На конкурсе духовной красоты Петр Петрович Сторожевский выступал совершенно голый. Зрители были разочарованы открывшейся картиной. За наплывшим жирком еще угадывались контуры спортивной фигуры, но тенденция явно складывалась к удалению от нее. Про бицепс говорить было нечего. О прессе не осталось и напоминания. Стройные мускулистые ноги выдавали старого брассиста, но уже казались не слишком надежной опорой для растущего балкона. Сморщенный член позорно болтался между ног. Конечно, мало кто полагал, что он у Петра Петровича всегда находится в положении торчком, тем не менее было неприятно. Вдобавок ко всему, на теле великого литературоведа, за исключением лобка и головы, отсутствовала растительность.
Маленький юркий ведущий представлял участников. Конкурс был мужским. Кто-то так решил и не объяснил причины. Разумеется, его сразу заподозрили в гомосексуализме, но пришлось добавить – духовном.
Первым шел кудрявый романтический юноша – Степан Матвеев. Несмотря на основательно потрепанный типаж, он оказался человеком современно мыслящим, чувствующим и говорящим. На вопросы Степан отвечал, прибегая к стихотворным цитатам и не называя источников. Вследствие чего авторство почти всех неопознанных фрагментов жюри приписало ему и оценило их в довольно-таки кругленькую сумму. Подсчет очков шел на допотопных бухгалтерских счётах.
- А почему вы не голый? – спросил поэта ведущий, бросив взгляд в сторону Сторожевского.
Степан расхохотался и начал расстегивать разноцветную рубаху.
Ведущий его остановил.
- Не стоит. Иначе наш конкурс поменяет формат.
Степан расхохотался еще пуще, однако рубаху застегивать не стал.
Следующий участник – депрессивный интеллигент Игнат Колпаков – считался главным претендентом на первое место. Сослуживцы буквально вытащили его из петли и отправили на конкурс. Дабы он узнал объективную цену тем своим внутренним сокровищам, которые собирался сдать, не распечатывая ларца, в ненадежный банк вечности. По унылому взгляду Игната все поняли, что он намерен победить сегодня любой ценой. Группа санитаров из-за кулис зорко следила за тем, чтобы господин Колпаков не воспользовался своим главным козырем.
- Не вижу смысла, – пролепетал этот лысый сутулый человечек, предваряя вопросы ведущего.
Ведущий перешел к философу Максим Курляндскому.
- Ну, а как вы объясните поступок вашего конкурента? – спросил он претендента, не тратя времени на общие вопросы.
Максим – высокий и симпатичный тридцатилетний мужчина в очках – равнодушно посмотрел на Сторожевского.
- На мой взгляд, Петр Петрович ратует за чистоту эксперимента, - начал философ. – Одежда каждого из нас тем или иным образом фокусирует представляемый нами образ духовности. Задает, так сказать, параметры этого образа. Господин Сторожевский отказался от данного вспомогательного средства. Жюри придется оценивать сказанное им, исходя исключительно из внутреннего содержания текста, а не из контекста, к которому апеллируют детали костюма, цвет галстука, фактура ткани и прочие элементы одежды других участников.
- А вы не считаете, что телесная конфигурация тоже некоторым образом фокусирует образ духовности? – компетентно спросил ведущий.
- Хороший вопрос, - похвалил его интеллектуал. – Однако в данном случае мы едва ли можем говорить о конкретной рамочной конструкции. Тело Петра Петровича скорее дезорганизует оценочные векторы, чем маршрутизирует их. В любом случае, все будет зависеть от того, как господин Сторожевский позиционируется на вербальном уровне.
Миновав Петра Петровича, которого он припас для кульминационного момента вступительной части, ведущий направился к Семену Бабочкину, откровенному аутсайдеру, воплощающему тип настоящего мужчины. Он был красив телом, широк плечами, квадратен лицом, густ бровями, синь глазами, вздернут подбородком, сексуален мимикой, в здоровом теле здоровый дух и позитивен в целом. Семен излучал стабильность, комфорт и непрекращающийся оргазм. Практически все зрительницы тайком от своих мужей и кавалеров засунули руки в трусики и, равнодушно глядя на Семена, одухотворялись по полной программе. Вероятно, выбор места на сцене – рядом с голым Петром Петровичем – тоже имел для господина Бабочкина стратегическое значение: непрезентабельность наготы соседа заставляла всех (не только дам) представлять в лице Семена преисполненный достоинств альтернативный вариант обнаженного мужчины.
- Мы должны соблюдать толерантность по отношению к сумасшедшим, - хрипловатым басом сказал Семен. – Наши психбольницы и так переполнены, а дороги находятся в плачевном состоянии. На месте правительства…
- Представьтесь, пожалуйста, - попросил ведущий.
- Семен Бабочкин, руководитель частного предприятия естественно-научной направленности, - скромно отрекомендовался Настоящий мужчина.
Ведущий резко повернулся к нему спиной и медленно направился к последнему участнику.
- Вы часом не эксгибиционист, Петр Петрович? – спросил он.
Сторожевский не ответил.
- Ах да! Вы, вообще, никакой не ист, если верить вашему последнему интервью, - усмехнулся ведущий и остановился.
Сторожевский хмуро молчал.
- А может быть, вы воплощаете дух стыда и раскаяния? – догадался ведущий и сделал шаг вперед.
Сторожевский повернул голову в сторону.
- Нет, это слишком примитивно, - опроверг себя ведущий. – Ну, тогда, может быть, вы хотите обозначить некий возрастной рубеж?
Он сделал еще шаг вперед.
- Хотя нет, - снова опроверг себя ведущий. - Вам никогда не была присуща возрастная адекватность. В десять лет вы чувствовали себя восьмидесятилетним стариком, в шестнадцать – сорокалетним мужчиной, в двадцать – одиннадцатилетним пацаном, в тридцать – шестидесятилетним инвалидом, в сорок – восемнадцатилетним юношей, а потом плюнули и перестали пользоваться возрастными понятиями при определении того, что в данный момент переживаете.
Тогда в чем причина вашей выходки? Вы же не можете не понимать, что наносите своему имиджу непоправимый урон?
Сторожевский, набрал полную грудь воздуха, чтобы ответить...
Но тут раздался голос из зала:
- Супруга Петра Петровича не выстирала вчера его сорочку, вот он и решил таким образом выразить протест против безалаберного ведения хозяйства. Попробовал бы он на работу так прийти.
Говорила некрасивая полненькая брюнетка в толстых роговых очках.
- А вы?.. – начал ведущий.
