Просто доктор

               


Пренеприятнейшее это занятие – ждать. Сравнимо разве что с вынужденным преступлением, когда у тебя нет выхода и ты уничтожаешь самое дорогое, что тебе отпущено жизнью – время. Это у физиков оно бесконечно, его течение можно замедлить или ускорить. А у жизни свои законы пространства и времени. Для нее оно - драгоценность.
Наверное жизнь любого человека можно сравнить с неким божественным сосудом, в котором откладываются события, его поступки, дела.  Всевышний их лепит тысячами, совершенно одинаковые, и дарует каждому при рождении.  Уходя в последний путь, человек уносит с собой только этот горшок, свою судьбу, представляя ее на суд божий. У кого-то в нем сиротливо и пусто, в другом – тоже негусто, у третьего он вроде и полон, но у  содержимого нет того благородного блеска и индивидуальности, которые могли бы его украсить. Но найдутся и такие, у которых он будет переполнен, озаряя все вокруг благородством деяний и красотой поступков. Это были одержимые и талантливые личности. Они ценили время, потому что любили жизнь. И именно поэтому были счастливы.
Делегация научно-исследовательского института возвращалась с международной конференции. Их самолет около часа назад совершил посадку в Домодедово. Надо было лететь дальше, в родной город. Но до рейса оставались целых семь часов. Собравшись в зале, они стали обсуждать план своих дальнейших действий. Решили поехать на прогулку в город.
Лишь двое сидели в сторонке, будто не имели к остальным никакого отношения. Один из них - профессор Соколов Петр Анатольевич. Это был мужчина лет шестидесяти, высокого роста и худощавого сложения. Поставив рядом небольшой чемоданчик на колесиках, он утопил его ручку, снял пиджак и, аккуратно перекинув его через свой багаж, устроился в кресле. Развернув какой-то журнал, углубился в его чтение. Напротив него сидел молодой человек лет двадцати семи – тридцати, среднего роста и атлетического сложения. Это был научный сотрудник института Крюков Сергей Владимирович.
Сергею тоже надо было в город – он договорился встретиться там с другом, который обещал передать ему какую-то важную литературу по теме его кандидатской диссертации. Но больше ему хотелось другого. Он давно хотел поговорить по душам с профессором и чувствовал, что для этого был подходящий момент. Петр Анатольевич был человеком чрезвычайно деятельным, и просто так сидеть семь часов в зале ожидания было выше его сил. Да и оставлять его одного было как-то не совсем удобно.
Отойдя в сторонку, Сергей позвонил по мобильному телефону:
- Слушай, старина, приехать за книгами я не смогу, почему – объясню потом. Так что тебе придется привезти их сюда… Ничего не знаю, ты обещал… Ладно, Влад, жду… Пока.
Петра Анатольевича Сергей считал наиболее достойным ученым в институте. Для него он был не только непререкаемым авторитетом, но и большим талантом, неординарность мышления которого порой просто удивляла. Сергей заинтересовался его работами с первого же года своего пребывания в институте. Все знали, что если в коллективе авторов какого-либо научного труда числилась фамилия профессора, то это означало, что практически он, и только он, является его автором. Хотя его имя далеко не всегда стояло первым, и даже вторым. Сначала Сергей не мог понять, почему так, и лишь позже ему раскрылась суть данного феномена, весьма характерного для отечественной науки.
Петр Анатольевич не был ученым в привычном монументально-величественном представлении обывателя, неким Всезнайкой или доктором Айболитом. В нем удивительным образом сочетались талант ученого, простота и высокая духовность. А это в наше время, увы, большая редкость. Это только в книжках или фильмах благородный образ ученого преподносится как само собой разумеющееся. А человек, много лет проработавший в научно-исследовательском учреждении, наверняка знает, что это не совсем так. Вернее, далеко не так. Мало того, личность, воспитанную на книжной морали, наверняка ждет разочарование при глубоком знакомстве с прослойкой общества, называемой интеллигенцией.
