Я видела её лишь однажды, много лет тому назад, весной 1995 года, на вечеринке у моей подруги С., отмечавшей открытие своего (первого тогда ещё) спортивного магазина.
У меня был свой повод куролесить -- окончательное adieu! большому льду и выбор иных жизненных путей. Решение это далось мне нелегко, и поэтому захотелось как-то особенно запечатлеть его в истории. Что почти удалось... Впервые в жизни напилася я пьяну, причём такой гадости, что и сейчас вспоминать тошно. Но поначалу было так весело!
Околоспортивный бомонд, собравшийся у С., не блистал изыском, но радовал простотой нравов. Четырёхкомнатная квартира быстро превратилась в некий раскадрированный комикс, где пары -- тройки -- группки оживлённых людей вели свои разговоры и творили что вздумается, без особой оглядки на хозяйку, читай, виновницу торжества. Я же плавала в этом бульоне лавровым листиком, ни к кому особо не прилипая, свободная и счастливая. Странно, что никто из мужской половины, не слишком обычно щепетильной в этих вопросах, не позарился на столь лёгкую добычу. Видимо, судьба была в тот вечер ко мне необычайно снисходительна.
И вот, пересекая линию дверей в гостиную с бокалом синтетического пойла под названием: "Джин-тоник" и покачиваясь, словно Одиссей между Сциллой и Харибдой, вдруг вижу в самом дальнем углу комнаты ещё одну одинокую душу. Худенькая темноволосая девушка, как бы подросток, совершенно безучастно сидит в глубоком мягком кресле подле окна и смотрит куда-то невидящими глазами. В руках у неё какая-то странная плоская кукла, или подушечка такая, но казалось, что это самый близкий хозяйке предмет -- так нежно прижат он к груди. Появляется идея познакомиться со столь необычной персоной. Как на коньках по Олимпийскому дворцу лавирую меж гостями, приземляюсь на край дивана -- вплотную к незнакомке.
-- Привет! По ком грустим, baby?..
Казалось, что я нажала на кнопку, приводящую в определённое движение машину, так мало изменилось выражение её лица, когда она повернулась ко мне. Никакого интереса в огромных серых глазах, почти бессмысленных, если бы не оттенок подспудного горя, явный в глубине зрачков. Несколько секунд молчаливого взирания, потом вдруг протягивает руку резким уверенным жестом, и упирает мне в переносицу указательный палец, словно ствол некоего пистолета. Говорит негромко, но отчётливо:
-- Если я стреляю, то попадаю в точку! -- и вновь отворачивается.
Даже для моего взбаламученного алкоголем сознания это было слишком! Бормочу что-то вроде: "Очень мило!", снимаюсь с места и двигаюсь в направлении кухни, где, по моим прикидкам, должна находиться несравненная С., опустошаю попутно бокал.
Там, куда пришла, обескураживающий шум-гам по причине особенной близости к гастрономическим утехам. Всё же удаётся вытащить подругу в прихожую, где хотя бы услышать можно собеседника. Спрашиваю о недавней визави, что, мол, за фрукт? С. тоже изрядно навеселе, поэтому некоторое время выжимает свои полушария, словно губку от излишней влаги, пока соображает, о ком идёт речь.
-- А, так это Люська В-ва, мы с ней вместе бегали, пока она в биатлон не перешла... А что?
-- Да кукла у неё какая-то дурацкая, и вообще...
-- Она с этой куклой повсюду ходит, бзик такой, как месяц назад объявилась, её и прозвали за глаза: "Люся-с-куклой"... А до этого с полгода я её не встречала...
Тут мою С. разве что не за руки -- за ноги потащили обратно, а в пустующий сосуд, который всё ещё держу в руках, плеснули какой-то остро пахнущей жидкости. Опрокидываю в себя "лихо, по-молодецки", запоздало соображаю, что это скорее ракетное топливо, чем пригодное для питья, остервенело мечусь в поисках "Аш-два-О" -- запить, и в этих метаниях и внутреннем пожаре выпадаю из мира живых разумных существ...
Все последующие отвратительно-физиологические подробности продолжения Барбизонского балета, включающие эвакуацию на такси, сдачу на руки изумлённым немало родителям, промывание желудка вызванной специально для этого медсестрой и прочие столь же аппетитные вещи, по счастью, остались за кадром моих воспоминаний. Поясню для пущей красочности картины, что в тот момент я всё ещё оставалась школьницей (хотя и переступившей рубеж "последнего звонка"), прямой кандидаткой на Золотую медаль и скорой абитуриенткой престижного Питерского университета...
С тех пор прошло, промчалось, промелькнуло болидом "Формулы 1" ни много, ни мало -- ...надцать лет! Не могу сказать, что совершенно позабыла странную худенькую девушку-ребёнка с нелепой куклой, иногда, особенно при встречах с С. возникал некий смутный образ, как бы тень чего-то недосказанного, недовыясненного в нашей судьбе, но каждый раз что-то останавливало готовый сорваться вопрос, и всё оставалось в прежнем неведении...
Но однажды, совсем недавно, и тоже в один из весенних дней (только-что прошёл ледоход по Двине и спала большая вода), вдруг принимаю звонок на сотовый, смотрю -- С. А лишь накануне вечером протараторили часа два в трубку, вызвав немалое неудовольствие не только моих, надо полагать, домашних! О чём забыли поговорить? Отвечаю...
На том конце какая-то истерика, сквозь рыдания доходят всего два смысловых посыла: "Приезжай немедленно!" и "С балкона прыгну!" Уже в сапогах и, схватив наугад куртку, кричу про сдурела, мол, и напилась с утра, я тебе прыгну!
Таксиста едва не оставила калекой, всё время в плечо его подталкивала (будто машина от этого быстрее поедет, а светофоры "зелёную улицу" дадут!)...
Взлетаю на седьмой этаж быстрее лифта, почти как в юные спортивные лета, колочу в двери -- открой же, дура! -- но раньше заметила, что толпы под окнами нет, так что есть надежда застать в живых...
Распахивает (сама, слава Богу!), виснет на мне, как дочь на блудной маме, ревём вместе горько, ещё не знаю причины...
Наконец-то можем разумно говорить, украсили всеми цветами радуги кухонные полотенца, и сами превратились в коренных обитательниц архипелага Огненная Земля...
В мозгу мелькает неопознанным летающим объектом словно чужая мысль: "Косметичку забыла взять...".
Ну, хоть краску отмыли... С. ещё вздрагивает судорожно, но уже осмысленно показывает на стол. Так-с...
Натюрморт ещё тот! Початая бутылка водки 0,7 "Столичная", опрокинутый тонкого стекла высокий стакан с рисунком ромашки, общая школьная тетрадка примерно 96 листов, явно не новая... Не густо для столь бурных эмоций! Смотрю вопросительно, почти сердито...
-- Не думай, я не сбрендила, и не белая горячка! Я только что... из морга приехала... -- казалось, подруженька моя снова готовится к взрыву паники, поэтому быстро хватаю её за руки и смотрю прямо в лицо.
-- Да говори ты, кто? Господи!
-- Лю...уська утонула!.. Вы...ызывали...опо...знать...
-- Какая ещё Люська?! А почему тебя? Я уж подумала!..
-- Люся В-ва, помнишь, в 95 ты о ней спрашивала?.. маленькая такая... Биэ..атлонист...ка...
-- Ну... А ты при чём?
-- У неё не было никаких... документов, кроме визитки... моей... В прошлом году дала... Боже, ты бы знала, КАКАЯ она там!.. Никогда не видела -- так близко...
Молчу угрюмо... Как выглядит всплывший утопленник, знаю, зрелище не очень весёлое...
-- Сказали, она ещё в прошлом году утонула, по осени, но тело подо льдом было... И вот, вчера... В Соломбале прибило...
Вижу как живую ту загадочную -- теперь уже девочку по возрасту для меня, с распахнутыми горькими глазами... Жалко, даже до неуюта на душе, но всё же не вполне могу уразуметь такой реакции С. Не родственница, да и в близких подругах замечена не была...
Словно угадывая мои мысли, кивает в сторону тетради:
-- Это её записки... Вся жизнь... Лет с пятнадцати... Оставила мне, когда заходила последний раз... Осенью...
-- И что? Мемуары звезды?.. -- вдруг осекаюсь под таким взглядом, что сама ужасаюсь своей пошлой фразе. -- Прости... Что-то туплю...
-- Ты же ничего совсем не знаешь!.. Я и сама не знала... Лучше бы не знала!..
-- Да что ты всё загадками!? Раз позвала, колись!
Моя С. берёт почти не дрожащей рукой "Столичную", возвращает стакану надлежащее положение, резким движением вплёскивает в него добрые грамм сто кристально-чистой тоски, раздумывает какое-то время, бормочет: "Прости, тебе не предложила..." -- и отчаянно, словно всё же решилась сигануть с балкона, подставляет рот под воздетую кверху дном ромашку... По судорожным сокращениям частей тела вижу весь путь спиртуозной жидкости -- от нежных нёба и гортани -- в лабиринты пищевода -- и прямо в цеха печени... Какой там, наверное, объявлен аврал!
Отдышалась в кулак, как заправский пьяница. Таких талантов я за ней не наблюдала! Видимо, экстремальная ситуация раскрывает все потенции, заложенные в человеке...
-- Короче... Люську я знаю... знала... лет с десяти, вместе на лыжи пришли. Они с сестрой старшей на Вологодской жили, возле "Помора"... Родители где-то пропали их, в тайге, что ли... Сестра работала уже, Люську содержала. Потом замуж вышла, на два дома стало сложнее... Короче, Люська сама по себе стала... Помнишь ведь, какая худышка она была? А ведь тогда ей двадцатник уже стукнул!.. Что же про юные годы говорить, в чём душа держалась?! Но упрямая и себе на уме всегда была, это точно!.. -- С. даже прихлопнула ладонью по столу, видимо, желая подчеркнуть этим степень упрямства её героини.
-- Результаты у неё средние были; кроме физики, ещё одного ей не хватало -- злости спортивной, или как тренер ей говорил: " Ты, В-ва, противника за ляжку никогда не укусишь!" Да...а, уж... -- милуся моя снова загрустила, присела на край диванчика, голову подпёрла кулачком. Видимо, водочка уже начала своё победное шествие по сосудам и органам слабого женского организма.
-- Так вот, длилось-катилось всё до девяностого года, когда, почти вмиг, Люську словно подменили!.. Нет, она как бы осталась прежней, но временами словно с катушек срывалась, и тогда: кто под рученьку попал -- неотчитанный пропал... Даже успехи пошли, но постоянно у неё какие-либо инциденты приключались: то палкой пихнёт, то локтем в рёбра заедет! А потом вовсе учудила -- всё бросила и в биатлон перешла! Наши посчитали -- ищет пути на вершины, в обход двинула... Если бы мы могли знать тогда причину!.. Бедная Люська!.. И всё-таки, тварь бездушная!.. -- заключила подруга ожесточённым тоном, как показалось мне, совершенно нелогичным после сказанного.
-- А как-то ближе к делу?
-- Ближе к телу только муж, понятно?!.. -- С. поморщилась своему нечаянному хамству, примирительно махнула рукой. -- Ладно, прости... Про Люську... Ну, в биатлоне она, что называется, себя нашла! Оказалось, стреляет малышка -- просто супер с плюсом! Даром, что ростом с ружьё. В любом положении, в любую погоду! Но и там проявилась эта дурацкая её цикличность! То рвёт и мечет, то -- мокрая курица... Наконец-то связали голову с ногами, оказалось, всё дело в месячных, будь они неладны, да к мужикам перешли! Только у Люськи не как у людей -- она чудеса именно в эти дни творила! Мы-то гадали, что за феномен такой? Правда, я сама в подобный период так, бывает, разозлюсь, что убила бы некоторых... -- повисла пауза, в которой явственно почудилось как-бы присутствие той, чьи физиологические особенности нами обсуждались...
-- В конечном итоге, несмотря на отдельные блестящие результаты, толком ничего не вышло! Сколько ни бились тренеры... Да и то, не станешь ведь график всех соревнований под её личный календарь подстраивать! И норов её тоже себя показал, она же как волчица бывала! Но как-то прокатывало, пока у неё вовсе башню не сорвало!.. В Петрозаводске на огневом рубеже спор вышел с арбитром, так она, недолго думая, винтовку вскидывает и тому в лоб прицеливается! Бедняга, потом рассказывали, там в штаны и наделал... Ну, а Люське все соревнования прикрыли, навсегда...
Вдруг в кармане куртки очнулся телефон, завёла свою песню Сольвейг, значит, няня -- по поводу детей... Почему-то торопливым шёпотом, словно в комнате есть спящий, прошу забрать их из сада и остаться сегодня, возможно, до утра (это всегда пожалуйста, так как не скуплюсь на сверхурочные). Тем временем подружка всё же находит в себе силы и волю набрать в электрочайник воды и включить его. Вот это лучше, чем водку глушить! Всё равно ещё не могу до конца понять её срыв...
-- Чай? Кофе? Потанцуем?.. -- дурацкий прикол из школьных ещё лет, но хорошо, что шутит, будем жить!
