то.
Наверное я сумасшедший, потому что я действительно очень люблю Билла Каулитц.
Странно писать это все, но я… Просто боюсь забыть что-то, выпустить из памяти. Когда-нибудь я вернусь к этим записям и вспомню каждую мелкую деталь этих дней. Я буду читать это и смеяться…
Хотя нет, скорее всего, я буду читать это и плакать. Сейчас он доучится и уедет. И никогда не вспомнит кретина, что жил с ним в одной комнате.
И мне больно, и странно что-то сжимается в груди, и хочется спрятаться подальше и подарить ему все свое время в один и тот же момент.
Я боюсь быть в итоге отвергнутым. Тогда, когда я уже полюблю.
Love of my life - you've hurt me,
You've broken my heart and now you leave me,
Love of my life can't you see,
Bring it back, bring it back,
Don't take it away from me, because you don't know -,
what it means to me.
Глава 4.

I can dim the lights and sing you songs full of sad things
We can do the tango just for two
I can serenade and gently play on your heart strings
Be your Valentino just for you
Солнце светило и ослепляло. Глаза слезились.
Настроение было прекрасным. Я шел домой и проговаривал в голове строчки выбранного мною сонета, улыбался почти весеннему солнцу и щурился.
В голове был полнейший кавардак. Я потерял где-то одну перчатку, поэтому сейчас моя правая ладонь страшно мерзла, и я прятал ее в кармане. Шел и, как идиот, размахивал левой рукой.
Кажется, зима была бесконечной, словно она целую вечность засыпала нас снегом, хмурилась, выла на все лады. А вышло так, что уже почти пришла весна. Еще только начало февраля, а тепло, словно в марте.
Я ловко запрыгнул в уже отходящий трамвай и ослепительно улыбнулся водителю. Одутловатый мужчина лет сорока посмотрел на меня, как на сумасшедшего и нажал на газ. Я упал на ближайшее сиденье и воткнул в уши плейер.
Через двадцать минут я был дома. За последний год я действительно настолько привык к этому месту, что считаю его настоящим домом. Своим, только своим. И еще, пожалуй, Тома. Совсем немного. Потому что он тоже мой.
Открыл дверь, с грохотом бросил на пол сумку и остановился на пороге в гостиную. Том, не обращая на меня внимания, разговаривал с кем-то по телефону. Он смешно размахивал руками и жестикулировал, что-то доказывая собеседнику. Я улыбнулся и подошел к нему, постучал пальцем по плечу и хотел обнять.
Он отмахнулся и продолжил что-то объяснять.
Неприятно, но не смертельно.
Я пошел на кухню и достал из холодильника йогурт. Ничего, сейчас он поговорит, узнает…
-… а я тебе говорю, что она не может быть беременной от меня! – вдруг проорал Том так громко, что я аж вздрогнул.
Вздрогнул и сел на стул. А йогурт покатился по ламинату. В душе что-то оборвалось. Конечно, умом я осознавал, что у Тома была жизнь до меня, и что я и эта жизнь – мы никак не связаны между собой, и что я не имею права, не могу сейчас сердиться или огорчаться из-за этого.
Но, тем не менее, в груди ворочался горячий дракон злости, ярости и какого-то тупого отвращения к мальчишке.
Вздохнув, я поднял с пола йогурт и открыл его. Отпив немного, задумался над услышанным и, в конце концов, решил для себя: эту тему я поднимать не буду. Захочет сказать – скажет.
**
-Привет, - вернул меня к реальности Томас. Я кивнул и снова отхлебнул йогурта, - как дела? – продолжил он, в упор глядя на меня. Я поднял вверх большой палец, - что сегодня делал? Кого видел?
Я пожал плечами и встал из-за стола.
-Эй, что-то случилось? – подошел ко мне Том и взял за руку. Я помимо воли отдернул кисть и, поняв, что веду себя как-то неправильно, мягко улыбнулся, - у тебя что-то случилось? – я отрицательно помотал головой и с сожалением посмотрел на сигареты. Страшно хотелось курить, - да что произошло-то? – кажется, он всерьез перепугался.
Я усмехнулся и открыл рот. Попытался вытащить длинный когда-то, тонкий язык. Сейчас это был дрожащий кит, который никак не хотел помещаться во рту, однако и высовываться не желал.
-Ты язык проколол!!! – воскликнул Том, восторженно глядя на меня.
Я подошел к холодильнику, на котором у нас была доска для записок, и написал:
«Ты невероятно догадлив».
-Зачем?
«Не знаю. Просто захотелось».
-Больно?
«Адски,» - написал я и усмехнулся.
На самом деле это не было больно. Это было даже… Эротично.
Я шел по улице и вдруг увидел тату-салон. Вывеска гласила, что здесь делают любые виды татуировок и пирсинга.
Татуировка в виде звезды у меня уже есть, и я решил во что бы то ни стало проколоть себе язык.
Я вошел в салон, уселся на мягкий кожаный диванчик, и через десять минут меня проводили к мастеру. На половине пути я уже решил, что я сумасшедший и собрался позорно сбежать. Однако администратор довела меня до кабинета и усадила в кресло. Бежать при девушке было стыдно, и я уселся в это пыточное кресло.
Подошел мастер, натянул какую-то повязку на лицо, положил поближе к себе какие-то… Плоскогубцы? Боже, что это?
-А это больно? – прозаикался я.
-Очень, - серьезно ответил мастер и достал иглу. Я сглотнул, - открой рот, - я повиновался и мужчина налил мне на язык какую-то мерзость, - подержи минутку, - сказал он и продолжил доставать какие-то адские инструменты, - теперь глотай, - я вновь повиновался, - вытащи язык так далеко, как можешь и прикуси… Еще дальше, - он схватил мой язык в эти свои плоскогубцы и потянул на себя. Приятного мало, доложу я вам.
А потом он просто проткнул его. Не было больно, не было противно. Только дрожь по всему телу и воспоминание о том, как через ткань языка прорывается острая стальная игла.

-А долго он заживает? – вытащил меня из воспоминаний мальчишка.
-Неделю, - прошепелявил я и снова печально посмотрел на сигареты, - и все это время мне придется перемалывать себе еду в блендере.
-А можно… я буду делать это? – с придыханием спросил Том и провел указательным пальцем по моей нижней губе. Я сердито глянул на него.
-Можно.
Мальчишка улыбнулся и закурил. Никотиновый дым неприятно щекотал ноздри, заставляя задыхаться. Я отодвинулся подальше от Тома и налил себе в чашку чаю. Есть хотелось до безумия. Причем я желал курицы, гамбургеров и суши. А их, если перемолоть в блендере, есть наверняка невозможно.
**
-Я больше не хочу заниматься, - простонал Том и откинулся на спинку кресла. Я посмотрел на него зло, и мальчишка сразу вернулся к своему домашнему заданию.
Я не могу курить, мне не достается нормальной еды и очень сложно разговаривать. Однако это не мешает мне одаривать Томаса злобными взглядами. Он пугается и делает все, как я хочу. Мне нравится эта тактика. Наверное, где-то в глубине души я тиран.
-Ты тиран, - озвучил Том мою мысль. Я улыбнулся, - и сатрап, - добавил он, немного подумав. Наверное, вычитал недавно это слово, потому что раньше я его в Томовом словарном запасе не встречал.
-Учи, - буркнул я и снова опустил глаза в книгу.
-И все это я делаю абсолютно безвозмездно, - не успокаивался мальчишка, - учу уроки, застилаю кровати, убираю дома и варю этому тирану кашки. А он на меня совсем не обращаешь внимания.
-Ты решил свою проблему? – выговорил я. Боже, каких усилий мне это стоило!
-Какую? – не понял он.
-Ну, с этой беременной девочкой.
-Э… А откуда… - мальчишка вовремя перехватил мой угрожающий взгляд, означавший, что я не намерен произносить больше одной фразы в три минуты, и осекся. Потом, однако, продолжил, - все очень просто. Это не мой ребенок.
-А чей? – прошепелявил я, выдыхая.
-Откуда я знаю? Она мне не докладывала. Я с ней переспал как-то… Но это было так давно, что ребенку было бы уже месяца два и он был бы совсем не в животе, - мягко улыбнулся Том и подошел ко мне, - ревнуешь, что ли?
-Вот еще, - буркнул я, - иди учись.
Мальчишка вздохнул и обошел мое кресло. Положил руки мне на плечи.
-Я думаю, нам стоит отдохнуть.
-Я думаю, тебе стоит выучить твои уроки на завтра.
Том, игнорируя мои слова, поцеловал меня в шею. Я резко выдохнул и подался назад. Мальчишка бархатно рассмеялся и вернулся к своему занятию. Нахаленок.
**
-Язык болит?
-Я уже устал повторять, что нет, - раздраженно бросил я, крутясь перед зеркалом, - мне просто сложно разговаривать, потому что он все еще огромен.
Том кивнул, отошел от меня и вернулся к приготовлению каши. Ненавижу этот продукт питания с самого детства. Фу.
Я сидел и с кислой миной утрамбовывал в себя манную кашу. По-моему, ее ненавидят все. Абсолютно.
А Том сидел напротив меня и ел гамбургер, поглядывая на меня весело. Хотелось размазать кашу по его довольной физиономии. Вместо этого я давился гадкой манкой, представляя, сколько гамбургеров я съем, когда отек окончательно спадет.
Выходило, что если я съем их столько, сколько запланировал, то меня просто порвет.
Что ж. Пусть лучше меня порвет от гамбургеров, чем я буду всю свою проклятую жизнь есть кашу.
-Как же ты отвечаешь на парах? – внезапно поинтересовался Том. Я поперхнулся.
-Я сказал, что у меня страшно болит горло, и я не могу разговаривать, - пояснил я, откашлявшись. Проглотив еще две ложки каши, я добавил: - потому что, в отличие от некоторых, я могу себе это позволить, ибо у меня много оценок.
Он надулся.
Итак, я наслаждался тишиной и кашей. Жизнь определенно удалась.

Из дневника Тома:
«Он сам не свой с тех пор, как услышал мой разговор с Ости. Он дергается по мелочам, злобно смотрит на меня и все время молчит. Конечно, я понимаю, что он просто проколол язык и ему сложно много говорить. Но, между прочим, он мог бы открывать рот и почаще.
Мне все чаще кажется, что ему противно находиться рядом со мной, что ему кажется, что я – слишком мал для него. Или слишком популярен.
Или что он просто ничего ко мне не чувствует. Потому что если раньше он хоть как-то реагировал на меня… Иногда даже положительно, то сейчас только и делает, что зыркает злобно, говорит гадости… И не подпускает к себе.
Я не понимаю его. Наверное, мне стоит уйти, забыть, исчезнуть из его жизни. Ему ведь было куда проще без меня. Думаю, что он скучает по своему одиночеству. А этого я, увы, не могу ему дать. Слишком сильно влюблен.
Черт».
**
Вечером он молча встал из-за своего стола и подошел ко мне. Взял за руку и потянул за собой. Удивленный, я совсем не сопротивлялся.
Мальчишка все так же молча стащил с меня футболку и стянул домашние штаны. Потом разделся и сам.
И потащил за собой в постель.
-Вообще-то я еще не дочитал, - попытался сопротивляться я.
-А я уже устал и хочу спать, - сонно пробормотал он, дергая меня на себя. Я упал поперек мальчишки, и он расхохотался.
-Ну и спи, - прошипел я, пытаясь встать, - а мне надо дочитать.
-Слушай… Ну ты же знаешь, что я не могу уснуть без тебя. Ну хотя бы полежи со мной, пока я усну.
-В конце концов ты привыкнешь, и ни к чему хорошему это не приведет
**
Когда я проснулся, он уже не спал. Он лежал рядом, и одной рукой обнимал меня, а второй почти невесомо гладил мое тело.
-Совсем не можешь без нежности, да? – пробормотал я, придвигаясь к нему поближе и закидывая на него ногу.
-Ага, - пробормотал он и начал пальцами исследовать мою спину, - почему ты… такой?
-Какой – такой? – заинтересовался я и поднял голову, чтобы видеть его лицо.
-Такой грубый, злой… Постоянно орешь на меня.
Я фыркнул.
-Детский сад. Я всегда таким был. Ну, может быть, я стал чуточку злее потому, что мне нельзя курить, а есть я могу только каши.
-Ты почти не шепелявишь, - отметил Том, выпутываясь из моих объятий и вставая.
-Ты куда?
Вместо ответа мальчишка притащил сигареты. Я посмотрел сначала на него, потом на них.
-Уже можно, - подбодрил он меня, - вообще курить нежелательно первую неделю после прокола. Он тогда дольше заживает.
Я вытащил из пачки длинную тонкую сигарету и с наслаждением подкурился.
Жизнь налаживалась.
**
Немного нежности на завтрак, улыбка на обед и счастливый хохот на ужин. Такие темные глаза, такие ласковые руки и столько нежности в губах. Он открыт, он весел, он весь для меня, полностью мой. И хочется обнять, прижать к себе и не отпускать никогда, впитать его в себя, растворить в своем теле, надышаться им, как кислородом и потом умереть от того, что этого самого кислорода не хватает. Ловить его украдкой посланные взгляды, улыбаться невпопад, сидя за столом в столовой. И курить, стоя около окна, и задерживать дыхание, когда он проходит, и запоминать его запах.
И лежать с ним вечером, переплетя пальцы, смотреть на его лицо, запоминать каждую черточку. И слушать его глупую болтовню, ни о чем, просто, чтобы сотрясать воздух. И смотреть на него серьезно, хмурить брови, поджимать губы. Улыбаться в душе, но не показывать этого. Слушать его ровное дыхание ночью, засыпать рядом с ним и просыпаться, улыбаться только его шуткам и кричать на него, если ленится делать уроки.
Привыкнуть к нему. Сосуществовать.
Смеяться в теплые губы и не думать о том, как где-то в сердце распускается алым цветом огромный цветок.
**

**
-Я фильм заказал.
-Какой?
-Отличный, - рассмеялся я и поцеловал мальчишку в нос.
-Непривычно, что от тебя табаком несет, - пожаловался он и обнял меня еще крепче (мне казалось, что крепче уже невозможно).
-Ну, я могу опять перестать курить, - усмехнулся я. Том сделал большие глаза и прошептал патетически:
-Нет-нет, кури уж, пожалуйста.
-Спасибо. Так вот. Фильм. Я сегодня приду часов в семь, с диском. Ты во сколько будешь дома?
-Думаю, что к половине восьмого я освобожусь, - кивнул он и отпустил меня: пошел собираться в колледж.
-Тогда в половине восьмого я жду тебя дома! Будем смотреть этот фильм! – крикнул я ему и откинулся на спинку кресла. И снова закурил. Боже, это самое настоящее наслаждение – курить, когда тебе вздумается и сколько угодно.
**
Растаявший снег приятно чавкал под ногами. Солнце светило и пели птицы. Я шел по улице и курил уже третью сигарету подряд. Жизнь казалась самым настоящим мёдом.
И словно не было вокруг той бездушной серой массы, что торопилась куда-то, не существовало бездомных животных, не ходили по улицам безработные взрослые и голодные дети.
Словно мир вдруг стал… Идеальным, настоящим. Как будто никогда не было войн и убийств. А я всегда улыбался первым весенним лучам.
Подумать только! Такие чудеса творят две сигареты…
Или это не сигареты?
**
-Добрый день. Я заказывал фильм у вас.
-Здравствуйте. Вы не напомните название?
-Да, конечно. «Страна в шкафу».
-Да, есть такой фильм, - ответил консультант, щелкнув мышкой.
-И еще «Тёмная гавань».
-Да-да, оба фильма привезли буквально пару часов назад. Будете брать? Оба?
-Конечно, - пожал я плечами, - зачем же я иначе заказывал?
-Некоторые забирают только один из фильмов, - улыбнулся парнишка и сложил диски в пакет, - приятного просмотра! С вас двадцать евро.
Я отдал деньги и побрел в колледж в самом радужном настроении. Хотел еще начать играть с сережкой в языке, но, к сожалению, пока не выходило. Я плюнул на это гиблое дело и пошел дальше. Всему свое время.
Скоро у меня появятся морщинки в уголках глаз. Я буду морщинистый дед. И с этим ничего не поделаешь. Разве что можно попробовать перестать улыбаться.
**
Когда я пришел из колледжа, Тома еще не было. «Я буду в половине восьмого», - вспомнил я его фразу и не спеша пошел на кухню, кинув пакет с дисками на диван. На кухне я сварил себе два яйца и ароматнейший и очень крепкий кофе. За эту чертову неделю я настолько отвык от нормальной пищи, что мне совсем не хотелось есть. Вообще. То есть, хотелось, конечно… Но, казалось, я могу съесть слона, а в итоге выходило, что в меня влезает пара роллов или пара яиц. Гамбургер я не съедал даже на треть. Стыдно, честно говоря.
К двадцати минутам восьмого я уже поел, покурил и сел на диван, ожидая Тома. Видимо, я устал за день, потому что не прошло и пяти минут, как я задремал.
Мне снились лето, зеленая лужайка. Мне снились чьи-то босые ноги и детский смех. Чей-то родной голос и до ужаса знакомое лицо.
-Билл, почитай мне!
-Марго, разве ты не видишь, что я лежу с закрытыми глазами? Попроси маму!
-Мама сказала, что мне почитаешь ты! Билл! – сестра вцепилась в мою руку маленькими пальчиками и потрясла. Я перевернулся на спину, схватил ее и начал щекотать. Девочка хохотала, пыталась вырваться и звала на помощь.
-Вильгельм! – услышал я грозный мамин окрик, - отпусти сестру! И почитай ей, в конце концов, книгу!
Мама смотрела сердито и как-то… надменно. Я вздохнул, отпустил сестру и открыл книгу.
-Билл, я передумала. Расскажи мне лучше что-нибудь из будущего! – надула щеки Марго и топнула маленькой ножкой.
-Когда ты вырастешь, то обязательно станешь самой красивой девочкой на планете, - искренне произнес я, - впрочем, ты и так самая красивая.
-Врешь, - покраснела сестра.
-Нисколько, - честно ответил я и встал, - мне пора делать мои уроки. Maman, - учтиво отвесил я полупоклон матери. Та благосклонно кивнула, и я пошел в дом. А сестра продолжала бегать по газону, выискивая гусениц и цветочки.
**
Я проснулся в десять. Тома не было.
Странно. Он же сказал, что придет в половину восьмого. Может быть, с ним что-то приключилось? Может, задерживается?
Я проверил мобильный. Пропущенных не было. Смс не было. Пожав плечами, я набрал номер мальчишки.
«Абонент выключил телефон или находится вне зоны действия сети» - ответила мне безупречно вежливая барышня. Я нажал на красную кнопку и уставился в одну точку.
Ведь он не собирался никуда! Он собирался после пар домой, ко мне. Черт… Может, с ним случилось что-то?
Я снова набрал номер. Неожиданно вызов пошел и трубку сняли.
-Алло! – взволнованно прокричал я, - Том, ты где? Что-то случилось?
Томас не отвечал. Лишь слышно было, как кто-то разговаривает.
«-Я и ОН? – вопрошал один и напряженно смеялся, - вы шутите. Я не гей. Да и он тоже.
-Нам кажется, что ты слишком много проводишь с ним времени.
-Парни, я просто учу уроки, готовлюсь к занятиям, - оправдывался Том.
-Ты проводишь с ним слишком много времени.
-Но сегодня я весь день с вами,» - теплота в голосе. Черт. Я раньше не подслушивал чужие разговоры.
Я отшвырнул трубку и снова уставился в одну точку. Все правильно. Я ведь сам просил его не говорить о том, что мы вместе.
Но, черт побери, какого черта я должен сидеть дома, если он там наслаждается жизнью со своими друзьями?
Глава 5.
It's plain that you ain't no baby
What would your mother say
You're all dressed up like a lady
How come you behave this way

