Возле кинотеатра «Космос», заслонившего собой старый ашхабадский микрорайон «Киши», дислоцировался штаб 36-го армейского корпуса, в одном из двух строений расположивший приёмный центр узла связи корпуса с позывным «Автоклуб». Я имел множество причин бывать в подвальном помещении узла, где размещалось радиобюро, и на первом этаже здания, под завязку нашпигованном аппаратурой прокачки связи, но типичного девиза советского телефониста «За связь без брака!» – отмеченного плакатом, не замечал...
На Автоклубе ничего ремонтировать не приходилось. По большому счету, когда техника ломалась и предстояло восстановить нечто устаревшее, неисправный блок заменялся запасным. От узла связи до мастерской ходу метров триста, всё снятое относилось на ремонт в стационарных условиях.
Иногда мастера выполняли ремонт под надзором Котова, чаще по указанию. Смена истрепавшихся проводов с гарнитур радистов с телефонистами, регламентные чистки станций, бессвязно булькавших коммутаторов, прозвонка кабелей и любая другая подобная пустячность. Загруженности работой хватало, а так как заниматься рутинной мелочёвкой командир доверял самим, свободы у ремонтников было не отнять. Мало ли где ты отсутствуешь – всё на Автоклуб можно свалить. Шульц – тот вообще постоянно калымил по всему городу ремонтом всего электротехнического, за что бывал не единожды наказан, при этом и по службе успевал с лихвой.
Старался успевать и я, ибо любой ремонт это крайне любопытно, во-первых, и невероятно интересно, во-вторых...
С Автоклубом интерес определённый – тут своеобразные экскурсии случались. Ходишь по зданию, любопытничаешь как турист, показывая небольшие элементы занятости, для разнообразия. Котова на узле знали, «котят» его прайда всегда ожидал требующий ремонта агрегат или посылочка.
Хотя территорию штаба корпуса ремонтники удостаивали своим бесполезным присутствием и просто для посещения закутка военторга. Тамошний военный магазин радовал измождённые однообразным меню желудки недорогими конфетами, лимонадами, выпечкой и другой нехитрой кулинарией. Да и разные там эмблемы, лычки, погоны, шевроны тоже имелись в наличии. Магазин небольшой бы по размерам – всего несколькометровой длины единственный прилавок, но всегда «под рукой», как набитый семечками карман, и на продажу множество всего наиболее необходимого выставлял.
Бывало, нередко выпадали и так называемые спокойные дни, радикальных ремонтов не намечалось, заняться было нечем. От нечего делать мы начинали «наворачивать» ремонтные столы мастерской. Когда в охоточку, дело нужное яглится и служба канителью не тянет. Наворачивали самыми нужными вещами, как нам казалось, которые больше миловали глаз, чем использовались по назначению: амперметрами, вольтметрами, автотрансформаторами, блоками питания с различным выходным напряжением, красивыми рядами предохранительных колодок. Если по-хорошему покопать вековые залежи пристенного стеллажа, полностью закрывшего дальнюю стену мастерской, можно было вагон чего подобного надыбать.
Даже чёрта лысого откопать – пусть не прячется...
Круглосуточно имея в распоряжении помещение мастерской, мастера ежевечерне устраивали посиделки и чаепития по поводу и без оного. Воду вскипятить – секундное дело. Берёшь в качестве электродов два бритвенных лезвия, один от другого изолируешь обыкновенными спичками и фиксируешь прочной нитью в единое устройство. Прикрутил провода, подключил к розетке: пять секунд – стакан кипятка. Заварил чаёк, отрезал дольку лимона, прикусил рафинадом – кайф. С чуреком вообще отпад. Такое чаепитие осуществлялось в одиночку – время перехватить, дружным коллективом чаевать помогал электрический чайник, вскладчину купленный в ближайшей лавке электротоваров. Приобретался чайник до моего появления во взводе, однажды в качестве справедливого взноса также вскладчину с кем-то покупал и менял перегоревший тэн.
«Подводная лодка в песках Каракумов» – остроумная бессмыслица? Но нечто подобное мне счастливилось созерцать на Туранской низменности, и даже проникнуть внутрь «субмарины», стоявшей на рейде невдалеке Безмеина. Проникнуть несколько раз, но однажды памятно и рассекретить есть что!