Профессор не любил публичной активности, хотя для многих его коллег она была своеобразным наркотиком, которым они удовлетворяли свою патологическую и, зачастую, мало чем мотивированную, амбициозность. Ему нравилось общаться с молодежью. При этом он поговаривал: «Увы, в нашем возрасте мысль теряет гибкость и, общаясь с вами, мы надеемся заразиться ею вновь».  Петр Анатольевич с трепетом относился к молодым талантам, неизменно считая, что они нуждаются в защите от главного своего врага - интеллектуальной серости. Он считал, что в науке на каждый талант приходятся десятки, а то и сотни, серых личностей, нередко даже со званиями и регалиями. Именно их он и считал главным тормозом ее развития. И даже не потому, что они, по сути, неспособны на что-либо значительное. А, в первую очередь, по той причине,  что среди них, как правило, находятся личности с неутоленной амбициозностью и сомнительным моральным обликом. Наделенные властью, они и вовсе становились опасными. Таких он называл раковыми клетками науки.
Во время дискуссий, на ученых советах и научных форумах он, как правило, сидел в сторонке и внимательно слушал. Но если брал слово, что делал весьма редко, то все замирали, поскольку знали, что заставить его заговорить может только серьезный повод. В институте было немало тех, кто его недолюбливал. Одни попросту ему завидовали, другие не могли простить критики в свой адрес, третьи видели в нем непреодолимое препятствие для реализации своих амбиций. Но у тех, кто не потерял способность называть вещи своими именами, профессор всегда был непоколебимым авторитетом.
Сергей вернулся на свое место. Петр Анатольевич оторвался от чтения журнала:
- А Вы что, не поехали в город с остальными?
- Не вижу смысла. Да и не люблю я большие города.
- Вы, насколько мне известно, выросли в деревне, не так ли?
- Да, до поступления в институт с городом я практически не был знаком. А Вам откуда это известно?
Профессор в ответ великодушно улыбнулся. Затем после длинной паузы произнес:
- Значит, у нас одинаковое происхождение. Столько лет прошло, а до сих пор в подробностях помнится детство и родная деревня Снегири. Человек живет, мечтает, стремится к чему-то, а потом на закате лет думает: «А может это самообман, выдающий инстинктивное стремление человека к карабканью наверх за некие осознанные и благородные устремления?».
Сергей был удивлен неожиданным откровением профессора.
- Помню, как трудно жилось, – продолжал он - нас было пятеро в семье, я – самый младший. Огород, скотина, сено, дрова…  Истинная борьба за существование. Меня всегда удивляло, почему это отец, копаясь в печи, иногда протягивал руку в самое пекло, и не обжигался. Однажды, на сенокосе он заснул после обеда в тени телеги. Заснул в какой-то неестественной позе. Лёжа на спине с открытым ртом и далеко откинутой назад головой, так, что резко выступал кадык. Одна его рука лежала на груди, а другая была откинута в сторону. Я сидел рядом. И вдруг она мне бросилась в глаза – неестественно большая, с полусогнутыми, толстыми пальцами и вздутыми венами. Кожа на пальцах и ладони была грубая как камень, с въевшейся грязью в ее глубоких трещинах и местами не затянувшимися ранами. Я взял ее в руки и стал с удивлением рассматривать. Именно тогда я понял, почему ей не был страшен огонь. Подошла мать, аккуратно сняла с него сапоги и размотала грубые, в бурых пятнах, портянки. Мягко приподняв его голову, подложила свой выцветший от времени халат с завернутой в него охапкой сена. Затем несколько раз погладила его по голове. Я в точности помню ее взгляд, полный нежности и любви. Тот далекий эпизод в деталях отложился в моей памяти. Даже не знаю почему. И, чем дальше, тем чаще почему-то я его вспоминаю. Наверное, потому что он был олицетворением, сгустком той самой, настоящей, жизни, без всякой фальши, трудной, но благословенной богом. С сожалением отмечаешь, что сегодня люди утратили ту крепкую, жизнеутверждающую связь с землей, которая всегда оберегала их от иллюзий и заблуждений. Как жаль!
Профессор замолк, уставившись куда-то взглядом. Воцарилась неловкая пауза. Сергею показалось, что Петр Анатольевич рассматривал молодую пару, устроившуюся неподалёку от них.
- Но ведь, Петр Анатольевич, Вы добились в жизни очень многого, - Сергей решил прервать затянувшееся молчание, - Вы доктор наук, профессор, с Вашим мнением считаются, и не только у нас в стране, но и, как мне стало ясно после конференции, за рубежом. Вряд ли найдется такой, кто бы не мечтал об этом.
- Поверьте, друг мой, все мои титулы не стоят одного простого - права называться доктором, просто доктором.
- Но ведь Вы не просто доктор, а доктор наук, профессор. А эти звания просто так не присуждаются. За ними, наверное, стоит большой труд.