«Но сегодня я весь день с вами».
Эта фраза билась в висках. Голос у Тома был очень довольный, такой… сладкий, почти медовый. Счастливый.
«Но сегодня я весь день с вами».
«Я просто учу уроки, готовлюсь к занятиям».
В висках отбойными молоточками бились слова Тома, каждое – против меня, каждое – для них, чтобы успокоить этих кретинов, каждое – чтобы они не узнал про нас, не догадались.
Противно.
Я быстро шел по улице, загребая ногами подтаявший снег. Руки замерзли, ноги замерзли. Замерзло все. И сердце в моей груди, которое только начало оттаивать, замерзло тоже, еще сильнее, чем прежде.
Имиби? Возможно, имиби. Наверное, так не ведут себя люди моего возраста. Не бредут среди ночи по улице, часто и быстро затягиваясь, глотая сигаретный дым и делая вид, что слезы в глазах именно из-за него, из-за дыма этого. Не обижаются на то, что их молодые люди не желают проводить с ними все свое свободное время… Не чувствуют себя преданными и растоптанными.
Только я не такой, как все молодые люди одной со мной возрастной категории. Никогда не был таким же.
Холодный снаружи, но, черт меня дери, такой горячий внутри… И только дай оттаять, согрей ледышку сверху…
Я остановился около какого-то клуба и в нерешительности потоптался на месте. Я никогда не бывал в подобных заведениях. Я всегда считал, что здесь бывают лишь кретины, идиоты, которым нечего делать, ублюдки, каждый из которых стремится меня унизить.
Мне всегда казалось, что в таких клубах веселятся твари вроде моей сестры.
Подумав минуты две, я решительно вошел внутрь, заплатил за вход и направился к барной стойке.
Музыка грохотала, била по ушам и подбрасывала вверх. Размазывала по стенам и звенела где-то в груди. Билась светомузыкой по стенам, отскакивала бликами от людей, носилась по танцевально площадке.
Люди дрыгались, изображали страсть и целовались.
Улыбались друг другу, терлись телами и сплетались в какие-то хитрые фигуры. Смеялись, пили и лапали друг друга.
А музыка все била по ушам, сверлила в голове дырку, из которой плавно вытекали все мысли.
-Что-нибудь будете? – обратился ко мне бармен, едва перекрикивая музыку.
-Виски, - проорал я в ответ, наклонившись к самому его уху. Он улыбнулся, кивнул и протянул мне стакан, наполненный темно-янтарно жидкостью. Отпив немного, я продолжил наблюдать за ночной жизнью этого города.
На большом экране прыгали какие-то полуобнаженные девицы. У девиц было видно небольшие, какие-то дистрофические, животики. Кажется, они совсем не умели танцевать. Я не дал бы и цента за подрыгивание полуобнаженных далеко не совершенных тел.
Но, видимо, не все были солидарны со мной, потому что кучка подростков лет шестнадцати стояла под экраном и заворожено наблюдала за девицами. Как их пустили сюда, в шестнадцать-то лет?
За разглядыванием экранов я не заметил, как осушил свой стакан. Заказав еще, я уставился на девушку, танцующую в короткой юбке в середине зала.
Вытравленные добела волосы были собраны в высокий хвост, губы накрашены прозрачным блеском так, что, казалось, с этих полных губ сейчас покапает. Девушка вертела тощей задницей и, наверное, чувствовала себя соблазнительницей. Она постоянно облизывала губы и призывно на кого-то смотрела, проводила руками по неестественно худому телу и тряслась в такт музыке.
Я пожал плечами и заказал еще виски.
На диванчике в углу спал молодой человек. Приоткрытые глаза создавали иллюзию того, что он не спит, но на самом деле глаза под веками не двигались, а дыхание, судя по движению груди, было ровным. Юноша приоткрыл рот. По подбородку тоненькой струйкой спускалась слюна.
Рядом с парнем полулежали еще двое: девушка и парень. Парень пил пиво и косо смотрел на девушку, а она сосредоточенно пыталась застегнуть лифчик.
Я снова заказал виски и встал со своего места. Словно ища кого-то, пошел вглубь зала, туда, где музыка грохотала громче всего, тела сплетались плотнее всего, бликов света было больше, чем везде.
Я шел, расталкивая людей локтями. Многие улыбались мне, кто-то строил глазки, кто-то говорил мне какие-то грубые слова.
Я влез в середину зала, постоял там и побрел обратно. И снова: улыбки, глазки, слова. Прикосновения к горячей коже, чье-то дыхание, ощущение чьих-то пальцев на своей руке. Кто-то куда-то потащил меня, выводя из гущи народа. Я, благодарный, слепо шел за своим спасителем, не забывая пить виски и озираться по сторонам.
Человек же впереди меня шел, не останавливаясь, почти не давая мне времени понять, куда мы идем и почему так много народа?
Меня заботливо усадили на мягкий диван и тонкие пальцы пробежали по моим щекам, а потом я услышал глубокий женский смех. Я засмеялся в ответ и посмотрел на девицу.
Темные волосы слегка завивались на концах. Полные губы сейчас смеялись и не скрывали белых зубок. Прямой нос и знакомые глаза. И тонкие пальцы, лежащие на моей руке. Я прекратил смеяться.
-Ты выглядел потерянным, - пояснила она и закурила. Я тоже вытащил сигареты.
-Я хотел бы еще виски, - заметил я, чиркая зажигалкой. Девушка снова улыбнулась и встала. Через пару минут она вернулась с двумя стаканами и бутылкой виски.
-Так почему ты выглядел таким потерянным? – повторила она свой вопрос, выдувая дым мне в лицо. Неприятно. Однозначно.
Я пожал плечами.
-Не знаю. Я первый раз здесь. Мне не нравится эта музыка, меня не привлекают потные тела, дрыгающиеся под эту странную музыку, меня раздражают девицы, на которых пялятся какие-то мальчишки, меня злят дешевые девицы, пытающиеся кого-нибудь соблазнить.
-В общем, ты просто с кем-то поругался, - проницательно посмотрела на меня девушка. Я отрицательно помотал головой:
-Поругался – громко сказано. Просто услышал то, чего не должен был слышать.
-О… Я понимаю, - протянула девица и налила нам виски, - тогда за то, чтобы вы помирились?
Я пожал плечами и поднял стакан. В груди нарастал комок, сплетенный из всей боли, что была в моей жизни. И сейчас этот комок грозился выкатиться на эту незнакомую девицу.
Так что лучше я буду помалкивать сегодня. Как и всегда, впрочем.
**
Странно близко. Невозможно. Не мое. Чужое. Отойди.
Не отпихиваю, не отталкиваю от себя, просто сижу и улыбаюсь. Слушаю чужие истории, чужую жизнь, чужие горести и радости.
И пью. Напиваюсь. Топлю себя в виски. Приклеенная улыбка прячет душу. Предать, уйти, оскорбить и унизить – вот цели всех людей, которые находятся рядом со мной. Никто меня не видит. Я поверил ему, я почти начал доверять.
А ему важнее его чертовы друзья.
Каждый сам выбирает себе окружение под стать. И Томас выбрал его.
-Эй! – воскликнула девица, - ты слушаешь меня?
-Меня зовут не «эй», - устало протер я глаза и налил еще виски, - меня зовут Билл.
-Марго, - представилась девица, и я подавился. Поднял на нее взгляд и понял, кто сидит передо мной. Кто вываливает мне душу и оголяет все свои душевные раны. Даже смешно.
-Марго Каулитц? – зачем-то уточнил я.
-Да, - округлила глаза сестра, - а откуда ты знаешь?
Подумать только. Неужели она стала такой глупой, что не узнала меня? У нас ведь глаза так похожи. Да и сам овал лица.
Смешок.
-Я, пожалуй, пойду, Марго Каулитц. Передавай привет брату.
-У меня нет брата, - стальным голосом произнесла Марго и откинулась на спинку диванчика. Я резко подошел к ней, схватил за руку и потянул на себя.
-Нет, у тебя ЕСТЬ брат, Маргарита, - прошипел я в ее покрасневшее от гнева лицо, - и пора бы перестать играть в детские игры и признать это.
**
И снова зал, полный мокрых танцующих тел. Люди лезли друг другу под футболки, облизывали губы, смеялись, хищно оскалив зубы, терлись друг о друга.
Здесь противно. Здесь везде воняет предательством. Здесь нет людей, остались только звери, животные чувства.
Меня тошнило, пока я пробирался к выходу. Люди лапали меня грязными руками, прикасались ко мне, страстно дышали в шею и пытались вовлечь в свой дикий танец.
Когда я вышел, чуть не упал в обморок от хлынувшего на меня свежего воздуха, от запаха города и звуков ночи. Еще больше навалилась тоска, хотелось сесть под ближайший куст и сидеть там до конца времен, ждать светлого будущего и надеяться на то, что хотя бы куст меня не предаст.
Ноги несли меня к дому, руки сжимались в кулаки, но я заметил это только тогда, когда коже на ладонях стало больно. Поднял руки ближе к глазам и увидел по четыре лунообразных ранке на каждой ладони.
-Я больше никого к себе не подпущу, - сказал я в пространство. Воздух запомнит, ночь не забудет. Луна расскажет всем. Пусть все знают.
**
Квартира встретила его запахом. Он начинался от дверей.
Повсюду валялись и его вещи. Я закусил губу, тихонько пробираясь по коридору. Внутри сидел горячий, обжигающий дракон ненависти, ярости и ужасной обиды.
-Где ты был? – ледяной голос за спиной. Я так надеялся тихонько пройти в комнату. Нет же. Сидит на кресле, скрестив на груди руки.
-Я могу задать тебе тот же вопрос, - невозмутимо произнес я и уставился на стену, - мы договаривались встретиться в половине восьмого. Здесь. Чтобы смотреть ИДИОТСКИЙ ФИЛЬМ, КОТОРЫЙ Я ДЛЯ НАС ЗАКАЗАЛ!!! – голос сорвался на крик, а я и не заметил.
-Я был со своими друзьями, - спокойно ответил мальчишка, стараясь перехватить мой взгляд, - и не мог прийти в половине восьмого. А вот где был ты?
-Какая тебе разница? Слушай, Том, проваливай к своим друзьям. Проваливай и не доставай меня больше, хорошо?
-Бред, - прошипел он, вставая с кресла и мелкими шажками двигаясь ко мне, - я не смог прийти в половине восьмого.
-Ты мог бы позвонить. Ты мог бы предупредить. Ты мог бы… - «не брать чертову трубку, чтобы я не слышал твоих чертовых слов. Ты мог бы не появляться здесь вообще никогда, я тогда бы не был в очередной раз предан», - ты мог бы свалить отсюда. Желательно прямо сейчас. Хотя, если ты устал, то можешь уйти завтра.
-Я не уйду, - ухмыльнулся Том, подходя ко мне вплотную и пытаясь обнять. Я вывернулся из его объятий и подошел к окну.
-Тогда уйду я.
-Билл, да что за глупости…
Я молчал. Я смотрел на рассвет, я улыбался встающему солнцу и старался сохранять спокойствие.
-Где ты был всю ночь?
-Сидел в клубе с девицей. Отойди от меня. Иди спать, хорошо?
-Билл, - вздохнул мальчишка, снова пытаясь меня обнять. Отмахнулся от него, как от назойливой мухи, - влюбленные люди так не поступают.
У меня в глазах потемнело от таких слов. Я вцепился в подоконник, чувствуя, что не в силах стоять. Ноги подкашивались.
-А КТО ТЕБЕ СКАЗАЛ, ЧТО Я ВЛЮБЛЕН? – проорал я ему в лицо, - я не могу быть влюблен в труса, человека, который настолько боится потерять своих друзей, что ЗАБЫВАЕТ обо всем. Да и к тому же, Том. «Мы просто занимаемся», помнишь?
Я ухмыльнулся, увидев, как он побледнел, и пошел в комнату.
Через пару минут он пришел тоже. Тихонько разделся, тихонько лег в свою кровать.
-Билл, - позвал он. Я сделал вид, что сплю.
Мальчишка вздохнул и перестал меня доставать.
**
У меня всегда были проблемы со сном. Я всегда боялся темноты, ночи. Боялся тишины. Было проще, когда рядом кто-то был. Тогда все страхи словно растворялись в дыхании человека, спящего в одной со мною комнате.
Я проснулся поздно. В три. Постель Тома была аккуратно заправлена, и я почти до крови закусил губу, когда увидел, что его вещей нет. Я не знаю, когда он успел сбежать. Я не знаю, как он мог уйти.
-Вот и все, - сказал я потолку и резко поднялся. Голова закружилась.
Квартира выглядела пусто. Не валялись повсюду скомканные вещи, не стояла в раковине посуда. Зеркало в ванной не было забрызгано.
Мальчишка убрался из этой квартиры. Тихо собрал все свои вещи, тихо заправил свою кровать и тихо свалил.
Вот и прекрасно.
«Этот Ужасный Том».
Я усмехнулся, вспомнив, как про себя называл его вначале. Провел пальцем по спинке стула, на котором он обычно сидел, качая ногой и что-то рассказывая. Или съедая очередную порцию чего-нибудь. Мальчишке было все равно, что есть, лишь бы набить желудок.
А я сидел напротив, подперев рукой подбородок, смотрел на него и слушал. Делал вид, что мне это неинтересно, а сам запоминал каждое слово, впитывал, как губка.
С ним все стало по-другому. Сначала я научился спать. Потом я научился общаться с ним. А потом я просто научился жить. Жить с ним, под одной крышей. Пить из одних стаканов и пользоваться одним душем. Курить одинаковые сигареты и воровать их друг у друга.
И смеяться. Я научился смеяться. Я научился радоваться снегу, солнцу, лужам. Я научился улыбаться, глядя в его глаза.
Я открылся ему.
А он ушел.
В груди что-то оборвалось, и я повторил последнюю фразу вслух, просто чтобы попробовать ее на вкус, почувствовать, звучит ли она на языке так же больно.
-А он ушел.
Получилось жалко, шепотом. Я сел на пол, закурил и уставился на стену. Стена не напоминала о нем. Почти. Если только не считать того случая, когда он пришел пьяный, пытался хвататься за эти стены, чтобы удержать равновесие. Я тогда схватил его за шиворот и потащил в ванную. Там долго продержал под холодной водой. Он шипел, вырывался, извивался и отплевывался. Орал, что он уже взрослый и что сам может искупаться.
Я отпустил его, и он медленно сполз в ванную. Я вновь приподнял его за шиворот и снова начал поливать холодной водой. А он визжал, что не надо лить воду ему в ухо, что он замерз, что заболеет и обязательно умрет в мучениях. В доказательство даже дрожал, цеплялся ручонками за бортик ванной и пытался лягнуть меня.
А потом лежал под теплым одеялом, укутанный до подбородка, клацал зубами и смотрел на меня пьянющими глазами.
А когда пробормотал в очередной раз
-Я люблю тебя, - я улыбнулся и пошел заваривать чай.
… А руки снова сжались в кулаки. Внутри как будто натянули пружину, словно не давала она мне выплеснуть чувства, эмоции, горечь первого расставания. Я не хотел привязываться, я знал, что так будет. Но так наивно я поверил тихим словам, сказанным Томом в тишине, когда он думал, что я сплю уже:
-Верь мне, пожалуйста.
И я поверил. Поверил. А он…
Как и все. Ударил, ушел, бросил, растоптал.
Сигареты дотлела до фильтра и обожгла пальцы. Шикнув от боли, я затушил ее и спрятал обожженный палец в рот.
**
Я сделал тосты, сварил кофе. Открыл книгу и сел за стол.
Я просто выброшу его из своего сердца. Я просто забуду. Я сильный.
«-Билл, сколько ты книг прочитал?
-Много.
-Очень много? – мальчишка сидел рядом со мной и делал вид, что смотрит телевизор.
-Ты все равно его не смотришь, - устало произнес я, - выключи эту говорящую машину. Да, Том, я прочитал очень много книг.
-А мне дашь?
Предложение звучало двусмысленно. Я почувствовал, как заливаюсь краской.
-Пойду, приготовлю тосты, - увидел, что сейчас наору на него, - или все-таки бутербродов с джемом?
-Бутербродов, - вздохнул я и вернулся к чтению»
И никаких бутербродов с джемом. Только тосты. Только безвкусные сухие тосты и только крепкий черный кофе («Вредно для сердца!»).
Чашечка упала на пол и покатилась под стол. Кофе вылился.
Чертыхаясь, я вытер получившуюся лужу и сел за стол, тупо глядя на свои ногти.
Хотелось чаю и бутербродов с джемом.
Глава 6.
Если бы кто-нибудь знал Билла Каулитца чуточку лучше, он бы понял, как юноше плохо. К сожалению, Билл не подпускал к себе никого, ходил тихой незаметной тенью по колледжу и улицам, думал о чем-то своем. Иногда улыбался, иногда даже хохотал, обнажая белые зубы.
Это было странным для него. Да и для окружающих. Это было чем-то вроде плохой приметы: если увидишь улыбающегося Каулитца – жди беды. В последние месяцы его слишком часто видели улыбающимся, смеющимся, глупо хихикающим. В общем, веселым.
Когда одним хмурым февральским утром Билл пришел в колледж чернее тучи, всё словно снова стало на свои места. Учащиеся успокоились. Как будто миновал ураган. Все стало на круги своя.

Если бы Биллу Каулитцу буквально в прошлом году сказали бы, что он будет переживать потерю друга и любовника, он рассмеялся бы наглецам в лицо, рассмеялся бы невесело, даже как-то хмуро. Потом сказал бы что-нибудь едкое. И ушел.
Он и сейчас не мог поверить, что привязался к мальчишке так сильно, что ему будет не хватать постоянной болтовни маленького кретина, что он будет вспоминать их совместное прошлое.
И не спать по ночам. Смотреть в потолок, закинув руки за голову. Потом переводить взгляд на окно. Затем пробегаться глазами по стенам. Останавливать взор на кровати Тома и незамедлительно снова переводить взгляд на потолок. Потом вставать и курить. Наливать виски в стакан, смотреть на рассвет за окном, ухмыляться первым птицам, вспугнутым кошкой.
Он снова становился собой. Он снова сидел в теплом уютном кресле вечерами, читал книги и пил виски. Курил дорогие сигареты и много думал. Готовился к занятиям.
Только теперь это не приносило радости, удовлетворения.
Было только отчаянье, уставшие глаза и мысли, мысли, мысли в голове. Он не знал, куда спрятаться, куда бежать, кто бы мог спасти от этих мыслей.
«Все ли я сделал правильно?»
«Зачем я это сделал?»
«Было бы проще, если бы он остался рядом, с ним рядом я, по крайней мере, могу уснуть, а не вертеться всю ночь».
Мыслей было много, а Билл – один. Он отгонял их, вчитывался в строки книг, выпивал виски стакан за стаканом, выкуривал сигарету за сигаретой. Встречал очередной рассвет и провожал закаты. Смотрел на звезды и закрывал шторы, чтобы солнце не слепило.
Друзья Тома все также презрительно хмыкали, проходя мимо него. Иногда задевали, якобы случайно, иногда ставили подножки. Детские забавы, но им нравилось. Сам Том проходил мимо него с независимым видом, гордо подняв голову. Даже не смотрел на него.
Иногда в курилке Билл украдкой поглядывал на своего ужасного Тома, когда тот курил. Он держал в руках сигарету так, как будто она была чем-то ценным, невероятно дорогим. Он обращался с ней нежно, он целовал ее своими полными губами, а она тихонько тлела в его руках. Билл затаивал дыхание и не замечал, как начинал курить в унисон с Томом, одновременно затягиваясь, опуская руку, выпуская колечки серого дыма.
Потом мальчишка переводил насмешливый взгляд в его сторону, и Билл отворачивался, делая вид, что его внезапно страшно заинтересовало дерево, стоящее за Томом. Мальчишка говорил что-то своим друзьям, последний раз затягивался, глубоко, долго, с наслаждением. Сигарета вспыхивала последним красноватым угольком и летела в помойное ведро. Туда, куда был выброшен и Билл.
А иногда Билл ловил взгляды Тома на себе. Чаще всего это происходило в столовой, когда Билл, как обычно, брал на обед салат и чай. Он ел медленно, размеренно, тщательно пережевывая пищу. А когда поднимал взгляд, то так часто видел Тома, который сидел за столом напротив и как-то жадно глядел на него, словно хотел что-то запомнить, сфотографировать в памяти.
Каулитц только кончиками губ улыбался ему в такие моменты, чтобы никто не увидел, не заметил, не понял.
Том же быстро опускал взгляд. Или переводил его на какую-нибудь девицу, сидящую рядом. Либо мгновенно заводил разговор со своими дружками.

В квартире не пахло Томом. Запах исчез вместе с мальчишкой. Теперь здесь пахло табаком, парфюмом Билла и плохим настроением.
Каулитц старался не бывать в спальне. Там он практически не мог находиться. Там все напоминало об улыбках Тома, там было слишком много оставлено мальчишкой, хоть на первый взгляд Томас не оставил ничего.
Воспоминания давили на Билла подобно огромному прессу. Воспоминания и глупые: «А что, если бы», «А вдруг»… Откуда-то появилось слишком много свободного времени, которое было решительно нечем занять. Он уходил из квартиры, втайне надеясь, что наглый мальчишка в его отсутствие приедет и снова бесцеремонно займет место в его жизни, будет докучать беседами и надоедать своим обществом.
Но нет. Мальчишка и не думал торопиться. Билл, приезжая всякий раз домой и видя темные окна квартиры, которую уже начал было считать своим домом, грустно улыбался и говорил про себя, что никто не может любить такого человека, как он, Билл Каулитц.
I try and mend the broken pieces
I try to fight back the tears
They say it's just a state of mind
But it happens to everyone -

Now it hurts - deep inside
When your love has cut you down to size
Life is tough - on your own
Now I'm waiting for something to fall from the skies
Waiting for love.

Yes it's a hard life
Two lovers together
To love and live forever in each others hearts
It's a long hard fight
To learn to care for each other
To trust in one another - right from the start
When you're in love -
Yes it's a hard life
In a world that's filled with sorrow
There are people searching for love in every way

Начинался очередной унылый день. За окном пели птицы, неслись машины, спешили куда-то люди. Билл сидел в своем кресле, глядел хмуро в потолок. В глаза словно насыпали песку, сердце непривычно быстро колотилось в груди. Мучила жажда.
Юноша встал с кресла, пошел на кухню, налил воды. Все делал на автомате, удивляясь тому, как тело может существовать, когда мозг не работает, когда в голове – пустыня, когда и сам не понимаешь, что делаешь. Зазвонил телефон. Билл поднял трубку, что-то кому-то сказал. И сразу же забыл. В голове стерлось это воспоминание, словно оно и не нужно было, как будто этого и не было вовсе.
«Какой сонет ты выбрал?
-Не скажу. А ты какой?
-Не скажу»
Усмешка в карих глазах. Теплый взгляд из-под наполовину опущенных век. Подушечки пальцев на теле. И губы. Губы везде, где только можно. Щекотно и приятно. И очень-очень нежно.
Кое-как вырвавшись из внезапно нахлынувших воспоминаний, Билл вдруг вспомнил, что сегодня они будут читать свои сонеты, что именно сегодня он прочтет то, что так долго готовил, учил, репетировал перед зеркалом, тихонько повторял, сидя в автобусе и бубнил утром, почистив только что зубы, своему отражению.
Дрожь пробежала по телу, внезапно стало холодно и одиноко. Еще более одиноко, чем до этого. Билл забрался на стул с ногами, обхватил колени руками и прижал к щеке. Так было теплее, но от одиночества скрыться было негде.
Юноша посидел недолго, потом встал и, шлепая босыми холодными ступнями («Простудишься, тапки надень!»), побрел варить кофе. Крепкий и совсем без сахара («Очень плохо для сердца!»).

Когда он пришел, какой-то мальчишка читал сонет. Люди в зале сидели, замерев, глядя на мальчишку с восторгом, почти со слепым обожанием.
Билл тихонько прошел в зал, увидел, что участники сидят в первых рядах, и присел рядом с какой-то девочкой, судорожно шепчущей тихо-тихо строчки своего сонета. Он прикрыл глаза, наслаждаясь звенящей тишиной и каждым словом, выскакивающим изо рта рассказывающего мальчика. Звуки возвращались обратно, отдавались в огромном зале эхом, бились о стены. Билл улыбался. Впервые за последние несколько дней – улыбался. Открыто, не пряча улыбку, не стараясь скрыть ее от посторонних глаз. А никто и не смотрел на него, все уставились на сцену, куда поднялась сейчас необычайно красивая девочка и читала седьмой сонет. Каулитц благосклонно кивал в такт строчкам, шевеля губами, произнося это прекрасное стихотворение вместе с нею. Словно он знал их все, как будто мог рассказать. Каждый из этих сонетов может отразить все, что чувствует человек: печаль, тоску, радость, счастье, смех… Любовь.
-Билл Каулитц! – объявил конферансье, и юноша вздрогнул от звука собственного имени, так неправильно прозвучавшего из уст чужого, незнакомого человека. Он встал, медленно пошел к сцене. Не оглядываясь, не меняя поворота гордо поднятой головы. Ничем не выдавая свое волнение, хотя ему и казалось, что стук его сердца слышит весь зал.
-Добрый день, - произнес он в микрофон и осторожно улыбнулся. Гробовое молчание. Он вздохнул, набрал в легкие побольше воздуха и отдался чувствам. Нашел знакомые темные глаза (первый ряд и, кажется, восьмое место) и, глядя в них, начал читать. Читать страстно, глубоко, выразительно. Растворяясь в водовороте чувств сонета, отдаваясь волнам собственного голоса, подчиняясь каким-то внутренним импульсам.
В тот черный день (пусть он минует нас!),
Когда увидишь все мои пороки,
Когда терпенья истощишь запас
И мне объявишь приговор жестокий,

Когда, со мной сойдясь в толпе людской,
Меня едва подаришь взглядом ясным
И я увижу холод и покой
В твоем лице, по-прежнему прекрасном, -

В тот день поможет горю моему
Сознание, что я тебя не стою,
И руку я в присяге подниму,
Все оправдав своей неправотою.

Меня оставить вправе ты, мой друг,
А у меня для счастья нет заслуг.
… И гробовая тишина. И сотня настороженных глаз. И слышно, как гудит лампа над залом, мерно, противно. Билл чувствовал, как его ладони вспотели. Он не шел со сцены, все стоял, не в силах двинуться с места. Казалось, прошла целая вечность с тех, пор, как он прочел сонет, но прошли лишь секунды.
И словно включили звук. Как будто так и надо. Том захлопал первый, а зал подхватил. Громко, шквалом – аплодисменты. Билл улыбнулся застенчиво, поклонился. И крики одобрения, и любовь, любовь, ЛЮБОВЬ. Эти люди искренне любили его сейчас, пусть завтра они и снова перестанут замечать его, будут толкать и пихать, ставить подножки и обливать своим чертовым чаем.
Сейчас, здесь Билл ощущал себя Богом. Маленьким Богом для всех этих людей. Он поклонился еще раз, спускаясь со сцены.
А люди все хлопали, не останавливаясь. Смотрели на него с восторгом и обожанием.