Пьём чаёк со вчерашними шаньгами. С. вся в своих воспоминаниях, продолжает повесть внезапно, так и не донеся до рта кусок.
-- Какое-то время её на базе при команде держали, типа помощником тренера по огневой, и неплохо она справлялась -- умела доходчиво объяснить (я вспомнила её краткий пистолетный жест на той вечеринке -- да уж, в доходчивости ей нельзя было отказать!). Попутно сама тренировалась, может, надеялась в строй вернуться? Не знаю, об этом она никому не рассказывала... Люська вообще, как в биатлон подалась, совсем нелюдимой стала, даже со мной почти не общалась... Всё на трассах своих, да в тире!.. Уж как там её ЭТИ нашли?.. Видимо, нечисть своё издалека видит!..
-- Кто ЭТИ, что ты меня пугаешь? -- предчувствие страшной разгадки заставляет помертветь сердце. Похоже, моя ненаглядная подружка собирается втянуть меня в такую яму, где сплошные червяки и змеи!..
-- А то ты не врубилась, кто! Деды пихто!.. С бо...ольшими бородами!
Молча сидим над своими чашками, разглядывая в них каждая своё... Первой не выдерживает С., продолжает тему:
-- Значит, тусовалась она, тусовалась, да однажды пропала... Никто бы и не заметил, даже я, грешным делом, ты помнишь -- не до Люськи мне тогда было, но сестра её обратилась... Тогда они ещё общались между собой (а сейчас и не знаю, где искать, кажется, куда-то за Урал переехали)... Потом и война эта приспела, стерва!.. А по весне объявляется наша Люсенька, мама дорогая, вообще кости да кожа прозрачная -- но в навороченном таком прикиде -- и давай баблом сорить! Причём, на себя ничего почти не тратила, жила у подруг всяких, из холостых-свободных, им отдавала... Случился и у меня грех... -- лапуся моя явно смешалась, переживая давнее происшествие...
-- Ну, я ж тогда "Олимпию", ещё первую, собиралась открывать, а денег, ёлки-палки, ну ни как не могла наскрести! Постоянно всем дай! Что я, Печатный Двор, что ли? А тут Люська... Жалуюсь, без задней мысли, мол, на мели... Интересуется, как бы промежду делом, сколько? Бахнула по максимуму, чтоб впечатлить -- десять штук зелени! Посмотрела своими глазищами, промолчала, а на следующий день притаскивает пакет пластиковый, в нём свёрток газетный... Во-во -- баксы! Десять тысяч плюс двести пять!.. Спрашиваю, откуда? Оттуда -- почти как в фильме... Заработала. И я -- взяла! А ведь могла бы предположить!..
-- А двести пять?
-- Что -- двести пять?
-- Ты же десять тыщь просила, а эти -- довесок?
-- А она с запасом хапнула, что б не считать!..
-- И кукла, помнишь?..
-- Чёртова кукла! -- С. срывается с места и прежде, чем я сумела ей помешать, снова повторяет "столичную" операцию, и опять забывает предложить мне. Правда, теперь закусывает крохотным кусочком шаньги.
-- Подруга, ты под стол упадёшь!
-- Да мне кажется, я никогда не смогу уснуть!.. Помню я куклу?! Теперь до смерти не забуду!..
-- Она красовалась в городе месяца три, наверное (тогда и ты на неё нарвалась у меня!), а потом опять исчезла -- вновь на полгода. Этот второй её срок я запомнила хорошо, потому что всё время гадала, когда она возврата денег начнёт требовать, а то мы забыли этот вопрос сразу обсудить... И вот вижу её... Каждый раз поражалась -- какой такой энергией жило её детское тело? И глазам -- ты их видела... Озёра или омуты... Люська, Люська!.. Значит, через полгода появляется, весёлая даже как-будто, с румянцем бордовым... Сразу беру быка за... ну, насчёт денег спрашиваю -- как отдавать? А она смеётся -- ещё, мол, не надо? Ничего не надо возвращать, то подарок, оказывается, был! Ни фига себе! Но проглатываю... Предлагаю менеджером в мою фирму. Опять смеётся -- а кто будет тебя в трудную минуту выручать? Там, где она работает -- за границей, конечно! -- за день получают месячную зарплату! Ну, нет -- так нет... Потом стали мы видеться очень случайно, раз в полгода, наверное -- и всё на ходу...
С. забралась с ногами на диван, закуталась в плед, вся такая несчастная -- и такая близкая мне со школьной юности, что защемило сердце...
-- А потом был 98-ой, ДЕФОЛТ! Тебе-то что, в своём Универе пересидела, а я...
-- Ты ж рассказывала...
-- Ага, да не всё! Влетела я тогда на таку...ую сумму, что и сегодня бы -- почесалась... А тогда... Как ни раскидываю, даже если всё собрать, да квартиру с машиной -- всё одно в минусах... Тут ещё московские братки нарисовались, типа, счётчик включают!.. Короче, мужа с детьми в Котлас отправляю, к родне, а сама... в церковь пошла... Думаю, во всём покаюсь, исповедаюсь, что там ещё перед смертью -- и пусть что хотят делают!.. И вдруг снегом на голову -- Люська навстречу по набережной идёт... С куклой своей!.. Поначалу даже разозлилась на неё -- потому что надежда в душе промелькнула, а я ведь ещё в старых долгах!.. А Люська хватает меня за руку и... спрашивает прямо: "Тебе деньги нужны, я знаю! Сколько?.." А я... Я... -- узнать, что там случилось у них дальше, получилось далеко не скоро. Моя С. запахнулась пледом с головой и уткнулась в подушки, содрогаясь от плача. Единственное, что я могла, это сесть рядом и обнять её за плечи, приговаривая что-то утешающее-бабье... Наконец-то вроде успокаивается С., вновь усаживается, сморкается, растирает по и так уже расцвеченному лицу остатки роскоши. Трогательно некрасива в этот момент, но моя, родная...
--В общем, назвала я всю сумму, без прикрас, и стою: ни жива -- ни мертва... Ужасаюсь, неужели и ТАКИЕ деньги у Люськи есть?! А она что-то там на облаках подсчитала, вздохнула и заявляет: "Столько не достану, но (и называет примерно три четверти долга) реально!" Я разревелась прямо на улице!.. Люська не стала дожидаться конца истерики, бросила, уже поворачиваясь уходить: "Вечером у тебя!", и пропала из виду, словно растворилась... Сейчас я понимаю, откуда в ней такая сноровка!..
Весь день провела как в лихорадке, думалось -- обнадёжила, но облом вышел, да и не может быть у неё так много! Но дела расчётные всё же приостановила...
Вечером слушаю каждый шумок на лестничной площадке, все лифты пересчитала, флакон валосердина вылакала!.. Но когда звонок раздался, чуть разрыв сердца не случился -- так внезапно! Люська влетает запыхавшись, словно бежала с Экономии, всучила мне пакет глянцевый какого-то бутика, полный, тяжёлый, довольно улыбается: "Почти всё, как ты сказала! Только, извини, частично -- рублями, с баксами напряжёнка! Ну, пока, спешу-спешу!.." -- и рвётся обратно в дверь... Кричу вслед что-то нечленораздельное, ещё в полном шоке, не знаю, что с этим подарком делать. "Всё нормально, бабки чистые!..." -- отвечает уже с лестницы, и... тишина...
У нас тоже тишина... С. изо всех сил борется с подступающей дремотой, а я с трудом перевариваю всю эту свалившуюся на меня информацию. В другом случае подруженька давно бы уже покоилась в кроватке баиньки под невесомым как облако одеялом с моим сестринским поцелуем напоследок, но сегодня дело требует максимального прояснения в наикратчайший срок, поэтому -- прочь, жалость!..
-- Ну, и?..
-- А что: "Ну, и?" Деньги доставила, словно "пицу по-заказу" и -- снова сгинула, теперь совсем надолго... Я ездила искать её по старым адресам, через знакомых пыталась -- бесполезно! Кто-то вроде встречал где-то, другой слышал, что другой встречал, в общем -- глушняк... Однажды столкнулись с её сестрой, бросилась расспрашивать, а она: "Ничего об этой твари не знаю! Мы -- на Урал переезжаем! Если увидите, скажите, чтобы не искала!". Вот такие дела... Сказать честно, не очень огорчалась я, деньги-то огромные, вдруг враз отдавать -- что делать тогда?! Постепенно успокоилась, привыкла... Живут же люди, знают, что умрут неминуемо, а ведь не думают об этом! Так и прокатывало не один год, пока... В общем, в 2005-ом пришла она ко мне... Это была не Люська! Вроде, такая же, но... Знаешь, если можно выглядеть одновременно на пятнадцать лет, и на пятьдесят пять -- так это она!.. И куклы при ней уже не было. Сейчас-то я понимаю, что она уже плотно "на игле" сидела... Я ей с ходу -- всё отдать, мол, сразу не смогу, давай о сроках договоримся! А она как-будто испугалась даже, словно и не помнит ни о чём, и просится пожить у нас на даче с месяц, пока с квартирой выяснится... Предлагаю помощь -- отказывается, говорит -- дело семейное... Всё же уговариваю деньги брать, хотя бы понемногу... Жила Люська у нас в деревне почти всё лето, я каждую неделю приезжала, продукты привозила, штуки три-четыре рублей -- больше категорически отказывалась брать... Насчёт квартиры, кажется, она и не думала хлопотать, не знаю... А по осени погорела дачка!.. Пожарные сказали, окурок непотушенный. Я и не знала, что Люська курит... А может, ещё кто... Там же вагон шприцов по огороду насобирали!.. Ещё через неделю нахожу записку в почтовом ящике: "Прости, пожалуйста, за дачу -- моя вина! Надеюсь, тех денег хватит, чтобы компенсировать. Люся". Эх, Люська, Люська, на сто таких дач хватило бы, и осталось! Дура проклятая!..
-- Что-то я не припомню пожар у вас... В 2005-ом?
-- В том-то и дело, что внутри там пообгорело, а сама дача -- целёхонька! Месяц ремонта -- и лучше новой!.. А Люська потом носу не казала, где пропадала?.. Один раз её из окна магазина увидала, по Троицкому она шла, выскочила через минуту -- никого! Мистика, да и только!..
-- Да тут серой попахивает!..
-- Скорее уж порохом!.. Так вот, не виделись мы по новой еще несколько лет, до осени прошлого года... Тогда появляется Люська -- совсем старухой! Кожа иссохшая, в пигментных пятнах, руки трясутся, и только глазища -- как прежде в поллица... Я её давай ругать, хочу в клинику отправить -- подлечиться, а она спокойно так: "Прости, уезжаю надолго, проститься пришла..." -- и тетрадь эту подаёт -- мол, прочти на досуге! Спрашиваю: "Опять -- лет на пять, за границу, что ли?" -- "Почти... Только дальше!.." Как я тогда не просекла про это "дальше"! Вилами же по воде писано!.. Но, с другой стороны, был бы лучшим иной исход?..
-- То есть, она сама?!
-- Наверняка! Хотя... Могли и помочь. Бывшие клиенты...
-- ?..
-- Да ты прочитай! Если смелая!..
Осторожно беру злосчастную тетрадку, словно она пропитана ядом Медичи, или, по крайней мере, спорами Сибирской язвы. Славная моя тем временем окончательно приняла горизонтальное положение, уютно закуталась, но напоследок произнесла несколько фраз -- в напутствие, так сказать!
-- Я не сразу до писанины этой добралась, видно, предчувствия были... Только через месяц... Лучше бы никогда!.. Три дня не по детски колбасило! Думала, впору самой героин принимать!.. Почитай, почитай!.. А я... -- и уже через мгновение мирно и сладко засопела.
Ну, а мне что?! Может, плюнуть, да выбросить отраву в мусоропровод? Не трогай лихо... Раздумываю, но уже знаю в глубине души -- не смогу побороть искушение хотя бы заглянуть -- одним глазком!.. А один глазок, как и один коготок -- всей птичке пропасть!..
Читатель дорогой, вам приходилось попадать под ток высокого напряжения, но чтобы не сразу " в дым", а потрясло так -- хорошенько? Мне -- нет, но рассказывают, что мышцы человека парализует, и он ничего не может с собой сделать, хотя понимает гибельность такого положения -- и вся жизнь его проносится перед глазами, и смертный ужас наполняет сердце! Примерно так можно описать мои ощущения во время чтения этой чудовищной хроники... Жалость и отвращение, скорбь и недоумение -- это происходило с человеком из моего круга, одной группы крови, одних правил! Это что, некая клетка -- мутация нашего в целом здорового организма, или зловещий вирус, уж если занесённый, то непременно убивающий окружающую среду? Люся? Девушка-ребёнок с бездонными родниками глаз... Или с подвалами смерти?..
