Тот, кому требовалось помощь, был уже мертв. Одна из пуль разрушила артерию. Забившая ключом алая жидкость вылилась на резиновый коврик, прочертила за машиной пунктирную дорожку и стекла на обочину. Сильное сердце Альберта выкачало кровь почти мгновенно. Через десять секунд потеря сознания, еще полминуты – и смерть. «Ты лишил жизни самого хорошего человека, какого я знал» – упрекнул неведомого убийцу Барух.
Он вернулся к раненому арабскому мальчику, подсунул под его руку валик и зафиксировал бинтом. Настоящую респозицию сделает палестинский фельдшер, за которым уже послали. Травматический шок, кажется, проходит, мальчику очень больно. Можно сделать еще укол.
– Зачем ты разбил мне стекло? – спросил Барух по-арабски. – Ведь ты видел, что это амбуланс*. Видел, что я еду на вызов.
Мальчик испуганно дернулся от укола.
– Это не я.
Резиновая пуля попала в ключицу, как раз в тот момент, когда удирающий пацан обернулся, чтобы бросить в пограничников камень.
– Ты. Я тебя узнал. Ведь ты слышал выстрелы. Мог бы понять, что я еду к раненым.
– Я не бросал.
– Ты маленький лжец, а вырастешь, станешь большим, – сказал Барух по-английски. Но мальчик понял, и его красивые глаза сверкнули:
– Мой брат тебя убьет.
Осложнения в подобных случаях чрезвычайно редки, разве что поврежден купол плевры. Через шесть недель кость срастется. Из подъехавшего «Транзита» с зеленым полумесяцем вышел Али и развернул носилки. Барух кивком ответил на его приветствие.
– Перелом дистальной трети ключицы, отломки, кажется, не очень смещены. Надо сделать респозицию, так везти нельзя.
– Потерпит, – широко улыбнулся Али, перекладывая мальчика на носилки. Тот обнял его здоровой рукой за шею и заплакал. Слеза, проступившая сквозь длинные густые ресницы, сверкнула на солнце.
– Воин Аллаха не плачет перед лицом врага, – пошутил Али. – Ты тоже ранен, доктор Барух.
– Пустяки, это от осколков стекла. – Барух помог фельдшеру уложить мальчика в машину. – Езжай осторожно, Али.
– Аль тидаг!** – сквозь усы ухмыльнулся тот, усаживаясь за руль.
Тело Альберта уже лежало в мешке, застегнутом на молнию. Рядом стояли несколько поселенцев, затормозивших возле изрешеченной пулями машины. Некоторые читали псалмы. Солдаты, охранявшие место происшествия, выглядели пристыженными. Хмурый лейтенант с преувеличенным вниманием слушал рацию, стараясь не смотреть на поселенцев. Барух расстегнул молнию на лице Альберта. «Это доктор!» – одернул лейтенант темнокожего пограничника, сторожившего труп.
– Как его звали? – спросил незнакомый поселенец, подъехавший на «Субару» с закрашенными вмятинами от камней.
– Альберт, – ответил Барух.
– А еврейское имя?
– Он бельгиец. Работал добровольцем в раковом хосписе в Ашкелоне.
– Так что, нам нельзя читать по нем кадиш?***
– Можно. Он прозелит.
– Много детей осталось?
Барух покачал головой.
– Только жена.
Альберт женился два года назад на парализованной девушке с Украины. Он вывозил ее на прогулку в инвалидном кресле и нежно целовал, наклоняясь поправить воротник платья, в которое сам одевал по утрам. Еще он построил для жены микву-колодец**** в своем доме. И вот теперь его убили. Барух вернулся в свой амбуланс с разбитым лобовым стеклом, сел за руль и закрыл лицо руками. Кровь от лицевых порезов просочилась сквозь пальцы, так что проходившим мимо школьницам в белых хиджабах***** показалось, будто американский доктор плачет кровью.
----------
* Амбуланс – машина скорой помощи.
** Аль тидаг – «Будь спокоен», иврит.
***Кадиш – еврейская заупокойная молитва.
****Миква – бассейн для ритуального очищающего омовения, в частности, перед супружеской близостью.
*****Хиджаб – головной платок мусульманки.