Ненаписанный роман

Виталий Ерофеевский
      Моськин облысел, когда ему не было еще тридцати. Тазовые кости у него почему-то были значительно шире плечевых. Ему всегда нравилось думать о себе как о белокурой бестии.
   По утрам Моськин неловко забирался в маршрутку, спотыкаясь о чьи-то ноги пробирался к окну и сразу же закрывал глаза. Для впечатлений и информации ему вполне хватало запахов. Перегар, тяжелые вечерние духи, дешевые сигареты, иногда чеснок.
   В рассветных сумерках по узкой скалистой дороге с опасной скоростью мчался черный феррари F-430.  Тяжелый стальной взгляд Моськина отрывался от летящей навстречу ленты шоссе, скользил по приборной доске, ненадолго задерживался на соседнем сиденье, где  из-под сдвинувшейся газеты матово отсвечивала рубчатая рукоятка люгера 45-го калибра.
   - Вы опять опоздали на 15 минут, Моськин. И это не в первый раз. Я буду вынужден написать докладную руководству. И не нужно смотреть на меня такими глазами, будто у вас расстройство желудка.
   Маленькие оловянные глазки заведующего отделом никогда не поднимались выше живота собеседника. И это раздражало.
   Хрустко-слепящий удар швырнул на затоптанный паркет заведующего отделом.  Когда он смог открыть глаза, то увидел совсем рядом широко расставленные ноги своего подчиненного.  Моськин небрежно тискал в руках носовой платок. Очень тихим, но вгоняющим в озноб баритоном  он проронил:
   - Никогда не говори со мной таким тоном, сынок. Я этого не люблю.
   И он обронил платок  на лицо заведующего.
   Моськин робко покосился на соседний стол.
   - Лена, у нас на гастролях Алматинский театр, в главной роли Толоконников. Нет желания сходить?
   Взгляд Лены надолго замер на лежащих перед ней бумагах. Было непонятно - слышала ли она вопрос? Наконец, она подняла усталые глаза и без всякой связи вдруг спросила:
   - Моськин, ты когда утром бреешься - смотришь на себя в зеркало или наощупь?
   Она лежала на пушистом ковре, захлебываясь в рыданиях. Моськин присел на корточки, приподнял пальцем подбородок Лены и, глядя в заплаканные ореховые глаза, с грустным сожалением произнес:
   - Ты хорошая девочка, Лена. Но я не в праве предлагать тебе вполне вероятное скорое вдовство. Ведь оттуда, куда я иду, возвращаются редко.
   Вечером Моськин зашел в знакомый ларек, обменял десяток DVD-дисков, потом купил в продовольственном ряженку и обезжиренную колбасу. На подходе к дому пришлось на десять минут задержаться за старыми кленами, чтобы пропустить бредущего домой очень опасного слесаря Забулдыгина.
   Моськин вошел в свою квартиру, где уже не был много дней. Постоял у порога, окидывая комнату внимательным цепким взглядом. Потом прошел, не раздеваясь, в длинном кожаном плаще и запыленных ботинках от Mario Bruni к тахте, прихватив по пути из холодильника бутылку скотча. Долго лежал, глядя в потолок,  изредка прихлебывая из бутылки. Потом вытащил из плечевой кобуры неразлучный люгер, сунул его под подушку, повернулся на бок и мгновенно уснул, так и не раздевшись.
   Утро глянуло в окно серой туманной пеленой. После всех привычных процедур Моськин вышел из подъезда и шагнул в вязкий туман.
   Больше его никто не видел.