- Да, все так, но истину это не характеризует.
Петр Алексеевич вновь внимательно посмотрел в сторону. Уже не вызывало сомнений, что он рассматривал именно тех молодых людей. Это была молодая пара лет двадцати пяти. Парень среднего роста, с густой шевелюрой огненно-рыжих волос и голубыми глазами, в строгом темно-синем костюме с галстуком. Девушка с точенной фигуркой, удивительно симпатичная и стройная. Локоны ее пышных волос каштанового цвета ниспадали на оголенные плечи, а стройную фигуру подчеркивало плотно облегающее, короткое платье. Кого-то она сильно напоминала, но Сергей не мог никак вспомнить кого.
- Какую истину Вы имеете в виду, Петр Алексеевич?
- Ну, как Вам объяснить? – он задумался – Да, на самом деле это большой труд. Но странно и удивительно, что творчества в нем все меньше и меньше. А какая это наука без творчества? Все силы уходят на ненужную писанину, игру слов и высосанную из пальца статистику, от которых, нет никакой практической пользы. Это, скорее, не диссертации, а литературные сочинения. Ничего в сухом остатке! И что в итоге имеем? Сегодня диссертации пишут чуть ли не повально. В нашем заведении почти не осталось сотрудников без ученой степени. А толку-то? Несмотря на это, за последние десятилетия из нашего института ничего реально оформленного, принципиально нового и практически применимого, так и не вышло. Сегодня мы, к сожалению, пребываем в глубоком кризисе. Но нам почему-то не хватает смелости в этом признаться. Спросите почему? Да потому, что это было бы признанием собственной недееспособности. Но, боюсь, что когда мы это сделаем, а это наверняка придется, то уже будет поздно.
-  А что, раньше все не так было?
- Конечно же, нет. Понимаете, перспектива таких заведений, как наше, очень сильно зависит от таланта их руководителя. Наш покойный шеф был истинным талантом, что бы там про него ни говорили. Вместе с тем, для своего времени он был прекрасным управленцем. Так вот, мы сегодня работаем по методикам, разработанным именно в те годы.  Но здесь надо учесть и другое. Им было основано принципиально новое направление в медицинской науке. И это именно его заслуга. Любое направление работы в пределах нашего метода в тот период имело большие перспективы. Именно поэтому, поколению того времени, в том числе и мне, крупно повезло. И не столько потому, что мы были лучше, хотя так оно и было, а в первую очередь потому, что нам достались «сливки метода». Последующим поколениям повезло меньше – им  пришлось довольствоваться «остатками урожая с убранного поля». Кстати, до сегодняшнего дня этим и занимаемся, причем с упорством, заслуживающим лучшего применения.
Он вновь посмотрел в сторону парочки. На этот раз они встретились взглядами, что вызвало смущение на лице девушки. Она что-то шепнула своему спутнику, после чего тот тоже внимательно и с интересом посмотрел в сторону профессора.
Сергея вдруг осенило. Да, именно! Девушка очень была похожа на певицу Кайли Миноуг лицо, фигура, волосы! Поразительное сходство!
- Петр Анатольевич, сами-то Вы в чем видите выход из ситуации? Признаюсь, послушал Вас, и стало как-то грустно, да и обидно за наше заведение.
- То самое поле надо засеять вновь.
Сергей судорожно анализировал, что бы могли значить слова профессора, но так и не смог понять.
- Вы хотите знать, что это значит? А следующее. Понимаете, метод, которым мы пользуемся, основан на фундаментальных биологических законах, которым подчиняется живая материя. Эти законы незыблемы, а потому вечны. Следовательно, вечен и сам метод, которым мы применяем в лечении больных. С годами его можно лишь дополнить новыми знаниями, но основа в любом случае останется неизменной. Вот наш метод и есть то самое поле. Вы согласны со мной? Согласны. Но он имеет свои существенные особенности. И состоят они в том, что свои знания тех самых законов в лечении пациентов мы можем реализовать только через технические средства, которые мы называем аппаратами внешней фиксации. Так вот, эти самые аппараты в нашем деле – вещь преходящая. Их необходимо постоянно совершенствовать и чем чаще, тем лучше. Только так можно улучшать результаты лечения и одновременно сокращать их сроки.
- А разве мы наш аппарат не совершенствовали? Ведь тот первый вариант аппарата, который стоит у нас в музее, очень сильно отличается от сегодняшнего.