Так странно было видеть своего ужасного Тома на сцене. В костюме. В идиотском костюме, в котором он явно не чувствовал себя таким уверенным, как в своих широких одеждах. Мальчишка как-то неловко зашел на сцену, растерянно посмотрел на микрофон, улыбнулся чему-то своему и подошел поближе к краю, взяв микрофон в руки. Сел на самый край сцены и произнес ужасно привычным голосом:
-Я два сонета прочитаю, - и широко улыбнулся залу. Ему зааплодировали, и мальчишка начал читать, глядя на Билла, только в его сторону, не отдавая свой взгляд никому другому.
Ты говоришь, что нет любви во мне.
Но разве я, ведя войну с тобою,
Не на твоей воюю стороне
И не сдаю оружия без боя?

Вступал ли я в союз с твоим врагом?
Люблю ли тех, кого ты ненавидишь?
И разве не виню себя кругом,
Когда меня напрасно ты обидишь?

Какой заслугой я горжусь своей,
Чтобы считать позором униженье?
Твой грех мне добродетели милей,
Мой приговор - ресниц твоих движенье.

В твоей вражде понятно мне одно:
Ты любишь зрячих - я ослеп давно.
И снова зал взорвался аплодисментами, шквал эмоций этой толпы, казалось, мог сбить с ног. Мальчишка поднял руку в успокаивающем жесте, и Билл обнаружил, что этот жест Том перенял у него. Он улыбнулся этому открытию и Тому. Мальчишка не остался в долгу и вернул улыбку.
Спрыгнул со сцены, подошел ближе к залу. Остановился около Билла, присел на корточки, взял юношу за руку и начал читать второй сонет.
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
Вроде сонет был посвящен женщине, но Биллу казалось, что он написал только для него одного, именно для Тома, чтобы он читал его Биллу, так преданно глядя в глаза, держа за руку, поглаживая пальцы.
Кажется, на глазах выступили слезы, наверное, всё это смотрелось вызывающе странно, но Вселенная уменьшилась до размеров этих двоих странных людей. Они не замечали повисшей тишины и взглядов, которые были устремлены на них. Не видели, как люди начали пожимать плечами, не слышали, как все начали перешептываться.
-Пойдем отсюда? – предложил Том, вставая. Билл только кивнул и пошел за мальчишкой, низко опустив голову.
Странно смотрелись эти двое. Никто не пошел следом за ними, все остались в зале, сидеть с открытыми ртами и вытаращенными глазами.
На улице было ужасно холодно. Том нахлобучил на голову огромную вязаную шапку, застегнул зимнюю куртку. Билл надел куртку и уже собирался выйти, когда Том схватил его за руку и повернул к себе. Глядя на Каулитца круглыми глазами, он прошептал:
-Ты так пришел?
-Ну да, - ответил Билл, пожав плечами. Том нахмурился и снял шапку, одел ее на голову Билла и ухмыльнулся:
-Теперь не заболеешь.
-Зато ты заболеешь, -фыркнул Билл, собираясь вернуть шапку. Мальчишка молча надел капюшон и снова протянул руку Биллу. Юноша вложил холодную ладошку в эту горячую большую руку. Ребята пошли домой. Билл сутулился, старался сделаться меньше ростом. Том же шел, гордо выпятив грудь и широко шагая.
Странно смотрелись эти двое. Словно кто-то вырвал полярно разные картинки из разных книжек и забавы ради приклеил рядом на черное полотно позднего вечера. Потом, подумав, этот кто-то нарисовал немного снега и толстую щербатую луну сверху. И несколько звездочек.

-Ты замерз, - не вопрос, а утверждение. Билл пожал плечами, скидывая тонкую куртку и стягивая шапку. Том, не раздеваясь, прошел на кухню и поставил чайник. Потом откопал где-то в шкафу хлеб и намазал на него джем.
И лишь потом сбросил куртку и соизволил надеть теплые домашние тапочки. Билл улыбался, глядя на то, как мальчишка суетится. В сердце что-то медленно оттаивало. Снова.
-Чего ты там стоишь? – пробурчал Том, проходя мимо него из кухни в комнату, - иди за стол. Бутерброды готовы.
-Да не ем я бутерброды, - вздохнул Билл, кусая ИМЕННО бутерброд. Том молча налил чаю и покачал головой: Билл совсем не умел признавать что-то.
-Так ты замерз?
-Да.
-Тогда пей чай.
-Не хочу чай. В мини-баре виски стоит. Неси.
-Я так и знал, что ты сопьешься, пока меня здесь не будет, - закатил глаза Том и пошел за напитком. Билл хмыкнул и откусил еще, - но только по стакану!
-Я сам решу, столько мне пить, - пробурчал Билл. Так, однако, чтобы мальчишка не услышал. Сказал, и потер замерзшие руки друг о друга.

-Тише, тише, мальчишка, - посмеивался Билл, глядя, как Том безуспешно пытается встать с кресла и при этом громко распевает гимн Великобритании.
-Нет, ты только подумай, - оборвав песнь на полуслове, пролепетал Том, - это кресло меня пожирает. Оно не отпускает меня, представляешь? Оно держит меня своими цепкими пальцами и не желает отпускать. Оно говорит: «ТООООМ, ПОСИДИ НА МНЕ». А я не хочу. Мне ведь встать надо. Ты представляешь себе это, Билл? Представляешь?
-Не могу даже вообразить, - пробормотал Билл, наливая себе полный стакан виски. Кресло мгновенно отпустило мальчишку, и он стоял рядом с Биллом и протягивал ему свой стакан. Каулитц, вздохнув, принял стакан из рук Тома, налил ему виски, вернул стакан. Мальчишка опять упал в кресло, которое только что не желало его отпускать, и снова начал петь гимн Великобритании. Этого ему показалось мало, и Том начал дирижировать себе ногой. Билл глупо хихикал, наблюдая за маленьким идиотом. В конце концов, это была единственная забава в его жизни. А когда эта забава испарялась, оставалось только пить и курить. И книги читать. Вспомнив про сигареты, Билл закурил и начал наслаждаться сигаретой. Впервые за долгое время он чувствовал вкус и виски, и сигарет. Глупо, но это было именно так.
-Эй, почему я должен петь один? – запоздало возмутился Том, спев первый куплет, и снова попытался встать. Потерпев сокрушительную неудачу, парень лениво махнул рукой и остался сидеть в кресле.
-Потому что я еще недостаточно набрался, - пояснил Билл, внимательно оглядывая пьяного в стельку Тома. Тот прикрыл глаза и поморщился:
-Карусели.
-Что?
-Ну, меня как будто уносит куда-то сумасшедшая карусель. Она крутится, крутится, крутится. И самое ужасное, что с нее невозможно сойти. А потом начинает тошнить.
-Тебе спать, наверное, пора, - предположил Билл, которому вовсе не улыбалось лицезреть оставшуюся ночь Тома, которого бы тошнило. Юноша докурил сигарету до половины и, покрутив оставшуюся часть в руке, аккуратно ее затушил. Потому что курить вдруг расхотелось.
-Возможно, - вяло согласился Томас, не открывая глаз, - только мне даже переодеться не во что. Фу, завтра я пойду в колледж грязным. От меня будет вонять сигаретами и вчерашним виски. Я буду небритый и противный.
Билл решил пока умолчать о том, что мальчишка вряд ли будет себя завтра достаточно хорошо чувствовать для того, чтобы еще и пойти на пары. А ему, Биллу, в принципе, все равно, как выглядит ужасный мальчишка, который абсолютно точно послезавтра же переедет обратно к нему, чтобы продолжить отравлять Биллу жизнь своим присутствием.
-Иди умывайся, ходячее несчастье, - хмыкнул он, допивая виски. Сам юноша предусмотрительно принял душ и умылся перед тем, как сесть пить с маленьким чудовищем.

Под одеялом было тепло и уютно. Как будто какие-то добрые феи перестелили кровать так, что в ней хотелось спать. Билл укутался в одеяло поплотнее, слушая, как в душе моется Том. Улыбка не желала сползать с его лица, и юноша подозревал, что выглядит настоящим идиотом.
Через десять минут он начал беспокоиться, не утонул ли маленький идиот в душе?
-Том, - позвал он, - эй, Том, все в порядке?
-Да, - отозвался мальчишка как-то приглушенно, - все нормально. Я скоро!
-Да сиди хоть три часа, - фыркнул Билл, - смотри не расшиби себе лоб только. Не упади, не утони, не захлебнись. И самое главное: не сломай мне полочку под зеркалом!!! Я ее приделывал три часа.
Том ничего не ответил на его пламенную речь, и Билл, отвернувшись к стене, прикрыл глаза. Голова мгновенно закружилась. «Черт. Все-таки я перебрал, - подумалось ему, и в голове сразу зазвучал гимн Великобритании, - не хватало начать дирижировать ногой, как Том». Билл представил себе картину и громко фыркнул.
-Жалко, что вопрос «Какой сонет ты выбрал» неактуален больше, - вздохнул за его спиной Том. Билл вздрогнул и понял, что не заметил, когда вода в ванной перестала литься, что не услышал, как мальчишка шлепал босыми ногами по полу.
-Действительно, - пробормотал он, откидывая одеяло, - ты со мной спать будешь? Или на своей кровати?
-Сомневаюсь, что она застелена, - мягко улыбнулся Том и залез под одеяло, - знаешь, я не спал все это время.
-И я не спал. Теперь мы выспимся.
-Ага, - сонно пробормотал мальчишка, - только в том случае, если меня не будет тошнить.
-Если тебя будет тошнить, то я тебя выкину из своей кровати, - предупредил Билл, поворачиваясь лицом к Тому. Тот тоже повернулся на бок и промолчал, - что? – занервничал Билл.
-Ничего. Просто рассматриваю тебя. Нельзя?
-Можно, - пробормотал Билл, чувствуя, как краснеет, и обнимая Тома за талию, - только делай это как-нибудь тихо, ненавязчиво. Не мешай мне спать.
-Не буду, - прошептал мальчишка, прикасаясь своими губами к его. Легко, почти невесомо. Так нежно и чувственно. Билл прижал Тома к себе еще чуточку ближе и закрыл глаза.
Спокойно. Тихо.
Только тихое сопение рядом.
Утро улыбалось, даря свои лучики проходящим людям, заглядывая в окна домов и говоря: «Просыпайтесь, лентяи!».
Лентяи лежали рядом, обнявшись, и сопели. Иногда Том похрапывал, и тогда Билл тыкал его в бок. Мальчишка приоткрывал один глаз, произносил лениво:
-Грымза.
И засыпал снова. Давно начался новый день, но ребята все никак не могли заставить себя проснуться, встать с кровати. Сны не снились. Было просто спокойно и тепло.
Часов в пять Билл открыл глаза и понял, что выспался, что если поспит еще хотя бы минуту, то точно будет бодрствовать еще неделю. Тома рядом не было, и юноша сделал вывод, что мальчишка думал также. Откуда-то пахло кофе, приятно щекоча ноздри. Билл вздохнул, потянулся и встал с кровати. Новый день для него начался.
-Привет, - произнес он, входя на кухню, где вовсю хозяйничал Том, - что ты делаешь?
-Завтрак, - коротко ответил тот и оглянулся, наконец, на Билла,- тебе не мешало бы умыться.
-Я так ужасен с утра?
-У тебя полоски от подушки на лице. Честно говоря, выглядишь совсем хреново.
Билл молча поплелся в ванную. Посмотрев на себя в зеркало, пришел к выводу, что Томас прав. Выглядел он, мягко говоря, не лучшим образом. Волосы растрепались и торчали, губы от долгого сна сильно припухли, из маленьких щелочек весело проглядывали глазенки. Билл вздохнул, глядя на свое отражение, и показал сам себе язык. Включил холодную воду и, постоянно отфыркиваясь, умылся. Почистил зубы и снова показал себе язык.
Когда через пятнадцать минут Каулитц, приведший себя в более-менее приличное состояние, впорхнул на кухню, Том допивал свой чай и читал газету. Выглядел он комично, поскольку сидел в домашнем халате, милейших оранжевых тапочках и в Билловых очках, которые тот иногда надевал, когда читал.
Билл фыркнул громко, обращая внимание мальчишки на себя и, не добившись результата, сел за стол и принялся завтракать.
-Ты похудел, - заметил через три минуты и двадцать семь секунд мальчишка, оторвавшись от газеты и с умным видом глядя на Билла поверх очков. Юноша подавился и посмотрел на Тома изумленно. Тот рассмеялся: - я тебя пародировал. Но ты и впрямь похудел.
-Нет, я потолстел, пока жил с тобой, - возразил Каулитц, откусывая от вкуснейшего бутерброда, - в самом деле, ты только подумай, когда ты жил тут, мы ели по шесть раз в день. Точнее, ты ел и постоянно канючил, чтобы я с тобой посидел.
-И ты сидел. Съедал не меньше, чем я.
-Ну, не мог же я просто смотреть на тебя. Мне надо было чем-то заняться, - Билл вытер руки о салфетку и поднялся.
-Я думаю, что на самом деле ты прожорлив, как свинья, но тщательно это скрываешь, - пробормотал Том, закуривая сигарету. Билл рассмеялся и потянулся за зажигалкой.
На мгновение их пальцы встретились, но юноши отдернули руки, словно их ударило током. Растерянное молчание повисло в воздухе.
-Глупо как-то, - кисло проговорил Том через минуту, - буквально вчера мы признались в своей ориентации всему колледжу, а сейчас словно боимся друг друга.
-Мне не по себе, - признался Билл, затягиваясь и не смотря на Тома, - мне не по себе от того, что мы признались. И от того, что происходит сейчас. И от вчерашнего тоже.
-Глупо, - повторил Том и глубоко затянулся.
-Да.

-Может, все же посмотрим фильмы, которые ты заказал тогда? – робко предложил Том через некоторое время. Каулитц, бездумно пялившийся в потолок, поморщился и помотал головой:
-Не хочу. Они скучные.
-Ты их посмотрел?
-Ну да.
-Поверить не могу, - покраснел Томас, - ты посмел посмотреть их без меня?
-Странный ты. То есть, я, по-твоему, должен быть их поставить пылиться на полку и ждать, пока ты вернешься, чтобы их посмотреть?
-Да.
-Вот еще, - фыркнул юноша, потягиваясь, - а если бы ты вовсе не вернулся? Я бы их вообще не посмотрел?
Внезапно Том быстро пересек комнату и уселся Биллу на грудь, завел руки за голову и, наклонившись низко-низко, низким бархатным тоном прошипел в самые губы Билла:
-Я бы в любом случае вернулся.
Каулитц посмотрел на него растерянно, дернулся, пытаясь высвободиться. Ничего не вышло, Том сидел сверху, держа его руки. Его лицо было в миллиметрах от лица самого Билла и было таким знакомым, таким близким.
Повинуясь внезапному порыву, Билл лизнул мальчишку в нос и громко рассмеялся, когда тот вздрогнул от неожиданности и отпустил его руки, чтобы рукавом стереть слюну Билла с носа.
-Фу, - протянул он, - я сдаюсь. Это ужасно. До сих пор никто не пытался слюнявить мне нос.
Билл покатывался со смеху, держался руками за живот, молотил ногами по дивану. На глазах выступили слезы.
-Ты ужасен, - протянул Том, подходя к проигрывателю, - где диски?
-На полке, - простонал Билл сквозь смех.

На экране мужчина издевался над женщиной. Он привязывал ее к стулу, разговаривал разными голосами, вырывал ей ногти плоскогубцами и засовывал в задницу шампур. Женщина смотрела в потолок и монотонно повторяла, что прячется в стране в шкафу.
Том сидел рядом с Биллом, чувствуя, как тот все крепче и крепче обнимает его. И казалось, сейчас сломаются все кости, что Том плавно перетечет в Билла и останется там навсегда.
Фильм поражал своей жестокостью, а Билл – нежностью. Мужчина в фильме все больше издевался над женщиной, а Билл все нежнее гладил Тома по спине.
Все это было странно, непривычно и выводило из строя. Абсолютно жестокий фильм и невероятно нежный Билл. Том старался запомнить каждое прикосновение, боялся даже дышать.
Фильм закончился непонятно, поскольку за пару минут до финала Каулитц вдруг осторожно поцеловал его в ухо. Том повернулся к нему, ошеломленный, и увидел испуганные глаза любовника: тот явно боялся, что Том оттолкнет его.
Вместо этого мальчишка приподнялся немного, чтобы их лица были на одном уровне, и осторожно прикоснулся своими губами к губам Билла. Тот вздрогнул и, издав тихий рык, подмял мальчишку под себя.
Они целовались страстно, нежно и долго. Губы болели и, казалось, весь воздух из комнаты вдруг выкачали. Том разрывался между желаниями целовать одновременно губы Билла и его прекрасное тело, он не знал, что лучше: умолять Каулитца раздеть его или подождать, пока тот догадается сам. Не понимал, надо ли двигаться, если юноша, целующий его, шарит по его телу нежными руками.
Они тонули в водовороте чувственности, нежности, агрессии и какой-то животной страсти.
Когда Билл потянул штаны Тома вниз, тот застонал громко и испугался, что сейчас все закончится, потому что Билл очнется, снова поймет, что то, что они делают – неправильно. И тогда мальчишка точно убьет сначала его, а потом себя.
Но Билл не отстранился, а только начал быстрее стаскивать его штаны, а в глазах не было ничего, кроме какой-то безумной страсти.
Куда-то далеко полетела футболка, в совершенно противоположную сторону они отбросили джинсы Билла и его футболку.
Каулитц медленными, ленивыми движениями изучал тело любовника, то царапая ноготками, то проводя подушечками пальцев. Том извивался, старался дать этим пальцам еще больше пространства своего тела, подавался навстречу. А Билл делал прикосновения еще менее заметными, лишь проводя по горячей коже самыми кончиками пальцев, щекоча и окончательно сводя с ума.
Потом они снова долго целовались, двигались навстречу друг другу, бормотали что-то. Улыбались в губы, кусали за нос и притрагивались друг к другу. Много, часто, чувственно и как-то… Словно в последний раз.
Когда Билл снял, наконец, с них боксеры, Том задрожал от возбуждения, притянул Билла к себе поближе и забормотал ему в губы, мало понимая, что говорит:
-Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
-Пожалуйста что? – внимательно посмотрел на него Каулитц, касаясь подушечками пальцев напряженного члена мальчишки. Тот пытался податься вперед, чтобы трение было ощутимее, но Билл не позволял, хитро улыбаясь.
-Пожалуйста, трахни меня сейчас, - выпалил он и залился краской. Билл усмехнулся и провел рукой по внутренней стороне бедер Тома. Мальчишка всхлипнул и сжал колени.
-Что? – посмотрел на него Билл, - я только хочу подготовить тебя…
-Нет… Нет… Не надо… Так.
-Так больно, - мягко улыбнулся Билл, разводя колени мальчишки и желая вновь начать ласкать его. Тот упрямо помотал головой:
-Вся, что есть… Моя будет, - едва выдавил он, убирая руку Билла и кладя ее себе на плечи, - пожалуйста… Я ведь… Хочу этой боли, понимаешь?
Билл не понимал. Это было ясно по его лицу, по его глазам.
-Просто сделай это так, хорошо? – попросил он и притянул любовника в глубокий поцелуй.
Нашарил рукой какую-то баночку на столике, что стоял рядом, протянул Биллу.
Подготовив себя, юноша снова начал целовать Тома, одновременно прислоняя возбужденный член к отверстию мальчишки и надавливая. Глаза того расширились, по щекам потекли слезы.
Билл усилил давление, Том вцепился зубами в его плечо, тихонько поскуливая. Он входил медленно, давая мальчишке привыкнуть к ощущениям, да, в принципе, и не мог быстрее.
Продвинулся чуть дальше, и мальчишка вскрикнул, не выдержав, начал пятиться назад, слезая с него, не давая двигаться вперед.
-Больно, - прошипел Том, и Билл сразу же вышел из него, отчаянно сожалея о том, что приходится покидать эту удивительно узкую задницу, - прости, - прошептал Том, обнимая его, - прости, хорошо?
-Ничего, - ответил он, легонько прикасаясь к губам мальчишки своими, - все в порядке. Можем просто пообниматься.
-Да, так, наверное, будет лучше.
Билл сгреб мальчишку в охапку, прижался к нему всем телом. Том был горячим и каким-то незащищенным, своим, родным. Родным до боли.
-Я люблю тебя, - прошептал Томас. Билл вздохнул глубоко, прижимаясь к мальчишке поближе. Возбуждение прошло, и теперь это были почти невинные объятия, если не считать того, что молодые люди были абсолютно голыми.
-Наверное, обниматься будет теплее в кровати, - заметил Билл, - потому что, я уверен, мы уснем. Проснемся от холода.
-Нет, - закапризничал Томас, - полежим немного здесь и переберемся.
-Хорошо, - смиренно ответил Билл, утыкаясь куда-то в шею мальчишки.
Билл проснулся от того, что ему было страшно холодно. В основном замерзли ноги, казалось, что в комнату как-то пробралась зима и забрала все тепло.
Рядом лежал Том, свернувшись клубком, и дрожал. Билл вздохнул, натянул боксеры и пошел в комнату. Там юноша взял плед и укрыл мальчишку. Тот забормотал что-то недовольно, но в одеяло вцепился, натянул его до подбородка и глаз не открыл.
Двадцать минут десятого. Билл потянулся на стуле, положил голову на скрещенные на столе руки. Лень просто сжирала его. Спать уже не хотелось. Как и делать что-либо: учить уроки, читать книги или даже есть.
Умиротворение. Так называлось нынешнее его состояние. Он читал о нем в книгах когда-то раньше, но не понимал, что это, как люди достигают этого состояния. А теперь вот понял.
Он поднялся, открыл холодильник. Пусто. Вообще ничего нет. Юноша закрыл холодильник и пошел одеваться.
Мальчишка наверняка проснется голодным. Потому что по-другому не бывает. Потому что ЕГО мальчишка всегда голодный.

… Он спал, закинув руки за голову и слегка приоткрыв рот. Глубоко дышал, легкая улыбка делала его лицо еще прекрасней. Тело, казалось непривычно бледным, словно сделанным из фарфора. Грудь мерно поднималась и опускалась.
Билл сел на спинку дивана, рассматривая Тома. Сам не заметил, как начал легонько водить пальцем по выступающим ключицам. Мальчишка сморщился во сне: щекотно. Но глаз не открыл, только отмахнулся и продолжил спать. Билл улыбался, как идиот, сидя на диванной спинке, и все смотрел, смотрел, смотрел. Запоминал, откладывал каждую черточку в памяти. Как будто и так не знает каждую родинку на его теле, любую из ассортимента улыбок Тома, словно не разглядывал мальчишку так уже несколько десятков раз.
И все время мало, и хочется посмотреть на него еще, и найти что-то незамеченное, и разгадать его. И кричать на весь дом: МОЙ, МОЙ, МОЙ.
Мальчишка перевернулся на бок. Билл осторожно провел пальцем по выпирающим позвонкам. Том замурлыкал во сне, придвигаясь ближе к ласкающей руке, инстинктивно ловя случайную ласку. Каулитц улыбнулся этому и встал. Все-таки он собирался идти за продуктами.
-Мой, - прошептал он, нагнувшись к самому уху Тома, - ты только мой. И ничей больше.
Мальчишка заерзал во сне, поморщился и уткнулся носом в подушку.
Улыбаясь, как последний идиот, Билл вышел на улицу.