На этих 96-ти листах почти не было почти никаких описаний -- только существительные: я, он, она, они; и глаголы: пошёл, принес, попала, заплатили, добили, избили... Ещё много имён, скорее, позывных: Шакал, Муса, Шейх, Лейла, Азиза... Полным полно своеобразного сленга, видимо, из тесного круга общения, который начинаешь понимать не сразу: дедушки -- мирные чеченцы, дядьки -- боевики, сомики -- федеральные солдаты, моськи -- милиционеры, бублики -- средние и старшие офицеры, операция -- баня, застрелить -- запарить, ранить -- помыть, баксы -- баксы... Цифры: 5 дядек, 17 сомиков, 1 бублик запарен, 3 моськи помыто, 5000 баксов получила... Почти никакой эмоции. Казалось, все те ужасы просто зафиксированы камерой наружного наблюдения -- и распечатаны в виде протокола. Если в последующем описании и присутствует оценка, или чувство, то это от меня привнесено, как мыслящего и страдающего тростника...
Бессмысленно и невозможно полностью пересказать содержимое тетрадки... Во-первых, почти всё там подобно предыдущему, отличаясь частностями (ужасными в повторяемости своей!), во-вторых, это слишком большое испытание для наших нервов и терпения, а в-третьих, я просто позабыла, к счастью, очень многое из тех жутких деталей Люсиного дневника...
Судя по всему, вела она его не очень регулярно, только находясь вне театра боевых действий, то есть по старым следам. Больше всего места занимало описание первого, самого значимого и сыгравшего столь губительную роль в её жизни события...
Итак, Господи, помилуй!..
Это случилось зимой 1990 года. Были каникулы. Люся жила на лесной даче, "заимке", как называли её при жизни родители. Папа всю жизнь провёл в тайге, привил любовь к ней и в младшей дочери. Годом раньше родители отправились к каким-то глухим озёрам на Северном Урале -- и не вернулись. Люся так никогда и не поверила в их смерть.
В тот день она намотала свою обычную "пятнашку перед ужином", но не продолжила бег лыжнёй через посёлок, а решила сделать послабление -- по причине женских трудностей, и вернуться по трассе, пешком, что было гораздо короче. Она сняла лыжи, набросила их на плечо, и двинулась скорым шагом. Вдруг раздался шум моторов позади, девушка отступила, но рядом с ней остановились две "Нивы", рокочущие громкой музыкой, из передней с водительского места высунулся высокий седоватый мужчина в камуфляжной куртке. Спросил дорогу к одному удалённому посёлку. Люся постаралась как можно подробнее объяснить, тут из салона высунулся с глупой улыбкой и куриной ножкой в руке, причём, явно навеселе, ещё один закамуфлированный тип. Он начал зазывать Люсю с собой, мол, весело прокатят, да и накормят--напоят! (А ведь 1990 год, тотальный дефицит!) Но Люся категорически отказывается, и "Нивы" срываются с места... Но не проходит и пяти минут, как оба внедорожника возвращаются обратно. Тот же седоватый и представительный почти умоляет проехать с ними, чтобы показать дорогу. А потом, мол, подкинем до самого дома!.. Таким неблизким показался тогда пеший путь девочке, так вкусно и тепло пахнуло из салона, так искренне смотрели на неё глаза высокого красивого, хотя и немолодого, что она согласилась. Её усадили на переднее место, спросили, какую музыку поставить? Любую! Поехали...
Не очень длительное путешествие было бы вполне комфортным, если бы не приставания соседа сзади, терроризировавшего Люсю постоянными намёками и предложениями. Одно утешало -- скоро они прибудут на место -- и её отвезут домой! Но не доезжая посёлка автомобили свернули на совсем незаметную лесную дорогу и погребли совсем в другом направлении. Люся забеспокоилась, но седой заверил: дорогу, мол, вспомнил, сейчас пассажиров высадит -- и домой отвезёт. Вскоре показалось какое-то жильё: огромный, словно барский, дом; большой гараж с дровником, высокая ограда частоколом, мощные ворота... Обе машины влетели во двор и остановились. Люся, ничего не подозревая, сидела себе впереди. Пьяный голос прогнусавил: приехали, мол, барышня! Она собиралась что-то возразить, как короткий резкий тычёк в шею заставил её отключиться...
Она пришла в себя уже в какой-то комнате, прежде всего в ужасе ощутив, что совсем раздета. Громко орала музыка, в воздухе стояли густейший табачный дым и вонь алкоголя. Она принялась шарить вокруг себя в поисках одежды, но услышала тот же отвратительный смех: ага! проснулась, красотка! пора делом заняться! а ну-ка, выпей это -- и ей поднесли стакан с водкой. Люся отвернулась, но кто-то схватил её за волосы и подтянул к выпивке. Но девочка сжала накрепко зубы, собираясь стоять до конца... Тогда стали страшно и больно бить наотмашь по губам и щекам, пока не разбили в кровь, и всё равно задрали кверху подбородок, чем-то твёрдым и острым разжали челюсти -- и влили прямо из бутылки огненную жидкость... Потом снова били, и заставляли сделать что-то, чего Люся и понять-то не могла, не то, чтобы выполнить... Но и без её содействия они терзали маленькое тело изнутри и снаружи, всё время меняясь, вновь вливая в себя и в неё литры безумия и боли...
Так длилось, продолжалось, не кончалось неизвестно сколько времени... Иногда Люся приходила в себя в какой-то пустой комнатёнке, под накинутым сверху на голое тело куцым покрывалом... И не могла ни о чём думать, только скулила разбитым ртом: ма...ама!..
Потом кто-нибудь хватал её за волосы и волок в адскую горницу... Иногда компании хотелось помыться, и тогда к прочим ужасам прибавлялась яростная жара, просто шипящая в кровавых ссадинах, и периодическое обливание ледяной водой: для здоровья, как гоготали мучители...
Но однажды, обретя вновь сознание в своей комнатухе, Люся вдруг необычно ясно и остро поняла: кто бы то ни были эти люди -- живой они её не выпустят! Нужно что-то предпринимать для своего спасения. И она, преодолевая жуткую боль и страх, принялась ползать по комнате, ощупью изучая обстановку. И тут удача улыбнулась ей -- она нашла свою одежду, кроме носков, которую небрежной кучкой оставили в углу. Отступать было некуда, и Люся, кусая и без того кровавые губы, чтобы не закричать, натянула всё на себя... Голые ступни, прежде чем сунуть их в ботинки, обмотала носовым платком и трусиками, в виде портянок.
Выход из комнаты имелся, судя по всему, лишь один -- через дверь, за которой... ничего хорошего её ждать не могло. Закричать? Но она прекрасно помнила, какая кругом глушь... Искать её тоже вряд ли начинали -- кто ж её хватится?! Как же, как же быть?!
И тут вновь свет надежды в виде тонюсенького слабого лучика проник в Люсину темницу... Она пошла ему навстречу -- и упёрлась в плотно занавешенное окошко, примерно на высоте подбородка, осторожно подвинула ткань, образовав щёлочку, и выглянула. Залитый ярким лунным светом двор был перед ней. С одной стороны возвышалась стена гаража с приоткрытыми воротами, с другой -- высокий штабель дров.
Окошко было безнадёжно запаянно искристым льдом. Сколько ни пыталась Люся потянуть щеколду, всё напрасно! Выдавить бесшумно стекло тоже представлялось нереальным. Но, всё же, нечаянное открытие сыграло свою службу! На освещённой лунным светом стене комнаты проявились очертания небольшой дверки. С замиранием сердца Люся подошла к ней, приложила сначала ухо к деревянной поверхности, прислушиваясь, потом бесконечно осторожно потянула на себя... Дверь -- поддалась! Образовался узенький зазор, из которого сразу потянуло холодом... Гараж!..
Девочка выскользнула змейкой из комнаты, тут же нащупала торчащий ключ в замке и сразу провернула его... Хоть какая-то фора, если сейчас хватятся! Вслед за этим она прошла сторожко вдоль тёмной стены, встала рядом с передней дверцей "Нивы". Лыжи находились всё в том же положении на крыше автомобиля. Люсины мысли продолжали работать абсолютно чётко и холодно. Если сейчас удастся выбраться со двора, и никто не заметит, то придётся ещё километра три-четыре двигаться по дороге, пока появится возможность встать на лыжню и углубиться достаточно в лес... За это время ОНИ могут обнаружить пропажу и кинутся искать, то есть сядут на свои авто и догонят её в два счёта! Значит...
Ещё не решив, что именно значит, она попробовала отжать ручку двери внедорожника -- и вновь удача! -- та прищёлкнула освобождённо. Не представляя, что будет искать внутри, распахнула дверцу, села на сиденье... Первое, что попалось под руку -- ключи в замке зажигания -- супер! Быстро выдернула их, зажала в ладони. Это уже приличная заявка на успех!.. Но продолжила поиски, нащупала бардачок, открыла... Боже, что это там?! Люся осторожно вытаскивает тяжёлую находку и рассматривает на фоне лунного снега. Пистолет!.. Порылась ещё. Пара запасных обойм и заграничная зажигалка дополнили находку. Так... Дело становилось совсем интересным. Ещё посидев немного и поразмыслив, а идеи приходили сегодня с особенной быстротой, она выбралась наружу и уже почти без страха рыщет по гаражу -- и находит! Две полные двадцатилитровые канистры бензина -- то, что нужно...
Люся щедро обливает горючим автомобили, потом идёт, оставляя мокрый след, к дому, выплёскивает канистру на крыльцо. Возвращается за другой, с которой обходит весь дом. По пути подпирает полешками те несколько дверей, что открывают путь наружу... А на окнах-то -- решёточки!.. Возвращает канистры на место... В голове так ясно, как и в зимнем лесу под луной...
И вот девочка в нескольких метрах от гаража, почти в проёме наружних ворот. На плече у неё лыжи, за поясом -- пистолет, в руке -- зажжённая зажигалка... Она уверенным жестом бросает её в сторону облитого бензином снега и сразу же отворачивается, присаживаясь... Сначала бледная вспышка (мысль -- не получилось!), но следом -- пошла огненная волна -- и взревело всё!..
Уже не прячась, но скорым шагом -- Люся двинулась прочь. И не оглянулась ни разу...
Неоднократно во время чтения проклятой тетрадки отбрасывала её в сторону и принималась нервной птицей кружить по комнате, бросая на спящую С. испепеляющие взгляды. Зачем эта дура не порвала, не сожгла, не съела, в конце концов, эту невозможную повесть --исповедь несчастной сумасшедшей девчонки, чтобы я не кипела сейчас противоречивыми чувствами, не зная -- то ли плакать навзрыд, то ли поколотить к шутам всю посуду...
Возможно, и моя реакция кому-нибудь, особенно не слишком знакомому с моими школьными опусами, покажется чрезмерной. Но я-то могу объясниться! Вот, сноска на страничку, можете прочитать: http://www.stihi.ru/2010/09/05/769
Оно написано в начале весны 1995 года, по свежим следам кошмара первых месяцев первой чеченской войны. Я училась в выпускном классе школы, и неожиданно оказалась в роли подруги, проводившей парня на службу. Мы были знакомы всего ничего, он играл на скрипке, был первокурсником Консерватории, пел под гитару -- и этим впечатлил меня. Наверное, ему я понравилась гораздо больше, потому что, когда что-то приключилось с его отсрочкой, и пришла повестка из военкомата, именно меня он пригласил на проводы (к немалой зависти его прежних подруг, явившихся самочинно). И вот -- стали приходить письма -- под шуточки старших сестёр и родителей -- от рядового Майкопской мотострелковой бригады, осень 1994-го... Потом стало не до шуток. Наши войска двинулись в боевой поход. Писем больше не пришло ни одного. Теперь-то мы все знаем, как безнадёжно тупо было организовано это военное предприятие, сколько принесено напрасных жертв! А тогда... Мы следили с тревогой и недоумением за происходящим, не соображая ничего! Увы, не могу сказать, что ходила чёрная от горя или молила Бога о сохранении жизни того, кого проводила, по сути, на войну. Может быть, это тоже повлияло...
В середине января родителям мальчика пришло письмо от сослуживца, что их сын погиб новогодней ночью в районе ж-д вокзала города Грозного от пули чеченского снайпера... Но худшее было потом, потому что только через два месяца его тело нашли и опознали в вагоне-рефрижераторе, стоящем на запасных путях под Ростовом. Говорят, там были сотни таких вагонов...
До сих пор не знаю, как должна была вести себя в той ситуации, иногда и сейчас в глубине совести ноет -- не дождалась! Но дело не в этом! А в том, что со всем снайперами и снайпершами у меня, можно сказать, личные счёты! И вот -- здрасте! -- чёртова Люська!..
... Опущу различные спортивные подробности Люсиной карьеры, в общих чертах они нам уже известны, приведу лишь её замечание по поводу последнего петрозаводского инцидента: "Этот козёл обделался от страха, а ведь знал, что у меня уже патронов нет! Надо было его прикладом долбануть!"
Но ещё большее чувство ужаса и отвращения, чем первая история, вызвал следующий эпизод, описанный так же спокойненько, как все остальные...
Люська пребывала в апогее своего биатлонного периода, входила в основной состав областной сборной, посему частенько разъезжала в её составе по различным сборам и слётам в пределах Северо-Западного региона. И повсюду брала с собой "трофей" -- пистолет Макарова, доставшийся ей в ту памятную ночь. Она быстро овладела этим карманным зверем, удаляясь из лагеря подальше в безлюдные места. Доставать патроны тоже оказалось не сложно в их стрелковом виде спорта.