- Вы правы, сильно отличается. Да, он совершенствовался постоянно, но серьезного перехода количества в качество так и не произошло. Работа с ним – трудоемкий, сложный и малопроизводительный процесс. А ведь мир сильно изменился. Вы обратили внимание на конференции, что сегодня наблюдается явная тенденция к снижению стоимости лечения за счет интенсификации процесса предоставления медицинских услуг? К сожалению, мы никак не вписываемся в эти рамки. И именно потому некоторые нас называют динозаврами травматологии и ортопедии. Вместо того, чтобы делать из этого выводы, мы с героическим упорством продолжаем свои философствования на тему, как мы хороши и как плохи все остальные. Неужели нам трудно понять, что выглядим смешно?! Да, были когда-то хороши. При покойном шефе. Однако, «переполненные амбары», доставшиеся нам от него в наследство, уже истощены. Признаюсь, даже стыдно на конференциях появляться.
- Да, кстати, Петр Анатольевич, я сам не понял, как оказался в числе делегатов. Странно как-то получается. Ведь все давно уже привыкли к тому, что на такие мероприятия у нас ездят избранные, в круг которых я никак не вписываюсь. На меня даже косо стали смотреть.
Профессор многозначительно улыбнулся, но вопрос оставил без прямого ответа.
- Видите ли, коллега, Вы стоите на правильном пути. Скажу больше, мне импонируют Ваши мысли по вопросам биомеханики остеосинтеза. Вообще, надо признаться, что мы этими вопросами практически не занимались. Меня удивило Ваше сообщение на обществе травматологов, где Вы утверждали, что репозиция отломков спицами должна уйти в прошлое. Я согласен с Вами на все сто. Базы аппарата с фиксированными в них в нейтральном положении отломками должны рассматриваться нами как константа. Все манипуляции  должны осуществляться только за счет узлов перемещения.  Но сделать это нашим аппаратом не так-то просто, точнее, это весьма трудно и сложно. Именно этот факт и является причиной резкого снижения популярности метода в мире. Хотя метод здесь ни при чем, все дело в аппарате. Он достойно выполнил свою миссию, и его место сегодня должно быть в музее. Наш метод сегодня можно сравнить с шикарным лимузином, у которого безнадежно изношены колеса.
Сергей весь был во внимании. Его глаза несколько округлились, он периодически осматривался по сторонам. Заметив это, профессор спросил:
- Что-то не так?
- Да нет, все так, только…, как я понял, о таких вещах в нашем заведении не принято говорить вслух. Даже страшно, что кто-то услышит. Я прекрасно помню упомянутое Вами заседание общества травматологов.  Кстати, большое Вам спасибо за ту поддержку. Но такой реакции от наших «корифеев», признаюсь, я никак не ожидал. Помните, что мне высказала Валентина Владимировна: «Вы что, считаете, что 50 лет мы лечили неправильно? Простите, но это уже ни в какие рамки не лезет!» А Герман Петрович: «Молодой человек, вместо того, чтобы учить нас, лучше бы Вы осваивали общепринятые методики лечения, читали отечественную и зарубежную литературу и не занимались самодеятельностью!». Честно говоря, после таких слов у меня уже нет никакой тяги к публичным выступлениям.
- Это большая ошибка, друг мой. Выступать надо стараться как можно чаще и при этом учиться отстаивать свое мнение. Понимаю, что в нашем заведении это делать весьма нелегко, да и опасно. Но, поверьте, это необходимо. Нам нужно сдвинуться с мертвой точки. Надежда только на вас, молодых. Наше старшее поколение, да и многие из тех, кто идут за нами,  безнадежно утонули в реакционном консерватизме. Их уже не изменить. Мы ответственны за имеющееся положение вещей, поскольку мы, и только мы, в течение многих лет были наделены компетенцией принимать решения. Многие из нас даже представления не имеют о том, что необходимо нашему заведению для успешного развития, поскольку давно отошли от реальной науки и клинической практики. Да и, как мне показалось, имеющееся положение вещей многих устраивает: у большинства из нас  сынки-дочки благополучно устроены рядом, их карьера идет как по маслу - не то, что у других. О чем еще мечтать и зачем что-то менять?
- Все это понятно, Петр Анатольевич, но, с другой стороны, династийность – разве это плохо?