Утренний развод батальона ясности на очерченный день не принёс. Командир нередко озадачивал вводной: ждать в мастерской до особого распоряжения! Задачу ставил и тишком до еды до роздыху свинчивал по делам. Мы стойко ждали. В середине дня Котов явился на пороге мастерской, не найдя причин для взбучки, вручил мне тряпичную котомку со своим незабываемым магнитофоном и, снова уходя, определил последующее развитие дня заурядным поручением:
– После обеда дуешь в парк, с Воронцовым ждать меня в машине! Заглянешь в техчасть, Кашин должен подготовить путёвку на выезд на Фалангу – возьмёшь!..
– Далеко едем, товарищ прапорщик?
– Ты чем слушаешь, едрёна мать! Ждать, не отлучаться!
Обедал с превеликим удовольствием, так как на Фалангу мне приходилось выезжать первый раз. Определённо навыдумывал себе ярких впечатлений, поскольку ранее слышал о секретном подземном бункере только захватывающие вещи.
Котова ждать не пришлось, выехали быстро. Я привычно распластался в КУНГе антилопы на дежурном тюфяке, всегда с упоением ждавшем своего прямого назначения, большую часть службы просто бездельничая, заныканным под столешницу. Но вздремнуть не удалось. Не прошло и часа, гну неловко взбрыкнула, судорожно скрипнула тормозами, по инерции колыхнула КУНГом, встала как вкопанная – аж на матрасе случилось прокатиться. Мелькнула мыслишка, для Фаланги рано – уж больно мало времени прошло после отъезда, но движок заглох.
Дверь КУНГа резко распахнулась, в проёме нарисовалась физиономия Вароны и радостно каркнула:
– Айда по магазинчикам швырнёмся!
– Где мы? – вопрошал я из чрева резинокопытной.
– В Безмеине, шеф к магазину велел зарулить. Хватит топить массу, пошли быстрее – времени в обрез!
После того как антилопа выплюнула меня наружу, моему взгляду предстал невеликих размеров сельмаг, напоминавший до мелочей новый магазин из моей нижегородской деревни. Типового строительного проекта выкидыши, а надпись иная: русскими прописными буквами нерусское словечко «Бахар» (в переводе «весна»). Сослепу прочитал «сахар», но желаемые сладости в промтоварном павильоне не продавались.
Чуть дальше по улочке нашлось и сельпо. Покуда мы как неприкаянные мыкались вдоль полупустого прилавка, не зная чем порадовать желудок, прапорщик создал очередь из одного покупателя. Продавщица наполнила поданную котомку, а что в котомке потом булькало, звенело и топорщило бока – было не солдатских умственных просветлений дело. Мы с Вароной и не спрашивали, кстати, ибо живились фабричной выпечкой с лимонадом. Что окромя хавчика надобно солдату? Нечто развлекательное прослеживал командир умом, когда брал в поездку магнитофон и по пути закупался булькающим тормозком. Котомку начальник забрал в кабину гну и антилопа поскакала дальше. Скачки длились ещё минут десять-пятнадцать...
Узел связи Фаланга в лице прапорщика Александра Мокрушина ждал батальон в лице прапорщика Александра Котова с распростёртыми объятиями, увенчавшимися лихорадочным рукопожатием и троекратным брежневским поцелуем. Сашки дружили с давних пор, показала встреча, ну и моё знакомство с подземельем увенчивалось заманчивой оказией...
Засекреченный командный пункт со своим узлом связи располагался километрах в двадцати от столицы Туркмении вблизи периферийного городка Безмеин и представлял собой выпорок пустыни, окантованный нешироким каналом, заросшим камышом и без дополнительных затрат насыщавшим водой прилегающие хлопковые и бахчевые угодья.
Командный пункт в два подземных уровня поверху маскировался некими черновыми строениями, мизерной казармой и неброским КПП. Поодаль пустырь с парой выраженных вертолётных площадок. К бункеру вела асфальтовая тропа со скамейками и круглыми фонарями. Вход в подземелье походил на задворные в землю врытые зимние погреба зажиточных мызников залесной полосы России. Левее входа ржавой гигантской тарелкой торчала параболическая антенна спутниковой связи. Для конспирации полностью подъеденная ржавчиной, тарелка с нескрываемым утешением казала вражеским спутникам свои ветхие бока, явно давая понять, что жизни вокруг издавна никакой нет и высматривать тут, знайте, недруги, нечего.