- Лаборант кафедры, которой заведует Петр Петрович. Имя-фамилия значения не имеет, - представилась брюнетка и села.
- И по совместительству, видимо, агент его жены? – усмехнулся ведущий.
Брюнетка промолчала.
Петр Петрович, бросая строгие взгляды то на ведущего, то на лаборантку, осмысливал ситуацию.
- Итак! – объявил ведущий. – Все участники получили домашнее задание. Даже три. Прочитать стихотворение собственного сочинения. Дописать «Братьев Карамазовых». Выстроить оригинальную концепцию вселенной…
- А можно три в одном? – спросил Степан Матвеев, иронично прищурившись. Он знал, что консервативное жюри не позволит состояться шедевру, выходящему за рамки регламента.
- Однако, - продолжал ведущий, - вас предупреждали, что не исключаются изменения в программе.
Максим Курляндский вознес очи к небесам, моля богов оставить третий пункт.
- И они произошли! – объявил ведущий. - Все три пункта отменяются!
Семен Бабочкин вздохнул с облегчением. Он не успел толком разучить найденные в интернете материалы.
- Чего и следовало ожидать, - грустно сказал Игнат Колпаков, не выполнивший ни одного задания.
Петр Петрович почесал задницу.
- Вместо этого у нас пройдет обсуждение фильма режиссера Джеймса Кэмерона «Аватар»! – объявил ведущий.
Зал затих на мгновение, а потом выразил бурный восторг. Кое-кто даже спросил, будут ли выдавать стерео-очки.
- Все смотрели? – спросил ведущий, почему-то остановившись взглядом на Игнате Колпакове.
Тот впал в состояние депрессии, близкое к критическому.
- Вы смотрели этот фильм, Игнат? – спросил ведущий.
Игнат молчал.
Некоторые зрители пришли к заключению, что изменение в программе было делом рук врагов Колпакова, пожелавших выключить из борьбы главного претендента на победу.
- Вы смотрели этот фильм? – повторил вопрос ведущий.
- В тот день, - тихо начал Игнат, - коллеги крутили его по компьютеру, кто-то купил диск ДВД. После него я и…
Зал разразился аплодисментами. Замысел врагов провалился - позиции фаворита только усилились.
- Тогда с вас и начнем! – объявил ведущий.
- Что именно? – испуганно спросил Колпаков.
- Обсуждение! Вы должны показать уровень своего духовного развития при анализе достоинств и недостатков нашумевшего блокбастера.
Максим Курляндский кашлянул, привлекая к себе внимание.
- То, что мы все посмотрели этот фильм, уже может служить поводом для снятия нас с соревнований, - сказал он, заработав на этой самокритичной реплике уйму очков.
- Ну почему же?! – воскликнул юный романтик. – Как же еще назвать мир нави, как не высшим выражением духовной красоты?!
Жюри, снисходительно улыбнувшись, авансом записало на счет поэта несколько очков, ожидая в будущем услышать аргументацию.
Семен Бабочкин подошел к Сторожевскому и о чем-то его спросил. Тот пустился в ответные объяснения. Настоящий мужчина внимательно слушал, но сделал при этом такое лицо, как будто его измотали в конец глупые просьбы Петра Петровича.
- Игнат! – обратился ведущий к тонущему в депрессии интеллигенту. – Почему вы захотели покончить жизнь самоубийством после просмотра «Аватара»?
Колпаков молчал.
Ведущий повернулся в сторону жюри. Стуча костяшками, оно сосредоточенно считало очки. Молчание Игната оценивалось на вес золота.
- Однако, как бы мы не относились к этому фильму, - сказал философ, - он является значимым культурным событием нашего времени. Следовательно, каждый культурный человек должен иметь о нем представление и уметь сформулировать собственное отношение к форме и содержанию данной картины. Я полагаю, небезынтересным будет анализ культурных кодов, задействованных режиссером…
- Игнат, вы культурный человек? – спросил ведущий, желая оторвать фаворита от неиссякаемой кормушки молчания.
- Там все фальшиво, - тихо проговорил Колпаков, - Всё, всё, всё. И прожженный майор, и бездушный босс, и строптивый ученый, и креативные специалисты, и грубые солдафоны, и наивные аборигены, и простодушный герой, и первобытная мифология, и любовь… Я не понимаю, как жить в мире, пораженном беспросветной внутренней слепотой и испытывающем от этого небывалый восторг?!
Сторожевский вытянул руки вперед и размашисто захлопал в ладоши. Его не поддержали.
Игнат медленно повернул голову и опасливо посмотрел на член Петра Петровича. То, чего он опасался, не произошло.
- Что за бред! – воскликнул поэт Степан Матвеев. - Слепы вы, а не мир! Неужели вы не понимаете, что Пандора – квинтэссенция того виртуального пространства, в котором обитают современные пользователи?! И как не разглядеть в «Аватаре» связь с литературной и философской традицией?! «Аталу» Шатобриана, кафкианскую клаустрофобию, теорию Маклюена и еще много-много чего! Но главное – сама атмосфера! Я теперь каждый раз, когда включаю компьютер, словно отбываю на Пандору. Да какое там словно! Туда и отбываю!
Сторожевский вытянул руки вперед и захлопал. Зал охотно подхватил.
Игнат Колпаков, с ужасом посмотрев на Степана, поплелся к кулисам. Там его встретили и вернули.
- Молодой человек! – громко возгласил Настоящий мужчина. – Вы, я понял, не считаете смещением нравственных акцентов предательство рода человеческого!
Вместо того чтобы ухмыльнуться, Степан Матвеев впал в недоумение, из-за чего потерял не менее сотни так нужных ему очков.
Настоящий мужчина, бросив взгляд на Сторожевского, продолжил наступление.
- Я знаю, на ваш взгляд, войско людей в сцене финальной битвы олицетворяет силы зла, а беспомощные нави – силы добра, поэтому переход главного героя Джейка на сторону последних – это правильный выбор. Но ты ошибаешься, пацан…
Настоящий мужчина осекся.
- Но вы ошибаетесь, молодой человек! Очень многие зрители, особенно женщины, которым я всегда нравился, воспринимают этот режиссерский ход как плохо закамуфлированное предательство. Люди не могут не чувствовать свое родство с такими же, как они, людьми и так же быстро, как долбанный безногий отморозок Джейк Салли, перескочить на сторону голубых киберинопланетян. Это то же самое, что отрезать себе член и стать женщиной.
Настоящий мужчина посмотрел на голого Сторожевского, гордясь своей блистательной импровизацией.