Птицы взмыли ввысь, когда он пинком отрыл дверь подъезда. Билл проводил их взглядом, постоял немного и пошел дальше.
«Как мне хотелось бы быть птицей,» - внезапно подумал он.

-Что ты готовишь? – Том сидел на стуле, уперевшись локтями в стол, и ерзал.
-Курицу жарю. Перестань ерзать! Ты меня раздражаешь этим.
-Ну, вообще-то, у меня задница болит, - задумчиво протянул мальчишка. Билл покраснел, кажется, до самых кончиков волос.
-Я не настаивал на этом…
-Я настаивал, - просто ответил Том и подался вперед, - слушай, скоро эта твоя курица готова будет? Я голодный! Я сейчас… Ну, я не знаю… Сотню гамбургеров съесть готов!
-Не сомневаюсь, - хмыкнул Билл, тыкая курицу вилкой.

-Я завтра не пойду в колледж!
-Пойдешь, - Билл наблюдал, как Том жадно поглощает куриную ножку и пил кофе, - мы и так сегодня не пошли никуда. К тому же, тебе надо забрать свои вещи оттуда, где ты жил.
-У меня задница болит! – возмутился Том, снова заставляя Билла краснеть, - слушай, давай скажем всем, что мы заболели.
-Да. Нас подкосила неведомая зараза.
-Это все любовь! – Том сделал большие глаза и отправил очередной кусок курицы в рот. Билл подавился кофе.

…-Фрау Линшен, это Билл Каулитц… Вы знаете, я заболел, кха-кха… Не знаю, наверное, грипп… Да, я завтра не приду… Да, конечно, я возьму задание…
Билл положил трубку и сердито взглянул на Тома, который тоже только что отложил свой мобильный.
-Грипп, говоришь? – прошипел он, наклоняясь к мальчишке, - во время гриппа принято лежать и пить горячий чай.
Когда Том в ответ лизнул его в нос, Билл просто растерялся.
-Теперь у нас есть несколько дней свободного времени, - сверкнул глазами Том, медленно подбираясь поближе к Биллу.
-У тебя задница болит, - напомнил тот, и мальчишка сник.
-Мог бы не напоминать. А вообще-то я имел ввиду что-то совсем другое.
-Например?
-Например, ты мог бы рассказать мне о своей семье. Я ведь ничего о тебе не знаю! Вообще! Только фамилию, имя и когда ты родился.
-Некоторые знают только фамилию и имя, - заметил Билл, стирая со стола крошки от обеда, - и вполне довольны.
-Я – не все!
Билл выглядел кисло. Как будто только что отправил в рот огромную лимонную дольку. Или даже целый лимон. Ему хотелось забыть навсегда о семье, о том, как хорошо было раньше и как сложно стало недавно.
-Не думаю, что тебе надо знать.
Том закусил губу:
-Позволь мне самому решать.
-Позволь мне самому решать, что тебе знать, а что нет! – внезапно разозлился Билл, в сотый раз выполаскивая тряпку. Том фыркнул и вышел из кухни. Билл закурил.

-Что ты хочешь знать?
-Все, что ты решишь мне рассказать.
-Я не хочу ничего рассказывать.
-Тогда молчи, - мальчишка пожал плечами и вытянулся на кровати во весь рост. Статный человек в телевизоре бубнил что-то о политической обстановке, но его никто из ребят его не слушал, - можешь просто лежать со мной. Я позволяю тебе.
Брови Билла взметнулись вверх, он скрестил руки на груди, облокотился на косяк и презрительно посмотрел на Тома:
-С чего ты взял, что меня прельщает перспектива просто лежать с тобой?
-Ну, ты же пришел зачем-то. Наверное, не постоять в дверях и не поглазеть на меня.
-Я не буду рассказывать тебе о себе.
-Ты параноик.
-Отчего ты так решил?
-Я один раз попросил тебя рассказать мне о себе. Тебе не кажется, что я не настолько тупой, чтобы не понять, когда мне говорят НЕТ?
-Раньше ты не понимал.
-Взрослею, наверное. Ты долго еще будешь в дверях топтаться?
-Я думаю, что потопчусь здесь пару минут еще и пойду гулять, - хмыкнул Билл, направляясь, вопреки собственным словам, к мальчишке. Тот весело улыбнулся и немного подвинулся.

-Билл, тебе никто не говорил, что ты тяжелый? – засмеялся Том, когда Каулитц влез на него.
-Мерзавец, - буркнул в ответ юноша, обнимая мальчишку. Тот мигом успокоился, перестал хохотать. Запустил пятерню в волосы Билла, пропуская черные пряди сквозь пальцы.
Каулитц замурлыкал тихонько, практически ощущая, как растекается что-то внутри теплыми волнами, разрастается, становится огромным, подобно чудовищу, и мягким, как самый нежный шелк.
И глупая улыбка на губах и узоры, рисуемые на теплом теле… И тихое дыхание, и сердца стук…
-Эй, ты уснул? – Том потянул его за волосы вверх, развевая туман очарования, одним лишь движением сдувая дымку мечты, - о чем ты думаешь?
-Ни о чем, - прошипел Билл, ложась рядом с мальчишкой, - я не думаю абсолютно ни о чем… Хотя нет, подожди, - он сделал вид, что вспоминает что-то. Том уставился на него, ожидая ответа, - точно! Я думаю о том, как я мог связаться с таким мерзким маленьким мальчишкой?
Том открыл рот. Потом закрыл его. Выпучил глаза, прикусил нижнюю губу.
-Я шучу, кретин, - рыкнул Билл, наваливаясь на него и целуя в губы. Том просиял и обнял его. Снова очарование двух горячих тел.

-Я тебя хочу.
От этой простой фразы у Билла волосы на голове стали дыбом, к щекам прилила краска, а член встал по стойке смирно. Тому обязательно надо было испортить всю романтику прекрасного дня, разрушить красоту невинных прикосновений и робких, каких-то боязливых поцелуев.
-У тебя задница болит, - буркнул он, отворачиваясь. В самом деле! Что за свинство, предлагать себя человеку осознавая, что дать не можешь.
-Это не мешает мне тебя хотеть, - поцеловал его в плечо Том, - а еще я тебя люблю, - мальчишка переполз на другую сторону кровати, чтобы видеть Билла, и повторил фразу: - я тебя люблю.
-Да слышу я, слышу, - излишне широко зевнул Билл. Том ухмыльнулся и лег рядом. Каулитц как-то рефлекторно обнял его и притянул к себе.
-Я спать не хочу.
-И я не очень об этом мечтаю. А что делать-то? Мы ведь болеем.
-Пойдем куда-нибудь? Вместе?
-О, да. Пойдем в кино. Я приглашаю тебя на вечерний сеанс. Билеты возьму на последний ряд. Мы будем весь фильм целоваться, я обязательно залезу тебе в штаны, а ты будешь краснеть и пытаться вырваться. А потом мы пойдем с тобой в кафе.
-Нет, в суши-бар, - поправил Том.
-Хорошо, в суши-бар. Там мы объедимся, будем держаться за животы и хохотать. Потом мы придем домой и будем всю ночь трахаться.
-Заниматься любовью, - снова поправил Том.
-Сексом, - пошел на компромисс Билл, притягивая мальчишку поближе к себе.
-Всю ночь, - мечтательно произнес тот, откидывая голову назад. Билл поцеловал его в шею и кивнул, - тогда я, пожалуй, приму твое приглашение.
-Я счастлив, - фыркнул Каулитц, - а теперь ты можешь замолчать и уснуть.
-А после этого славного секса ты расскажешь мне, наконец, о своей семье, - не успокаивался Том.
-Да-да-да, спи уже, - пробормотал Билл в полудрёме, - неугомонный мальчишка.
-Я хочу крабов.
-А я хочу морскую свинку. Но это же еще не значит, что я брошу все дела и понесусь покупать животное?
-Но я очень хочу крабов. Гораздо больше, чем ты хочешь морскую свинку.
-Я уверен, что не хочешь.
-Нет, ты не уверен, не уверен, - Том сердито посмотрел на Билла и стукнул кулаком по кровати, - ни черта ты не уверен! Я. хочу. Крабов.
-Том.
-А?
-Мне плевать, что ты хочешь крабов. В конце концов, мы находимся в одинаковых положениях: мы оба спим.
-Нет, мы не в одинаковых положениях. Совсем. Абсолютно. У тебя, в отличие от меня, не болит задница. Поэтому вставай и иди в магазин. За крабами. Немедленно. Иначе я умру от голода.
-Почему я жалею о том, что помирился с тобой? – пробормотал Билл, вставая с постели. Том огрел его подушкой и отвернулся.
-Вот! – патетически воскликнул Билл, грустно рассматривая пальцы на ногах, - вы понимаете, что я живу в доме с деспотом? Можно сказать, с тираном, – пальцы на ногах пошевелились, словно говоря «Да, Билл, понимаем». Юноша продолжил, - и как же мне быть? Если я не пойду за крабами, он изведет меня. Если я пойду за крабами, я замерзну. Кроме того, я еще не выспался.
-Ты с кем разговариваешь? – повернулся Том, подозрительно глядя на него, - ты с ума сошел, да?
-Я с ума сошел тогда, когда не выгнал тебя в первый же день нашего знакомства. А сейчас я просто качусь в обрыв сумасшествия со скоростью, подобной скорости света.
-Ничего не понял, - буркнул Том, - только то, что вряд ли ты сказал что-то приятное.
-Как же ты прав, - фыркнул Каулитц, натягивая джинсы, - слушай, может быть, ты все-таки не хочешь крабов? Ну правда. Мне так лень выходить на улицу. К тому же мы болеем. К тому же я все еще хочу спать.
-Если мы не будем выходить на улицу, то просто умрем от голода. Холодильник пуст.
-КАК ПУСТ? Я недавно покупал еду.
Том потупил взгляд. Билл вздохнул и надел футболку.
-Обжора, - вздохнул он, натягивая куртку, - я буду через двадцать минут. И если за эти двадцать минут ты передумаешь есть крабов, то я сверну тебе шею.
-Я тебя люблю.
-А я зубы не почистил, - ответил Билл, закидывая в рот жвачку, - а, между прочим, раньше я всегда их чистил перед тем, как выходить на улицу.
-Ты меня любишь, - расплылся в улыбке Том.
-Просто я не хотел больше слушать твое нытье о том, какой ты несчастный и как хочешь есть, - расхохотался Каулитц, выходя за дверь.

Выйдя из подъезда, юноша сразу наступил в лужу.
-Очень приятно, - пробормотал он, отряхивая ботинок, - прямо прекрасное начало прекрасного дня.
Птицы орали во всю глотку, деревья весело покачивали ветками, а солнце припекало.
«Весна, - подумал Билл, направляясь к магазину, - пора любви, надежды и гормональных всплесков. Все друг друга любят, прекрасное настроение и все такое. Как хорошо на улице».
-Каулитц! – услышал он позади себя неприятный визгливый голос. Вздохнул. Обернулся. Недалеко от него стоял Карл, дружок Тома, - Как дела, дружище? – расплылся в улыбке неприятный тип, подходя к нему поближе, и похлопал по плечу, - как там Том?
-Он болеет, - выдавил из себя Билл, натянуто улыбаясь, - он просто болеет. У него жар. Температура. Кашель. Кха-кха, - показал наглядно Билл, что такое кашель, потому что Карл молча стоял и кивал.
-Кха-кха, говоришь? – хмыкнул тот, - кашель? Температура?
-Ага.
-А ты, значит, его лечишь? Эдакая личная сиделка?
-Нет, я тоже болею.
-Кашель, температура?
-Кха-кха, - подтвердил Билл, растерянно глядя на парня. Никогда прежде тот не разговаривал с ним так дружелюбно. Это наводило на нехорошие мысли.
-Что ж ты по улице бродишь? – всплеснул руками Карл.
-Еда закончилась.
-Надо было позвонить, мы бы вам всё купили. Не можем же мы отказать в помощи нашим друзьям, - парень положил руку на плечо Билла и слегка сжал его. Каулитц поморщился.
-С каких это пор ты мне друг? – спокойно спросил он, глядя в глаза Карлу. Тот очаровательно улыбнулся, сжав плечо совсем сильно.
-С тех самых пор, дорогой, как МОЙ друг признался ТЕБЕ в чувствах. Между прочим, при всем колледже. И я не убью тебя только из-за того, что Том – мой друг, хоть ты и отвратительная змея, которая сбила мальчишку с пути истинного. Еще бы, посмотри на себя, Билл. Ты можешь совратить любого парня, - Карл силой развернул Билла лицом к какой-то витрине, - посмотри на свои губы, на свой нос. А глаза, Каулитц! Нет, глаза – не самое лучшее, что в тебе есть. Посмотри на свою задницу. Ты видел ее со стороны? Нет? Напрасно.
Руки парня лапали его, бегали по телу, останавливаясь на талии, задерживаясь на бедрах, чуть сдавливая и отпуская.
-Отвали, - воскликнул, наконец, Билл, отталкивая Карла от себя, - какого черта тебе надо?
-Мне надо, - прошипел парень, - чтобы ты в покое Тома оставил.
-Иначе что? – прищурился Билл, - ты побьешь меня? Боже мой, Карл, дорогой, я НЕ боюсь боли, ясно? Я НЕ боюсь насмешек и пересудов. Я привык, милый.
-ТЫ-то не боишься, - хмыкнул парень, - а вот Тому, я думаю, всё это будет в новинку. И если ты думаешь, что я не побью его из-за того, что он мой друг – ты ошибаешься.
Билл молча развернулся и пошел в направлении магазина. Было ощущение, что куда-то глубоко в душу нагадила огромная кошка.

-Ты принес крабов?
-Да.
Мальчишка просиял, бросился к нему на шею, обжег губы дыханием, шепча, что Билл – самый хороший, милый, добрый. В груди что-то защемило. Он улыбнулся обворожительно, отлепил от себя Тома, поставил пакет на стол и пошел снимать куртку.
Вернулся на кухню, налил себе полный стакан виски и одним махом осушил его.
-Надеюсь, ты сможешь приготовить крабов сам? Их просто надо сварить, - устало пробормотал он, снова наливая виски.
-Надеюсь, ты не успеешь налакаться до того, как я сварю крабов? – в тон ему поинтересовался Том, глядя, как Билл вливает в себя второй стакан янтарной жидкости, - потому что сидеть и смотреть на твою пьяную кислую рожу у меня нет никакого желания.
-Мне надо в душ, - вспомнил отчего-то Билл прикосновения чужих мерзких лап к своему телу.
-Как хочешь, - пожал плечами Том, набирая воду для крабов, - эй, на тебя варить?
-Вари, - согласился Каулитц, раздеваясь, - только немного!
«Я не отдам никому моего Тома, - вдруг твердо решил он, - вообще никому. Мой. Только мой».
Юноша улыбнулся своим мыслям и залез под душ. Теплые струйки воды смывали ненависть, грязь и гадкие слова. Мысли приходили в порядок, руки перестали дрожать.
-Том!
-Что?
-Поболеем еще недельки полторы? – он подошел к мальчишке, обнял его сзади, прижимая к себе крепко, в голове пронеслась злорадная мысль о том, что вот он Том – его, ничей больше. И никто не отберет.
-Хорошо! – расцвел в улыбке мальчишка, поворачиваясь к нему лицом и мимолетно целуя в губы, - можем даже заболеть каким-нибудь страшным бронхитом и не ходить два, нет, три месяца!
-Там посмотрим, - мягко улыбнулся Билл и сел за стол, - скоро там крабы будут готовы?
-Да. Ты нальешь мне виски?
Билл посмотрел на Тома задумчиво, подцепил ногтем какую-то едва заметную крошку со стола.
-Только не надо гундеть насчет моего возраста! – предостерег Том.
-Хорошо, - вздохнул Каулитц, вставая со стула и направляясь в сторону мини-бара, - только не так, как в прошлый раз. Мне не понравилось то, что ты напился.
-Я напился?
-А кого кресло выпускать не хотело?
-Меня, - признал Том, отворачиваясь к плите, - но это… это… это…
-Это было алкогольное опьянение, мальчишка, - фыркнул Билл, возвращаясь на кухню с бутылкой виски. Том махнул рукой и закурил:
-Зато мне было весело.
-Так люди и становятся алкоголиками.
-Зануда.

Смех разрывал комнату надвое. На ту часть, где сидел, насупившись, Билл и на ту часть, где хохотал Том. Мальчишка смеялся уже двадцать минут подряд, без остановки, до слез, до боли в животе. По телевизору шло какое-то невероятно забавное шоу, и Том смеялся над КАЖДЫМ словом участников программы. Каулитц юмора не понимал и поэтому хмурился. Он честно пытался понять тонкий юмор участников передачи, но кроме слова «идиоты» на ум ничего не шло.
В конце концов юноше надоело это, и он отправился в кровать. Теперь, лежа и слушая взрывы истеричного хохота, он жалел о том, что разрешил мальчишке пить. Томас становился каким-то особо ужасным, когда был пьяным. Он краснел, бледнел, зеленел; в общем, вполне успешно изображал из себя хамелеона. Помимо всего прочего, мальчишка бурно реагировал на любую фразу, и то готов был броситься в драку, то начинал смеяться над малейшим намеком на юмор.
-Кретин, - вынес ему вердикт Билл, за что немедленно получил пяткой по колену, - истерик.
Мальчишка, слава Богу, последнего заявления не услышал, потому что покатился со смеху от очередной шуточки.
И вот, Биллу надоело.
Поэтому он лежал сейчас в кровати, один, смотрел в потолок и ждал, когда Том наржется, чтобы обнять мальчишку и уснуть. Как назло, шоу все не заканчивалось, и Билл начинал злиться. Бесило все: Том, телевизор, друзья Тома. Даже потолок – и тот бесил.
Через некоторое время хохот поутих, а потом и вовсе прекратился. Зато комнату начали сотрясать громкие раскаты храпа.
-Прекрасно, - проговорил вслух сам себе Билл, - я ждал его, чтобы уснуть с ним, а он посмел отрубиться в кресле. Маленькая дрянь.
Глава 7.
Когда ты улыбаешься, мир становится лучше, чем самые вкусные леденцы!
(м/ф Сейлор Мун)

Билл проснулся от того, что его кто-то гладил по спине. Нежно, едва касаясь пальчиками, даря ласку просто так, ни за что. Еще сонный, он прогнулся навстречу руке, замурлыкал, не открывая глаз. Это было похоже на волшебный сон, на королевство, в котором он никогда не был, но о котором всегда мечтал: королевство любви и спокойствия. Нежности. Ласки. Каулитц улыбнулся, не поворачиваясь, и хотел снова уснуть, но мальчишка уже понял, что любимый проснулся. Наклонился к его шее и осторожно поцеловал, едва касаясь горячей ото сна кожи губами. Билл фыркнул – было щекотно; подался назад, давая больше доступа к шее, бархатно рассмеялся, когда Томас провел пальцами по нежной коже.
-Эй, ну повернись! – мальчишка обнял его, прижал к себе, - я же хочу видеть тебя.
-Я на тебя дыхну, и ты упадешь, потеряв сознание, - расхохотался Билл, выпутываясь из объятий, - я же зубы еще не чистил. И не умывался. Я ужасен по утрам, ты сам говорил.
-А я уже, - Билл не знал, но чувствовал, что мальчишка улыбается. Широко, открыто, как только он это умеет, - и кофе попил, и зубы почистил, и в душ сходил. И даже отжался двадцать раз.
-Экий ты молодец, - хмыкнул Каулитц, свешивая ноги с кровати, - вот бы и мне таким быть.
Стеная и охая, юноша побрел в ванную. Долго и вдумчиво чистил зубы, потом стоял под струйками теплой воды. Затем еще посмотрел на себя в зеркало, покорчил немного рожи и пошел на кухню, где милый мальчик Том уже готовил бутерброды. С джемом. Клубничным.
-У меня желудок свернется, - улыбнулся Каулитц, кусая первый бутерброд и запивая его чаем, - надо супа приготовить, что ли.
-Надо, - ответил Том, косясь на него, - вот ты и приготовь. А я съем. Может быть, даже оставлю тебе. Совсем немного, - Томас отмерил пальцами сантиметра два и хитро улыбнулся.
-Наглый самонадеянный мальчишка, - Билл откинулся на спинку стула, покачал ногой, обутой в абсолютно идиотский тапок ярко-розового цвета, прикинул, когда это он успел купить такую обувь. Выходило, что он не покупал. Юноша вопросительно посмотрел на Тома и перевел взгляд на свою ногу, обутую в розовый тапок.
-Нет, ну у нас всего одна пара домашних тапочек, - правильно понял его взгляды мальчишка, - надо было еще купить… Я и купил.
-Когда успел? Мы же болеем.
-Недели две назад.
-То есть ты знал, что я тебя прощу.
-Ты? Меня? Это я тебя простил!
-Я!
-Нет, я! – уперся мальчишка.
-Хорошо, придем к консенсусу. Мы друг друга простили. Чем мы будем заниматься сегодня? Честно говоря, мне уже наскучило болеть.
-Мы можем устроить романтический обед. Со свечами, тортом и виски на закуску, - Том хитро прищурился.
-Боже, я взрастил алкоголика, - закатил глаза Билл, - который, к тому же, кажется, предлагает мне приготовить торт.
-Ну да.
-…А сам он принесет свою тушку за стол и усадит свою задницу на стул.
-Именно так, - не смутился Томас, придвигаясь поближе к Биллу, - она ведь, знаешь ли, уже не болит, - добавил он тихим бархатным голосом. Каулитц подавился и покраснел.
-Я пожарю яичницу и налью тебе бокал вина, - выставил юноша свои условия. Том кивнул:
-Идет. А потом романтика. Я хочу много-много романтики. Свечи и все такое.
-Сгорим, - коротко ответил Билл, плотоядно глядя на мальчишку и явно прикидывая, насколько скоро закончится обед. Выходило, что они только позавтракали, а, значит, ему придется еще немного подождать.
-Мы сгорим от чего-то другого, - интимно сообщил Том, наклонившись к самому его уху.
-Я живу в одной квартире с дешевой шлюхой, - фыркнул Билл, но глаза его загорелись, - эта шлюха предлагает себя двадцать четыре часа в сутки, невзирая на снег, морозы, ветра и больную задницу.
-Мой сожитель не очень-то и отказывается, - повел плечом мальчишка. Билл рыкнул и впился в его губы поцелуем.
Ребята цеплялись друг за друга, кусались, бормотали что-то неразборчиво, фыркали, спотыкались. Дошли до кровати, не отрываясь друг от друга ни на секунду, упали.
-А! о! о, это же… Черт, должно было случиться… после романтического обеда, - бормотал Том, пока Билл снимал с него футболку, параллельно исследуя языком открывающиеся участки кожи, - черт, ты хренов… о… хренов соблазнитель… ааах, слез с меня, извращенец, ООО, ты мне ногу придавил, слезь с нее! Немедленно!
-Ага, - пропыхтел Билл и действительно слез с Томовой ноги для того, чтобы стащить штаны. Мальчишка подрагивал, что-то урчал, шептал какие-то слова себе под нос.
И снова, к губам. Быстрые, кусающие, дразнящие поцелуи, укусы. Он царапал кожу мальчишки, шарил по нему руками, не в силах остановиться, засасывал кожу.
-Нет! – внезапно остановил его Томас, - сначала – романтический ужин.
-Ты сам вынудил меня начать домогаться, - тяжело дыша, возмутился Билл, - так что теперь уж извини!
Юноша продолжил исследовать тело мальчишки. Стянул с него боксеры, полюбовался открывшимся видом. Провел языком по стволу, словно пробуя на вкус, взял член в рот, начал сосать. Мальчишка выгибался, извивался и стонал. Билл честно пытался взять его целиком, но не выходило. Тогда он начал помогать рукой. Теперь Том просто шептал что-то невразумительное, пропускал волосы Билла через пальцы, старался заставить того взять больше, глубже. Билл давился и брал. Сосал, чувствуя, как с каждым новым толчком в глазах скапливаются слезы, как его сейчас стошнит от глубины проникновения. Не стошнило. Мальчишка взвизгнул тихонько и кончил, испачкав лицо Билла, который не успел отодвинуться. Прикрыл глаза рукой, потянул Билла за волосы к себе. Поцеловал.
-Я никогда подобного не испытывал, - признался он, отдышавшись, - хотя, признаться, сосешь ты из рук вон плохо.
Билл отвесил ему подзатыльник, поцеловал снова. Вытер рот и поднялся.
-А теперь, пожалуй, можно приготовить и обед.
-Ты не хочешь, чтобы я сделал то же самое? – мальчишка приподнялся, облокотился на локоть. Билл мягко улыбнулся:
-Позже. Я позже получу все, что хочу. И не думай, что ты так легко отделаешься.
-Я уже начинаю бояться, - задумчиво произнес Том, натягивая боксеры.
-И правильно начинаешь.
-Яичница – яичница, - напевал себе под нос Билл, летая по кухне со скоростью маленького реактивного истребителя, - ту-ту-ру-ру-ру-ру-ру, гимми… Бади… Яиииичница, джаст гимми ё бади…*
Том наблюдал за действом, сидя в кресле в другой комнате. Иногда Билл исчезал из поля его зрения, но тогда песня становилась лишь громче.
-Аааай вонт ёр бадииии. Донт ток, донт ток, донт ток, бэйби донт ток!**
Потом юноша снова появлялся в обозримом пространстве, что-то мелко нарезал, что-то чем-то посыпал, куда-то смотрел, чего-то нюхал. На кухне словно случился Армагеддон: Билл вытащил почти все почти изо всех шкафчиков и теперь что-то готовил. Что-то должно было называться яичницей, но Том, например, уже сомневался в этом. Ну не может нормальный человек двадцать пять минут готовить одну чахлую яичницу!
-Билл, ты скоро? – поинтересовался мальчишка через некоторое время.
-Да! – крикнул Билл, что-то усердно перемешивая в миске, - уже почти все готово. Иди мой руки.
-Они чистые!
-Я сказал, мой! – обозлился Билл и швырнул в Тома мокрым полотенцем. Мальчишка расхохотался и побежал в ванную. Билл же покачал головой и вылил содержимое миски на сковороду, а сам пошел убирать со стола, - и вино прихвати! – крикнул он Тому, убирая всевозможные специи.