Солдатская жизнь на отдельном клочке пустыни кипела слабо. Повседневно качалась связь стационарным узлом связи, наездами в периметре территории развёртывались выполнять поставленную боевую задачу аппаратные полевого узла. Штабом свершение инженерной мысли становилось в случае военных авантюр, в мирные будни применялось высшим командным составом корпуса для увеселительных выездов, потому как имело благоустроенную сауну с выходом к рукотворному водоёму, в котором проходило пьяное купание, и мимо прытких карасиков водились сазаны размером с лапоть.
Придел Мокрушина располагался на верхнем уровне бункера. Александр не раз упоминал, что под нами целый этаж далеко не пустующих инженерных сооружений, чем подчёркивал явную значимость подземелья. Прапорщики были заядлые радиолюбители, с темами разговора запарки не предвиделось.
Я подсел возле и, пока начальники обсуждали план предстоящего вечера, успел заскучать, терпеливо ожидая команды броситься грудью на неведомый редут. Прапорщик Мокрушин, сгорбившись, сидел за письменным столом, вполовину захламлённым различной радиолюбительской дрянью, и тщился выпаять из зашарпанной гетинаксовой платы многоконтактный разъём-колодку. Психовал, пыхтел, но не сдавался. Сложность действия заключалась именно в длине колодки. Чтобы выпаять разъём правильно и не сжечь плату, нужен был мощный паяльник со специальным жалом и избитый приём. Не сдержав мучений от наблюдения тщетных попыток выпайки невыпаемого, улучаю благой момент и, сколь надлежит уважительно, решаюсь измученного старателя вразумить:
– Товарищ прапорщик, вы дорожки паяльником перегреваете! Так можно плату пережечь. Вдруг сгодится ещё?
– Ты знаешь хороший и немудрёный способ? Кажи, а то я который час тут мучаюсь...
– Знаю! Мне до армии много раз приходилось выпаивать субблоки из плат по приходу рекламации.
– Так ты не просто радиолюбитель, а настоящий профессионал, оказывается?
– Слесарем-сборщиком радиоаппаратуры работал.
– Тогда показывай мастер-класс, умелец!
Тут уж я блеснул мастерством, натренированным ещё на гражданке: берётся оплётка экранированного провода и с канифолью прогревается на месте залитого контакта. В результате оплётка до чистоты дорожек всасывает в себя всё лишнее олово, контакты остаются только лужёными. Достаточно оперативно проделав нехитрую операцию и без дополнительных усилий вывалив из хрупкой гетинаксовой платы очищенную колодку, даже от Котова словил скупую похвалу:
– Смотрите-ка, точно профессионал! Могёшь немного!
– Не могём, а могем! – откликнулся киношным клише.
– А станцию можешь отремонтировать? Один? – не растягивая время, поддел меня Мокрушин.
– Буду пробовать, – отвечал утвердительно, но нечто чумазое с левого плеча шептало: «Ох, доиграешься, остолбень!»
– Тогда дерзай! – поддержал меня Котов.
Как я понял, Котову дана команда «разобраться» с релейкой, меня командир схватил в подмогу для приобретения опыта. Станция начинала сбрасывать питание через неопределённое время после включения – словом, самый что ни есть тёмный лес! Школьный трудовик в таких случаях умничал, помню: «Всякие арихметики и механики преследует закон, что любой механизм обязательно когда-нибудь да ломается!» Прапорщики о законе тоже ведали, но сначала метили закатить пирушку – ремонт в их планы до еды и роздыху не вписывался.
Так что иду на разведку! Коли выбрали, коли доверили – надо соответствовать, пусть даже впервой и боязно...
Р-405П-Т1, если память не изменяет, стояла в отдельном помещении прижатой к стене этажеркой. Противоположно, как растянутый во всю стену мебельный гарнитур на неё нависал коммутатор, скалившийся сотнями выпуклых фишек...