Однажды осенью 1993 года, находясь на очередных тренировочных сборах, Люся, по своему обыкновению, отправилась на вооружённую прогулку в лес. Возвращаясь обратно, двинулась по обочине шоссе, необычно безлюдному. Уже смеркалось. До поворота на тропинку оставалось с полкилометра, когда, к неописуемому ужасу девушки, обогнавшая её "Нива"(!) внезапно с резким визгом тормозов остановилась метрах в пяти-шести впереди. И представьте её состояние, когда из машины высунулся человек в камуфляже! Он что-то спрашивал, но Люся ничего не соображала, а только крепко-накрепко сжала рукоятку пистолета под ветровкой. Она бы сбежала, но вдоль всей трассы тянулась глубокая канава, заполненная водой, а за ней непроходимой стеной стояли заросли кустарника. Наконец-то камуфляжнику надоело ждать, когда глупая девчонка подойдёт поближе, и он совершил роковую для себя ошибку -- сдал машину назад, поравнялся с Люсей, потом распахнул пассажирскую дверь -- и хотел уже что-то высказать, но не успел... Отработанным до автоматизма жестом девушка выхватила оружие и всадила бедняге пулю прямо в переносицу...
На её дьявольское счастье (которое, казалось, просто прилипло после того пожара) пошёл изрядный ливень, видимо, смывший все и без того скудные следы Люсиного пребывания на месте преступления. В лагерь она попала незаметней японского ниндзя, пистолет зарыла под канистрой с водой, одежду перестирала и развесила в сушилке, пока подружки ржали в холле над Луи де Фюнессом. Только через три дня к ним зашёл следователь, совершенно формально опросил обитательниц, не допуская и мысли об их возможной причастности к убийству местного пожарного начальника, связанному, сто процентов, с его служебной деятельностью (достал бизнес своими наездами!). И ещё через неделю Люсенька спокойно села вместе со всеми в заказной автобус и навсегда покинула роковое место...
Подробности своей вербовки Люся предпочла не раскрывать, видимо, опасаясь каких-либо последствий, если не для себя, то для возможных читателей тетрадки. Отметила только, что её "нашли" весной 1994-го... Кто-то всё-таки наблюдал за ней очень пристально и, видимо, из ближайшего окружения! Ведь не могли же придти к обычной провинциальной спортсменке некие эмиссары и с бухты-барахты предложить поработать убийцей! Даже если она прекрасная биатлонистка, пусть и не в ладах с начальством!
Довольно много места в тетрадке было уделено "довоенному" этапу пребывания Люси в Ичкерии (как называли Чечню местные авторитеты). Её поселили где-то в окрестностях Шали, в офицерском городке бывшего танкового учебного полка. Разруха уже в полной мере коснулась этих мест -- отсутствовали все удобства, только оружия и всякой исламской литературы было в избытке. Поначалу она занималась исключительно огневой подготовкой неких местных снайперов: с десяток молодых парней и несколько девушек, из них две -- явно не чеченского происхождения. Все курсанты носили особые маски (девушки ещё и тёмного цвета платки). Общаться между собой, кроме как на учебные темы, строжайше запрещалось. Следила за порядком строгого вида дама, похожая чем-то на управдомшу из "Бриллиантовой руки", в её горском варианте, называвшая себя Азизой.
Можно смело сказать, что в плане психологического воздействия у ичкерийцев дело было поставлено на высшем уровне! Не прошло и нескольких недель, как эта самая Азида расколола Люську по полной программе, выведала все те страшные тайны, что были неведомы её как бы ближайшим подругам, причём так всё пояснила и направила, что из инструктора девушка внезапно превратилась в ученика, правда, и огневая подготовка осталась на ней. Теперь Люся изучала все подробности военного дела, как и заведовал дедушка Ленин, настоящим образом, без скидок на пол и тщедушный внешний вид. Последнее обстоятельство особенно понравилось начальству этой специфической школы. "Ты будешь неуловимой и смертоносной, как гюрза! Просочишься сквозь любое оцепление! Мы на тебя рассчитываем!"
Вскоре её стали возить по всей Чечне, знакомить с обстановкой, но как бы в общих чертах, ещё, видимо, не доверяя полностью. А ситуация в непризнанной республике была очень непростой. По сути, шла гражданская война сторонников президента Дудаева и его противников, в основном из равнинных районов, поддерживаемых негласно Москвой. Два раза оппозиция уже пыталась взять Грозный, но безуспешно...
Но однажды пришёл день, когда Люсе пришлось делом доказывать свою профессионально-идеологическую пригодность. В начале ноября её вызвали прямо с занятий и привезли в некий дом, предположительно в черте Шали. Там провели в комнату, которая была разделена висящей кошмой на две половины. На одной, невидимой стороне, о чём-то совещались мужчины, иногда переходя на громкий спор. Посередине, как бы связующим звеном, стояла Азида, потупив взор долу, как и положено кавказской женщине в присутствии сильного пола. Лишь иногда она бросала горящие взгляды в сторону Лейлы (как звали Люсю чеченцы). Наконец-то разговор коснулся последней. Азиза встрепенулась и стала быстро переводить гортанную речь одного из невидимых властителей здешнего мира. В целом вопросы касались подготовки её подшефных стрелков, но вот было спрошено напрямую, готова ли Лейла сражаться на стороне независимой Ичкерии? Люся пожала плечами и ответила прямо, что готова, но так как живёт за пределами республики, ей нужны немалые деньги на осуществление подобной деятельности. За ширмой снова заспорили, и тот же командный голос, но уже по-русски, заключил, что финансирование будет зависеть от результатов. И в ближайшее время ей представиться возможность показать себя...
На следующее утро Люся в сопровождении Азизы и нескольких бойцов в неизменных масках выехали, как потом оказалось, в Грозный. По дороге наставница деловито и сжато объяснила ситуацию. Ожидается очередной, третий по счёту, штурм города силами антидудаевской оппозиции при поддержке нанятых российских офицеров на российской же бронетехнике. В столице готовятся к достойной встрече, причём упор будет сделан не на лобовое сопротивление, а на тактику партизанской войны, то есть противника заманят на городские улицы, где и уничтожат. Большое значение придаётся при этом именно снайперскому огню, как наиболее эффективному в условиях урбанистического боя.
В Грозном Люсю привезли в один из центральных микрорайонов, уже известный ей по предыдущим "экскурсиям", завели внутрь некоего бывшего административного здания, где пояснили, что именно здесь будет проходить её "линия обороны". В помощь ей придали двух автоматчиков, пожилую чеченку с рацией -- для связи и "фиксации" работы. Указали, где хранятся боеприпасы и прочее снаряжение, а так же возможные пути отхода на случай непредвиденных обстоятельств. Вручили две предварительно лично самой Люсей отстрелянных снайперских винтовки. Указали сектора обстрела, в общем, всю полагающуюся в подобных случаях кухню. До вечера она дооборудовала под себя уже готовые позиции, на ночь вместе с чеченкой ушли в подвал, где находилось жилое помещение. Там они неплохо, по-фронтовому, поужинали бараньим пловом и сыром, запив чаем из большого китайского термоса. И легли спать (и даже проспали спокойно до самого утра). Люсе так и не верилось по-настоящему, что предстоит не игрушечная, не киношная война, где ей придётся реально убивать из своего реального оружия реальных людей (свои предыдущие жертвы она считала случайными, мол, сами виноваты!) И даже поутру 11 ноября, выпивая чёрный кофе, принесённый "девушкам" одним из подручных, всё казалось вполне мирным (если что-либо вообще в Чечне можно было назвать этим словом!)
Но прозвучал по рации сигнал, и всё пришло в мгновенное движение -- и столь же молниеносно стихло. Город словно вымер, потеряв всех своих жителей. Одни притаились в засадах, сжимая в руках оружие, другие заползли в глубокие норы, спасая жизнь. И скоро донёсся издалека глухой скрежещущий рокот, который не спутаешь, раз услышав, ни с каким другим -- звук приближающейся бесконечно долгой танковой колонны!.. Сопутствовали этому движению и выстрелы, но это не был огонь сопротивления, то палили во все стороны от страха и эйфории кажущейся лёгкой победы сидящие на броне бородатые бойцы-гантемировцы. Скоро они поравнялись с Люсиным участком -- и пронеслись мимо, навстречу неминуемой для всех и каждого из них гибели. Но всё-таки зрелище столь могучей и грохочущей военной силы, наблюдаемое ею впервые, внесло некоторое смятение в её душу! Уже всплыли в памяти инструкции на случай неудачи, и так захотелось немедленно воспользоваться ими!
Но в движении бронетехники вдруг возникла заминка. Ещё по-прежнему угрожающе нетерпеливые, ревущие моторами в ожидании продолжении победного марша, машины остановились, сразу превратившись в бестолковую неуправляемую гигантскую пробку. И донеслась оглушительная канонада со стороны далеко углубившейся во враждебное городское чрево головы этого стального монстра... Поблизости от Люси пока интенсивного огня не наблюдалось, но тут один из танков, видимо, ведомый наиболее слабонервным из командиров, покинул строй и попытался пробиться через завалы боковой улицы, но внезапно содрогнулся, окутанный столбом чадящего дыма и языками пламени -- нарвался на фугас. Тотчас ожили смертью окружающие проезжую часть строения, нашпигованные, как гусь яблоками, гранатомётчиками, пулемётчиками и снайперами (в их числе и Люся собственной персоной)!
В мгновение ока почти все бронированные цели были поражены и заполыхали весёлыми кострами, уцелевший личный состав забился кто смог куда, по-существу не отвечая на кинжальный огонь заранее пристрелянных пулемётов. Помня о поставленной задаче -- уничтожать в первую очередь командиров и специалистов, Люся следила через окуляр прицела за агонизирующими движениями подбитых танков, все экипажи которых, по сведениям разведки, состояли из наёмных российских офицеров. "Они сами выбрали свою судьбу -- за деньги!" -- успокаивала она свою совесть..."А ты, не за деньги?" -- "И я...Но я же мщу этим пятнистым скотам за своё изуродованное детство!" -- " Но ты же отомстила своим обидчикам, и даже с лихвой! Ты жива, а они мертвы!" -- " Они все -- такие! Любого возьми -- скот!" -- "Но ты убиваешь одних, пусть и скотов -- за деньги других, которые не лучше!" -- "Но меня тоже могут убить! Так что мы на равных! И вообще -- заткнись!"
Вдруг из-под гусеницы одного из застывших моточудовищ показался край чёрного танкового шлема -- один из членов экипажа, по-видимому, выполз через десантный люк и пытается выяснить обстановку. Люся навела прицельную риску под самый край невнятного пятна и застыла в ожидании. Танкист всё же преодолел страх и выдвинулся ещё немного. Показалась бледная полоска лица... Не в силах больше сдерживать бунтующие нервы, снайпер нажала на курок. Человек за гусеницей дёрнулся пробитой головой, опрокидываясь на спину... Мёртвыми губами Люся произнесла в рацию: "Левая "коробочка", под "гузкой", один "бублик" в голову..." Она открыла счёт. Глухой, словно уже из подземелья, голос ответил ей: "Принято...".
Но бой ещё длился, хотя уже обречённый на гибель одной из сторон. Люся продолжала методично выискивать цели между машинами и скоро довела счёт до пяти. С последней, шестой, пришлось повозиться. Один из уцелевших танков очень умело и дерзко маневрировал в тесном лабиринте дымящих собратьев и каменных стен, периодически выплёвывая в извергающие смерть оконные проёмы свои неслабые гостинцы. Видимо, не готовые к такому развитию сюжета, местные бойцы резко снизили огонь, возможно, вообще подумывая о ретираде. Но тут железный строптивец влез в такую чащобу, что потерял всякие варианты движения, кроме пяти метров взад--вперёд. Чтобы хоть как-то сориентироваться, командир был вынужден приподнять люк и попытаться осмотреть местность. При этом танк продолжал челночные потуги, заодно вертел башней со скоростью центрифуги. И всё же Люсе удалось подловить молодца на паузе, и вставить свинец в залитое потом почти восковое лицо офицера -- как всегда отныне, в переносицу... Обезглавленная машина тут же упёрлась в препятствие, завязла, и была наконец-то расстреляна воспрянувшими духом "дядьками"...
До вечера ещё происходили местные перестрелки -- зачищали город от рассеянных одиночных вторженцев, добивали раненных, просто салютовали блестящей победе!
Люся всего этого уже не видела. Её срочно вывезли из Грозного на бронемашине и доставили обратно под Шали. Теперь, блестяще оправдав оказанное ей доверие и отработав причитающийся гонорар, она превратилась в очень ценный боевой элемент, который полагается беречь и лелеять.
Так началась долгая кровавая карьера Лейлы, или Люси-с-куклой... Да причём же эта кукла, в конце концов?! Не догадались ещё?
А просто всё. Ещё на тех курсах по бандитскому выживанию Люсю здорово вымуштровали, как скрываться партизану на вражеской территории. Один из самых явных признаков профессионального комбатанта -- синяк на правом плече от приклада. Вот и появилась эта плоская кукла-подушечка -- подкладывать во избежание следов отдачи винтовки (так же мягкие насадки на спусковой крючок -- чтобы палец не намозолить!) и ещё много всяких хитростей...