-Ты волшебник! – восхищался Том, поглощая получившееся блюдо, - ты просто добрый волшебник! Боже мой, как вкусно! – мальчишка закатил глаза и поднял вверх большой палец, - это просто безумно вкусно! Ты прекрасный повар.
-Хватит мне льстить, - оборвал его Билл, улыбаясь, - давай лучше выпьем.
-За что?
-За сегодня. За то, чтобы оно не заканчивалось.
-День сурка.
-Что, прости?
-Я говорю, день сурка. Сегодня будет повторяться снова и снова. В конце концов, тебе надоест и ты меня пристрелишь.
-Думаю, это случится довольно скоро и без этого дня сурка, - расхохотался Билл, откидываясь на спинку стула. Том задумчиво отпил из своего бокала, - кстати, если ты напьешься – я тебя убью. Именно поэтому я позволю тебе выпить лишь ОДИН бокал вина.
-Несправедливо, - попробовал сопротивляться Том. Билл одарил его свирепым взглядом, и мальчишка уставился в тарелку.
-Смею добавить, что ты моешь посуду, - добавил Каулитц после минутной тишины. Мальчишка поднял глаза, полные обиды на весь мир, посмотрел на юношу жалобно. Тот не реагировал на его взгляды. Том вздохнул, вытер руки салфеткой, взял тарелки и, обойдя стол, наклонился к самому уху Билла, прошептал:
-Ты тиран и деспот. Но я за это и люблю тебя.
-… А впрочем, к черту эти тарелки. Потом помоешь, - грязная посуда с тихим звоном упала на пол.

-Иди ко мне, - Том, хитро прищурившись, лежал на кровати. Билл стоял в дверном проеме и смотрел на него круглыми глазами. Мальчишка был совершенно голым. Абсолютно. Он бесстыдно развалился на кровати, подперев голову локтями.
-Не боишься? – срывающимся голосом пробормотал Билл, быстро раздеваясь.
-Нет, - твердо ответил мальчишка.

Тихое урчание. Словно довольный, сытый кот. Царапает спину, выгибается навстречу, двигается. Что-то бормочет. Над верхней губой протянулась вереница маленьких бисеринок пота. Глаза полуприкрыты. Дрожит.
Билл намазал руки кремом и сейчас лишь указательным пальцем кружит вокруг ануса Тома. А тот дрожит, смотрит на него удивленно из-под полуопущенных век. Глаза открываются, когда Билл одним пальцем проникает в него, морщится. Билл дает привыкнуть, и через некоторое время мальчишка снова прикрывает глаза. Билл сразу добавляет второй палец. Он уже начинает потихоньку сходить с ума, да еще и Томас подается навстречу его пальцам. Билл задевает что-то внутри Тома, и тот исступленно вздыхает.
-Я не думаю, что это надо тыкать, - замечает он, поморщившись, - она нужна, чтобы ее гладили.
Билл вряд ли может ответить ему сейчас. Он просто быстро кивает, целует мальчишку и добавляет еще один палец. Томас в его руках напрягается, закусывает губу, но попыток соскочить не делает.
Наконец мальчишка коротко целует его в щеку и говорит тихонько:
-Да.
И Билл понимает его. Вытаскивает пальцы, упирается членом в растянутый анус и потихоньку начинает входить. Том замирает.
-Эй, - Каулитц улыбается виновато, - дыши.
И мальчишка выдыхает. Ему больно, но не так, как в прошлый раз. В прошлый раз его словно разрывали на части, как будто хотели порвать на клочки, а сейчас… Сейчас боль была другой… Сейчас она была какой-то… Притупленной?
Потом боль прошла, и он просто лежал под Биллом, который часто останавливался тяжело дыша, и говорил, что вот-вот кончит, а Том улыбался в ответ, целовал его и желал того момента, когда Каулитц толкнется в него последний раз – и покинет его тело. Слишком непривычным было это все.
А потом Билл начал трахать его, слегка изменив положение, и Том почувствовал, как член любовника задевает в нем что-то. И он сам начал насаживаться на Билла, царапать его спину и урчать. Останавливаться не хотелось. Вообще никогда.
Он кончил раньше, а Билл все еще трахал его. И было больно, и хотелось уже развалиться в кровати и уснуть, а еще лучше сначала помыться, а потом уснуть. Задницу жгло. Когда Билл, наконец, излился в него, он уже два раза сосчитал до ста.
-Я люблю тебя, - нежно проговорил он Каулитцу, нисколько не лукавя, - но если ты еще хоть раз кончишь позже меня, - мальчишка потряс в воздухе кулаком и выкарабкался из-под Билла, - я в ванную. А ты пока помой посуду.


(*пр.авт: искаженный английский. Билл поет песню Body Language, Queen: Отдай мне свое тело. Просто отдай мне свое тело.
** Я хочу тебя. Не разговаривай, не разговаривай, не разговаривай, детка, не разговаривай! (иск.англ.))
-Я больше не могу сидеть дома, - гундел Билл, перебирая струна гитары. Red Special, казалось, отзывалась на каждое прикосновение, то мурлыкала тихонько, то стонала, то ревела, - мне совершенно нечего делать. Я прочитал даже «Так говорил Заратустра».
-Понравилось? – Билл скривился.
-Нет.
-Почему?
-Потому, что я прочел до этого Авесту и вообще все, что связано с этой религией. Наверное, надо было начинать с Ницше. Тогда бы понравилось.
-А Авеста?
-Я обожаю ее! – глаза Билла зажглись, он заиграл на гитаре тихо-тихо и очень спокойно, а потом начал говорить нараспев: Спросил Ахура-Мазду
Сипитама-Заратуштра:
"Скажи мне Дух Святейший,
Создатель жизни плотской,
Что из Святого Слова
И самое могучее,
И самое победное,
И наиблагодатное,
Что действенней всего?"
-Замолчи! – рассмеялся Том, - что это?
-Первый яшт, - сказал Билл глубокомысленно.
-Я все понял. Ты сошел с ума. Тебе нельзя столько читать. Наверное, нам пора выздоравливать. Пока ты не завалил меня еще сотней таких же яштов.
-Их всего около двадцати, кретин, - прошипел Билл, дернув струну чуть сильнее, чем нужно было. Вышел злой, какой-то лающий звук.
-Кто такой Ахура?
Билл закатил глаза и голосом, полным презрения, ответил:
-Ахура-Мазда - верховное божество зороастризма, буквально имя переводится как Бог Мудрость. А более поздняя форма имени – Ормазд.
-Откуда ты столько знаешь? И как у тебя голова не лопнула от такого количества знаний? – фыркнул Томас. Каулитц ухмыльнулся и принялся наигрывать что-то веселенькое.
- Get your party gown
Get your pigtail down
Get your heart beatin' baby
Got my timin' right
Got my act all tight
It's gotta be tonight my little
Schoolbabe.
Том расхохотался.
-Здесь нет никакого смысла, верно?
Билл кивнул, продолжая наигрывать тот же мотив.
-Смысл песни?
-Гитаристу понравилась сама мелодия. Он написал слова просто для того, чтобы послушать, как слова сочетаются с этой музыкой. Потом хотел переписать, но солист велел оставить все, как есть.
-Ты и в самом деле знаешь все, правда? – Том подошел к окну и закурил.
-Нет. Я не знаю, как бросить курить, пить и говорить дурные слова. К сожалению. И еще я не знаю точного значения числа ПИ. И еще я не помню всех тригонометрических формул. И не назову массу земли. Еще…
-Замолчи! – фыркнул Том, - зануда.
Билл рассмеялся. Только сейчас до мальчишки дошло, что он веселился.
-Ну и шуточки у вас, - буркнул он, затягиваясь, - очень смешные, а главное, понятные. Гитару бы положил, а то опять сотрешь надпись. Я больше бегать за стариком не буду.
-Я же осторожно. Мне очень скучно. Я не могу больше смотреть телевизор. А мой лэп-топ, к сожалению, ты разнес дня четыре назад, когда столь усердно протирал пыль.
Том покраснел. Он и в самом деле не заметил ноутбук, лежавший на столе, и случайно задел его рукой, пока убирался. Теперь компьютер не включался, а Том чувствовал себя виноватым, хотя Билл, кажется, не сердился.
-Ну хватит уже вспоминать об этом, а? – жалобно попросил он, прикуривая от старой сигареты новую.
-Да успокойся ты, - махнул рукой Каулитц, откладывая гитару и поднимаясь, - купим новый. И хватит уже курить – у меня глаза слезятся. Лучше одевайся и пойдем погуляем.
-Больную задницу никто не отменял, - напомнил Том, и теперь покраснел его любовник.
-Тогда я пойду один. А ты сиди в своем сигаретном дыму и задыхайся.
-Нет уж, подожди меня, я оденусь. Мы пойдем в кинотеатр? А потом в суши-бар?
-Вот еще, - фыркнул Билл, переодеваясь из домашних штанов в черные обтягивающие джинсы, - мы просто будем гулять по слякоти улиц. Что-то не нравится?
Том хотел было надуться, но вовремя понял, что Каулитц снова играет с ним, потому что в глазах у любимого прыгали веселые искорки.
-Все нравится, - улыбнулся он, целуя юношу в щеку. Билл лишь вздохнул и натянул кроссовки.

Ребята шли по вечернему городу, жадно ловя каждый звук, каждый всполох света. Они шарахались от толпы, вздрагивали от резких звуков. Были все равно, что дикие. Как будто только что выбрались из лесу. На самом деле они всего-то около недели посидели дома, не выходя на улицу.
Воздух, пусть и городской, загазованный, пьянил. Головы у молодых людей кружились и они, улыбаясь непонятно чему, просто шли куда-то. Просто гуляли. Том не решался взять Билла за руку, а Каулитц просто не привык так ходить. Но все равно, им было тепло рядом, хорошо вместе. Даже без слов. Просто идти рядом, соприкасаясь иногда рукавами курток.
Через некоторое время ребята остановились у здания кинотеатра. Том уставился на афиши, а Билл закурил, отойдя в сторону. Мальчишка так усердно прочитывал каждую афишку, что Каулитц заулыбался и отвернулся: нечего Томасу видеть, что его это забавляет. Он курил медленно, наслаждаясь сигаретой, затягиваясь глубоко и долго держа дым во рту. Выпускал маленькими колечками или быстрой струей, вертел сигарету между пальцами, зажимал фильтр.
-О, я аж возбудился, - фыркнул Том, подходя к нему и глядя на игру Билла с сигаретой, - ты прямо гениальный курильщик.
-Выбрал фильм?
-Да. «Коко Шанель». Пойдем?
-Название мне уже не нравится. Хотя, если ты хочешь, то пойдем.
-Я не собираюсь смотреть фильм, - усмехнулся Том, - я собираюсь к тебе приставать.
Билл приподнял одну бровь.
-Ты? Ко мне? Я тебя отошью. Я всегда очень внимательно смотрю фильмы. Чтобы не забыть потом, о чем они.
-Посмотрим, - фыркнул Том, направляясь к дверям кинотеатра, - ну ты идешь?
Билл вздохнул, выбросил бычок в мусор и пошел за мальчишкой.
«Неугомонное создание. И какого черта я ему всегда потакаю?» - спросил юноша сам себя. Ответа не было.
Он купил два билета на последние ряды, и ребята пошли смотреть кино.
-Билл! Ты поп-корн будешь? Ты вообще собираешься его есть? – Том ерзал на сидении кресла, пытаясь устроиться поудобнее, одновременно пытаясь заглянуть в лицо соседа. Тот пожал плечами:
-Нет, отдам в пользу голодающим Томасам Германии.
Мальчишка выхватил из рук его стакан и кукурузой и принялся хрустеть. Билл честно пытался выдержать этот ужас, отворачивался, когда Том лез ему под нос жирными руками, зажимая в пальцах поп-корн, фыркал, пыхтел, елозил, возил по полу кроссовками, хохотал невпопад и ронял кукурузу на пол.
Когда Том отрыгнул, Билл схватил его за ворот футболки и вытащил из зала, пинками довел до туалета, прижал к стене и злобно посмотрел на него. Мальчишка испуганно поднял руки вверх. Стакан вывалился из его рук и кукуруза просыпалась на пол. Каулитц вздохнул, отпустил мальчишку и вышел из здания кинотеатра.
-Ты чего? – Томас вышел за ним следом, засунув руки в карманы.
-Мне стыдно сидеть с тобой было! – прошипел Билл, закуривая. Ярость. Вот то чувство, которым можно было описать его состояние.
-Ну, извините меня, не привык сидеть так, как будто палку проглотил, - огрызнулся Том, доставая свои сигареты.
-Я сижу, как будто палку проглотил? – Билл уставился на него удивленно. Мальчишка кивнул:
-Ага. И еще, когда ты ешь, у тебя мизинец оттопыривается. И вид сразу становится такой презрительный, как будто все вокруг тебя – ничтожества. Поэтому с тобой и не дружит никто.
Каулитц скривился:
-Со мной никто не дружит потому, что я сам этого не хочу.
-Ты просто зануда.
-Вы все просто олени, - ляпнул Билл, не подумав. Том приподнял одну бровь (точно научился у Каулитца!), выбросил недокуренную сигарету и пошел прочь. Ничего не сказав. Не огрызнувшись, не отгавкавшись в ответ, как это бывало обычно. Просто – пошел прочь.
-Эй! – когда Том не обернулся, даже не замедлил движение, Билл понял, что испугался. Сильно испугался. Что мальчишка снова уйдет, оставит его одного в прокуренной пустой квартире, заберет вещи, уедет. Оставит его одного, курить сигареты, пить виски, смотреть телевизор. Он не выживет! Не сможет без него! Привык.
Юноша побежал за Томом, нагнал его, развернул к себе:
-Ты куда?
-Домой, - пожал тот плечами, - тебе ведь стыдно со мной, оленем?
-Не обижайся, - Билл и сам не знал, что способен на скулеж, но, тем не менее, сейчас он именно скулил. Скулил, царапая живот Томаса ногтями, сокращая между ними дистанцию, чувствуя его тепло.
-Я не обиделся, - мальчишка смотрел куда-то за его плечо, как будто там вдруг начали показывать что-то крайне интересное, хотя Каулитц знал точно, что позади него только дерево.
-Обиделся, - почти прошептал он кисло, - я же вижу. Ну Том! Ну ты не олень! Я случайно обобщил! Ну извини, а? – теперь юноша дергал Тома за майку, глядя в пол. Как Тома недавно заинтересовало что-то за его спиной, Билла заинтересовали абсолютно обычные кроссовки Тома, - Ну пойдем в суши-бар? Я закажу тебе огромную порцию роллов. Вот такую, - Билл отошел на пару шагов и растопырил руки как можно шире, показывая, какой будет порция.
Том улыбнулся краешком рта, вытащил руки из карманов, схватил Билл, обнял и прошептал на ухо:
-А потом мы домой пойдем?
-Домой, - подтвердил Билл, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете.
-Тогда пойдем. Только порцию закажешь самую большую.
-Паршивец, - вспомнил о своей роли ворчуньи Билл.

-В меня больше не лезет! – стонал Том, отодвигая от себя тарелку. Билл смеялся и придвигал тарелку обратно:
-Ешь!
-Не могу.
-Можешь. Ешь, прошу тебя.
-Меня стошнит. Меня абсолютно точно сейчас стошнит. Я не могу больше есть.
-Но тебе нравится?
-Да!
-Тогда выпей вина, посиди, можешь покурить. А потом съешь еще, - сам Билл продолжал наворачивать суши. Том смотрел на него удивленно: Каулитц был худее его и обычно ел без особого энтузиазма. Сейчас же юноша поглощал содержимое тарелки с таким аппетитом, что Томас ему завидовал.
-Прожорливый книжный червь, - пробормотал он, откидываясь на спинку стула и кривя губы, - теперь я знаю, чем тебя кормить, чтобы ты не умер с голода у меня на руках.
-Угу, - Билл даже не поднял на него глаза, - суши!
-Я уже хочу домой.
-А я еще не наелся.
-Зато я наелся.
-Эгоист, - Билл промокнул губы салфеткой, подозвал официантку. Расплатился по счету. Встал, - поехали.
Том подскочил с места и первым побежал к выходу.
В груди разливалось что-то теплое, нежное. Болью, выстрелом, ударами.
Он не хотел чувствовать такое.

I think I'm a banana tree
Oh dear, I'm going slightly mad
I'm going slightly mad
It finally happened, happened
It finally happened uh huh
It finally happened I'm slightly mad - oh dear !
(Мне кажется, что я – банановое дерево.
О, дорогой, я схожу с ума,
Я схожу с ума,
Наконец, это произошло.
Наконец, это произошло.
Я СЛЕГКА СОШЕЛ С УМА!)

-Такси! – Том стоял на обочине дороги, покачиваясь. Мимо проезжали шикарные машины, автомобили поскромнее и ужасные развалюхи. Мальчишка выглядел нелепо на краю тротуара, именно поэтому Билл, смеясь, оттащил его.
-Пойдем пешком, - поцелуй в щеку, - не так уж далеко до дома, - мягкий смех.
-Пешком – так пешком, - согласился Томас, почти вешаясь на Билла, - только ты меня понесешь. Я твой ценный груз.
-Мой ценный груз весит больше меня, - недовольно фыркнул Каулитц, пытаясь сбросить неожиданную ношу. Напрасно. Мальчишка вцепился в него клещом. И смеялся, - Я тебя убью, - пыхтел Билл, пытаясь извернуться и скинуть нахала, - Я тебя зарежу. Я тебя съем. Я тебя раздавлю. Я тебя…
-Трахну? – весело подсказал Том. Женщина, стоявшая неподалеку, посмотрела на них с осуждением. Биллу показалось, что она едва сдерживается, чтобы не покрутить пальцем у виска.
-Слезь с меня! – серьезно прошипел он. Том послушался, - Так-то лучше. Пойдем домой? – юноша протянул Томасу руку. Мальчишка вцепился в него теплой ладошкой и первый попер вперед, как танк, со странно-серьезным выражением на лице. Таким серьезным, что Билл едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.
И почему они не поехали на такси? Какого черта поперлись окольными дворами? Кто их тащил?
-Срежем? – предложил Том, заходя в какой-то темный двор. Билл кивнул, тащась за мальчишкой, как собачонка за спешащим хозяином.
В темноте двора Том развернулся к нему и страстно поцеловал. Каулитц с энтузиазмом ответил на поцелуй. Десять минут они целовались, как сумасшедшие. От этого дела их оторвали аплодисменты. Ребята отскочили друг от друга, как ошпаренные.
К ним не спеша подходил Карл. Недалеко стояло еще человек пять.
-О, да что вы, не обращайте на нас внимания, - ухмыльнулся парень, - продолжайте.
Билл напрягся. Том отошел на полшага назад.
-Эй! – Карл стремительно преодолел расстояние, отделявшее его от Билла, и толкнул юношу на Тома, - давайте! Целуйтесь!
-Нет, - Билл сложил руки на груди, - не для твоих глаз зрелища. Ты грязный. Фу, - молодой человек поморщился, Том прыснул.
Дружки Карла подошли ближе.
-Я предупреждал тебя, Каулитц, - весело улыбнулся Карл, - я ведь играю честно. А вот ты, кажется, не понимаешь…
-Это ты не понимаешь, Карл, - мягко улыбнулся Билл.
-Ну… Что ж… Ты отказался играть по-честному, - задумчиво произнес его собеседник, - значит, придется применить жесткие методы, правда?
Его дружки давно уже окружили ребят. Первым ударил парень с лицом гориллы. Он схватил Тома за плечо и свободной рукой ударил его в живот. Мальчишка согнулся, шумно выдохнул. Билл дернулся, хотел помочь Томасу, но какой-то парень держал его за руки.
Он пинался, шипел, орал, извивался. Его не отпускали. Не отпускали, не давали помочь Тому. Мальчишка уже давно лежал на земле, а Карл и его компания мутузили его ногами. Не принимал участия только парень, державший Билла.
-Ну вот, - наконец, удовлетворенно произнес Карл, отходя от скорчившегося на асфальте Тома, - теперь ты понимаешь, что мальчику будет только хуже, если он останется с тобой? – парень подошел поближе, - А в следующий раз мы его тр*хнем, - сказал он Биллу на ухо и почти нежно поцеловал в щеку. Каулитц дернулся, отпрянул. Карл рассмеялся, - отпусти его, - приказал он своей шавке, и Билла отшвырнули. Юноша упал на колени недалеко от того места, где лежал его мальчишка. Не вставая, подполз к нему.
Они разбили ему лицо. Места живого не осталось.
Они явно сломали ему ребра – вон, как надсадно, свистя, дышит.
Билл дрожащими руками нашарил телефон в кармане куртки, вызвал скорую.
-Том, Том, - звал он, баюкая мальчишку в руках, - эй, хороший мой… Ну очнись… Пожалуйста…
Мальчишка громко сипел, открывал и закрывал рот. Он не приходил в сознание, лежал в его руках безвольной тряпкой.
-Ты только выживи… Ты только… Проснись, приди в себя. Эй…
Он шептал что-то Тому на ухо, гладил по волосам. Говорил что-то важное и забывал. Давал обещания и не помнил, какие.
Когда, наконец, приехала скорая, он разрыдался. Он плакал взахлеб, навзрыд. Он рыдал в три ручья.
Доктора посмотрели на него, померили пульс и вкололи ему успокоительное.
Живой… Живой.
Ублюдки.
Он будет играть по их правилам. Главное, что Томас будет живой… И невредимый.
КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
Глава 1.
This room is bare
This night is cold
We're far apart and I'm growing old
But while we live, we'll meet again
So then my love we may whisper once more
It's you I adore
(Эта комната пуста
Эта ночь холодна
Мы далеко друг от друга и я становлюсь старше
Но, пока мы живы… Мы встретимся вновь.
И тогда, моя любовь, мы сможем прошептать еще раз
Ты тот, кого я боготворю)

Билл, чуть улыбаясь, смотрел на занавески в своей новой квартире. Занавески были в цветочек. Красные занавески в черный цветочек. Это было пошло. Биллу не нравились эти занавески, и он не мог ничего с собой поделать.
Ему не нравились занавески, кресла, диванчик, телевизор и кухонный стол. Ему не нравились слишком узкие полки для книг и слишком просторная ванная.
Хотя, честно говоря, квартирка была отличной. Недалеко от колледжа (в который он все равно ходить не собирался, поскольку договорился с преподавателями сдать все темы заочно), в чистеньком, приятном районе.
Юноша ни за что бы не переехал из своей комнаты в общежитии, но он понимал точно, что Том не оставит его в покое, будет ходить за ним по пятам молчаливой тенью, бросать взгляды, полные упрека.
Нет, так бы дело не пошло. Поэтому молодой человек переехал в эту квартиру с пошлыми красно-черными занавесками. И теперь сидел в кресле, курил третью сигарету и едва заметно улыбался. А в глубине его глаз залегла грусть.