Крайне часто ремонт станций в полевых условиях состоял из простейшей чистки разъёмов субблока. Наперво снимаешь блок из стойки и жёсткой канцелярской кисточкой или зубной щёткой выметаешь колодки и разъёмы. Всепроникающая пыль – главный враг бесперебойной работы подвижной техники и, полагаю, не только связи.
Большинство спонтанных ремонтов составлял продув разъёмов и мелкие чистки, всего лишь, но тут пыли минимум, бункер герметичен, комната безликая, одна аппаратура: стены покрашены, пол выметен, до блеска отдраен, в ряд диэлектрические коврики разложены – в общем, чистота-порядок!
С чего начать ремонт – непонятно! Главное, никаких схем не предоставили. Ни чертежей, ни карандашных набросков, ни писульки с заданием. Совсем забыли прапора о документации, разговляясь знаменитым чеменом – национальным побратимом портвейна, а мне что делать? Решил собраться с мыслями, но мысли собрание проигнорировали. Позвал тараканов – тоже отнекались. Пришлось начинать в одиночку – не привыкать...
Танцевал от печки: вывернул поплавки (предохранители) и полез смотреть обесточенные «кишки». Как слепой котёнок –лбом вперёд наощупь! Понять бы что ищу-то? Начальникам всё одно не до меня, значит, мечтаю, буду копаться сколько душе угодно. Ворона в машине вольготно топит массу, прапора бесцеремонно винцо дегустируют – выходит, обороной страны на данном участке я занимаюсь в одиночку? Нет, бункер скрывал немало военнослужащих, помогавших оборонять спокойствие нашей необъятной Родины, им отмечено своё поле деятельности и связистам было не до стражей типа меня.
Копался в станции уповод времени, попутно рассматривая и изучая устройство, как вдруг совершенно случайно высмотрел застарелый непропай навесного контакта. Сразу в темя провидение: вот причина! Подгоревшая изоляция и окалина только подтвердили догадку. Колодка силовых предохранителей таила холодную пайку, слепленную невнимательным монтажником сначала и вслед не замеченную представителем военного заказчика при приёмке на заводе-производителе станции. Производственный брак, по определению. Мой заводской военпред премии лишал за подобные оловянные «сопли».
Холодная пайка – она же каверзная как заноза и в полной мере обнаруживается только в последующем: от разной вязкости металлов между контактами образуется незаметное слабое звено, стык заполняется окислами, которые от перегрева рвут цепь. Понятно, более плотная медь нагревается дольше окружающего олова, отчего на месте прикосновения в какой-то миг кратковременно возникает зазор. Получаем спонтанный сброс напряжения и зачастую в самый неожиданный момент. Заряженный электронный корпускул лишь проторённой дорожкой двигается упорядоченно – через непреодолимые разрывы перепрыгивать не может... Настоящее озарение...
Растягивая по лицу улыбку, с отрадной новостью потопал подземным коридором в сверхсекретную каморку Мокрушина. Закуска нарезью, гранёные стаканы, половина початой бутылки вина встретили меня без присутствия начальников. Что же, вольному воля: пойду назад, приведу станцию в начальное состояние, а доложу позже. Да и прапора к тому времени подтянутся к столу – не оставят же бутыль недопитой?
Ощущение эйфории забивает бдительность – вскоре это прочувствовал собственной спиной. Собираю в стойку нижние блоки – без приключений, дошла очередь до верхнего силового блока – тоже вроде нормально. Только не понравилось почему-то, как неровно в пазы встал. Поправить надо? Сбоку сую руку под верхнюю панель, сдвигаю жгуты и вдруг «бац!»: на Фаланге резко вырубают свет! И звук тоже! Доигрался!
Ох... что ж я маленьким не сдох?..
Когда отудобел, обнаружил себя лежащим под станиной коммутатора, исполинскими размерами скрывшей противоположную стену подземельной комнатушки. Которая раздулась, безрезультатно выравнивалась и принимала плоскую форму. В мутных видоискателях забрезжило слабое мерцание лампочки, звукоуловители начали урывками распознавать фоновый шум. Тело предстало дутым пузырём: ощущениями вроде родное, но чувство такое, будто в задницу накачали воздухом... как сам в детстве над лягушками через соломинку издевался. Глупое разумение подсказывало, что сухопутная Фаланга яростно мстила за своих земноводных собратьев – так складывается?..