- Все усилия Камеруна по нейтрализации этого предательства натыкаются на одно непреодолимое препятствие…
Семен Бабочкин медленно подошел к голому Сторожевскому, повернулся к залу и сделал жест рукой в сторону соседа.
- Мясо! – громко, как на рынке, выкрикнул он. - Лишив тела нави мясного цвета и придав им пидерастическую окраску, тупой америкашка удалил их от земной человеческой телесности и сделал субтанцевально чуждыми нашей природе. Такие танцы, пацан, не для представителей рода человеческого! Вам все понятно, молодой человек?
Степан Матвеев изо всех сил делал вид, что не услышал ни одного из обращенных к нему слов.
Зал разразился аплодисментами. Теперь никто из зрителей не сомневался, что нагота Сторожевского должна была послужить эффектной иллюстрацией к заключительному фрагменту речи Настоящего мужчины.
Жюри пару раз негромко ударило костяшками счетов, зафиксировав довольно скромный результат заведомого аутсайдера.
Со своего места встала маленькая пухленькая брюнетка, державшая в руках развернутый ежедневник.
- Необходимо дополнить выступление конкурсанта Бабочкина двумя пропущенными им пунктами, - холодно сказала она. – Во-первых, предательство Джейка выглядит крайне невыгодно на фоне знакомых зрителю фильмов, содержащих аналогичную нравственную коллизию. Например, предательство Андрия в «Тарасе Бульбе» или предательство Джона Данбара в «Танцах с волками». В этих, как и во многих других случаях, переход героя на сторону врагов и жестокость в схватках с бывшими соратниками намного лучше сюжетно мотивированны и выглядят психологически более убедительными. Во-вторых, нави не предприняли никаких усилий, чтобы понять людей, сблизиться с ними и совместно решить хотя бы какую-нибудь одну проблему. Если бы попытка состоялась, если бы произошла встреча за столом переговоров, если бы имел место коммуникативный акт, их безжалостность по отношению к землянам выглядела бы более законной и человечной. Не было бы впечатления, что они уничтожают их, как тупых бездушных скотов.
Лаборантка закрыла дневник.
- В остальном речь конкурсанта Бабочкина повторяет основные пункты пьяного выступления Петра Петровича Сторожевского на банкете, посвященном Дню учителя, который состоялся два дня назад, - подытожила брюнетка и села.
Семен Бабочкин строго посмотрел на Сторожевского. Как он смел кому-то пересказывать его речь?!
Но Петра Петровича волновало другое.
- Катенька! Катенька! – кричал он, подбегая к краю сцены. – Вы случайно не записали, что мне ответила Ирина Михайловна на предложение сходить с нею… в театр? А то я из-за музыки не расслышал.
Зрителям показалось, что вялая крайняя плоть литературоведа обнаружила признаки пробуждения.
- Только не с тобой, дебил, - сухо сказала Катенька, не открывая блокнота.
Удаляющаяся грустная задница медленно стирала черты едва наметившегося сюжета.
Неожиданно для всех в секторе жюри раздался веселый и продолжительный стук костяшек.
Ведущий, потирая руки от удовольствия, вышел на авансцену. Он намеревался усугубить обострившийся драматизм представления.
- Игнат! Вы не чувствуете себя предателем по отношению к товарищам? Они честно состязаются, высказывают, аргументируют свое мнение, а вы просто отвергаете сей неоднозначный кинематографический феномен! Фальшиво и идите на фиг, дурни слепошарые!
Депрессивный интеллигент кивнул.
- Чувствую, - сказал он и, понурив голову, пошел за кулисы вешаться. Его вернули.
Разумеется, он огреб еще кучу очков.
- А ведь Игнат прав! – вступился за несчастного фаворита Максим Курляндский. – Фильм и вправду донельзя фальшивый. И тем очевиднее его фальшивость, чем более авторитетные культурные коды использует Кэмерон. Но эта фальшь – принципиальная!
Зрителям не понравилось вступление. Сейчас им снова будут парить мозги про то, что дескать кто-то там их зомбирует, а потом заставит проголосовать за себя на выборах и устроит сталинизм.
Семен Бабочкин подошел к Сторожевскому для получения новых инструкций.
- Возьмем к примеру, код руссоизма, - продолжал философ. - Совершенно очевидно, что режиссер апеллирует к актуализированной просветителями XVIII века оппозиции «человек цивилизованный - человек естественный». Первый, как вы помните (польстил аудитории Максим), насквозь порочен, ибо в процессе исторического развития превратился в охотника за неизведанными удовольствиями и добытчика незаслуженных благ…
- А так ли нам нужен бензин?! – возгласил Семен Бабочкин.
- Что? – спросил его ведущий.
- Я говорю, так ли нам нужен бензин? – повторил Настоящий мужчина. – И это при том, что меня самого Лэндровер на стоянке ждет.
Все ждали продолжения. Семен смотрел на ведущего.
- Вы хотите, чтобы я еще что-нибудь спросил? – спросил тот.
- Или газ, какая разница? - сказал Семен. – Суть не в этом. Я хочу сказать, что в фильме «Аватар», несмотря на его вопиющие бездуховные качества, поднята важная проблема геологических ресурсов. Люди извлекли все, что могли, из Земли и полетели грабить другие планеты.
Семен замолчал. В тишине раздался тихий удар косточки на счетах.
- В фильме они планируют добраться до какого-то загадочного космического топлива. Извлекут они это топливо, сожгут в своих топливных баках, а потом снова будут страдать и маяться, как без него теперь жить и где его еще взять? Я полагаю, что, когда нефть и газ кончатся, нужно не искать их заменители, а плюнуть на все, уехать в деревню и вести там здоровый образ жизни.
Семен, сложив руки на груди, с усмешкой смотрел на притихшую аудиторию.
Боже ты мой, как я люблю этого дурака, этого кретина, этого греческого бога! думала почти каждая женщина в зале. Мужчины горделиво посмеивались над очередной раз обсравшимся секс-символом.
- Вот-вот-вот! Я о том и говорю, - дипломатично поддержал Семена философ Максим. – Цивилизация и природа. Здесь мы тоже видим в лице землян представителей высокоорганизованной цивилизации, а в лице нави – естественных, природных людей. Но полюбуйтесь, к какого рода образному решению прибегает режиссер. Он изображает их как две капли воды похожими на североамериканских индейцев! Тех самых индейцев, которые являлись для Жан-Жака Руссо примером «благородных дикарей». Что может быть примитивнее!