-Билл, где все твои вещи? – Том удивленно смотрел на него, садясь на кровать.
-Я переехал, - спокойно ответил тот, улыбаясь в точности так же, как и сейчас, сидя в своей новой квартире, - теперь ты живешь здесь один.
-Почему? – мальчишка выглядел по меньшей мере глупо, когда спросил это. Каулитц вздохнул и, сделав два шага к окну, ответил:
-Потому что я не хочу больше с тобой жить.
Томас побледнел.
-Но ты… Мы… Я ничего не понимаю.
-А не надо ничего понимать, Том, - как все-таки хорошо, что Билл стоял спиной к мальчишке! Иначе тот обязательно бы увидел искаженное болью лицо любовника, - все просто. Я – уезжаю. Ты – остаешься.
-Но… Мы…
-Нет никакого «мы», мальчишка, - фыркнул Билл и вышел из квартиры, не дав Тому опомниться, сказать хотя бы слово.
Несмотря на это, он шел нарочито медленно, не оглядываясь. Ожидал, что Томас выскочит за ним, уговорит остаться. Но нет. Мальчишка не сделал этого. И Билл ушел.

«Трус, - сказал он сам себе позже, - ты просто трус».
«Да нет же! – одернул себя же, - Это ведь для его же блага. Ты не мог остаться».
Глупости. Зачем теперь думать об этом?
Но Билл думал, думал постоянно. И сейчас, глядя на кретинские занавески и улыбаясь, он снова и снова прокручивал в голове события прошлого года. Всё было как-то… Так правильно, так нужно. А сейчас… Сейчас было скучно, грустно и неуютно. Словно разрушили его маленький мир, словно засадили в чью-то чужую фантазию, как будто дали подержать заветную игрушку – и отобрали.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Как ты мог?»

Странно, но девочки из колледжа стали часто навещать его, разговаривать, делиться тайнами. Он слушал их вполуха, кивал, давал советы. Строил хорошую мину при плохой игре. Они рассказывали, а он их не слушал. Давал советы невпопад, а они кивали и восхищались им.
Иногда рассказывали что-то о Томе, хитро улыбаясь, жестикулируя и явно пытаясь увидеть какие-то эмоции на лице Билла. Не видели. Зачем? Он не покажет им.
… А боли меньше не становилась. Только теперь к ней прибавилась тоска, ностальгия а хандра. Хотелось вернуться в январь, лежать с Томом в одной постели и слушать завывания ветра за окном. Хотелось рассказать ему о многом. О чем не успел. Например, что Квазимодо – это не просто эпитет, а настоящий литературный герой. Или что Элвис Пресли засыпал на своих концертах.
Или научить его играть на гитаре какую-нибудь замечательную вещь, а потом напиться и петь ее вместе, часто прерываясь и фальшивя.
Но Тома больше не было. Была лишь хандра, ностальгия и тоска.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Как ты мог меня предать? Все было так хорошо. Мразь».

… И, ложась спать в гордом одиночестве, Билл долго ворочался с боку на бок, думая о том, как там его мальчишка – спит ли уже, или гуляет. А может, сидит напротив окна и курит? Или ест. Да, наверное, он ест. Он всегда голодный по вечерам.
Каулитц забывался ближе к утру и вскакивал от мимолетных снов: вот Тома бьют, вот он стоит рядом, кричит и ничего не может поделать. А мальчишка сипит, закатывает глаза… И Билл понимает, что… Понимает многое. Понимает то, что сейчас неважно.
И клянется себе играть по чужим правилам.
Жить по чужим правилам.
Нет, существовать по чужим правилам.


-Открой глаза, а? – безвольная ладошка в горячей руке, - открой же глаза. Проснись… Пожалуйста… Хватит спать, - улыбка, грустная, печальная, но это улыбка, - просыпайся… Хватит спать… - повторяет, как заклинание, сжимая мягкую руку, - давай… Открой глаза, - подносит ладонь к губам, целует каждый палец.
-Герр Каулитц, вам пора уходить. Уже поздно.
Билл смотрит на доктора и не может понять, чего тот хочет. Чтобы он ушел? Глупости какие!
-Пошел к черту, - зло бросает он человеку в халате и снова поворачивается к мальчишке, - ты же проснешься?

Если пить виски быстро, залпом, то получается пьянеть быстрее. Это Билл выяснил опытным путем, когда надоело наслаждаться напитком, когда захотелось напиться и выспаться, наконец. Уснуть не вышло: желудок взбунтовался, и Билла всю ночь выворачивало наизнанку.
Никогда прежде он не чувствовал себя таким несчастным: его сотрясала дрожь, из глаз текли слёзы, голова гудела.
В итоге он просидел полночи, закутавшись в плед и смотря телевизор. Перед глазами все плыло, Билл уже давно не различал того, что происходит на экране. Но спать не хотелось. Едва он закрывал глаза, как мир начинал куда-то уплывать, сбегать в бешеном темпе, Вселенная крутилась быстрее обычного.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Как будто я без тебя не проживу. Не проживу».

-Улыбнись! – сказала Анна, заходя в квартиру. Билл недоумевал, почему это она вошла? Кто ей дал такое право? Он не звал ее, не открывал ей дверь. Выходит, та была открыта? – почему ты такой хмурый?
-Я по жизни хмурый, - буркнул он, заваривая себе кофе. Девушке Билл не предложил, - зачем пришла?
-А зачем приходят друзья? Поддержать, - самоуверенно ответила Анна. С некоторых пор у него появилось как-то слишком много друзей. Они расспрашивали его, заинтересованно смотрели в глаза, предлагали помощь. Но на деле все сводилось к одному: им просто необходимо было узнать, что Каулитцу плохо, чтобы посочувствовать, успокоить и потом рассказать друзьям.
-Мне не нужна поддержка, - широко и наигранно улыбнулся Билл, - я чувствую себя отлично. У меня новая квартира, я почти закончил этот чертов колледж. А впереди – целая жизнь.
«Целая жизнь, которой совсем не хочется. Но это так, мелочи».
-Но ты же переживаешь! – девушка приложила кулачки к груди и округлила глаза.
-Нет. Я бы был тебе благодарен, если бы ты ушла. Мне надо написать пару рефератов. А еще даже кофе не пил.
Анна надула губы и не ушла. Вместо этого она села на диван и включила телевизор. Билл закатил глаза: как будто без всех этих делегаций любопытных идиоток он повесится! Да он скорее наложит на себя руки от их присутствия!
-Тебе пора перестать страдать, - внезапно выдала Анна, - забыть о нем и переключить своё внимание на кого-нибудь еще. На кого-нибудь ПОЛУЧШЕ, чем он. Всё равно вам не быть вместе…
-Чего ты от меня хочешь? – перебил ее Билл. Девушка покраснела и захлопнула рот, - О, - понял юноша, - Ээээ, я думаю, что тебе стоит уйти… Ээээ, приятно было увидеться и все такое. Извини.
-Но, Билл…
-До свидания, Анна.
Если она сейчас же не уйдет, Каулитц спрячется в ванной и будет там сидеть до скончания времен.
-Ты все не так понял! Я просто имею в виду, что надо жить полной жизнью! Ходить в клубы, на тусовки…
-В клубы? На тусовки? Анна, я не хожу ни туда, ни туда… Какого черта? Как будто вы не знаете.
Они все знали. Просто Билл теперь был Интересным Человеком С Нелегкой Судьбой. И плевать всем было, что ему не нужны тусовки и вечеринки. Главным было то, что теперь у них был свой собственный друг – гей, с которым можно поделиться секретом.
При этом на самом деле на его чувства всем было наплевать.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Может быть, так даже и лучше».

-Герр Каулитц, ваш друг очнулся. Вы можете пройти к нему.
-Нет, спасибо, - Билл повернулся на сто восемьдесят градусов и вышел из больницы. Медсестра удивленно посмотрела на него и пожала плечами. Более странного посетителя она еще не видела: парень приходил в больницу каждый день с открытием, и его буквально вышвыривали после отбоя. А теперь, когда парень, к которому он ходил, пришел в сознание, этот странный молодой человек просто развернулся и ушел.
Впрочем, через пять минут голова медсестры уже была занята совершенно другими делами.
Глава 2.
Just one year of love
Is better than a lifetime alone,
One sentimental moment in your arms
Is like a shooting star right through my heart.
(Всего один год любви
Лучше, чем жизнь в одиночестве
Один сентиментальный момент в твоих руках
Как звезда, пронзающая мое сердце)

… Незаметно пришло лето. Незаметно Билл смирился и с той мыслью, что он теперь – друг половине девочек из колледжа. Незаметно он привык к пошлым занавескам в квартире.
Неизменной осталась лишь саднящая боль в груди. Боль просыпалась, когда кто-нибудь говорил слово «Том», когда он видел широкие штаны и огромные майки, когда в толпе мелькал человек с пучком дредов на голове, когда кто-то кому-то говорил «Я тебя люблю».
Эта боль не притуплялась, её не становилось меньше. Она словно пустила корни в сердце юноши, прочно засела там, проросла. Распустилась пышным большим цветком, и все цвела, цвела, цвела.
Иногда на него нападала апатия, и парень сидел всю ночь в кресле, глядя в одну точку и медленно потягивая виски. Впрочем, напиток тоже потерял для него свою привлекательность: его как будто лишили вкуса. И он напоминал о Томе. Честно говоря, Биллу всё напоминало о Томе. Все, кроме отвратительных красно-черных занавесок. И за это Билл даже полюбил их.

-… И вы не прикоснетесь больше к нему своими грязными руками? Даже если он будет продолжать… Встречаться с парнями? – Каулитц закурил, смотря Карлу в глаза. Тот ухмыльнулся:
-Да, мы не притронемся к нему.
-Почему, Карл?
-Что почему? – этот мерзкий тип явно понял его вопрос! Так зачем он переспрашивает? Поиздеваться?
-Почему мы с ним не можем быть вместе?
-Потому что ты – урод. Потому что тебе просто хочется в люди выбиться.
-И тебе кажется, что я вот таким бы способом выбился? – прищурился Билл, - Карл, у тебя логики не больше, чем у кролика, который живёт в живом уголке в колледже. Пойти поздоровайся с ним – он твой брат родной.
Удар. Билл охает, но гадко улыбаться не перестает.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Как ты? Вспоминаешь меня? Или все читаешь свои книги? Я – плохо, если тебе интересно. Я больше не могу любить».

-Анна, отвали, - Каулитц отмахнулся от девушки, когда та подсела слишком близко, мешая смотреть фильм. Анна надула губы, но отваливать явно не собиралась.
-Ты слишком много времени проводишь дома. Пойдем гулять?
Эта девушка считалась его лучшей подругой, потому что приходила чаще других и была беспардоннее остальных. Именно Анна считала, что имеет полное право придти к Биллу в три часа ночи, пьяная, с потекшей тушью и сломанным каблуком. Именно Анна целыми днями сидела у него, разговаривала с ним и вообще вела себя хамски.
-Мне плевать, - ответил Каулитц, не отрываясь от фильма.
-Тогда пойдем. Я буду готова через двадцать минут.
Билл вздохнул и ничего не ответил. Девушка была слишком активна. Она заняла всё его существование. Всё время и пространство. Вообще всё.
Кроме, пожалуй, сердца. Маленького и холодного сердца.

-Когда ты улыбаешься, мир становится лучше самых вкусных леденцов! – Том сидел рядом и заворожено смотрел, как Билл ржет над шуткой в комедии.
-Это ты откуда такое взял? – повернул к нему голову Каулитц, просмеявшись.
-Фильм умный посмотрел.
Это потом Билл узнал, что умным фильмом был мультсериал «Сейлор Мун», а в тот вечер он даже записал фразу на листочек, чтобы не забыть.

-Ты еще не готов? – Анна стояла в дверях комнаты и хмурилась. Каулитц отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи, и закурил, - Не кури в комнате! – девушка подошла ближе и попыталась забрать у юноши сигарету.
-Пошла к черту, - прошипел он, уворачиваясь. Анна фыркнула и ушла.
Одиночество убивало.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Встречаешься с Анной? Она ужасна. Она недостойна тебя.
Нет, проваливай из моей головы. Ты мне не нужен».

Билл убирался в квартире и пел. Пел и убирался. Убирался потому, что успел так загадить комнату, что она напоминала пристанище для бездомных, а пел потому, что настроение было такое… Как раз для песен.
Somebody - somebody
Can anybody find me somebody to love?
Got no feel, I got no rhythm
I just keep losing my beat
I'm ok, I'm alright
(Кого-нибудь, кого-нибудь
Может ли кто-нибудь найти мне кого-нибудь, чтобы полюбить?
У меня нет чувств, нет ритма,
Я теряю обороты.
Я в порядке, я в полном порядке)

Песня была из какого-то далекого детства и, помнится, он не понимал, о чем она. Не видел в ней смысла. Теперь смысл появился, и Билл пел ее часто. Пел, иногда даже плакал. Глупо, конечно. Но так хотелось найти кого-нибудь, чтобы полюбить.
Кого-нибудь кроме.

-Билл, ущипни меня!
-Зачем?
-Я не могу поверить своим глазам! Ты приготовил Самый Вкусный Пирог?
-Нет, всего лишь пирог с яблоками. Шарлотку, - сдержанно ответил юноша, стараясь не заулыбаться.
-Нет, это именно Самый Вкусный Пирог! – Том повис на нем, почти пригнул к земле и поцеловал в щеку, - это так… Так… Так…
-Мило, - подсказал Билл, пытаясь не упасть.
-Да! Именно мило.

Через двадцать минут Билл плюнул на уборку, тем более он уже навел визуальный порядок, а больше ему ничего не надо было.
На столе покоилась книга Мураками. Каулитц потёр ладошки, налил в стакан виски и вдруг память подсунула очередное кретинское воспоминание.

-Почитай мне! – Том сел по-турецки на диване и вперился в него взглядом.
-Что тебе почитать?
-Что ты там обычно читаешь?
-Я читаю все подряд. Что конкретно ты хочешь послушать?
-Что-нибудь интересное.
-На мой взгляд, любая книга по-своему интересна. Что тебе почитать?
-Отвратительный, занудный, мерзкий, неприятный хрен. Какая разница, что читать? Я хочу послушать, как ты будешь читать мне книгу. Можешь взять любую книгу. Даже ту, что лежит у меня под задницей.
-У тебя под задницей лежит книга?
-Ну да.
-ТЫ ЖЕ ПОМНЕШЬ ЕЕ СВОЕЙ Ж*ПОЙ!!! Что там? – Томас выудил книгу из-под пятой точки и бросил ее Биллу. Тот едва успел словить.
-Мураками, - хмуро прочел он и отрыл книгу, - «Так девушка из Ипанемы смотрела на море в шестьдесят третьем году. И
сейчас, в восемьдесят втором, девушка из Ипанемы смотрит на море точно так
же.
Старше она не стала. Запечатанная в свой образ, плывет себе тихонько по
морю времени... А может, и стала старше - и тогда ей должно быть уже под
сорок».
-Скучно, - зевнул Томас и лег на диване, - невероятно скучно. Как ты это читаешь?
Билл пожал плечами и отложил книгу.


ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Я тебя ненавижу. Вернись».

Билл отшвырнул книгу, пообещав себе прочесть ее, как только память умрет.
За окном светило солнце, и юноша решил пройтись. Тем более, сигареты закончились, а это означало, что либо надо идти самому, либо просить Анну купить пачку. Второго не хотелось, потому что от девушки было сложно отвязаться.
Билл встал, потянулся, надел штаны и футболку, зашнуровал кроссовки, натянул темные очки и вышел из дома.


На улице было пасмурно. Весь день то начинался, то прекращался противный мелкий дождик. Вставать не хотелось, да и не надо было – воскресенье. Билл лежал в постели, изредка потягивался и буравил взглядом потолок. Страшно хотелось курить, но дойти до подоконника было лень, так что приходилось терпеть.
Иногда ему казалось, что совсем скоро наступит тот момент, когда он убьет Тома, сомкнет руки на тощей шее и будет душить до тех пор, пока глаза из орбит не вывалятся, язык не посинеет и не завоняет мочой.
Мальчишка был навязчив до зубной боли. Казалось, от него нет спасения. Три месяца подряд, каждый день, каждый Божий день, вне зависимости от погоды и политической обстановки, Биллу надоедал его сосед Том, доверяя все самое сокровенное. Да что там, все самое сокровенное! Все… Абсолютно все.
Иногда хотелось подойти к стене и удариться о нее головой.


Хотелось удариться о стену головой, когда он шел по парку и встретил Тома. Тот тоже шел в очках, поэтому Билл не увидел его глаз. Он просто прошел мимо, сделав вид, что не заметил мальчишку.
А так хотелось догнать, завязать разговор, поймать улыбку…

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Я тебя ненавижу. Точно».
Глава 3.

And the pain will make you crazy
You're the victim of your crime
Too much love will kill you
Every time
(И боль сделает тебя сумасшедшим
Ты – жертва своего преступления
Слишком много любви убьет тебя
В любом случае)

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Хотелось бы мне, чтобы ты оказался на моем месте»

Как это выглядело бы, будь Билл на месте Тома? Понял ли он его правильно или обвиняет во всех грехах? Понимает ли он, что выбора не было, что прятаться и играть в шпионов – совсем не то, чего они хотели бы… Или винит во всем, считает, что Билл поступил неверно, расставшись с ним?
Ответов не было. Ни на один вопрос.
Билл знал, что Том все такой же веселый парень, что он носится по вечеринкам, как оглашенный, ухаживает за девушками. Словно ничего не произошло. Вот только компанию поменял, не общается больше с Карлом.
А Карл… Только мерзко ухмылялся, встречая Каулитца где-нибудь, ухмылялся, хихикал или дарил почти нежную улыбку. Биллу хотелось провалиться сквозь землю в такие моменты, чтобы не видеть его высокомерного взгляда.

-Ты отвезешь меня в Японию?
-Что ты забыл в Японии? Там очень много людей, все толкаются, говорят на непонятном языке и лезут в метро.
-Мы спрячемся в квартире и будем там тихо жить, не показываясь на улице.
-А смысл тогда ехать в Японию?
-Не знаю. Название у страны красивое – Япония. Люди маленького роста, узкоглазые такие… С кривыми зубами и ногами.
-С чего ты взял?
-Читал где-то.
-Ты умеешь читать?
Удар подушкой по голове. Билл смеется. Том скрестил руки на груди и надулся. Каулитц хватается за живот, хохочет до слез, катается по кровати. Мальчишка всё ещё дуется. Билл подползает к нему ближе и кусает в руку. Томас шипит и снова бьет Билла подушкой. Теперь он выглядит довольным.
-Так ты отвезешь меня в Японию?
-Ни за что на свете, - поцелуй в щёку, - разве что если ты принесешь мои сигареты с подоконника.
Том взвизгивает, как ребёнок, и кидается к сигаретной пачке. Билл смеётся.

-Принеси мне сигареты.
-Тебе надо бросить курить. Это плохо для здоровья. Знаешь, говорят, курение вызывает рак.
-Я сказал, сигареты принеси! – Билл переходит на крик, толкает Анну в плечо. Девушка замолкает и плетется за пачкой с сигаретами, которая лежит на подоконнике.
Каулитц выглядит плохо. Под глазами мешки, нос заострился, кожа нездорового серого цвета. Из него как будто высосали все краски, словно вытянули жизнь. Билл и чувствует себя также. Он просто не хочет вставать по утрам, садиться заниматься. Не желает слушать рассказы Анны, гулять с миллионом новых подруг. Ему лень. На него напала апатия.
Иногда он смотрит на себя в зеркало и грустно вздыхает: он и так был худым, а теперь вообще, кажется, его масса скоро уйдет в минус. Юноша просто забывает есть, может сидеть часами над тарелкой с яичницей и думать о чем-то, а потом, забыв поесть, поставить тарелку в мойку.
Ему просто неинтересно жить.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Просто позволь забыть себя. Не попадайся мне на глаза».

Билл нечасто теперь гулял один. Его постоянно вылавливала какая-нибудь девица и шла рядом, рассказывая что-то, задавая вопросы. Он отвечал односложно и курил. Сигарету за сигаретой.
-У Тома девушка появилась, - громом, ударом по голове прозвучали однажды слова одной из девиц. И сразу на него уставилась пара любопытных глаз. Он глубоко вдохнул, затянулся и посмотрел на неё, как на идиотку, - ну да, - застрекотала девушка, - Джоана. Говорят, он ей страшно увлечен, прямо ни на шаг от неё не отходит.
-Прекрасно, - фыркнул Билл и ускорил шаг. Хотелось сесть на какую-нибудь лавочку.
-А она не очень приятная. Знаешь, такая… Стерва.
-Зачем ты мне это рассказываешь? – устало посмотрел на девицу Каулитц. В глаза. В серые глаза девицы, только что словно ударившей его по голове мешком с камнями. Та растерянно заморгала и отступила на шаг назад. Отвела взгляд и пролепетала что-то о том, что ей казалось, что ему это было бы интересно, - мне это неинтересно, - обрубил он её на полуслове и приземлился на лавку, к которой они как раз подошли.
-Как хочешь, - она пожала плечами и ушла. А юноша остался сидеть на скамье. Один.