Ночью же Люсю накрыла истерика, каковой она не знавала за собой... Но и на этот случай предусмотрительные командиры --хозяева имели свои методы. Совершенно потерявшейся от ужаса и лихорадочной тоски девушке вкололи какого-то снадобья, и она просто провалилась... Пока ещё только в сон...
Между тем, в среде ичкерийских баронов воцарилась атмосфера безудержного хвастовства и чванства. Дошло до того, что они перестали скрываться за масками и ширмами, в открытую зазывали Люсю к себе (правда, за стол не приглашали) расписывали успехи на внутреннем и внешнем фронтах, особенно гордились тем, что, мол, Россия сама платит за своё унижение и скоро подставится под кавказского жеребца в полной мере!
Люся слушала подобный самовлюблённый бред равнодушно, нисколько не обольщаясь реальными перспективами всей этой маеты. Будет много крови и хаоса, в которых окажется востребованным и щедрооплачиваемым то единственное качество, каким обладала она в превосходной степени -- стрелять без промаха в любой ситуации. Что касается непонятной свободы некой, столь же чуждой её сознанию части суши, как, к примеру, Буркина-Фасо или острова Фиджи, то это абстракция нисколько не занимала чисто выметенный Люсин ум (чем только мужики не маются!). В данный момент она попыталась, во-первых, решить вопрос с оплатой, а во-вторых, получить возможность съездить домой. Что ж, удовлетворённые её работой хозяева пошли навстречу -- не только щедро выплатили всю положенную сумму, но и отпустили меткую Лейлу "на побывку", сроком десять дней, предупредив при этом, чтобы не вздумала "дезертировать" или опоздать. "Нас ждут великие дела!" -- так прокомментировали они своё жёсткое требование.
Её посадили в навороченный джип с тонированными стёклами, после чего несколько часов дороги -- то тряской, то гладкой, две краткие остановки на постах ДПС, причём ни разу у пассажиров не спросили даже документов, и Люся оказалась на железнодорожном вокзале в Кисловодске. Ей вручили билет-люкс , с пересадкой в Москве, и обговоренное количество денег -- аванс. Остальную часть она получила уже в столице, при посадке в поезд "Москва -- Архангельск", от невозмутимого мужчины без возраста и определённой национальности, в чёрных дорогих очках плюс старомодной шляпе...
Эти краткие каникулы прошли бы вполне гладко, если бы не мерзкая история, навсегда испортившая отношения Люси с единственным родным для неё человеком -- старшей сестрой. Началось с того, что в квартире на Вологодской, которую она привыкла считать своей, вдруг обнаружилось целое семейное гнездо в лице сестрёнки с мужем и кучи сопливых, вечно орущих племянников и племянниц. Выходило, что они странным образом лишились своего жилья (потом открылось, что вложили квартиру в какую-то "Селенгу", но пролетели), и поэтому поселились на законной сестры половине, заодно и Люсину освоив. Молча проглотив пилюлю, и даже минералкой не запив, та отправилась на заимку, собираясь на лоне природы перекантоваться неделю. Но там её ожидал ещё больший удар. Дачи, поставленной когда-то папой из отборного соснового кругляка, радующей взгляд безукоризненным набором стен и строгостью линий -- просто не было!.. Осталась крохотная избушечка бани, да зияющий пустотой сараюшка-дровник...
Вне себя от гнева и обиды (главное, это ведь была память о родителях!) Люся кинулась в посёлок и уже оттуда по телефону обрушилась на сестру с упрёками. Но тут же выяснилось, что для той это не менее неожиданное известие, правда, сболтнула сгоряча, что, мол, муж упоминал каких-то покупателей на сруб... Люся в сердцах бросила: "Убью!", хлопая трубку телефона-автомата в зажимы. Сказано -- сделано. Вечером того же дня она дежурила возле подъезда своего бывшего дома с "Макаровым" за поясом. Вряд ли она собиралась убивать зятя, но разговор с ним предстоял серьёзный...
Тот не появлялся довольно долго, видимо, предупреждённый женой о возможной встрече, а когда изобразился, вёл себя как герой дешёвого шпионского фильма: натянул капюшон, крался вдоль стен домов, укрываясь от света фонарей, часто озирался... Люся терпеливо ждала, когда этот клоун приблизится к мусорной загородке, за которой была её позиция. В нужный момент она выросла перед горе-аферистом, словно мрачная фигура ангела мщения. Несчастный так и застыл на полусогнутых, не в силах шевельнуться. Люся спокойненько прицелилась ему в лоб, но потом скомандовала одними губами: "Пошёл!", кивнув пистолетом за контейнеры. Зятёк что-то промычал, но не тронулся с места. "Поговорить надо!" -- добавила грозная Люся. Несколько ободрённый тем, что его не сразу станут расстреливать, а дадут хотя бы слово молвить, родственник обречённым пингвином переместился в нишу между зловонными ёмкостями. Тут свояченюшка совсем его сразила -- бешеным шёпотом: "На колени становись, гад!". Бедняга так и осел мешком, впрочем, уцепившись обеими руками за край железного короба, чтобы совсем не растянуться в жидкой жиже. Что-то физиологически-низкое забулькотало в нём, и Люся с отвращением представила, как оставленный парализованным мозгом организм выпускает из себя бесполезное содержимое... (Пришить этого засранца всё равно, что вошь раздавить!) Так они и находились некоторое время на своих местах: подобие мужчины, умирающее от страха, и женщина-подросток с оружием в руках, недоумевающая, что ей делать с подобной добычей. Но тут...
Неправда, что нет беззаветной супружеской любви! Ещё как есть! В этом вполне убедилась Люся в тот вечер, когда в самый разгар её сомнений и тягостных раздумий что-то стремительное и до боли знакомое мелькнуло из-за барьера и накрыло приговариваемого к неизвестному наказанию плотным покровом, словно крыло наседки цыплёнка от когтей ястреба. Под горестное причитание: "Что она с тобой сделала? Что?.." -- сестрёнка ощупала мужа, а когда убедилась в полной его сохранности, сама превратилась в хищную птицу, вскочив и набросившись на родную кровь с яростью, никогда прежде не наблюдаемой Люсей в этом семейнолюбивом создании. Сестрёнка нисколько не обратила внимания на "ствол", всё ещё находившийся в руках мстительницы, правда, отведённый назад и в сторону. Она хлестала Люсю по лицу во всю силу своих рук и выкрикивала одно и то же слово, но бьющее прямо в сердце: "Тварь!.. Тварь!.. Тварь!.."
Вчерашняя, да и завтрашняя "гюрза" встречала удары только горестным отчаяньем, не вспоминая даже пальцем прикрыться... Её милая, заботливая, умная, единственная мама отвергла свою малышку ради какого-то жадного слизняка, который, вдобавок, ещё и обманщик! Что-то живое и трепетное обрывалось в Люсиной душе, что ещё существовало в ней подспудно, не убитое бандитской муштрой и кровью преступлений, что согревало холодеющее сердце искрой надежды на возможность хорошего, доброго, чистого завтра... И когда этого последнего совсем не стало, Люся резким боковым жестом правой руки, свинцово-увесистым от находящегося в ней пистолета, врезала нападающей фурии куда-то в область подбородка и нижней губы, так, что верную супругу словно ветром сдуло!.. И ушла в темноту, что бы никогда уже не вернуться...
Она вновь очутилась на Северном Кавказе в самый разгар кипучей деятельности. И без того военизированная республика стремительно превращалась в настоящую крепость, в основном руками многочисленных рабов, добываемых ичкерийскими фортификаторами по всей России и эксплуатируемых нещаднее домашнего скота. Немедленно включили в процесс милитаризации и Лейлу-Люсю. Она ездила по районам Чечни, как правило, вдоль основных автотрасс, а так же вблизи крупных населённых пунктов -- готовила "схроны", то есть долговременные тайники с оружием и всем необходимым для существования партизанского подполья. По ходу процесса она вносила много новшеств, касающихся специфики женского быта, немало веселивших начальство. Так, например, она потребовала полсотни косметичек, несколько ящиков всякой парфюмерии, предметов гигиены и прочего, на первый взгляд, абсолютно невоенного снаряжения. "Вы что, хотите, чтобы через месяц любой зелёный новобранец узнал бы во мне лесную ведьму?" -- так оправдала она свой запрос. Впрочем, любое её желание, пусть это был бы и каприз, исполнялось беспрекословно и возможно быстро...
Но однажды за ней прямо в лесную чащу, где она находилась с очередной бригадой надсмотрщиков-дядьков и рабочих (менявшихся каждый раз, и Люсе не хотелось думать, куда они исчезают), примчался тот самый тонированный джип и увёз в прежние места дислокации... По дороге Люся могла оценить обстановку внутри этого напряжённого ожиданием войны анклава -- а она изменилась разительно! Было странно безлюдно на дорогах и окраинах аулов, зато в центрах их -- на площадях толпились огромные массы вооружённых мужчин, в основном крутивших воинственную чеченскую пляску-карусель под гортанные крики и сотрясание всевозможными стволами. Что-то грозное надвигалось, и это в полной мере подтвердилось в Шалинском доме-штабе, куда и привезли Лейлу.
Впервые её усадили за мужской стол, правда, кроме девушки за ним был только один человек -- её шеф-хозяин, именуемый почтительно Шейхом, и еды никакой не предлагали. Так вот, Шейх прямо сообщил, что завтра президентом Ельциным будет подписан указ, Россия объявляет войну Ичкерии, и начнётся ввод российских войск по трём направлениям: через Моздок, Ингушетию и Дагестан... "Ну, предположим, в Ингушетии и Дагестане у русских возникнут трудности, -- улыбнулся он в густую бороду, -- а вот осетинская группа двинется резво, и до самого Долинского препятствовать ей будет невозможно... Зато там их будут ждать большие сюрпризы!" Затем хозяин чётко и кратко изложил Лейле предстоящую ей работу -- выдвинуться в район посёлка Долинский, подготовить позиции в предполагаемом тылу противника, обеспечить наличие должного прикрытия и связи, в дальнейшем действовать по обстоятельствам, имея основной целью -- высокопоставленные военные чины, а так же внесение максимально возможного элемента дезорганизации и паники в ряды федеральных войск. "Думаю, этого элемента у них и без тебя хватит! Говорю, как отслуживший двадцать лет под красным знаменем -- увидишь стихию бардака и уродства! Так что -- не пропадёшь!"
Шейх пожал Люсе руку, что означало высшую степень его доверия, и девушку сопроводили в другое помещение, где уже была собрана вся группа. Кроме пяти рядовых бойцов, в неё входили ещё две молодые женщины и, что самое удивительное, Азиза, причём в качестве подчинённой. Правда, на неё возлагались особые функции -- обеспечение связи с чеченским населением и подбор "прикрытия" -- группы из пожилых, как правило, женщин и детей, в которой должны будут "растворяться" Лейла с напарницами. Была проведена проверка всех необходимых знаний членами отряда, оружия и амуниции, потом в полном молчании поужинали -- и уже в наступающих сумерках выехали на позиции, чтобы достигнуть их и расположиться в скрытном месте до наступления рассвета.
Завтра начиналась война...
Знаешь что, мой милый читатель? Впервые в жизни я пожалела, что не являюсь маститым мужем убелённых сединой лет, с закалённым сердцем и опытными глазами -- сколь много я смогла бы воздвигнуть на основе доставшейся мне тетради! Эпического масштаба произведения, современные "Илиаду" ,"Войну и мир", "Братьев Карамазовых"!.. Почему я всего лишь легкомысленная птаха, так и не ставшая хотя бы птицей-секретарём, умирающая от горя и сострадания над полувыцветшими листами, вместо того, чтобы извлекать из них максимум полезной информации?! Но уж так получилось, не взыщи, будь снисходительным... Пожалуйста!..
...Как и было предсказано Шейхом, уже 12 декабря Северо-Западная группа федеральных войск, продвигавшаяся со стороны Северной Осетии, достигла Долинского, где встретила ожесточённое, хорошо подготовленное сопротивление. "Большими сюрпризами" оказались для наступающих ракетные удары из систем залпового огня "Град", имевшихся у чеченской стороны. Бои за овладение этим ключевым населённым пунктом затянулись...
В этих условиях Люсин отряд чувствовал себя как щука в зарыбленном пруду. Часто меняя позиции, смешиваясь при малейшей опасности с мирным населением, пользуясь хорошим знанием местности (и полным отсутствием такового у противника) он действовал решительно, почти нагло. То, что бывший советский офицер нарёк "стихией бардака и уродства" предстало перед партизанами во всей красе. Иногда даже Люся, сознательно глушившая в себе всякое эмоциональное восприятие действительности, поражалась тому уровню неорганизованности, наплевательства к собственной и общей безопасности, просто клиническому идиотизму ведения боевых действий Российскими войсками. "Ну и поделом, сами нарвались, уроды!" -- заключила она про себя.