- Так это же прекрасно! – напомнил о себе поэт Степан Матвеев. – Это такой постмодернистский способ актуализации старой философской проблемы! Чтобы люди вспомнили Руссо, Покахонтас, а заодно и «Аталу» Шатобриана!
- Что за «Атала»? – спросил Настоящий мужчина, ничуть не боявшийся показать недостаток своей эрудиции и не поинтересовавшийся Покахонтас только потому, что забыл, как произносится это слово.
- Повесть, в которой рассказывается, как девушка из одного индейского племени спасла юношу из другого индейского племени, взятого ее племенем в плен, - пояснил поэт.
- Где-то я это уже читал, только не об индейцах, - погрузился в школьные воспоминания Степан Бабочкин.
- Друг мой, - сдержанно обратился к поэту философ Максим, - не советую вам относить постомодернистские элементы к достоинствам этого фильма. Я уверен, что на съемочной площадке «Аватара» сидела какая-нибудь ученая проститутка из Гарварда, которая помогала списывать на постмодернизм всю режиссерскую халтуру, и теперь, когда Кэмерону на нее указывают, он улыбчиво оправдывается тем, что это дескать был постмодернистский ход. Постмодернизм, так сказать, официальная художественная идеология фильма. Но ей противоречит ряд факторов, главный из которых – откровенная социально-политическая идеологичность…
- Вы имеете в виду намек на войны в Ираке, Афганистане, Вьетнаме? – живо спросил поэт. В его глазах мелькнуло неприятие американской военщины.
Максим тяжело вздохнул.
- Об этом пигмейском аллегоризме я, вообще, предпочел бы ничего не говорить. Хотя да, такая задача явно стояла. Но Кэмерон мыслил, если можно так сказать, еще шире. Недаром к североамериканской фактуре индейцев нави добавляются черты австралийских аборигенов, арабов, африканцев, индийцев, а может, и еще чьи-то. Одним словом, режиссер пытался воспеть всемирную толерантность. Политкорректный гуманизм по отношению к представителям низших культур. Как и якобы постмодернизм, это – своего рода индульгенция, позволяющая Кэмерону не обращать внимания на мотивировки ситуаций, убедительность переживаний, объемность характеров. Получается, фальшь внутри фальши и, подчеркиваю, во имя фальши…
- Но ведь «Аватар» - всего лишь сказка! – воскликнул поэт Степан. – Красивая романтическая сказка!
- Сказка?! – возопил Настоящий мужчина. – Голубые киберпидорасы на твоих глазах убивают живых людей из плоти и крови, а ты называешь это сказкой?!
Жюри издало предупредительный стук, но и отсчитало горсть очков эмоциональному участнику конкурса.
- Семен прав, - сказал философ Максим, - сцена убийства людей, да еще и в таком количестве, - это ответственный ход. Одним жанром или направлением его не оправдаешь, здесь нужны весомая сюжетная мотивировка и внятный нравственный смысл. Одно дело, когда бесчинствуют силы зла, допустим, Годзилла или нацисты, другое – когда сотни людей становятся жертвами инопланетных сил добра.
- Понял?! – угрожающе выкрикнул Настоящий мужчина в сторону поэта.
- Однако и Степан по-своему прав, - сказал Максим Куляндский.
Семен Бабочкин смачно сплюнул на пол, обозначив предательство философа, и пошел в обратную сторону. Поощрительные очки задавали ритм его гордому отступлению.
- Я начал говорить про фальшь внутри фальши во имя фальши. Трехслойный гамбургер. С одной стороны, якобы постмодернизм, с другой – якобы гуманизм, а внутри… Скажите, молодой человек, что вы подразумевали, упомянув Маршалла Маклюена? – спросил Максим.
- Я? – удивился Степан. – Ах да! Его концепцию «глобальной деревни», в которую превращают человечество электронные средства массовой информации.
- Если можно поподробнее, - попросил философ.
- А что поподробнее? Всё. Это и есть виртуальная деревня. Племя, о котором он и говорил.
- Племя пользователей, вы хотите сказать?
- Да, - коротко ответил Степан, будучи не в силах развивать поэтическую мысль прозаическими средствами.
Максим Курляндский решил ему помочь.
- Племя пользователей зарождается в недрах «мясного» человечества, так? К нему, прежде всего, и имеют отношение все технические нововведения Кэмерона, так? Оно призвано победить и изгнать ветхих людей, так?
- Можно и так, - вяло согласился поэт.
- О чем вы?! – громко возмутился Настоящий мужчина. – Кто призван победить человечество?! Пользователи?!
- Человечество должно превратиться в пользователей, - терпеливо пояснил Максим, - и отринуть свою «мясную» природу. Это если развивать мысль Маклюена. Точнее, если увидеть в «Аватаре» выраженное на языке сказки развитие мысли Маклюена.
Семен Бабочкин посмотрел на Сторожевского. Тот был занят каким-то внутренним процессом.
Философ продолжил:
- Таким образом, внутри нашего фальшивого гамбургера спрятана глобальная, всемирная, всеохватная фальшь – тотальное торжество виртуальности, то есть фальшивой по своей природе действительности, над поверженной действительностью реальной!
Настоящий мужчина вскочил, собираясь от души выматериться, но его опередил Сторожевский.
- А теперь я расскажу сказку про голого мудака! – объявил он.
Жюри подумало было вынести ему предупреждение, но рука не поднялась. Уж очень оно хотело послушать сказку именно про голого мудака, а не про какой-то там долбанный эвфемизм.
- Сегодня утром я встал и сразу почувствовал, что во мне поселилось нечто, - начал Петр Петрович, прижав руку к груди. – И оно страстно желало вылезти наружу. Я потянулся за халатом, но его всегда приятный мохер буквально скреб мою кожу и заставлял нечто корчиться от боли. Скомканный халат полетел в угол. Ты почему в таком виде? закричала жена, когда я голый вошел на кухню. Сколько можно томить меня воздержанием? закричал я, полагая, что в этом все дело. Муж я тебе или не муж?..
- Петр Петрович, избавьте нас от этих подробностей, - попросило жюри.
- А в чем дело? – удивился Сторожевский.
Но тут он поймал направление взгляда жюри и смутился. Предприняв волевое усилие, конкурсант вернул себя в нормальное состояние.
- Тогда гладь мне рубашку, сказал я. Ты же говорил, что не пойдешь сегодня на работу, я ее тебе вчера не постирала, ответила жена. Это был знак, я вызвал такси и поехал на конкурс голый. Таксист ничего не спросил, но, исходя из черт знает каких экономических соображений, потребовал двойную плату. Пришлось отдать все деньги, которые я прихватил с холодильника. Домой придется возвращаться пешком, понял я.