Теперь он старался не думать о мальчишке, но всё было тщетно. Первые недели после того, как тому его друзья сломали ребра, он почти не спал и мало ел. Отходил от Томаса лишь по нужде или чтобы покурить.
А тот лежал без сознания. Бескровные губы и белое лицо. Руки покоятся на покрывале, пальцы иногда подрагивают. Когда Том в первый раз за неделю пошевели пальцами, Билл вопил так, что прибежала добрая половина отделения. Оказалось – рефлексы.

В пятницу, тринадцатого июня, Билл вспомнил, что не забрал у мальчишки гитару. В суматохе он просто забыл о ней, перевозя вещи. До пятнадцатого числа юноша мучался, думая о том, как некрасиво будет, если он снова заявится на пороге жизни Томаса. Шестнадцатого июня в его голову пришла гениальная идея: он заберет её тогда, когда мальчишки не будет дома. Ключи у Билла остались, а, значит, он сможет тихонько зайти в квартиру и забрать гитару. Это было, пожалуй, самой тупой его мыслью за последние лет пять. Правда, он об этом еще не знал.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Ты со мной, пока не забрал Red Special. Ты специально её оставил, я знаю».
Глава 4.
Итак, шестнадцатого июня наш герой придумал Дело. Дело было гениальным, интереснейшим и презабавнейшим. А главное, Дело давало маленькую, буквально наималейшую возможность встретить мальчишку. Билл, конечно, не признавался даже сам себе, что действительно ХОЧЕТ случайно (да-да, именно случайно!) наткнуться на Томаса в квартире, где они были счастливы.
Семнадцатого июня Билл вырядился в черные одежды и в восемь часов тридцать две минуты вышел из дома. Через некоторое время юноша уже стоял под окнами своей старой квартиры. Сердце не хотело сидеть в отведенной ему грудной клетке и вовсю рвалось наружу, а сам Билл стучал зубами – разумеется, от холода, а вовсе не от волнения.
Он уже сделал шаг по направлению к двери, когда сообразил, что в окне нужной ему квартиры горит свет. Вариантов было два: либо Томас, растяпа, забыл выключить свет (на душе потеплело), либо он дома (сердце застучало еще быстрее). Не один (руки сжались в кулаки)
Поскольку в планы нашего героя вовсе не входило вламываться в жизнь бывшего друга, он развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел к площадке около дома. Просто покурить. И ни в коем случае не понаблюдать за окнами квартиры мальчишки.
Но одна сигарета сменилась другой, а затем и третьей. За третьей последовала четвертая. На ней пачка, слава Богу, закончилась, а то Билл уже начал чувствовать подступающую тошноту.
Юноша поднялся со скамьи, отряхнул джинсы и пошел в противоположную от общежития сторону. Сердце все так же часто билось, а зубы все так же клацали. Каулитц даже сжал зачем-то руки в кулаки. Зачем? Он и сам не знал.
Восемнадцатого июня Билл целый день не думал про Тома. Он проснулся в отличном настроении, высморкался и пошел на кухню, шлепая босыми ногами по тёплому полу. Сквозь незашторенное окно пробирались солнечные лучики. Каулитц впервые за все лето обратил на них внимание, улыбнулся и пошел к кофеварке. Солнце в ответ на его улыбку засияло еще ярче.
Довольно щурясь, юноша отхлебнул крепкого напитка и сложил ноги на стол. В такой позе жизнь нравилась ему еще больше, и он снова улыбнулся. И яркий желтый шар одарил его еще большей улыбкой, солнечный свет словно проник во всю комнату, заполонил всё пространство. И самого Билла тоже. Он чувствовал, как свет наполняет его, как легко на душе и как хочется петь.
В двенадцать сорок три пришла Анна и сообщила, что они идут за покупками. Каулитц улыбнулся ей обворожительно и предложил кофе. Девушка схватилась поочередно за сердце, за голову и за щёки. Потом недоверчиво посмотрела на Билла и тихонько согласилась на маленькую кружечку кофе (обязательно без сахара). Юноша кивнул и налил Анне напиток. Та смотрела на него большими глазами и опасалась отпить. Видимо, боялась, что Билл решил отравить её. Юноша только улыбался и, слегка склонив голову, наблюдал за девушкой.
Анна попила кофе и ушла, забыв, видимо, зачем вообще приходила. На её лице было написано искреннее недоумение, смешанное с неописуемым восторгом, а улыбка, расползшаяся от одного уха до другого, не могла не пугать.
Когда девица ушла, Билл сел смотреть телевизор и преувеличенно громко смеялся над шутками ведущего. На часах было четырнадцать сорок. Стрелки часов ползли не просто, как черепахи, а как черепахи, запряженные подарками для детей олигархов. Билл всё смеялся громко, а стрелки всё ползли. Словно нарочито медленно, словно издеваясь. В конце концов, Каулитц не выдержал, снял эти часы со стены и спрятал их под подушку.
Когда он курил на балконе примерно в пятнадцать двадцать три, на поручень сел голубь. Удивленно посмотрел на юношу, буркнул что-то и нахохлился. Юноша хотел прогнать птицу, а вместо этого просто вылупился на нее. Голубь снова буркнул и поглядел укоризненно.
-Извини, - сказал Билл. Птица посмотрела на него недоуменно, и он пояснил: - за то, что пялюсь.
Голубь буркнул и отвернулся. Билл отвернулся тоже и закурил вторую сигарету. Когда он повернул голову обратно, голубя уже не было. Только белая клякса некрасиво растеклась по перилам. Юноша поругал птицу, проклял его до седьмого колена и снова отвернулся. Голубь выглянул из-за стены, разделявшей балкон нашего героя с соседним, и буркнул презрительно. А потом улетел.
Каулитц докурил и зашел в квартиру. Здесь пахло утренним кофе и пылью. Юноша постоял на одном месте, таращась перед собой, потом пошел в комнату и достал из-под подушки часы. Те показывали пятнадцать двадцать три. Первой мыслью Билла, когда он увидел время, было убить часы, но потом он сжалился над ними, решив, что время всё равно не ускорит свой ход, испугавшись расправы над какими-то там часами. Поэтому Билл решил почитать.
Юноша открыл книгу Харуки Мураками и впился глазами в текст. Перечитав предложение «Она, если разобраться, тоже нуждалась в помощи» в четвертый раз, Билл лизнул языком палец и перевернул страницу. Чтение не занимало должным образом. Он перечитывал каждую строчку по сорок раз и не понимал смысла написанного.
«Выпить», - мудро решил наш герой и побрёл к мини-бару, что находился в другой комнате. Походя он взглянул на часы. Пятнадцать пятьдесят. Каулитц нахмурился и решил больше никогда не смотреть на часы. Тем не менее, возвращаясь обратно в комнату, он снова бросил взгляд на циферблат. Как будто он ходил за выпивкой в соседнюю страну или хотя бы в другой город.
Билл так удобно устроился на диване, что едва не взвыл, когда телефон, лежавший на подлокотнике кресла напротив, зазвонил. Юноша твёрдо решил не подходить и сверлил трубку взглядом издалека, явно желая развить экстрасенсорные способности и узнать, кто с таким маниакальным упорством названивает ему в такой прекрасный день в пятнадцать пятьдесят восемь.
Через сорок восемь секунд телефон замолчал. Билл вздохнул тихонько и отпил виски. Телефон завизжал опять, и юноша вновь уставился на него взглядом голодного удава. Экстрасенсорные возможности он в прошлый раз развить не смог, так что теперь старался пробудить в себе талант к телепатии. Увы! Наш герой оказался не очень хорошим телепатом. И снова телефонная трубка замолчала через сорок восемь секунд.
-Аллилуйя, - произнес в тишину квартиры Каулитц и снова отпил виски. И еще. И еще. А солнечные лучики все лезли и лезли через окно, поближе к Биллу, облизывали пальцы его ног, пробираясь все выше и выше. День вовсю набирал обороты.
В шестнадцать двадцать два Билл Каулитц прикрыл глаза, а уже через минуту он крепко спал, запрокинув голову на спинку дивана и смешно открыв рот…
…А проснулся юноша в восемнадцать двадцать пять от телефонного звонка и оттого, что шея затекла и теперь страшно болела. Осторожно, стараясь особо не двигать головой, наш герой пробирался к трубке. Он напоминал сейчас краба, убегающего от морского прибоя: передвигался так же, бочком. Как уже говорилось выше, шея болела, так что Билл предпочел втянуть её в плечи и сделать вид, что это части его тела вообще не существует.
Добежать до телефона он не успел. Где-то на полпути тот перестал трезвонить, и Каулитц, махнув в сторону аппарата рукой, пошел на кухню. Там он осторожно уселся за стол и начал ждать чуда. Чуда не происходило, и Каулитц, пообещав себе, что никогда больше не будет верить в чудеса, магию и Дэвида Копперфильда, сам приготовил себе кофе (что было проблематично, со втянутой-то шеей и стоя к кофеварке боком).
Когда он пил кофе, снова ворвалась Анна и начала рассказывать что-то страшно интересное и невероятно важное. Важное заключалось в том, что в фирменном магазине АДИДАС началась распродажа, а интересная – в том, что прямо сейчас, в восемнадцать сорок, они должны бежать на эту самую распродажу. Впрочем, всё могло быть наоборот, парень не разобрался.
-Будешь кофе? – вместо ответа спросил Билл, наклоняясь назад всем телом, чтобы посмотреть на девушку. Та села на стул, притронулась ко лбу Каулитца тыльной стороной ладони и снова согласилась на кофе без сахара. И Билл вновь приготовил ей напиток.
В девятнадцать ноль – ноль, когда Анна второй раз за день ушла, забыв, зачем вообще приходила, а шея Билла уже немного отошла, юноша начал собираться.
Он надел черные джинсы (пора бы постирать), черную футболку и черные перчатки с обрезанными пальцами. В язык юноша вставил штангу с черными шариками, а на шею повесил замечательные черные деревянные бусы. Апофеозом его наряда стали черные носки, вытащенные из-под кровати. Наш герой надел кроссовки и, пообещав себе завтра же купить черные чулки, прорезать в одном из них дырку и натянуть на голову, чтобы наряд разбойника был готов, вышел на охоту за своей гитарой.
В девятнадцать сорок пять, когда сердце уже неровно танцевало чечетку в его груди, а зубы стучали, Билл стоял под окнами Тома. В них снова горел свет. Каулитц даже разозлился: чего это мальчишка дома сидит? Мог бы уже и погулять сходить, а Билл бы пока выкрал свою гитару, никого не беспокоя, тихонько и без сцен.
И снова парень не ушел сразу, а сел на лавку и закурил. Хотелось подняться наверх и…
А вместо этого он докурил, встал с лавки и пошел домой.
Чтобы на следующий день прийти снова. Всего лишь для того, чтобы забрать гитару. И точно не потому, что просто хочется прийти.
Глава 5.
When I'm gone
Don't sleep to wonder if I ever think of you
The same moon shines
The same wind blows
For both of us, and time is but a paper moon...
be not gone

Though I'm gone
It's just at though I hold the flower that touches you
A new life grows
The blossom knows
There's no one else could warm my heart as much as you...
be not gone
(Когда я ушел
Не спи ночами, думая, мечтал ли я о тебе,
Всё та же луна светит,
Все тот же ветер…
Для нас обоих, а время – всего лишь бумажная луна.
Хотя это словно я все еще держу цветок, что прикасается к тебе
Новая жизнь начинается
И цветок знает
Никто больше не смог согреть моё сердце так, как ты.
Не уходи…)


Билл никогда не был слабым человеком. Он никогда не давал себе послаблений и не позволял идти на поводу у своих порой кретинских желаний. Что-то поменяло его. Что-то сделало его слабым. Он не мог отказать себе в одной маленькой, абсолютно идиотской прихоти: топтаться под окнами Тома, высоко задирая голову и строя догадки. Догадки были самые разные: Том спит при включенном свете, Том смотрит телевизор, флиртует с девушкой, пьет или даже (о, Боже!) читает.
Он даже привык к тому, что свет в этой квартире по вечерам всегда горит. Неделю, семь дней подряд, Билл одевался вечером в темные вещи и спешил к этому обыкновенному зданию, как на свидание. А потом стоял под окнами мальчишки и курил. Или сидел и курил. Иногда даже полулежал на лавке и курил. Как-то даже качался на лавке и курил, глядя на окна родной квартиры.
Один раз он даже взял с собой пилку для ногтей, но было неудобно одновременно смотреть на окна и пилить ногти, поэтому на следующий день юноша взял с собой яблоко. Есть яблоки и смотреть на окна было удобней, чем смотреть на окна и пилить ногти, но имело свои минусы, которые проявились на следующий день: Билл распух и пропустил вечерний сеанс на лавке около дома Тома.
Поэтому теперь он лежал в кровати и стенал. Анна бегала вокруг него, прикладывала компрессы и утверждала, что аллергия лечится именно так. Билл дрожащей рукой порывался писать завещание и иногда прикрикивал на девушку, говоря, что компрессами лечится жар, а никак не аллергия. Но она его не слушала и продолжала прикладывать мокрые тряпки к голове юноши.
Вечером они напились: распухший Билл и совершенно счастливая девица. Каулитц фыркал, когда она начинала рассказывать какие-то случаи из жизни, и сам от ответов ловко уходил.
Потом он распух еще больше, и футболку пришлось снять, потому что она грозила задушить его. Это парня, как ни странно, не расстроило, а лишь развеселило еще больше, и юноша снова влил в себя виски. Анна пьяно икнула и рассмеялась. Каулитц обиделся и не давал ей больше пить. Девушка сначала орала о том, что он её ущемляет в правах, а потом ушла. А Билл продолжил пить.
А потом он уснул. Так уснул, как давно уже не спал. Распухший, пьяный и недовольный, он напоминал невинного младенца и разве что не пускал слюни. А может, и пускал. Кто его теперь уж разберёт?

На следующий день он уже не был опухшим, но чувствовал себя препаршивейше, да и выглядел так же. Поэтому решил сегодня снова отложить вылазку за гитарой.
Через полчаса юноша понял, что в доме нет обезболивающих таблеток. Еще через час до него дошло, что в доме отчего-то не осталось и выпивки.
Юноша хотел впасть в депрессию, но передумал: хватит. Вместо этого он наковырял в морозильной камере льда, красиво завернул в полотенце и приложил к отчаянно гудящей голове. Странно, но это помогало.
Затрезвонил телефон. Каулитц, морщась, поднял трубку.
-Алло.
-Герр Каулитц?
-Да, я.
-Добрый день. Вас беспокоят из *** колледжа.
-Да-да, я слушаю вас.
-У вас есть сейчас пара свободных минут?
-Да, конечно. Вы что-то хотели? – «А зачем иначе он звонит тебе, идиот?»
-Ваш преподаватель характеризовала вас, как крайне начитанного молодого человека с широким кругозором. У меня есть к вам предложение.
-Какое? – резонно вклинился Билл.
-Я хотел бы предложить вам читать лекции в нашем колледже.
Если бы Билл стоял, то он бы точно упал. Ему? Читать? Лекции? Черт, это же… Изумительно? Потрясающе? Великолепно? Какое из этих слов сейчас сказать собеседнику? Мужчина принял воцарившееся молчание за раздумья и застрекотал что-то о зарплате, об отличной квартире и о том, что все эти прелести могут достаться ему просто за то, что он приедет в Мюнхен, и будет читать какие-то лекции!
-Я полагаю, что я подумаю и перезвоню вам, - царственно произнес Каулитц и повесил трубку.
Вот и всё. Прощай этот город, прощай эта жизнь. Прощай, Том.
-Прощай, Том, - прошептал он в тишину и зачем-то поднёс телефон к губам, - прощай, эта жизнь. Прощай, жизнь с Томом в этом городе.
Странно это было. Словно теперь он разрывает последние связывающие их нити. Как будто в истории, которая не была дописана, нерадивый автор поставил, наконец, точку.
Надо было только забрать гитару.
Билл резко встал с кресла и пошел в свою комнату. Сегодня вечером он должен забрать гитару. Он не может уехать без неё.

Вечер пришел слишком быстро. Слишком быстро жаркий день сменился приятной прохладой вечера. Билл всё откладывал выход, находил какие-то дела, выполнял их и находил новые. Наконец, дел не осталось – кроме одного, забрать гитару.
Пока юноша одевался, он два раза не заметил порожек в своей комнате и споткнулся, пару раз пролил кофе на ламинат и долго выбирал футболку: черную или черную.
В конце концов, накрашенный, стильно одетый, приятно пахнущий и решительно настроенный, Билл Каулитц вышел из своей квартиры.
До дома Томаса шёл пешком – так дольше. То улыбался, то хмурился, то краснел, то бледнел. Сжимал руки в кулаки, вытирал вспотевшие ладони о джинсы. Начинал вдруг хихикать и готов был зарыдать. На половине пути повернул на сто восемьдесят градусов и хотел уже пойти домой, но передумал.
Когда вошел во двор, было уже совсем темно. Юноша не сразу понял, что ему кажется не таким, как обычно, неестественным. А когда понял, то подпрыгнул от радости и захлопал в ладоши, как маленький ребенок.
В квартире Тома свет не горел. А значит, мальчишки нет. Потому что в такое время он редко спать ложится.
Билл чувствовал почти физически, как с души упал камень. И как туда хлынуло разочарование. Всё-таки, что ни говори, а увидеть Тома он хотел. Хотел, чтобы мальчишка смотрел в его глаза, а он – в глаза Тома. Просто увидеть, просто снова ощутить его присутствие. Но нет. Так будет лучше. Так не больно.
Каулитц зашел в общежитие и поднялся на свой этаж. Хоть мальчишки дома и не было, сердце всё равно не хотело успокаиваться: стучало, как сумасшедшее.
Билл вставил в замок ключ, провернул один раз, второй. Открыл дверь. Зашел.
Темнота и тишина обрушились на него. Словно он попал в другой мир, как будто перепрыгнул из одной Вселенной в другую. Тут всё было правильно. Тут висели те же занавески, что и до его отъезда.
Билл переступил с ноги на ногу, тихонько закрыл дверь и вошел в свое старое жилище. Том не менял здесь ничего, все осталось также. Каулитц шел по коридору, прикасался к стенам, а на глазах выступили слёзы. Хотелось сесть и зарыдать в голос.
Дверь. Вот дверь в их комнату. Здесь было так хорошо.
Нет, гитара стоит в другой комнате. В гостиной. Билл, отчего-то стараясь не шуметь, прошел туда. Гитара стояла там же, где он её оставил.
Уже собираясь уйти, Билл всё же решил войти в последний раз в ИХ спальню.
…А лунный свет бесстыдно освещал два тела на кровати Тома. Сверху мальчишка – он ведь знал его тело наизусть, каждую частичку. Он не мог ошибаться.
Они почти не издавали звуков, только шумно дышали. Девушка прикрыла глаза рукой, закусила губу. Том был с ней резок, он никогда так не вёл себя с Биллом. Отрывистые движения, хриплое дыхание.
Девица первая заметила его. Её глаза расширились, она оттолкнула Тома и прижала к груди простыню (откуда только вытащила?). Мальчишка скатился с неё, что-то недовольно пробормотал и обернулся. Билл почувствовал, что краснеет, и вылетел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Какой же он красивый.
-Билл! – дверь открылась. Томас вышел оттуда в одних боксёрах, не глядя на бывшего любовника.
-Извини, - Каулитц действительно не знал, что сказать, - я пойду…
-Билл, останься.
-Присоединиться к вам? Меня это не прельщает. Я, пожалуй, пойду.
-Ты прекрасно понял, о чем я, - вздохнул мальчишка, подходя ближе.
-Нет. Не останусь. Ты теперь не один, а значит, всё хорошо. Прости, - Билл развернулся и, прижимая к себе футляр с гитарой, вылетел из квартиры.
Он уже не видел, как Том задумался о чем-то, прислонившись к косяку. Что-то, кажется, вспомнил.
А потом вдруг забежал в комнату, где его ждала девушка, всучил ей вещи и, пообещав, что обязательно позвонит, выставил её из квартиры. А сам сел на подоконник, закурил и снова начал думать.
Глава 6.
I'm just the shadow of the man I used to be
And it seems there's no way out of this for me
I used to bring you sunshine
Now all I ever do is bring you down
How would it be if you were standing in my shoes
Can't you see that it's impossible to choose
(Я просто облако, оставшееся от прежнего меня,
Кажется, что для меня выхода нет.
Я приносил тебе свет,
Сейчас же всё, что я делаю для тебя – плохо,
Как это было бы, будь ты на моем месте?
Неужели ты не видишь, что выбирать не приходится?)


Быстрее от этой квартиры, этого дома и этого человека. Быстрее.
Он сам дал свободу Томасу. Чего он ожидал? Чем думал? Бог бы с ней, с гитарой. Пусть бы оставалась у мальчишки.
Теперь внутри словно разрастался огненный шар. Огромный огненный шар. Разрастался, обжигал внутренности. Дышать не было никаких сил, и Билл остановился, чтобы перевести дыхание. Сердце колотилось так, что казалось, точно выпрыгнет. Хотелось рассмеяться в ответ на ухмылку судьбы, но воздуха не хватало, и Билл просто глупо улыбался, пытаясь надышаться вечерним летним воздухом.
Через некоторое время он всё-таки смог идти дальше.
Его собственная квартира встретила юношу тишиной. Она обрушилась на него, подобно морской волне, утащила в свои пучины, швырнула на диван и, кажется, даже сама поднесла ему виски.
И Билл пил… Пил из горла, глоток за глотком. Давился, но пил. Задыхался, кашлял, отплёвывался, но продолжал пить. Ничего не спасало. Перед глазами стояла увиденная картина.
Юноша никогда не думал, что в нём может быть столько боли. Теперь же, однако, они пожирала его, гладила своей когтистой лапой, прижимала к себе. Он всхлипывал, делал глоток виски и баюкал свою боль, старался ею наслаждаться, потому что по-другому не мог, не умел. Улыбался темноте, разговаривал с тишиной. Тихонько наигрывал что-то на гитаре. Гладил гриф Red Special, зная, что Томас так же прикасался к ней. А может, и не прикасался. Билл всё равно гладил, и через дымку алкоголя ему казалось, что всё снова встало на круги своя.
И он тихонько наигрывал мелодию, и пел песни, и плакал, кажется. И впервые осознавал смыслы тех песен, что пел, и улыбался этим открытиям.
Don't touch me now
Don't hold me now
Don't break the spell Darling, now you are near
Look in my eyes
And speak to me
The special promises I want to hear
Las palabras de amor
Let me hear words of love
(Не прикасайся ко мне сейчас,
Не прикасайся,
Не разрушай волшебство, дорогой,
Теперь ты рядом
Смотри в мои глаза
И говори мне
Слова, которые я хочу слышать:
Слова любви (исп.)
Позволь мне услышать слова любви).
И перед глазами вставал Томас, растрепанный и заспанный, который говорил по утрам о том, как любит его, что он – самый дорогой для него, мальчишки, человек. А Билл смеялся, щёлкал парня по носу и вставал.