Отстреливать более-менее значительных вояк оказалось несложной задачей. На фоне совершенно зачуханной армейской среды они выделялись чистотой и упитанностью (правда, сколько несчастных старшин и прапорщиков попали при этом "под раздачу", история навсегда умалчивает). Часто становились мишенью водители тяжёлых грузовиков на перепутьях (заторы!), бензовозы, артбоеприпасы... Чётко налаженного противодействия не было никакого. Поняв (далеко не сразу), что попали под снайперский обстрел, подразделения начинали беспорядочную пальбу во все стороны, увлекая в нелепую канонаду целые полки, тратя центнеры патронов и снарядов, при этом зачастую оказываясь под собственным же перекрёстным огнём.
Так продолжалось до 20 декабря, когда федералам всё же удалось войти в Долинское, а потом и приступить к блокированию Грозного с северо-востока. Снайперская группа получила приказ вернуться в район Шали. После короткого отдыха на базе в горах, Люсю перебросили через южные окраины чеченской столицы, доступные для сообщения, в самую гущу предстоящих боёв.
Сражаться в большом городе -- это сущий кошмар для наступающей стороны, но масса преимуществ у обороны. Огромное количество полуразрушенных каменных зданий (готовые огневые точки!), сеть подземных коммуникаций, заранее пристрелянные сектора, минные поля, подготовленные долговременные укрытия -- всего и не перечислишь. К тому же своеобразная психология чеченского бойца -- скорее горца, которому особо беречь бывшую колониальную столицу (Грозный!) не было никакого резона... Всё это делало назревающий штурм столицы весьма проблематичной авантюрой. Разумеется, когда-нибудь он завершится успешно... Но какой ценой? Готова ли заплатить её Россия? Каким-то совершенно трезвым рассудком Люся обдумывала перспективы начавшейся войны. Она поняла уже вполне отчётливо, что упор местных кругов делается на максимальную неприемлемость боевых действий для Москвы -- через большие людские потери, пропаганду в прессе, международную шумиху. Что же, Ичкерия победит? А ни хрена! Сколько ни расплёскивай воду на брызги, ни потешайся над ручейками -- океан всё равно затопит любой остров, вставший на его пути, потушит самый сильный пожар. Ну и что? Ичкерия платит, значит, Люся будет танцевать под её музыку... Пока музыкантов не смоет беспощадный прибой...
В самый канун Нового Года, 31 декабря, начался штурм Грозного, одна из самых плачевных страниц новейшей военной истории России... Об этом уже столько рассказано, показано, что прибавить что-либо новое, даже со слов непосредственной участницы, не представляется возможным. Лишь вкратце сообщу, что вошедшие в город тремя колоннами войска были частично остановлены, частично окружены и разгромлены. Особенно ужасной была судьба 131-ой отдельной Майкопской мотострелковой бригады и 81-го Петракувского мотострелкового полка, почти полностью полёгших или попавших в плен в районах железнодорожного вокзала и Президентского дворца...
Что говорить, отчёт об этих событиях я читала с особенным волнением... Хотя Люся и не принимала непосредственного участия именно в этих боях, но там были такие же отморозки, может быть, этой несчастной гадиной и подготовленные, и сама она убивала наших ребят, похожих на моего парня, у которых тоже были родители, девушки, или жёны, дети!..
С небольшими перерывами на отдых снайпера пробыли в столице, вернее, в том, что от неё осталось, до начала марта. За этот период Люся окончательно втянулась в нечеловеческую игру со смертью, каковой является вооружённая подпольная борьба в мёртвом и мертвящем всякое дыхание городе. Сколько раз она была на волосок от гибели?! Да что там -- уже практически за гранью мира живых! Но везло ей, опять дьявольски везло! Однажды её подобрали федеральные солдаты, контуженную после разрыва танкового снаряда, почти погребённую заживо обломками кирпичных стен, вытащили из-под обстрела и доставили в примитивный медсанбат, причём и куклу её тоже не забыли... Хотели эвакуировать дальше, но, отлежавшись пару дней, Люся сбежала из обители Эскулапа...
Во время городских схваток Люся-Лейла впервые столкнулась с нечто новым для себя -- вражескими снайперами. О, это были не те зелёные новички, с которыми поначалу приходилось иметь дело! Настоящие профи, для которых шлёпнуть грозную партизанку -- что комара на лбу!.. Тут уж держи ухо востро! Очень помогало скрытое "сарафанное радио" -- неведомым образом любое появление федерального стрелка сразу же становилось известно чеченцам, и те прилагали максимальные усилия, чтобы как можно скорее устранить эту опасность. Однако пару раз Люсе пришлось сойтись с контрколлегой в непосредственном контакте. Можно сказать, что счёт остался равным. В первом случае девушке удалось засечь передвижение противника внутри разрушенного здания, и она целый час терпеливо ждала, пока он выдаст свою позицию -- чтобы одним выстрелом прервать его карьеру и жизнь... Но однажды попалась и Люся -- задержалась с утра, не вышла "на работу" затемно, как обычно, а часиков в девять -- и поплатилась!.. Едва начала устраивать винтовку в нужное положение, как сильнейший удар вырвал её из рук и швырнул в лицо. Люся едва успела припасть к бетонному шершавому полу и вжаться в него, ощущая, как ломит и полыхает разбитая скула... Тем временем "группа поддержки" открыла ураганную стрельбу, отвлекая внимание на себя. Немного погодя Люсю крайне вежливо зацепили крюком за ноги из соседней комнаты и оттащили с опасного места.
Накал сражения начал стихать примерно в середине февраля, когда федеральным войскам всё же удалось блокировать город с юга. Подпитка сил сепаратистов крайне усложнилась. Впервые снайпера стали ощущать нехватку боеприпасов и продуктов питания. Пришлось Люсе даже нарушить строжайший запрет -- и вскрыть несколько "схронов" (не голодняком же воевать!) Не раз девушке попадались в руинах чудом уцелевшие жители, исключительно русские бабушки и старички (своих чеченцы давно вывели). Тайком от своей банды Люся делилась с ними скудными припасами...
И вот, в начале марта, вместе с отрядом Шамиля Басаева, снайпера покинули Черноречье -- последний район Грозного, контролируемый дудаевскими силами, и вернулись в "домашнюю гавань" -- окрестности Шали.
Так завершился самый напряжённый период в Люсиной кровавой эпопее, во всех последующих событиях её использовали крайне расчётливо, не посылали в пекло, берегли для особо деликатных поручений.
Несмотря на кажущиеся успехи Российской армии (например, 30 марта они практически без боя вошли в Шали) реальной победы достигнуто ею не было. Основные силы Ичкерии избежали разгрома, перегруппировались, освоили более эффективные способы ведения войны и были полны моральной решимости продолжать борьбу. Первые месяцы кровавого противостояния показали военно-политической верхушке мятежников всю неспособность Москвы вести настоящие ответственные боевые действия и подпитали уверенность в возможности победы. Парадоксальным образом каждая отбитая с большими потерями федеральными войсками пядь Чеченской земли не только не усиливала контроль центра над нею, но катастрофически уменьшала даже возможность такового.
В один из апрельских дней Люсю снова доставили к Шейху. К немалому её удивлению, тот по-прежнему обитал в своём Шалинском доме, и не просто существовал -- а занимал некое положение в новой вертикали власти. Совершенно не смущаясь пикантности положения, он завёл разговор о трудностях партизанской войны, о значительной роли, сыгранной Лейлой в общей борьбе за свободу, о дальнейших перспективах... А потом неожиданно предложил съездить в отпуск. "Конечно, не бархатный сезон, в Сочи не поваляешься на песочке, но в другое время, боюсь, отпустить мы тебя не сможем... Лето для нас -- самое жаркий период, во всех смыслах!.." Люся вышла от него ошарашенная -- ей уже казалось было, что она навсегда обречена скитаться по этим недобрым горам, словно травленая волчица.
Ещё больше поразила её сумма вознаграждения, полученная за эти боевые месяцы (и опять врученная ей уже в люксе поезда, убывающего на Архангельск). Видимо, Шейх имел большие виды на щупленькую комбатантку, если не скупился на гонорары...
...Господи, могла ли даже представить семнадцатилетняя школьница-папина дочка, примерно через месяц встретившая Люсю-с-куклой на спортивной вечеринке, рядом с КЕМ ей довелось оказаться? А этот палец, приставленный пистолетом к моей переносице? Сейчас кажется, что если бы возникло такое желание, сей своеобразный ствол изрыгнул бы настоящую пулю -- в некую глупую девчоночью голову, чтобы пьяные мозги проветрились!..
Кто бы знал...
По возвращении в Чечню в начале июня (собственно, самостоятельно добираться пришлось только до Кисловодска, а там её посадили в Уазик и быстро домчали до места) Люся оказалась поначалу в непонятном положении. Шейх поселил её в своём доме, в одном помещении с двумя пожилыми неразговорчивыми женщинами, ведущими хозяйство, но никак не делился ближайшими планами, и даже видеть его удавалось крайне редко. Так продолжалось почти полторы недели, когда в один из вечеров, поужинав в тесной женской кухне-столовой, Люся уже собиралась "на боковую", но была вызвана вниз резким знакомым окриком. Азиза, собственной персоной, весьма воинственно настроенная, при этом явно в дурном настроении, приказала ей собираться. "Туда!.." -- резко ответила она на резонный вопрос... Через пять минут они уже усаживались в средний из трёх стоящих во дворе неразличимой марки внедорожников. Одновременно взревели моторы, и тьма полностью поглотила колонну...
Люся вовсю дремала, растянувшись на задних сиденьях, когда они въехали на некую огороженную бетонным забором территорию с длинными приземистыми зданиями. "Выходи!"... Выбравшись наружу и глотнув "свежего" воздуха, Люся невольно поморщилась. Судя по стойкому специфическому запаху, здесь когда-то находилась животноводческая ферма.
Азиза негромко переговаривалась с кем-то из невидимых во тьме чеченцев, раздражённо повышая временами голос. Наконец она окликнула подопечную: "Давай за мной!". Синим пятном вспыхнул фонарик, девушка послушно двинулась следом...
Они вошли через скрипучую алюминиевую дверь в хибару-сторожку, вроде рабочих бытовок, Азиза зажгла керосиновую лампу. Обстановка не блистала изыском: какие-то шкуры на лавках, груда вонючего мужского тряпья в углу, объедки на столе... Но Люсе приходилось обитать и не в таких условиях. Поэтому она спокойно выслушала приказ располагаться тут на ночёвку...
Раздался робкий стук, вошёл старик явно не горской внешности (видимо, раб), прибрался быстро и ловко, оставил на столе кувшин молока и большой лаваш. Но Люся, совершенно равнодушная к еде и питью, растянулась на нехитрой лежанке и тут же унеслась в смутное марево сновидений.
Утром, за завтраком, включавшем всё то же молоко и лаваш, Азиза ввела Лейлу-снайпершу в курс дела. Они поедут в Россию, имея целью Минеральные Воды, там Люся будет выполнять все приказы, обеспечивая проведение спецоперации. Подробности -- по ходу событий... Пока -- подготовка оружия и прочего снаряжения.
В глухой ложбине, прорезающей опушку прямо за оградой фермы, Люся отстреляла пару винтовок, которые потом тщательно замотали в целлофан и упрятали в свежие коровьи туши, лежащие рядком под навесом. Скоро подкатил белоснежный микрофургон-реф, куда и были погружены все эти мясные горы с железной начинкой. Взглянув на часы, Азиза прищёлкнула языком: "Завтра выезд в половине четвёртого, так что советую выспаться! День будет тяжёлым!"
Уже в сторожке, располагаясь ко сну, чеченка внезапно разоткровенничалась, заодно раскрыв причину своего дурного настроения: "Завтрашняя операция мне ужасно не нравится! Похоже, Шамиль и те, кто за ним, решили сделать ставку на зрелищность, забыв просчитать последствия! В тактическом плане это может принести плоды, но в перспективе -- только вред! Шок бывает эффективным оружием, но ненадолго! Потом он возвращается бумерангом, и поражает тебя же... Но некоторые спят и видят себя имамами великой Ичкерии от моря до моря! -- она замолчала было, но потом заключила уже в темноте, -- Аллах отобрал у них разум!.. Но шуму завтра будет!.. Спи...".
Встали затемно, в деловитом молчании перекусили, совершили при свете фонарей последний осмотр, женщины ненадолго уединились в хибарке, где облачились в свежее бельё, навели тщательный макияж, натянули неудобные, но нарядные платья, словом, вооружились до зубов...
Заняли место в кабине микрофургона. Водитель, средних лет усатый крепыш в кожаной потёртой куртке, Азиза, ставшая похожей на постаревшую актрису национального театра, и Люся, дура дурой в потугах шика... Тронулись... Ехали по каким-то едва ли не тропам, минуя населённые пункты и оживлённые трассы, пока не оказались в виду эмвэдэшного блокпоста, оседлавшего развилку дорог на лысой высотке. Несколько полузарытых БМП и танк, окружённые брустверами из мешков с землёй, а так же жидкой спиралькой колючей проволоки. Несколько грозных картонных табличек с надписями фломастером: "Стой! Мины!" -- довершали картину. Из бетонно-блочного укрытия появился совершенно чумазый от коптящей соляркой печки непонятного звания офицер, помахал приветливо рукой. Водитель, изобразив широчайшую улыбку, выкатился со своего места, и они дружески обнялись, коснувшись друг друга щеками, по местному обычаю. Видимо, фургон этот был здесь хорошо известен.