- Мы вас подвезем, - пообещал ведущий.
- Сознание, что все идет как надо, не покидало меня по дороге сюда и во время пребывания на сцене, - продолжал Сторожевский. - То, что должно было родиться, принимало все более ясные, точнее сказать осязаемые, очертания. Каждое слово моих соперников снимало очередной кусок скорлупы, приближая неотвратимый момент появления загадочного нечто на свет. И вот, наконец, когда господин Курляндский сказал о победе виртуальной действительности над реальной, оно родилось! Оно выкристаллизовалось! И стало быть!
Петр Петрович уставился в точку, находящуюся в сантиметрах пятидесяти от его носа. На лице его читалось удовлетворение.
Из всего, что сказал Сторожевский, зал понял одно, и то не из слов, а из физиологического состояния говорящего: нечто не было похоже на голую женщину.
- Вот вы говорили об «Аватаре», - продолжил Петр Петрович.
- Да! – подтвердил ведущий, комично обходя со всех сторон точку, в которую уперся неподвижный взгляд конкурсанта.
- Студенты недавно заставили меня посмотреть этот фильм и высказать свое мнение…
- Помашите им ручкой, - посоветовала брюнетка Катя. – Они сидят в седьмом ряду.
Петр Петрович так и сделал.
- И как вы думаете, что я им сказал? – спросил он.
Пухленькая лаборантка полезла в блокнот.
- Вы сказали… - раздалось из седьмого ряда.
- Я сказал им, что фильм Кэмерона снят на популярную нынче тему трансформации личности в виртуальном пространстве, - сказал Сторожевский.
- Мы об этом сегодня уже говорили, - напомнил Максим Курляндский.
- Да, и неплохо, - согласился Сторожевский. – Но вы не отметили один важный мотив. Мотив перехода из земного состояния в пандоровское, имеющий, конечно же, ключевое символическое значение. Подобно тому, как Джейк, ложась в саркофаг, принимает некий идеальный образ и переселяется в мир индейцев нави, зритель, сидя перед экраном, как бы переселяется в мир киногероев, отождествляет себя с кем-либо из них и пускается в увлекательные приключения. Забывая о своем реальном теле.
- Не бог весть какое открытие, но эта идея должна была прозвучать, - прокомментировал Максим.
- Да, - согласился Сторожевский. – Мысль элементарная. И, видимо, утопическая. Человек, по крайней мере, на данном этапе развития науки не может отождествить себя с визуально объективированным персонажем. Это – мечта кинематографа. Наш режиссер, вероятно, решил, что придуманные им новаторские эффекты помогут, наконец, ее осуществить. И использовал упомянутый мотив как своего рода мост к осуществлению. То есть, он не только предложил зрителям образ виртуального рая, но и подсказал технологию переселения в него. Представь, что ты не просто включаешь монитор или телевизор, а ложишься, подобно Джейку, в некую коробочку. Отсутствующие ноги героя обозначают твое сидячее положение. А вот получи, пожалуйста, красивое и неуязвимое тело твоей мечты и пускайся в опасные и увлекательные приключения…
- Манипуляция сознанием! – громко возгласил Настоящий мужчина, подняв палец к небу.
- Простите, что перебиваю, - извинился за Семена Максим Курляндский, – Хочется подчеркнуть один важный момент. Динамика развития медиа-технологий говорит о том, что мы неизбежно придем к подобным аватарам. Появится возможность при помощи особых аудио и видео-сигналов подключать тело пользователя к виртуальному миру, который будет осязаться им как эмпирический, то есть, рельефный, теплый, холодный, мягкий, твердый, сладкий и так далее.
- Да, - согласился Петр Петрович, слегка повернувшись к философу и продолжая искоса наблюдать за своим загадочным нечто, - это не исключено. Так или иначе, победа нави над землянами на символическом уровне обозначает логический предел подобного рода медиа-технологических мечтаний. Это как бы итоговая победа виртуалов над реалами. Воплощенная грубо, зримо… и страшновато. Страшноватее фильмов, в которых герой под конец теряется и/или погибает в виртуальном мире.
Семену Бабочкину в голову пришла мысль. Он подошел к Игнату Колпакову и уставился на него огненным взором. Депрессивный интеллигент затрепетал.
Мысль пришла и в голову ведущего.
- А позвольте поинтересоваться, какова природа вашего нечто? – спросил он, бесцеремонно ткнув пальцем в наблюдаемую Сторожевским точку.
Тот вздрогнул.
– Я понимаю, что это глубоко интимный вопрос, - сказал ведущий, - но поскольку вы сами связали рождение данного объекта с фильмом Кэмерона, невольно возникает предположение, что ваш опыт сродни пережитому Джейком, который обрел в лице Аватара некое новое я. Можем ли мы – уважаемое жюри, я, другие участники, зрители – применить эту аналогию?
- Уже нет, - хмуро произнес Сторожевский, пытаясь нащупать нечто взглядом.
- Что ж такого страшноватого вы видите в «Аватаре»? – спросил его Максим Курляндский.
Петр Петрович, бросив поиски, повернулся к философу всей грудью.
- Страшновато, что отказ Джейка от своего земного тела, по сути, физическая смерть, происходит добровольно и жизнеутверждающе – под звучащие в просветленной голове героя позитивные марши и гимны вселенскому добру.
- Хм, и вправду страшновато, - согласился Максим. – Особенно если спроецировать Маклюена.
- Это – священный ужас! – воскликнул поэт Степан.
- Вот именно, - хмуро сказал Сторожевский.
Тем временем Настоящий мужчина решил совершить Настоящий мужской поступок. Он протянул несчастному интеллигенту широкую ладонь (тот несмело выдвинул навстречу свою), крепко, по-мужски, пожал ему руку и вернулся на свое место. Застучали костяшки, но на чей счет поступили очки – Игната или Семена – было неясно.
– Мне вот что интересно, Максим, - сказал Петр Петрович. – Как вы думаете, откуда у Джеймса Кэмерона взялся неподдельный эпический пафос при подходе к теме вселенской фальши? Предположим, поверил он в силу своих эффектов, в то, что зрители и вправду почувствуют себя существами иной природы, но вот так возвести это чувство в абсолют, сделать его поводом для провозглашения победы над человеческой природой, человеческим разумом. Что его ослепило и вдохновило?
- Деньги! – выкрикнул Бабочкин. – Огромные бабки! Куча баксов!
Зал одобрительно загудел. Эта мысль приходила в голову многим.