- Это хорошо, но для станка, шахты, комбайна. У нас же – научное заведение, а это совершенно иная специфика. Ты что думаешь, если они станут перед выбором между своим чадом и Вами, станут задумываться над решением? Талант – вот что должно быть на первом месте. Не покорность, не покладистость, и даже не исполнительность, а именно талант. А талантливые люди редко бывают покладистыми. В таких заведениях, как наше, они должны быть на первом месте. Покойный шеф умел видеть в человеке талант. Поверьте, это не так просто, поскольку немало вокруг таких, кто имеет тысячу лиц, пытается, и не безуспешно, выдавать за такое качество умелую подделку. И наоборот, никакой бездарь не смог бы скрыться от его острого взгляда. А их он терпеть не мог.
Профессор вновь посмотрел в сторону парочки, их взгляды опять пересеклись.
- Не могу понять, где я ее видел? – Почти про себя произнес он.
- Что Вы сказали? – Слегка наклонившись к нему, спросил Сергей.
- Да ничего особенного...
Профессор как-то резко умолк и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза. Видно было, что он усиленно что-то перебирал в уме, будто пытался что-то вспомнить.
Он не видел, как парочка поднялась и направилась в их сторону. «Боже, какое сходство с певицей!». Поняв, что они направляются именно к ним, он как-то напрягся. Посмотрел на профессора – тот все еще сидел с закрытыми глазами.
- Здравствуйте, - приятным бархатистым голосом произнесла девушка.
- Добрый день, - ответил Сергей.
Петр Анатольевич открыл глаза, но не сразу понял, что происходит.
- Здравствуйте! - Еще раз повторила девушка, - Извините за любопытство – Вы не Петр Анатольевич Соколов?
- С утра был таким. - Шутливо ответил профессор, несколько поддавшись вперед. Его глаза излучали любопытство, а взгляд периодически перекидывался с девушки на парня. – Чем могу служить?
- Вы не помните меня? - Смущенно спросила девушка?
- Да вот, честно говоря, час как пытаюсь вспомнить, но, видимо, питание мозга уже не то. Утолите, пожалуйста, мое любопытство.
- Да Рябинина я, Елена, Ваша пациентка, помните? – Девушка вся зарделась от смущения.
Профессор выпучил глаза, удивительно ловко вскочил и, крепко схватив девушку за плечи, громко вскрикнул:
- Боже мой! Леночка, это ты?! Точно, вот теперь вспомнил!
Девушка покраснела от смущения, а сопровождавший ее парень даже растерялся.
- Девочка моя! – Профессор отпустил ее и, отступив на шаг, стал оценивающе изучать ее прекрасную фигуру, усиливая смущение. – Ты посмотри, какая красавица выросла! Неужели это та самая курносая «Незабудка» с голубыми глазами?! Ну, рассказывай, где ты так долго пропадала? Если мне не изменяет память, около пяти лет назад на твой адрес я высылал письмо с приглашением приехать на проверку или хотя бы отправить нам рентгеновские снимки, но ответа так и не дождался.
- Извините, Петр Анатольевич, мы уже семь лет как уехали с того места. У меня все замечательно, ничего не беспокоит, а если бы что-то не то было, то, конечно же, сама обратилась бы к Вам. Так что огромное спасибо, - девушка встала на цыпочки и, дотянувшись до щеки профессора, чмокнула его.
- Моя маленькая! – Профессор взял девушку в охапку, - Как я рад за тебя?! Ну, рассказывай, как поживаешь, чем занимаешься?
- У меня все замечательно. Два года как закончила институт иностранных языков, нашла хорошую работу в Москве. Мама тоже жива-здорова, работает.
- Маме непременно передай от меня привет.
- Обязательно.
- Извиняюсь, а молодой человек кем Вам приходится? – Петр Анатольевич впервые обратил внимание на сопровождавшего девушку парня.
- Познакомьтесь, Максим, мой муж. Мы поженились два месяца назад и едем в свадебное путешествие.
- Да что ты говоришь?! Очень приятно.
Петр Анатольевич протянул свою огромную руку и, зажав в ней кисть молодого человека, так, что у того побелели пальцы, произнес:
- Ну, Максим, смотри у меня! Береги нашу Леночку!
Под пристальным взглядом профессора молодому человеку стало не по себе. Опустив смущенный взгляд и покраснев, он как-то неестественно закачался на месте, переминаясь с ноги на ногу.
- Одну минуту, - вдруг как-то резко произнес Петр Анатольевич, и неожиданно куда-то удалился.