Он не мог уснуть. Лежал на горячих простынях, вертелся с боку на бок, фыркал, кусал губы. Закрывал глаза, открывал глаза. Переворачивался с живота на спину и обратно. Не помогало ничего. Тогда юноша плюнул на сон и пошел пить виски дальше. Понадобилось два стакана из второй бутылки, чтобы его начало выворачивать. Билл висел над унитазом, давился, кашлял. По щекам текли слёзы, и он не мог понять, от души это или просто рефлексы. К трем часам ночи желудок успокоился. Билл почистил зубы и сел на диван.
Его тело сотрясала крупная дрожь. Казалось, юношу просто покинуло тепло. С кончиков волос стекали капельки воды. Он уже не помнил, как намочил волосы, умываясь.
Когда в четыре часа утра к нему беззастенчиво ввалилась Анна, он лишь обрадовался. Повернулся к ней, улыбнулся убито и предложил сесть. Девушка, увидев его, схватилась за сердце и принесла горячий чай и одеяло. Билл отверг чай и снова налил себе виски.
-Скажи мне, - через некоторое время произнёс он, - зачем нужны чувства? Почему душевную боль нельзя излечить, просто выпив таблетки? Почему всё так сложно?
-Не знаю, - вздохнула Анна, обнимая юношу зачем-то. Наверное, потому, что его снова начало трясти.
-Почему на сердце нельзя наложить жгут, чтобы оно перестало болеть? – прошептал Каулитц, - Анна, я прочитал так много книг… И теперь я не знаю, что мне делать. Почему так?
-Тихо… Успокойся… Всё хорошо, - девушка прислонилась лбом к груди Каулитца, поэтому голос её звучал глухо, - Всё будет хорошо, знаешь?
-Не будет. Не будет, Анна. Ничего не может быть хорошо, ясно? Я жить, черт возьми, не хочу! Как я ненавижу этот город! Как я ненавижу этих людей! Как я ненавижу этого Тома!
С последними словами Билл швырнул в стену стакан из-под виски.
-Нет. Ты его любишь, - улыбнулась Анна, поднимая голову, - И это самое прекрасное чувство, какое только бывает, - Билл скривился, но девушка продолжила, - не каждому дается такой шанс – любить. А страдания достаются только сильным.
-Я уеду отсюда. Уеду. Совсем скоро. Я не хочу больше жить в этом грязном городе, не хочу. Не могу. Не буду.
Билла снова затошнило. Глаза слезились то ли от недосыпания, то ли от слёз.
Юноша закурил, с наслаждением затянулся. Тошнить стало ещё больше, но ему было не до физического своего состояния.
-Не уезжай, - Билл подпрыгнул, когда понял, что не один в комнате, что находится рядом с Анной, которая, оказывается, тихонько сидела рядом, уже не обнимая его, а обхватив острые коленки. Совсем как маленькая девчонка, - не уезжай. Ты не будешь там счастлив. Один.
-Буду, - упёрто прошипел Каулитц, делая слишком большую затяжку. Сквозь выступившие слёзы прошипел снова, - буду!
-Идиот.
-Проваливай.
-Я хочу здесь остаться.
-А я хочу насладиться своей болью. Так что проваливай. Ты мне мешаешь.
-Ты просто не привык, что может быть кто-то, кто просто выслушает тебя.
-Я не нуждаюсь ни в чьей жалости.
-Идиот какой-то. Это не жалость, а… Сочувствие? Симпатия? Дружеская любовь?
Билл затушил сигарету и, покачиваясь, встал. Пошел в сторону комнаты. Обернулся на половине пути и ухмыльнулся:
-Поспи со мной по-дружески? Совсем не умею спать один.
Анна пошла следом за парнем, легла рядом. Тот обнял ее, притянул к себе и успокоено засопел.
-Билл…
-Что?
-Как же я тебе завидую.
-Чему тут завидовать?
-Ты любить умеешь. Страдать. Чувствовать.
-Спи.
Глава 7.
When I'm gone
They'd say we're all fools and we don't understand
Oh be strong
Don't turn your heart
You're all
We're all
For all
For always...
(Когда я уйду
Они скажу, что мы дураки и не понимаем
О, будь сильным,
Не разбивай свое сердце,
Ты – всё,
Мы – всё.
Для всех.
Навсегда)

Билл проснулся в середине дня. Абсолютно один. Проснулся от того, что ему было ужасно жарко. Ругаясь себе под нос, юноша откинул одеяло и уставился в идеально – белый потолок. Потом протянул руку к стоящей недалеко тумбочке, нашарил мобильный телефон. Набрал какие-то цифры. Сбросил. Положил телефон на тумбу. Снова взял, набрал номер. И снова сбросил. Вздохнул, подумал о чем-то. Схватил телефон, в третий раз набрал номер.
Каждый гудок бил по голове отбойным молотком. Каждый гудок делал ещё одну зарубку на сердце. Каждый гудок отдалял его от этого города, от этого мерзкого, полного грязи и лжи, города.
Несмотря на всё, он глупо улыбался. Улыбался тому, что болела голова. Улыбался тому, что на сердце скапливалась какая-то тёмная, неизвестная прежде, самая ужасная, боль. Улыбался тому, что, наконец, покинет этот отвратительный город. Он не хотел больше жить здесь. Он не хотел помнить о существовании этого городишки, где всякий другому – враг, где его не понимают, где не понимает он.
Наконец, на том конце провода соизволили взять трубку. Запыхавшийся мужской голос сказал:
-Алло.
Билл молчал, собираясь с силами, решаясь. Размышляя, если хотите.
-Алло? – поторопил мужчина, - Вы говорить будете?
-Да, здравствуйте, - опомнился наш герой, закрыв глаза, - это Каулитц. Вы работу мне предлагали. Так вот. Я согласен. Когда я могу приезжать?
-Да хоть завтра, - быстро ответил мужчина. Он явно торопился, потому спешил закончить только что начатый разговор.
-Тогда я приеду завтра, если вы не возражаете.
-Хорошо. Вас встретят в аэропорту, хорошо? Вы приедете в наш колледж, мы с вами всё обговорим. Если вас не устроят условия, то мы оплатим все ваши расходы.
-Отлично. Мне это подходит. До свидания.
-До завтра, - мягко попрощался мужчина и отсоединился.
Каулитц открыл глаза. Снова уставился на потолок. В голове не было ни единой мысли. Как будто он прожил чужую жизнь. Он ощущал себя старцем. Словно в рассказе Эдгара По «Красная маска смерти». Как будто он был одним из героев, который, минув как-то зелёную комнату, комнату юношества, попал сразу же в белую, комнату старости. Словно вдруг мир стал старше. Как будто внезапно он сам стал стариком. Стариком без единой мысли в голове. Уставшим, убеленным сединами, желающим лишь поскорее перебраться уже в чёрную комнату.
Через двадцать минут, впрочем, юноша нашел-таки в себе силы подняться с кровати и побрести на кухню: страшно хотелось кофе. Горячего, черного и очень крепкого кофе. Без сахара. Кофе не было, и Билл подумал, что жизнь совсем не удалась, и что хуже быть вряд ли может. Юноша вытащил сигарету из пачки и закурил, глядя в окно.
Он курил старательно, медленно, со вкусом. Убеждал себя, что ему просто нравится делать маленькие затяжки и выпускать серые колечки дыма. На самом деле он не спешил потому, что собираться не хотелось. Не хотелось отпускать. Прошлое. Слишком много его с ним связывало.
На улице мелко моросил дождь. В такую погоду все сидят дома, смотрят телевизор, разговаривают по телефону, едят или спят. Редкие прохожие спешили в тепло квартир. Птицы сидели на проводах, нахохлившись. Иногда на какую-нибудь из них попадала крупная капля, и тогда птица словно просыпалась и улетала куда-то, где её не мог достать дождь.
Ах, как он хотел бы быть глупой маленькой птицей! Обычной птицей, которой только и надо, что тепло да пища.
От мрачных мыслей его отвлек звук открывающейся двери. Билл, конечно, даже не пошевелился, когда она открылась, потому что ключи были только у Анны, которая каким-то непостижимым образом сделала дубликат ключей после второй недели их знакомства.
-Билл, ты дома? – девушка прошла на кухню, сняла куртку, кинула на диванчик, - ну и погода, верно? Такое ощущение, что в небе образовалась трещинка, и теперь Землю топит нерадивый сосед сверху. Идиотизм какой-то.
-Я же просил тебя, чтобы ты не бросала вещи, где попало, - пробурчал Билл, всё так же глядя в окно и затягиваясь не спеша. Он уже почти докурил сигарету до фильтра, почти, но ещё не докурил.
-Билл, слушай, я думаю, что тебе не надо уезжать…
-Мы закрыли эту тему, Анна. Еще вчера, кажется. Я завтра уезжаю, ясно?
-Дрянь, - припечатала Анна, подходя к юноше, - ты же ещё не все свои дела в этом городе сделал.
-Все. Я закончил колледж, я хочу забыть этот городишко. И всё, что с ним связано. Мне предложили хорошую работу: всего-то рассказывать то, что я отлично знаю. Мне предложили дом. Мне предложили новую жизнь.
-Фу, какой пафос, - поморщилась девица, - по крайней мере, ты так и не поговорил с Томасом.
-Видимо, уже и не поговорю, - ухмыльнулся Билл, туша сигарету.
-Видимо, придется, - в тон ему ухмыльнулась Анна, - если бы ты раньше повернул свою прекрасную голову, то понял бы, что добрая женщина по имени Анна не даст тебе просто так уехать.
Каулитц фыркнул и повернулся. Сглотнул, отвернулся и снова закурил.
-Ну, я пошла. У меня дела, знаешь ли.
Молчание. Молчание. Не молчи, Томас! Скажи что-нибудь? Не просто же так ты сюда пришел, правда?
-Билл… Билл, повернись, пожалуйста. Я не могу разговаривать с твоей спиной, - Каулитц встал вполоборота к мальчишке и глубоко затянулся. Пепел упал на подоконник, но он не заметил, - Билл, всё не так…
-Не как? – хмыкнул юноша и снова затянулся.
-Ну, не так, как ты видел.
-О, я тебя умоляю. Я пока что верю своим глазам, зрение меня ещё не подводило. А сейчас будь так добр, уйди. Мне собираться надо. Я опаздываю. Уезжаю завтра, - зачем-то уточнил юноша.
-Я знаю.
Молчание повисло. Молчание летало между ними назойливой осенней мухой, которая вроде и не мешает, но раздражает всё же. Том сделал один несмелый шажок по направлению к Биллу, но тот лишь отшатнулся от него. Переел снова упал на подоконник, и снова Билл этого не заметил.
-Не прикасайся ко мне, ладно? Не подходи. Стой там, где стоишь.
-Билл, -ещё один несмелый шаг.
-Я сказал, не подходи, - на грани истерики.
«Не смей нарушать то святое, что у меня осталось. Не смей прикасаться ко мне своими грязными руками. Не смей стирать то чистое, что было между нами. Просто уйди. И мне уйти дай».
-Я просто поговорить хочу.
Томас вытащил из кармана широких джинс «Мальборо», выудил сигарету, закурил. Билл затушил свой окурок и уставился на мальчишку.
-Уходи.
-Останься.
-О, ты такой умный, - скривился Билл, - я, конечно же, бросил все свои дела, и остался с тобой вместе. Проваливай, я сказал. Уходи. Надоел. Не хочу с тобой разговаривать.
«Не получишь моё сердце. Не отдам тебе. Оно и так твоё, черт тебя дери. Чего ты ещё от меня хочешь, маленький идиот?»
-Хочешь, - посмотрел Томас на него прямо, - А если и не хочешь, то всё равно выслушаешь. Потому что не просто так я сюда пришёл. Я тебе повторяю. Останься со мной. Я люблю тебя.
-Ты такой мастер говорить эти слова, Том. Скажи, сколько раз ты сказал их той девице, которую так усердно трахал на днях?
Мальчишка покраснел. Каулитц улыбнулся.
-Том, ты такой жалкий. Ты не подходишь мне. Мне не нужны жалкие люди. Я очень хочу, чтобы ты ушёл.
«Я очень хочу, чтобы ты остался и объяснил мне всё, чтобы смог убедить, растопить моё сердце и уснуть со мной рядом».
-Нет, - фыркнул мальчишка, и Билл тихонько выдохнул, - Я просто знаю, что никого, как тебя, не любил. Никогда. Ты – самый лучший из всех, кого я знаю. Я хочу, чтобы ты был рядом. Я люблю тебя.
А сердце заколотилось быстрее. А в желудке запрыгали ангелы. А к горлу подступил комок. И захотелось сесть поскорее куда-нибудь, чтобы не упасть, и хотелось прыгать от счастья, и хотелось цитировать и Байрона, и Шекспира и даже Аксёнова. Вместо этого юноша вцепился в подоконник посильнее и сквозь зубы прошипел:
-Зато я тебя не люблю. И не говорил, кстати, что люблю. На что ты надеешься, маленький? Чего ты хочешь от меня?
-Билл… Давай ты не будешь врать мне, ладно? Я же помню. Помню всё, понимаешь? Я имею в виду, - мальчишка начал говорить быстрее, потому что Билл нахмурился, скривил губы и сложил руки на груди, - я совсем недавно вспомнил тот вечер… Ну, после которого мы расстались. Знаешь, Билл, я думал, что ты струсил. Я думал, что ты просто отказался от меня.
-Замолчи. Я не хочу тебя слушать. Уйди. Мне собираться надо.
-Билл, останься. Не сердись.
Каулитц отрицательно покачал головой и снова закурил:
-Я не сержусь. Правда. Я хочу, чтобы это всё прекратилось. Это ненормальные отношения. Это ненормальные чувства. Я не люблю тебя. Я тобою пользовался.
-Ты врёшь.
-Нисколько.
-Я знаю, что ты врёшь.
-Ты просто маленький, наглый, самоуверенный мальчишка. Ты и сам не знаешь, чего тебе надо. Зато я знаю. Тебе надо трахать маленьких, таких же тупых, как и ты, девиц.
Билл опешил, когда Том рассмеялся. Рассмеялся весело, живо. Рассмеялся ему в лицо, обнажая белые зубы и прикрывая глаза.
-Идиот. Ревнивый идиот. Ты думаешь, что ты сейчас ведёшь себя очень мудро? Эдакий умный старец, который всё пережил. Ни черта. Ты ведёшь себя, как ревнивая девица.
-Выметайся. Ты мне противен.
-Ты любишь меня.
-Проваливай.
-Ты меня любишь, ты сам сказал. Останься со мной.
-Разговор пошёл по кругу, - вздохнул Билл, затушив сигарету и забираясь на подоконник с ногами, - нет, я не хочу оставаться в этом городе. Мне предложили хорошую работу. Я хочу уехать отсюда. Я задыхаюсь здесь, Том.
Куда делась вся его ярость? Почему мальчишка всего-то своим смехом сумел показать ему, что всё это так глупо? Откуда взялось это чувство, что всё так и должно быть? Разве могут нормальные люди ненавидеть и любить одновременно? И как он проживёт без этого идиота? И как простит ту девицу, которая так смешно натягивала одеяло, чтобы он, не дай Бог, не увидел её сомнительных прелестей?
-Билл, я тебя очень прошу, - в глазах Томаса читалась мольба. Он хотел продолжить свою речь, но Билл не дал. Он спрыгнул с подоконника, облокотился на стул, подался вперёд всем телом и тихо шепнул:
-Я могу просто забрать тебя с собой. И закончишь обучение там. Ты согласен?
Том выглядел потрясённым. Потрясённым, растерянным, счастливым. Билл улыбнулся мягко, когда увидел, как по лицу мальчишки расползается идиотская улыбка, как его ладони сжимаются в кулаки, как он закрывает глаза, чтобы не заорать от радости.
И смех, смех, смех. Радостный, такой родной. И так тепло на душе, как будто кто-то открыл краны с горячей водой и затопил сердце. И слёзы украдкой – сквозь улыбку. Вместе. Рядом.

-Ты куда?
-А ты пешком побежишь до Мюнхена? Или всё-таки, как цивилизованный человек, полетишь вместе со мной на самолёте?
-Билл… - Томас уцепился за ремень брюк Каулитца, останавливая Билла.
-Что? – тот резко развернулся, недовольный.
-Да поцелуй же ты меня, черт тебя возьми, - просиял мальчишка.

Билл баюкал мальчишку в руках, хотел отогреть дыханием, прижимал к себе, как мать прижимает ребёнка. Покачивался из стороны в сторону, слушая надсадное дыхание. Плакал и говорил. Всё говорил, говорил, говорил. То, что не успел сказать. То, что не считал нужным говорить. То, что, ему казалось, скажет позже, гораздо позже – ведь у них столько времени! Ведь теперь время у них было на двоих.
И он умолял Тома не умирать, подождать Скорую помощь, и он всё притрагивался почти невесомо к лицу Томаса, проводя по щекам лишь подушечками пальцем. Мальчишка приоткрывал иногда глаза, слабо улыбался и снова проваливался в обморок. А Билл всё шептал ему на ухо. То, что не успел сказать, не хотел говорить, не собирался:
-Мальчик мой, пожалуйста, останься со мной! Ты не можешь оставить меня одного. И знаешь, почему? – шёпотом, на ухо, чтобы ни одна дрянь не услышала, чтобы не слыхала даже тишина, чтобы не могла уловить темнота, - Потому что я люблю тебя, Том. Не смей умирать, слышишь, маленький засранец?
Засранец снова приоткрывал глаза, вдыхал глубоко, морщился и вновь терял сознание. И Билл снова и снова говорил ему, рассказывал о своих чувствах, наслаждался своим рассказом, мечтал, что мальчишка слышит его, понимает его слова.
-Ты не можешь меня бросить, - всхлипывал он, - не можешь. Ты останешься здесь, со мной. Потому что теперь я не один, Том. Потому что теперь нас двое. Двое, слышишь? Мы сильные, мы справимся. Открой глаза, ну же, Том… Открой глазки… Пожалуйста…
А когда приехала Скорая, он остался сидеть на месте, и рыдал, когда Томаса загружали в машину, и всё повторял, как в бреду, что любит, безумно любит мальчишку.

Внезапно Билл оторвался от губ Томаса, посмотрел куда-то за него и рассмеялся.
-Что? – не понял Том и обернулся. За спиной не было ровным счётом ничего смешного, а Билл всё хохотал. Хохотал до слёз, держась руками за живот, - да что такое-то?
-Ой, Том… Ты бы видел себя… какая патетика, какие чувства… «Ты ведёшь себя, как ревнивая девица!» - передразнил он и снова начал смеяться, как сумасшедший, - Том, признайся, ты ведь смотрел кретинские сериалы? Набирался уму-разуму у тамошних героев, правда?
-Странный ты, - пожал плечами Томас, проходя на кухню, - лучше бы спросил, как я отвязался от той женщины, с которой ты меня застукал.
-Как ты отвязался от неё?
-С трудом, - пожал плечами Томас и фыркнул.
-Ты знаешь, что я очень ревнивый?
-Ревнивый?
-Да.
-Очень?
-Невероятно.
-Что-то незаметно.
-Мне придётся страшно тебя наказать.
-Что-то ты не рвешься это сделать.
-Мне надо собрать вещи. Да и тебе, кстати, тоже. Если ты забыл, мы летим завтра Мюнхен. Вдвоём.

Эпилог.
You are the one for me
I am the man for you
You were made for me
You're my ecstasy
If I was given every opportunity
I'd kill for your love
(Ты – единственный для меня,
Я – твой мужчина,
Ты был рожден для меня,
Ты – моё наслаждение
И если бы пришлось –
Я убил бы за твою любовь)

-Господин Лисц, что вы можете рассказать мне о произведении Эдгара По «Маска Красной Смерти»?
-Э-э-э… Отличная книга.
Хохот. Смеялись все. У парня было такое кретинское лицо, что Билл уже сомневался в том, что выдержит эту пытку. Хотелось стукнуть студента по голове журналом.
-Книга? Молодой человек, вы хоть оглавление открывали?
-Вообще-то, да, - напрягся ученик, - я просто не дочитал до конца.
Каулитц прикрыл глаза и глубоко вдохнул.
-И о чем же эта огромная книга?
-О чуме, - с уверенным видом проговорил парень, сидящий напротив него.
-Даже так? – вкрадчиво произнёс Билл. Парень больше не выглядел таким уверенным, - Я полагаю, что сегодня вы честно заработали свои четыре балла. Садитесь на своё место, пожалуйста. Я надеюсь, что к следующей паре вы подготовитесь лучше.
Парень резко встал из-за стола и пошёл к своей парте.
-Томас! – окликнул его Билл. Мальчишка резко повернулся, в глазах можно было прочесть едва заметную улыбку, - Вы ручку забыли.
-Извините, - буркнул Том, забрал ручку и сел на место.

Солнце светило в открытые окна, будило. Оно ласкало, прикасаясь к коже нежно-нежно, легонько пригревая. Билл морщился и не желал вставать. Переворачивался на другой бок, накрывался одеялом с головой и снова засыпал.
Томас сидел за столом и, делая умный вид, читал газету и пил кофе. Он только что встал и страшно этим гордился, ведь обычно Каулитц вставал раньше, а потом весь день подтрунивал над ним, что Томас – великий засоня.
Великий засоня Томас обижался, фыркал, обещал проснуться раньше… И снова просыпался уже тогда, когда Билл сидел и читал газету.
Теперь мальчишка сидел на стуле, пил кофе и читал газету. Точнее, он делал вид, что читает газету. На деле Том тупо пялился на строчки, изредка поднимая взор. Всё надеялся, что Билл уже встал.
Через полчаса ему это надоело, и мальчишка включил телевизор на полную громкость. Билл не реагировал. Тогда Том начал скакать по комнате и подпевать какой-то песне. Билл чихнул и закопался в одеяло поглубже. Томас надулся, сел на край кровати и стал думать, что же ему делать дальше. Он взвизгнул совсем, как девица, когда Билл вдруг резко потянул его на себя.
-Попался? – хриплый со сна голос, заспанные глаза и мягкая улыбка, - Ты чего не спишь?
-Я выспался, - хитрый взгляд на губы, усмешка.
-Провокатор.
-Засоня.
-Я засоня? Это ты у нас спящая красавица.
-Но сегодня я проснулся первым.
-Исключение только подтверждает правило. Ты почему в моих очках?
-А что, нельзя?
-Ты законченный идиот. Зрение себе испортишь.
-Нет, - легкий поцелуй в губы, - не испорчу, - еще один поцелуй, - абсолютно точно не испорчу.
Билл оттолкнул Тома и потянулся. Мальчишка обиженно засопел и скрестил руки на груди. Обиделся, значит.
-Я еще не умывался, - объяснил Каулитц своё поведение.
Том вздохнул и встал с кровати. Пошёл на кухню и уселся за стол. Задумчиво съел оба бутерброда, приготовленных им для Билла. И снова уткнулся в газету. Обиделся серьёзно.
Чуть не завизжал во второй раз за утро, когда Билл сзади укусил его в шею. Довольно ощутимо, между прочим, укусил.
-Я люблю тебя, - нежно, - я так люблю тебя, что готов кого-нибудь убить за эту свою любовь, Том. Я схожу с ума.
-Билл…
-А?
-С днем Рождения.
-Сегодня мой день рождения.
-Сегодня твой день рождения. Я люблю тебя.
Улыбки, смех, горячие прикосновения. Страстные слова и бархат кожи на губах. Сладко и мучительно медленно. Больно и приятно. И всё вместе, всё разом. И движения отрывистые, и руки в волосах запутались. А губы… Губы как будто обжигают. Дыхание хриплое, надсадное, повсюду длинные пальцы. И снова смех, мягкий, как будто по всей комнате прокатился и вернулся обратно. И укусы, и поцелуи. И бормочет что-то куда-то в шею. Быстрее. Быстрее. Пожалуйста, немного быстрее.
Я люблю тебя. Нас Двое.

КОНЕЦ