- Вы считаете, что он пережил что-то необыкновенное? – усомнился Максим.
- Да, конечно! – воскликнул поэт Степан. – Чтобы создать такой прекрасный, такой живой и красочный мир, нужно вдохновение божественной силы! Прозрение! Взгляд художника пронзил даль времен и увидел прекрасное виртуальное будущее!
- Человечество переселяется на Пандору и поголовно превращается в пидорасов! – сказал Настоящий гетеросексуальный мужчина и захохотал.
Жюри погрозило ему пальцем.
Сторожевский молчал, ожидая, когда его поймут.
У зала, внимательно наблюдавшего за членом Сторожевского, не было никаких версий.
- Хорошо, - решил сделать уступку Максим. – допустим, он мог нечто пережить. Предположим это для чистоты феноменологического анализа. И что же?
Сторожевского не удовлетворила дипломатичная формулировка собеседника.
- Или атрибутируем данное необычное переживание не психофизиологическому Джеймсу Кэмерону, а некоему его Сверх-Я, обитающему в метаязыковых культурных пластах и рефлексируемому им на уровне творческой интуиции, - еще дальше отступил от своей изначальной позиции Максим.
Такая формулировка подходила больше.
- Ведь, если глянуть с исторической точки зрения, что такое наши современные технологии, открывающие дорогу в виртуальное пространство? – спросил Петр Петрович.
И сам же ответил:
– Мановением руки, взмахом палочки переноситься в другой мир, переступать порог инобытия – это давняя мечта человечества. Кнопки, зажигающие экран, пульты дистанционного управления – ее воплощение! То есть, потустороннее, духовное в наше время наконец-то открылось! Но, отвыкнув от подобных понятий, мы прибегаем к другим терминам: называем это делом своих рук, достижением научно-технического прогресса. И мы же поселяем туда наши идеалистические теории, наши мифы, весь многовековой опыт столкновения с чудесным. То есть, мы переносим в виртуальный мир смыслы, касающиеся инобытия и вечности.
- Говорите! Говорите! – восхищенно закричал поэт и даже, забывшись, отстегнул еще одну пуговицу на разноцветной рубахе.
Максим усмехнулся.
- Вы хотите сказать, что они там объективируются, материализуются, обретают специфическую вещественную природу, структурно реорганизуются вокруг некоего нового центра?
- Необязательно, - ответил Сторожевский. - Но все, что мы туда сгрузили, во-первых, располагается теперь в одном месте - не в музеях, не в книгах, не в частных коллекциях, а в одном безразмерном ящике; во-вторых, служит здесь своего рода колышками, или точнее миноискателями, позволяющими прощупать истинную природу данного места.
– Я согласен, что в будущем можно будет продлить в виртуальный мир эмпирическое бытие, но что касается сферы духа, то тут, признаться, меня гложут сомнения, – скептически заметил Максим.
Сторожевский не обратил внимания на реплику философа и продолжил громоздить метафоры.
- Это как бы капканы, спиннинги, охотничьи ружья, прихваченные на другую планету…
- Между прочим, мы ничего не говорили о животном мире Пандоры! – воскликнул Семен. – Особенно любопытно проанализировать местные летательные аппараты – икраны и туруки…
Жюри пригрозило ему счётами.
- Ничего мы здесь не поймаем, не убьем, - продолжал Сторожевский, - но зато определенным образом настроимся на определенного рода поиск, совершим определенного рода действия, можно сказать, ритуал. И когда местная неуязвимая дичь, несоизмеримая с нашим охотничьим арсеналом, окажется в огороженной нами зоне, у нас, как минимум, будет шанс на нее среагировать. Нам потом не докажут, что это – создание нашего собственного охотницкого воображения.
- А если докажут? – спросил Максим.
- Не докажут! – выкрикнул поэт Степан и расстегнул еще одну пуговицу.
Ведущий подошел к нему и шепотом попросил привести себя в порядок. Поэт не подчинился.
- Если докажут, то себе, а не нам, - сказал голый Сторожевский. - Развороченные капканы, сломанные спиннинги, изувеченные ружья для нас самих будут достаточно надежным свидетельством собственной правоты.
- Трудно спорить с метафорами, - вздохнул философ. – Я понял, вы хотите сказать, что наша идеалистическая векторность и наша мистическая атрибутика, при всей комической гротескности их экранного воплощения, в этом отраженном качестве все-таки что-то обозначают? Или даже фиксируют там то, что по эту сторону экрана только обозначали?
- Нет! – рявкнул Петр Петрович. – Это только отражения в кривом зеркале. Но там они все-таки в зазеркалье. Если по эту сторону экрана понятие духовности погружено в инородную, материальную, среду, в психофизиологический мир, то там в соприродную, идеальную.
- Фактически так и есть, - якобы согласился философ, - но беда в том, что та среда верифицируется только как не имеющее собственной материальной природы отражение этой.
- Ага! – радостно воскликнул Петр Петрович, член его радостно мотнулся в сторону. – Значит, вот чего вам не хватает?!
- Да, верификации, - признался Максим, - опыта восприятия этой самой иной природы человеческими органами чувств.
- Вы считаете, с нами не может случиться такого опыта? – спросил Сторожевский.
- А как он может случиться? – спросил Курляндский.
- А так же, как в «Аватаре», - ответил Сторожевский. – Нажал кнопку и почувствовал.
- Топор в заднице, - договорил низким хрипловатым голосом Семен Бабочкин и захохотал.
Зрителям понравилась остроумная разрядка начавшего им надоедать философского спора.
- Надеюсь, вы не имеете в виду тривиальный перенос опыта жизненных коллизий в виртуальную сферу? – выразил надежду философ Максим. – Споры до инфаркта на интернет-форумах, злоба, дружба, обиды, любовные драмы. Вы же не про это?
- Про это, - сказал Сторожевский, и член его насмешливо качнулся из стороны в сторону.
- Это несерьезно. Люди просто компенсируют в виртуальной сфере то, чего им не хватает в реальной жизни, - объяснил Максим. – В данном случае мы просто имеем дело с эмоциональной составляющей коммуникативного процесса.
- Какое прекрасное научное объяснение! – восхитился Сторожевский. – Люди просто совершают с пластиковым ящиком те действия, которые им не удалось совершить с другими людьми!
- Не юродствуйте, Сторожевский, - посоветовал философ. – Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.
Ведущий подошел к Максиму и громко прошептал ему в ухо:
- Надеюсь, от вас не ускользнуло то обстоятельство, что человек, которого вы просите не юродствовать, стоит перед вами голый?