Сухость во рту понуждала шевелить челюстью, набирать слюну, урчать и облизываться как верблюд, готовый плюнуть. Сознание выискивало в памяти потерянные мгновения, пока в подземелье отсутствовала жизнь. Межнейронные аксоны оказались заблокированными капитально. Остатками мозгов допетриваю, что горе-мастера звездануло-таки током! До потери сознания и почти до отслоения души!
Я ж не такое уникальное природное явление как прапорщик Котов, с любой напругой якшавшийся «на ты!» Александр Васильевич то ли сопротивление кожных покровов имел великое, или ещё какие неизвестные ремонтникам причины, но командир мог с розеткой целоваться в засос. Без любого тестера одними пальцами наощупь определял напряжение: если сквозь усы командира проглядывает натянутая улыбка и показательно слышно цы-цы-цикает, когда щупает клеммы – стандартные двести двадцать вольт линия. Правда, силовые линии с тремястами восьмидесятью голыми руками вроде не трогал!
Любил он также наблюдать за нашими выпученными от удивления зенками, пуская по кинескопу телевизора голубые зигзаги. Принёс однажды в мастерскую ремонтировать телек, нас вокруг собрал, снял с электронно-лучевой трубки высоковольтную присоску и давай молнии метать по выпуклостям – «Тесла» ремвзводовский! Лишь хитрые кошачьи глазки от удовольствия прищуривает! Когда за телевизором пришёл хозяин (майор Сахаров Александр, начсвязи «кастрированной», как Котов прикалывался, артбригады, соратник командира по Афгану), решил над ним подшутить по-дружески, называется: одной рукой присоску держит, другую к рукопожатию тянет. Майор подвоха не просёк и свою клешню без опаски подаёт в ответ, приятельски расплываясь в улыбке сообразно приличию.
Внимание, контакт: напряжённые косяки заряженных частиц сориентировались в кратчайшем направлении движения и массово хлынули в бренное тело гармаша! А присоска извергает двадцать киловольт: пушки на петлицах сдуплетили, шары навыкат, но веки сдержали, не выпустив из орбит, улыбка в оскал, фуражку кудри приподняли, а испарина на затылке запузырилась. Сдаётся мне, ещё секунда... и рвануло бы друга как снаряд разрывного действия. В итоге, телевизор неделю ждал хозяина, пока тот нейтрализовал пойманный поток киловольт. С током на равных артиллерия сообщается только на расстоянии выстрела дальнобойных гаубиц, а касаясь – агонизирует!
Вот и меня током бьёт как большинство смертных!
Сколько лежал без сознания – неизвестно, отсутствие моё не замечалось. Поднявшись на ноги, чую, отрывает меня от пола неведомая сила и как воздушный майский шарик гонит попутным ветром в поиске пристанища. Пролетая мимо пустой коморки наставников, обращаю внимание на вопиюще не допитую «бомбу 0,7», трезво оцениваю сложившуюся ситуацию и понимаю: надо выпить! Дела для, а не забавы ради! Вспененный мозг понудил руку налить стакан спасительной жидкости. Одним глотком махнув своевременное плацебо, отмечаю изменение высоты полёта и приземление от притяжения. Видимо воздух из системы стал понемногу стравливаться?
Не буду больше лягушек мучать... и детям не дам!
В поисках ближайшего выхода из подземных галерей додумываю: вялый организм вроде начинал поддаваться командам необременённой мозгами черепной коробки. Командирская микстура правильно способствует восстановительной реакции – знают, чем лечиться, профессионалы!..
Выныриваю из подземелья, и моё одурманенное восприятие мироустройства умиляет живописная картина: асфальтовая дорожка, фонарь, парковая без спинки скамья, на ней растормошённая пачка квадратного печенья и вторая початая бутылка портвейна. Точнее полуразряженная бомба в окружении прапоров с наполненными стаканами в руках. Тут же скрипит котовский магнитофон, дополняя идиллию дружественной застолицы голосом Иляны Ушаковой – картина маслом!