Офицер мельком взглянул в кабину, подмигнув при этом Люсе будто подведённым сажей глазом, оживлённо заговорил с шофёром. Тот распахнул заднюю дверь, подхватил изрядный окорок, вручил счастливому служаке. На свист последнего прибежали двое не менее живописных солдат и утащили добычу в нищие закрома твердыни. Затем друзья вновь обнялись, прозвучало пожелание счастливого пути и обещание "зелёной улицы", и автомобиль продолжил движение. Чеченец демонстративно вытер платком губы и сплюнул в открытое окно. Никто не проронил ни слова комментария. О чём тут было говорить. Даже равнодушной Люсе стало обидно и неловко. Вот такая война...
Выбрались на трассу. Движение заметно усилилось, причём преобладали, в основном, гражданские машины, что резало взгляд после военизированной Чечни. И вдоль дороги разворачивались картины мирной жизни. Не верилось, что можно просто съехать на обочину, остановиться, прогуляться по зелёной июньской травке, не опасаясь нарваться на мину или вражескую пулю. Угроза и враждебность была в них самих, и это вносило элемент угрюмой настороженности в почти идиллическую атмосферу путешествия. Изредка Азиза доставала из бардачка портативную рацию и обменивалась с кем-то короткими шифрованными фразами. Диверсанты в тылу противника...
Люся, по обыкновению, не забивала себе голову сложными предположениями или расчётами, она просто смотрела в окно, машинально отмечая интересные ей, как военному спецу, детали: высоту травяного покрова, близость "зелёнки" и жилых строений, рельеф естественных земляных укрытий, присутствие людей и различной техники, короче, совершенно элементарные вещи, не требующие концентрации внимания. Сиденье было удобным, ветерок из окна -- прохладным, небо сияло чистой синевой...
Только на одном из постов ДПС их серьёзно остановили, осмотрели груз, проверили документы. Но и тут шустрый весельчак-шофёр обаял чем надо строгих милиционеров, и диверсанты проскочили сквозь их заслон, как иголка через сито. Они проехали беспрепятственно ещё с полчаса и уже подумывали о привале на обед, как вдруг Азиза, в очередной раз выйдя на связь, резким жестом приказала остановиться. Она несколько минут гневно перекрикивалась с кем-то в трубку, потом отбросила её от себя, едва не расколотив. Никогда Люся не видела наставницу в таком состоянии: совершенно белое лицо, трясущиеся губы, пылающий взгляд!.. Водитель, очевидно, всё понявший в этом диалоге, бормотал что-то сердитое под нос. Наконец, Азиза взяла себя в руки, вновь отдала короткий приказ, и фургон, развернувшись почти на месте, рванул в обратную сторону. В ответ на недоумённый взгляд пояснила, нервно сжатым кулаком постукивая себе по колену: "План изменился... Едем в Будённовск... Я же говорила, что шансов у этой авантюры почти нет!.. Отряд задержали на посту и сопровождают в РОВД... Будем действовать по обстоятельствам..."
Вновь проскочили дэпээсников, не обративших на них никакого внимания, явно встревоженных чем-то серьёзным. Азиза только ругнулась сквозь зубы, а крепыш прибавил газа. Видимо, обстоятельства уже начали принимать лихой оборот!..
На подъезде к городу их встретил плотный поток бешено несущихся легковых и прочих авто, буквально набитых пассажирами, многие усиленно моргали фарами и делали предупреждающие знаки руками, даже крутили пальцами у виска... Но микрофургон нёсся вперёд -- навстречу яростной неизвестности.
Проскочили дорожный указатель: "Будённовск". Азиза велела остановиться, даже был выключен мотор. В наступившей относительной тишине (мимо по-прежнему пролетали встречные) отчётливо слышалась спорадическая стрельба, изредка даже бахали взрывы (гранаты -- отметила про себя Люся). Это не был ещё шум реального боестолкновения, всего лишь прелюдия большой драки.
Они вновь сорвались с места, подняв облако пыли и резиновой гари, и неуклюжим бешенным слоном влетели на городские улицы... Всё здесь напоминало овечий загон, в который ворвалась целая стая жадных беспощадных волков. Метались обезумевшие люди всякого возраста и пола, собаки неслись стрелами, многие с остатками вырванных начисто цепей, куры бросались под колёса, словно хотели разом покончить с этим безумием... Ужас и паника царили безраздельно, поразив одновременно всё живое в городе, словно некий невидимый психологический нейтронный взрыв...
Выскочив на один из перекрёстков, группа внезапно оказалась под обстрелом. Метров с двухсот по ним открыли огонь из автоматов неизвестные бойцы в камуфляже, прямо из толпы перепуганных гражданских лиц, попадавших ничком прямо на мостовую. Удивительным образом, благодаря мастерству водителя и везению, фургон совершил просто каскадёрский вираж и юркнул в переулок, под защиту каменных стен. Когда Люся и Азиза поднялись с пола, куда рухнули при первых выстрелах, автомобиль уже застыл как вкопанный, буквально уткнувшись бампером в железные ворота двухэтажного дома. Взъерошенная дама вылетела пробкой из машины и тут же требовательно застучала в красно-коричневый металл ограждения. В окне появилась испуганная мужская физиономия неопределённой кавказской внешности, ставшая вмиг ещё более испуганной и удивлённой. Азиза прокричала что-то резкое и гортанное... Через минуту тяжёлые створки ворот распахнулись вовнутрь, и реф въехал под своды капитального бетонного гаража , словно в пределы средневекового замка времён войны Белой и Алой розы...
Ещё через пару минут, прихватив извлечённое из туш снаряжение, диверсантки оказались где-то на чердаке, в хорошо оборудованной и замаскированной огневой точке. Через узкие щели-бойницы просматривались сразу две улицы и часть площади с довольно большим зданием. "Городская администрация" -- пояснила Азиза. Она так же показала Люсе систему домашней связи -- нечто вроде игрушечного телефона, примитивный санузел, холодильник с запасом еды на несколько суток, лежанку, одним словом, всё необходимое для длительного пребывания на боевом посту. "Будь на связи, веди наблюдение, моё расположение -- на нижних этажах. Будут обыскивать -- сиди тихо, и тебя никакая ищейка не обнаружит! Всё!.." Азиза захлопнула потайную дверцу, и девушка осталась одна.
В течение некоторого времени Люся оценивала обстановку. На улицах творился сущий кошмар. Неизвестные люди в армейской полевой форме, судя по всему, чеченцы, сгоняли толпы людей, словно домашний скот, на площадь, где усаживали рядами под дула своих автоматов. За малейшее ослушание, даже за нервный срыв, тут же следовало наказание -- выстрел на поражение. Плачь и причитания стояли сплошным гулом, заглушая даже отдельные окрики конвоиров. С большим трудом Люсе удалось сконцентрироваться на прямых своих обязанностях. Она составила список ориентиров, прикинула дальность до возможных точек расположения целей, даже проверила винтовки -- пользуясь общей неразберихой и шумом, выпустила несколько пуль по фонарям на площади, добившись идеальной пристрелки. Оружие её было бесшумным, так что беспокоится о возможной демаскировке не приходилось...
Затем потянулись тягостные минуты ожидания, постепенно перерастающие в часы. Ужасная пародия на митинг в центре города продолжалась, над зданием администрации развивался ичкерийский флаг, никакого приказа не поступало. Несколько раз Азиза вышла на связь, очевидно, проверяя -- не уснула ли снайперша. Но та испытывала невольно такой моральный стресс, что и при желании -- не сомкнула бы глаз... Больше всего тяготила неизвестность, плюс очевидный абсурд происходящего. Зачем всё это, и что здесь делает она, Люся, девчонка из далёкого северного города?.. Но привычным усилием воли она отбросила мысли и как бы опустилась под воду -- отсекла всё постороннее, оставив одно -- готовность действовать по команде.
Между тем ситуация поменялась. Боевики вдруг дружно произвели по несколько очередей в воздух, вызвав новый приступ паники среди пленённых ими людей, затем стали тычками и криками сгонять их в подобие колонны, и в конце концов погнали куда-то прочь. Примерно через пятнадцать минут площадь относительно опустела, лишь кое-где виднелись тела расстрелянных. Скоро появились первые прохожие, быстро перебегающие улицы, некоторые останавливались возле трупов, трогали, пытаясь опознать... Примчались несколько милицейских Уазиков, из них высыпали военные, явно -- федералы. Кареты "Скорой помощи", ещё какие-то машины, наконец-то пригрохотал БТР. Ичкерийский флаг слетел с фронтона здания, на своё место вернулся российский триколор. Обстановка начинала приобретать более-менее логические очертания, но всё же оставалась совершенно непредсказуемой.
Гул стрельбы отдалился, но сделался гуще. Иногда в нём проскальзывали новые нотки -- дробно-басовитые очереди крупнокалиберных пулемётов (бронетехника!). Но шквального огня, характеризующего реальный бой, по-прежнему не было.
А на площади и прилегающих улицах просто зарябило от нахлынувшей массы вооружённых людей и транспортных средств. Всё подёрнулось сизоватой дымкой выхлопных газов, шум-гам создался невероятный. Азиза прокричала в трубку: "Сиди тихо! Проверка!" Но Люся и сама видела, что идёт прочёсывание дворов силами МВД и армии. Это не очень её взволновало, так как крепость-убежище было вполне надёжным (и комфортным!). И точно, расположение снайперской позиции так и осталось нераскрытым...
Ближе к вечеру, когда Люсе уже порядком надоело пялиться на уличную военно-гражданскую суету, да и голод изрядно посасывал желудок, Азиза наконец-то дала отбой готовности номер один, пояснив: "Пока никакой активности, Москве нужно осознать тяжесть ситуации, и чтобы пресса шум раздула, Запад подключить... А там как выйдет!.. Взялись медведя дразнить, готовься к неожиданностям... Всё, отдыхай! Не вздумай свет включать!.." Но Люся понятия не имела, где находится выключатель, да и желания его искать. Пока было светло, плотно пообедала-поужинала, совершила нехитрый туалет, стараясь не слишком плескать водой, приготовила постель прямо на полу, в углу комнатушки, и только коснулась затылком подушки -- провалилась в чуткий беспокойный сон...
Последующие несколько дней содержательно не очень отличались друг от друга. Только войск и бронетехники на улицах сильно прибавилось, и несколько раз стрельба усиливалась настолько, что Люся решала, что наступает финал этого чердачного сидения, но всё стихало, так и не разгоревшись по-настоящему. Азиза выходила на связь регулярно, но голос её, и без того резкий, становился всё более сердитым и раздражённым. Видимо, происходящие события не способствовали хорошему настроению. А однажды она вообще накричала на Люсю, когда та робко поинтересовалась дальнейшими перспективами. "Сиди себе и жди приказа!"
И вот произошёл эпизод, могший сыграть чрезвычайную роль не только в судьбе маленькой снайперши, но, возможно, и всей России (а может, и поболее)...
Люся по обыкновению вела наблюдение в зонах ответственности, как внезапно весь улей пришёл в неописуемое волнение-движение, по дворам разбежались и заняли позиции бойцы элитных, видимо, подразделений, даже на крыши вскарабкались её коллеги-снайпера, наставив стволы винтовок в отведённых им направлениях... Подлетел эскорт каких-то важных автомобилей, которые тут же были прикрыты строем весьма бронированного спецназа, и какие-то гражданские люди спешно двинули в сторону парадных дверей. И тут Люся в перекрестии прицела увидела столь знакомую по выпускам теленовостей голову, что не поверила в первый момент глазам. Нет, точно он! Вот тут она в первый раз испугалась. Прозвучи сейчас команда -- и жизнь её продлится не намного дольше, чем полёт пули из ствола винтовки до переносицы этой супер-ВИП-персоны! И в то же время сладкое чувство всемогущества овеяло сердце восторженным ужасом -- она может войти в историю, как Харви Освальд или Микола Принцип, всего лишь лёгкое нажатие курка! Чтобы избежать искушения, даже отложила оружие в сторону. Без сомнения, такого приказа не отдал бы ей и самый одиозный ичкерийский командир -- когда решается так много! И всё же, всё же, всё же... Профессиональное чувство ликовало в ней -- она могла совершить выстрел века, какому снайперу выпадает такое!..
Догадку Люси подтвердила почти сразу же Азиза, прошептавшая в трубку: "Ты видела?! Я в ужас пришла, что ты грохнуть его можешь! Полный отбой!.."
На следующее утро неизвестно какого дня (девушка полностью потеряла ориентировку во времени, но, кажется, было воскресенье) прозвучала наконец-то нежданная уже фраза: "Собираемся! Уходим!.." Партизанки снесли оружие в подвал, сложили в углу. На вопросительный взгляд Азиза ответила: "Всё в порядке, с этим добром разберутся без нас!"