- Хм, - изумился Максим.
Действительно, разговор об этом был. Но, концептуализировав наготу Петра Петровича во вступительной части конкурса, Максим Курляндский закрыл для него двери восприятия. Теперь же эмпирический факт снова предстал перед философом во всей своей вызывающей наготе.
- Люди имеют дело не с ящиком, а со средством связи между людьми, - сказал он, поморщившись.
- Но только, во-первых, это средство связи не просто средство связи, а целый мир, в который продлены очень многие их восприятия; а во-вторых, очень часто люди не знают того, с кем в данный момент устанавливают связь, - уточнил безобразно голый Сторожевский.
У Максима Курляндского было чем крыть, но он предпочел задуматься.
Петр Петрович этим воспользовался.
- Наш главный порок заключается в том, что мы тащим с собой в виртуальность весь наш реальный хлам. Подобно тому, как гофмановские положительные герои в финале оставляют мир филистеров и переселяются в мир сказочный, но устраивают там преуспевающее бюргеровское хозяйство.
- А что в этом плохого? – спросил поэт Степан Матвеев.
- Вот именно! – поддержал конкурента Семен Бабочкин. – Что плохого в хорошем хозяйстве?
- Это не плохо, а не логично, - ответил Петр Петрович. – На протяжении всего повествования они, пользуясь поддержкой сказочных волшебников, проклинают и осмеивают бюргерские нравы и бюргерский быт, а в финале становятся сами в точности такими же сытыми бюргерами.
- А что в этом плохого? – повторил вопрос Настоящий мужчина, но повторного ответа не получил.
Сторожевский повернулся к Максиму.
- Нельзя забывать, что в виртуальном мире мы уже не являемся существами из плоти и крови, членами семей, организаций, гражданами государств и так далее. Мы обретаем там какую-то иную природу. Зачем же мы тащим в ящик свои половые признаки, свое семейное положение, свои воспоминания, свой имидж на предприятии, свои дурацкие хобби? Зачем склеиваем из этого барахла каких-то убогих уродцев, дублирующих, как нам кажется, наш реальный облик, и влезаем в их тесную шкуру?
Степан Матвеев радостно кивал каждому слову Сторожевского.
- Вы читали "Неведомый шедевр" Бальзака? - спросил Петр Петрович.
- Нет, - признался Максим.
- Там рассказывается о безумном художнике, который десять лет втайне от всех писал какую-то картину и думал, что создал шедевр, но зрители увидели только страшную мазню и кончик живой женской ноги в углу. Вот и мы так же. Стоим перед чем-то, что воспринимается нами как хаос, и видим только торчащую в мир анропоморфную деталь. Не прозреваем стоящей за хаосом иной гармонии. И в себе, окунувшихся в это сказочное пространство, различаем лишь неизвестно зачем прихваченную часть живого тела. А ведь это Другое! Это – чистое! Это, может быть, единственная возможность быть чистыми и настоящими, быть духовными!
Юный поэт крикнул «браво!» и яростно зааплодировал. Зал его частично поддержал.
Максим Куляндский вернулся в строй.
- А вы уверены, что вот эта чистая форма, о которой вы говорите, - душа, дух, сознание, что бы то ни было, - не обусловлена физиологическими характеристиками тела и пространственно-временными свойствами реального мира? – спросил он.
- Нет, не уверен, - признался Сторожевский. – Но еще меньше я уверен, что чистая форма не обусловлена факторами, не имеющими отношения к телу и пространственно-временным свойствам реального мира.
Зал не понял, он предпочел бы просмотреть повтор.
- Возможно, вы правы, говоря о внепространственно-временных источниках чистой формы - сказал Максим, - но стоит ли видеть их объективировавшимися в интернете?
Сторожевский устало склонил голову.
- Дружище, я вовсе не собираюсь мифологизировать интернет. Однако следует признать, что понятие духовного мира раньше не имело никакого предметного содержания. Он был духовным, невидимым, подающим неясные знаки. Мы как бы спускались на дно моря в темном глухом батискафе, слышали неясные стуки о корпус с той стороны и по-своему их интерпретировали, создавали воображаемый мир. А теперь у нас есть иллюминатор – интернет. И что же мы делаем? Всю свою темноту переносим на это окно в настоящий мир, соглашаемся видеть в нем только то, что навоображали в заточении. Причем, стекло в иллюминатор, похоже, не вставлено.
- Опять метафоры, - вздохнул Максим.
- А чего стоит философский язык, говорящий одними и теми же словами о действии отраженном и действии отражаемом? – усмехнулся Петр Петрович.
- Хорошо! Ты хочешь сказать, что интернет воплощает идею духовного универсума? – спросил философ. Перейдя на ты, он достиг некоторого внутреннего примирения с наготой Сторожевского, впрочем, не окончательного. - И что конкурентов у него в этом плане нет. Так? Он первый и единственный в рейтинге.
Зал захихикал. Слово «рейтинг» прозвучало прикольно.
- Если у него и появятся конкуренты, то они вырастут из него же, - ответил Петр Петрович. – Или каким-то образом позиционируются по отношению к нему. Так или иначе, мы не имеем права не использовать эту возможность. Мы должны. Встать. На этот. Путь.
Философ молчал и посматривал по сторонам, видимо, ожидая, когда подадут трап.
- Мы уже сейчас нередко встречаем вполне адекватных охотников, не испытывающих в реале никаких проблем с реализацией своего хобби, которые бегают в заэкранье, паля из всех стволов, за осенней меланхолией, ловят на спиннинг музыкальные темы, ставят капканы в местах дислокации летних дождей?..
- Понял-понял, - перебил его Максим. - Ты хочешь сказать, что они в какой-то степени материализовались там в качестве духовных существ и приобщились иным структурным основаниям бытия?
Ведущий расхохотался.
- Как вы догадались?! Еще бы Петр Петрович не хотел этого сказать! О чем его ни спроси, он всегда выведет на иные структурные основания бытия!
- Точно-точно, - подтвердила лаборантка Катя.
- Пусть лучше доскажет сказку о голом мудаке! – раздалось с седьмого ряда.
Максим Курляндский не обратил внимания на ернические реплики.
- Я вспомнил, - сказал он после небольшой паузы, - как меня года два назад забрасывала любовными письмами девушка, с которой мы познакомились на музыкальном сайте. Причем довольно симпатичная, судя по аватару. Если это, конечно, было ее фото. Мы поделились пару раз восторгами по поводу недавно вышедших рок-альбомов. И понеслась! Что на нее нашло? Письмо за письмом. То нежное, то грубое, то покаянное, то прощальное. А ведь она обо мне ничего не знала, и аватар у меня был кошачий. О какой-либо компенсации тоже говорить не приходилось: судя по некоторым репликам, любовник у нее имелся. Виртуальная маньячка какая-то. Ушел с этого сайта в конце концов.