Появился минут через несколько минут с огромным букетом роз. Вручив их девушке, он поцеловал ее, затем еще раз пожал руку парню:
- Будьте счастливы, мои золотые!
Не говоря ничего, он поставил свой чемодан на сиденье и, раскрыв его, вытащил фотоаппарат. Затем протянул его Сергею:
- Запечатлейте нас, пожалуйста.
Став посередине и, обняв молодых людей за плечи, он скомандовал:
- Мы готовы!
Профессор буквально сиял от счастья в отличии от молодых людей, которые так и не смогли избавиться от смущения.
- А теперь я с Леночкой, если Максим позволит.
- Да-да…, конечно…
Затвор щелкнул второй раз, запечатлев колоритную картину: огромного роста пожилого человека, обнимающего одной рукой удивительно симпатичную, стройную и миниатюрную девушку.
- Петр Анатольевич, извините, - виновато произнесла девушка, - нам пора, двадцать минут как объявили наш рейс.
- Да-да, моя маленькая!
Взяв свой пиджак, он вытащил из его внутреннего кармана визитную карточку и протянул ее девушке:
- Вот, Леночка, обращайся, если что. Ну, будьте счастливы.
Он еще раз поцеловал девушку, затем пожал руку молодому человеку, после чего те в обнимку удалились, сопровождаемые взглядом профессора.
Он еще долго смотрел в ту сторону, где в толпе людей растворились фигуры молодых людей. Улыбка никак не хотела сходить с его сияющего лица.
- Кто бы мог подумать?! – Профессор будто разговаривал сам с собой, - Какая красавица выросла?! И каких это нам трудов стоило?! Витамин Д-резистентный рахит. Тяжелейшие деформации нижних конечностей, сильнейшая разболтанность суставов. Кости были искривлены во всех плоскостях, причем настолько, что долго не могли выбрать уровни остеотомии. А как тяжело протекал послеоперационный период?! Рефлекторный спазм сосудов и ишемия конечностей во время дистракции, выраженный болевой синдром! Ходили как по лезвию ножа – продолжать дистракцию означало опасность потерять конечность, а остановиться – обречь ребенка остаться калекой на всю жизнь. И, в тот момент, когда опускались руки, мы подходили к ней и говорили: «Леночка, сожалеем, но на этот раз полностью выровнять твои ножки не удастся. Наверное так их и оставим, а в следующем году попытаемся еще раз. Ты непротив?». Из васильковых глаз сразу выступали большие прозрачные слезинки: «Петл Анатольевич, я буду телпеть, обесяю Вам. А если буду плакать – не облащайте внимания. Сделайте мне, пожалуйста, класивые нозки! Я оцень площу Вас!».  Разве найдется такой, кто бы смог устоять перед божественной чистотой детской искренности?!  Леночка осталась в памяти всего нашего коллектива. Мы так ее и назвали – Незабудка. Приходилось не раз ночевать в отделении, чтобы в случае чего сразу же сбросить дистракционные усилия. А она терпела. Плакала, кусала губы, но терпела. И вот он, результат! Разве это не чудо?! И чем не произведение искусства! Мне кажется, что это чем-то даже выше – мы подарили человеку счастье, мы его создали своими руками. Наверное, мы – скульпторы человеческого счастья. Не зря же нашего учителя называли Микеланджело ортопедии. И это именно то, чему стоит посвятить всю свою жизнь, друг мой.
«Неужели так бывает, - думал Сергей, - неужели можно вот так, искренне, как ребенок, болеть за свое дело и радоваться чужому благополучию?! Что это, если не  высшее проявление человеческого разума, истинная совесть, умещающиеся в элементарной фразе: «...право называться доктором, просто доктором!».
Петр Анатольевич посмотрел на своего собеседника. Тот сидел, подавленный увиденным и услышанным. Профессор подошел и ощутимо хлопнув его по плечу, предложил:
- А давайте-ка, друг мой, мы сходим куда-нибудь и выпьем немного коньяку. Почему бы нет?! Сегодняшний день достоин того, чтобы его отметить!
В огромном здании аэровокзала, среди толп снующих людей, шли два человека - высокий, худощавый пожилой мужчина с густой шевелюрой серебристых волос и стройный молодой человек атлетического сложения. Они олицетворяли собой пересечение времен – прошлого, динамичного и достойного, и будущего, полного надежд и благородных устремлений.