Так как чемен впитывался безупречно, прапорщики, нет – калики перехожие, снова нет – бахши (народные певцы) подвывали знакомые слова в унисон с певичкой, а заученные строки заглушали полною глоткой. Я изобразил попытку донести радостную новость, но веселья там хватало без меня:
– Над водой огоньки, бакены.
Он меня развлекал байками.
Я провожала на причал, вся пристань видела,
Как белый китель на плечи он мне накидывал, – звонким сопрано кромсала тишину Ушакова.
– Пароходы, пароходы, дым колечками.
Ой, не завидуй..., не завидуйте мне девочки.
Ах, фуражки с крабами, влюбляться нам не надо бы,
Влюбляться нам – не надо бы! – вопили уже трое.
Молодая вокалистка из допотопного магнитофона тщетно пыжилась перекричать пропитанных пылью мичманов каракумской субмарины, отяжеляющих взлетающие ноты перегоревшими алкогольными вкраплениями.
– Чайки криком берут за душу,
Все подружки давно замужем,
Молва за мною по пятам волною синею, – плакал магнитофон, а на небе ни облачка не пролетало, под ногами лужиц не плескалось и даже в воздухе заплутавшего комарика с полным кровью брюшком не пищало.
– Влюбил девчонку капитан по ватерлинию, – последнюю строку стиша прапорщики открикивали особым усилием, вставали и на уровне печально известной линии непотопления оттанцовывали нужные движения чреслами. Пустыня без края, темь опускается, макушки чёрных гор коронует померанцевый ореол заката, духота спирает лёгкие, но сухопутные войска поют о морях синих и пароходах белых, терзая ноты охрипшими глотками, неизменно быстро пересыхающими от частых порывов прикопетдагского ветра-пустынника.
– Товарищ прапорщик, я закончил! – обращаясь к захмелевшему командиру, решил не усиливать вселившееся в него головокружение своей победой над беспокойной заикой.
– Если закончил, дуй к Воронцову! А мы ещё поработаем! – отсмеялись весёлые служаки и показушно чокнулись гранёными стекляшками. Белый портвешок заставлял друзей «трудиться в поте лица», не внимая возражений, а дерзить с пеной у рта никто из присутствующих не собирался...
Долго мы с Вароной ждали завершения ремонтного дня на кусачей Фаланге – часов несколько. Заняться всё равно было нечем, лекарством прапора вряд ли поделятся, с пернатым подавно, и нам пришлось никчёмной болтовнёй тянуть время, по ходу посмеиваясь над хмельными начальниками.
Выехали, когда карминное солнце закатилось в иранские горы. Котова подвезли к подъезду дома, сделав немаршрутный круг по заулкам прилегавших Кёшей, хоть расквартировка была в сотне метров от нашего КПП. В военный городок въезжали налегке без командира. Едва успели загнать изнурённую антилопу в стойло, как наступила вечерняя поверка...
– Тебя бабы поцарапали что ли? – первое что спросил командир на утреннем разводе.
– Фаланга царапнула! – отвечаю, – Целоваться лезла, попятился, запнулся и грохнулся в пристенок, вчера ещё!
Доклад о вчерашних успехах Котов услышал на утреннем разводе. Электрошоковую примочку я поминать не собирался – не хотел, чтобы отлучали от любимого дела. В армии сначала наказывают, разбираются потом! Когда меня в прямом смысле сногсшибательно приголубило разрядом тока – пушинкой отбросило в коммутатор, так сложилось, но следы преткновения командир разглядел утром. То были ярко выраженные царапы правой стороны головы – настоящие, боевые, полученные при выполнении особо важного начальственного задания, рутинно завершённого накануне на лавке переговоров.
На Фаланге я побывал несколько раз, тоже с командиром обсуждали в каморке Мокрушина разноплановые ремонты, но непозволительно скромно – без празднования встреч, значит и без каких-либо заметных приключений! Тот молниеносный и редчайше смачный поцелуй радиорелейной станции запомнил на всю оставшуюся жизнь, воспринимая как ценнейший опыт познания суровой профессии ремонтника!
Продолжение тут --- http://www.proza.ru/2010/11/06/1235 >Серёга бегунок >