Сторожевский молча кивал головой.
- Хотя, если разобраться, что такое виртуальная маниакальность? – спросил Максим.
Сторожевский пожал плечами.
- По существу, это была самая обыкновенная любовь одного человека к другому, – продолжил Максим. – Зачем ее понижать в ранге до псевдоболезни только из-за того, что она не была основана на опыте телесного эмпирического восприятия и к таковому не стремилась?
Петр Петрович молчал.
- Почему ты молчишь? – спросил его Максим.
Петр Петрович водил глазами по сторонам. С ним произошли какие-то изменения.
- Это фактически была духовная любовь духовного существа к духовному существу, – нехотя нарушил он молчание. - Впрочем, возможно, это была не любовь, а соприкосновение с чем-то, из-за чего индикатор духа активизировался, и она просто страстно желала продлить свое существование в качестве духа, укорениться в духе, хотя бы частично перевести состав жизни на его рельсы.
Максим Курляндский смотрел на собеседника, удивляясь его протокольному тону и тревожному взгляду.
- А я как-то раз познакомился с умной красивой девушкой на сайте классической музыки, и мы потом встречались, - сообщил поэт Степан Матвеев.
- Вычеркните его из экипажа на Пандору! - крикнул неизвестно кому Сторожевский. Он обеспокоено вертел головой, осматривая окружающее пространство.
Степан огорчился. Но вскоре у него возник замысел грустного и прекрасного стихотворения, в котором речь пойдет о том, как перед ним распахнулись двери в мечту, а когда он подошел ближе, они закрылись.
- А я на своем сайте… - начал Семен Бабочкин.
- Этого тоже! - приказал Сторожевский, медленно поворачиваясь вокруг своей оси.
Настоящий мужчина ничуть не огорчился, у него не было никакого желания записываться в отряд киберпидорасов.
Взгляды публики обратились на Игната. Он покраснел. Все поняли, какого рода опыт общения с имеющими духовную природу существами иного пола пришлось пережить депрессивному интеллигенту.
- А его включить в список членов экипажа! - громко сказал Сторожевский, стоя на коленях и пытаясь разглядеть что-то на полу.
Космонавт Колпаков с унылым видом поплелся за кулисы, но его вернули.
- Как хорошо, господа, что вы наконец вспомнили об «Аватаре», – сдержанно пошутил ведущий, бдительно наблюдавший за Сторожевским.
Взор философа прояснился.
- Петр! – воскликнул он, обращаясь к голой безволосой заднице стоявшего на четвереньках Петра Петровича.
Сторожевский замер, прекратив поиски. Полюбовавшись на себя некоторое время со стороны, он со смущенным видом встал на ноги. Он не понимал, зачем только что совершал неразумные действия и выкрикивал глупые фразы.
- Ты хотел сказать, что подобный опыт и побудил Джеймса Кэмерона перейти на сторону виртуалов?
Сторожевский молчал.
- Вероятно, удачливый режиссер по уши втрескался в незнакомую пользовательницу, какую-нибудь неопределенновозрастную Кэтрин с аватаром, на котором красуется аборигенская маска, прозрел природу этого чувства, воодушевился и решил снять пропагандистский фильм про грядущее переселение человечества в виртуальный мир?! Назвать его иначе как «Аватар» он, конечно же, не мог! Ты это хотел сказать?!
Сторожевский молчал. Чего-чего, а этого он ни в коем случае не хотел говорить. Тем более, сейчас.
- Гениально! Ты имел в виду именно этот необыкновенный опыт? Невероятно! Браво! Мне даже захотелось посмотреть еще раз!
Сторожевский стоял, переминаясь с ноги на ногу и прикрывая пах руками.
Максим оглядел его с ног до головы.
- А и вправду, почему ты голый?
Именно об этом думал в настоящий момент Сторожевский. Он полагал, что в процессе выступления на конкурсе данное обстоятельство прояснится, сюжетные линии сойдутся, и все поймут, что он не имел права приходить на конкурс одетым. Но ничего не прояснилось. Нечто, так страстно рвавшееся из него наружу, наконец вырвавшееся, какое-то время маячившее перед носом, а потом исчезнувшее, Сторожевский в расчет не принимал. Исчезло и исчезло, бог с ним. Должно быть что-то еще. Какая-то другая линия. Основная. Где она?
Он молчал. За столом жюри раздавался непрекращающийся стук костяшек.
Зал тоже молчал. Кто-то высказал предположение, что сейчас покажут фильм «Аватар», и все терпеливо ждали, когда начнут разносить стерео-очки.
Семен Бабочкин стоял в углу сцены и сортировал полученные из зала женские записки по степени духовного развития авторов. Каждый раз, как он наталкивался на стихотворный текст, его мужественное лицо украшал трогательный сентиментальный налет.
Максим Курляндский нервно передвигался по сцене. Ему не терпелось быстрее вернуться домой,сесть за компьютер и начать писать статью (а может быть, и монографию), посвященную феноменологии творческого сознания в условиях интернет-коммуникации.
Зазвонил мобильник.
- Да, Ирина Михайловна, - произнес голос лаборантки Кати. – Он отключил телефон. Его опять кто-то там терроризирует. Кстати, до позавчерашнего банкета он думал, что это вы… Хорошо, хорошо, я ему передам… Не беспокойтесь, конечно, он вам перезвонит.
Сторожевский не шелохнулся.
- Петр Петрович, может быть, вам принести что-нибудь из одежды, накинете на себя? – догадался ведущий.
Сторожевский отрицательно покачал головой. Нет-нет, в этом должен быть какой-то смысл. Все обязательно должно срастись в финальной части. Он и бровью не повел, когда его объявили победителем. Не шелохнулся, когда один за другим подходили с поздравлениями потерпевшие поражение конкурсанты. Не заметил, как долго решали, куда деть призовой чек. Засунуть под мышку – выронит, в руки тоже насильно вкладывать опасно – нечаянно разожмет кулак. Насчет задницы мысли были, но вслух их никто высказать не осмелился. В итоге постановили вручить чек лаборантке Кате, чтобы она передала его супруге духовного красавца.
Сторожевский ушел, так ничего и не уразумев.
А Игнат Колпаков все-таки повесился.