Они привели себя в порядок, стараясь соблюсти золотую середину между привлекательностью и незаметностью, и вышли скромными напуганными обывательницами на улицу. Их никто не трогал, и они благополучно достигли окраины города. Там, в одном из дворов, оказалась серенькая "шестёрка", которая и доставила женщин в Прасковею, откуда они на попутках добрались до Кисловодска. И вскорости снова оказались в Шалинской ставке, абсолютно без приключений...
((Последующие события Чеченской войны и Люсиного в ней участия трудно поддаютя хронологии, так как дневник перестал отражать конкретные даты и превратился в хаотическое нагромождение отдельных происшествий и фактов, словно специально, чтобы запутать возможного читателя. Поэтому непонятно, когда именно произошла пересказываемая мною ниже история, одно ясно, что ранней осенью -- до подписания Хасавюртовских соглашений...))
Люсин маленький отрядик базировался на отдалённой даче Шейха в горах, которую охранял вполне легальный "отряд самообороны", состоящий из тех же боевиков, регулярно покидавших свой объект для участия в боевых действиях. В самом доме и многочисленных постройках шёл грандиозный ремонт силами подневольных работников, туда-сюда сновали грузовики со стройматериалами (порой даже из Ставрополья и самого Ростова), и мало что напоминало "волчье логово". Несколько раз приезжали важные федералы на "Уазиках" и БТР, и тогда рабов сгоняли в подземную камеру, а в каминном зале происходило щедрое восточное застолье. Люся равнодушно взирала из своего окна на обширные зелёные фуражки-аэродромы, братающиеся с каракулевыми папахами, она давно ничему не удивлялась на свете... Но однажды ей всё-таки пришлось очень сильно удивиться!
Волею судьбы (или злого рока) Люсю занесло как-то в ту часть дома, где монтировались ванные апартаменты, иначе и не назовёшь! Она бродила по этим будущим термам Домициана, как вдруг перед ней возникла странная фигура. Невысокий стройный юноша с рассыпчатой шевелюрой пшеничных волос, у которого даже небритость выражалась мягким нежным пушком, смотрел на Люсю спокойными, даже добрыми голубыми глазами... Привыкшая к вечной угрозе или испугу взглядов, девушка почувствовала какой-то сладкий толчок в сердце, и все нажитые инстинкты самосохранения разом покинули её. Было очевидно, по заляпанным раствором спортивным брюкам и камуфляжной солдатской курточке, к какому разряду обитателей "горного гнезда" относится сей тип, но это ничего не значило! Голова шла кругом, в мозгу запели райские птички, одним словом, бедняжку поразил одним выстрелом могущественный снайпер -- любовь!..
"Привет!" -- наконец-то прервал паузу неизвестный. "Привет!.." -- Люся чуть-чуть пришла в себя и вновь обрела способность членораздельно выражать свои мысли. Она начала расспрашивать его о подробностях жизни.
Зовут Сергеем. Учился в Художественной академии, специализация: керамика и всякие там витражи. Был отчислен по причине, которую не захотел назвать. Призван. Разумеется, оказался в инженерных войсках, попросту, в стройбате. Тут же нашлось бурное применение его талантам, в основном, в качестве плиточника-облицовщика. Не только в домах и квартирах офицеров, но и гражданских, которым его беззастенчиво сдавало в аренду полковое начальство. Поэтому Сергей ничуть не испугался, когда в один из вечеров, уже после отбоя, его поднял дежурный по полку и проводил за КПП, где неизвестные бородатые мужчины посадили в джип и отвезли сюда. Это было ещё до начала войны, пару лет назад... "И что, ты не пытался протестовать, или бежать?" -- задала Люся нелепый ей самой вопрос. Сергей грустно хмыкнул. Как только понял, во что вляпался, тут же ушёл в лес. Блукал три дня, пока не нарвался на чеченский дозор. Привезли обратно. Так избили, что неделю не мог лежать и мочился кровью. Куда ему идти в этих горах?..
Было видно, что парню так давно хотелось нормально выговориться, тем более перед девушкой! Он просто лучился радостью, и вместе с ним оттаивала душой Люся, незаметно для себя расцветшая самой счастливой улыбкой. Сергей провёл её в свою "пещеру", подвальчик под одной из комнат, вроде зиндана, где была брошена прямо на бетон примитивная подстилка и трухлявый бушлат. Люся тут же молниеносно смоталась к себе и вернулась с ватным полуторным матрасом, верблюжьим пледом и целым пакетом всяческой еды... Глядя совсем по-матерински, как юноша поглощает забытые им деликатесы: колбасу, сыр, варёные яйца, она только головой качала и подкладывала лучшие кусочки... Потом ей пришлось изрядно повозиться -- Сергей попросил, если возможно, найти ему чистой бумаги и карандаш -- он смертельно соскучился по рисованию, и даже все стены пещеры покрыл подобием первобытной живописи -- при помощи осколков кирпича и мела...
Их встречи в послеобеденное время, когда надзор за рабами несколько ослабевал, стали регулярными. Они болтали о том, о сём, вспоминали свои школьные и спортивные годы, родных (Сергей...), обсуждали повседневные общие мелочи. Люсины бородачи, хотя и догадывались, наверное, о цели её ежедневных отлучек, но помалкивали деликатно. Пленный художник чертил что-то на тетрадных (какие нашлись) листах, девушка обшивала его нехитрое обмундирование, иногда бросала быстрые летучие взгляды...
В один из поздних вечеров, когда Люся разостлала уже было постель, она решилась... Быстро приняв душ и накинув на голое тело короткий атласный халатик, в котором тут же застучала зубами -- то ли от холода, то ли от страха, девушка неслышной тенью двинулась навстречу своей ночной тайне. Синий пучок света из фонарика выхватывал предметы и углы, вёл за собой... И вот Люся приподнимает тяжёлую ляду над "пещерой" и обмирает от счастья -- глаза её избранника вспыхнули радостью -- он ждал!..
Часа через два, когда Серёжа мирно посапывал уже, крепко прижав к себе Люсю, она нежно перебирала его лёгкие и светлые даже в потёмках волосы, и улыбается своему портрету на клетчатом листочке, прикрепленному прямо к стене. Только истома небывалой прежде близости и растворения в другом человеке, никаких мыслей ни о чём постороннем, никакой тревоги и опасений! Любимый рядом! Остальной мир пусть катится в тартарары!..
Неужели такое возможно с ней? Казалось бы, всё выкорчевано до глины в душе, искорёжено, выжжено, а вот поди ж ты, поёт и пахнет маем! И продолжается вторую неделю, и теряет рамки осторожного рассудка, и не может дождаться новой встречи, едва простившись на час...
Но профессиональные обязанности даже любовь не может отменить. Люсе пришлось на неделю покинуть обитель счастья и отправиться с заданием в Грозный. Никогда прежде не бывала она такой осторожной, почти до мнительности, не берегла так свою жизнь и тело, ведь теперь они принадлежали не только ей! И никогда так не спешила обратно, словно летя на невидимых крыльях!..
Впрочем, дурные предчувствия появились в ней ещё до того, как двери лесной дачи распахнулись нетерпеливо... Уж больно тихо и спокойно было в округе, и тем более заныло у Люси под ложечкой, когда даже не вставшие при её появлении бойцы дружно отвернули лица, бормоча что-то несуразное вместо приветствия, пряча в пол взгляды. Лейла-гюрза с деланным спокойствием пересекла комнату, намереваясь без обиняков пройти в новостроечное крыло, чтобы увидеться с Серёжей... Но робко-трудный голос одного из мужчин заставил её остановиться.
"Тут, знаешь, один случай произошёл... Аслан Исрапилов, ну, что охраной заведовал, вместе с отрядом под Аргун ходили... Там что-то им вломили, так вернулись в бешенстве... В общем, связали он и ещё Бек Султанов руки этому, ну... что плиткой занимался -- Сергею и в лес уволокли... И, это, изнасиловали там..." -- голос, и так хриплый от напряжения, совсем осип. Люся не оборачивалась, чтобы никто не мог увидеть её лица. Прокашлявшись, незримый вестник продолжил: "Когда привели его обратно и верёвку сняли, он схватил монтировку и кинулся на них... В общем, застрелил его Аслан, из автомата... Потом тело бросили в ущелье, что слева от тропы на второй пост... Мы его зарыли потом там... Если что, увидишь, там холмик земляной и камень сверху... А этих придурков Шейх, когда узнал, выгнал на Северный кордон, чтоб с глаз долой -- сердился очень!"
Люся, немая и глухая, ничего не видя перед собой, поражённая сразу во все жизненно важные органы своего естества, двинулась куда-то прочь, лишь бы -- прочь! Её мысли и чувства смешались в хаотический клубок, и в то же время словно омертвели... Даже руки и ноги повели себя самовластными хозяевами, отключили связь с мозгом, но это нисколько не волновало убитую... Какие-то полосы, круги в глазах -- орнамент ковра, на котором её отымели страшные безличные тени, и вот укладывают под нож, чтобы разделать, как овцу... Давайте, давайте, ваш кусок мяса нагулял свой вес и теперь пригоден на пожирание! Все сюда! Слетайтесь, что размахались чёрными крыльями, ату её, ату!..
Когда сознание чуть прояснилось, Люся увидела вокруг себя обстановку их недолгого любовного гнёздышка-зиндана. Она бережно сняла со стены Серёжин рисунок, сложила его вчетверо, всунула в грудной разрез рубашки. Потом сходила за ведром, набрала воды со стиральным порошком, взяла старое, но чистое полотенце -- в качестве тряпки. И долго, со всей маниакальной тщательностью отмывала стены темницы. Ничто не должно остаться от её любимого в неволе, до последней чёрточки рисунка и малой нитки одежды! Теперь он свободен! Даже и от её любви... А она в тисках навеки... Даже дольше, потому что век -- понятие человеческое, а её доля из иных бездн...
Три дня провела она безвылазно в своей комнате, отвергая всякую еду и расспросы, но однажды незаметно выбралась по стене и скрылась в лесу. Там она вскрыла свой личный схрон и обзавелась хорошо пристрелянным автоматом АК-47 и преострым кинжалом в кожаных ножнах. Примерно через полтора часа интенсивного, почти как на соревнованиях, хода Люся оказалась в районе Северного кордона. Места она знала блестяще, поэтому легко отыскала тропу, по которой совершают ежедневный обход дозорные. Заняла удобную позицию. Скоро послышались громкие гортанные голоса и треск сучьев. Боевики чувствовали себя хозяевами в лесу и ничего не опасались. Напрасно!..
Когда эти двое прошли мимо находившейся в засаде Люси, та вскинула ствол и произвела два одиночных выстрела с промежутком в долю секунды. Первая пуля разнесла затылок Беку Султанову, а вторая перебила позвоночник Аслану Исрапилову. Мстительница подошла к упавшей на грудь мужской фигуре, перевернула её кверху резким толчком. Тот был ещё жив и в сознании. Белые от боли глаза сначала округлились в изумлении, потом сверкнули злобой и страхом. Прикушенные губы что-то замычали. Люся опустилась на колени, причём одно поставив на грудь гаду. Затем спокойно вытащила клинок из ножен и поднесла к самому носу жертвы. Глаза приговорённого уставились на предмет казни с зачарованностью кролика перед удавом. Люся резко вставила кинжал в ненавистный рот, ощущая, как сталь входит во что-то упругое, видимо, язык. Затем она сделала два полосующих движения в стороны, разрезав щёки несчастного до самых ушей. Из этой гуинпленовской улыбки хлынула кровь, окрасив чёрную с рыжинкой бороду бордовым оттенком. Нисколько не чураясь, девушка крепко ухватила эти липкие волосы пальцами и задрала подбородок выродка максимально в небо. И уверенно принялась отрезать голову. Оказалось, это ничуть не труднее, чем разделывать куру-гриль, например. Лезвие само делало свою работу, только не мешай ему!..
Откинув ставшую ненужной деталь организма, Люся оттащила тела за ноги в сторону заросшего края ущелья и сбросила куда-то в вниз. Следом последовало их оружие и нехитрый скарб. Осмотрев внимательно подмостки драмы, она закинула автомат за спину и двинулась прочь, а голову понесла в руке, держа за бороду (по причине гладкой обритости черепа абрека). Только через несколько километров, уже на подходе к даче, ей на ум пришёл простой вопрос: "На что нужен такой трофей?"... Что ж, ответ был тоже простым -- размахнувшись посильнее, Люся запустила страшный мяч в глубину чащобы... А через полчаса переодевалась в домашнее в своей комнате, причём не обнаружив на камуфляже ни одной капельки крови -- просто удивительно!..
И вновь пошли будни. Как будто ничего не изменилось. Люся так же ходила по своим огнестрельным делам, справлялась пунктуально, промашек не допускала. Впрочем, появился у неё в голове ещё один тайный таракан. Теперь, кроме основного задания, Лейла-гюрза устраивала себе дополнительную нагрузку. Заняв позицию где-нибудь возле чеченского стана, она выбирала самого роскошного бородатого джигита и простреливала ему что-нибудь болезненное, скажем, коленку. На истошные вопли сбегались нукеры и начинали верноподданнические хлопоты. Тут снайпер укладывала их друг на друга милой горкой, вроде альпийской, а в финале разносила мозги предводителю. Причём, если основную часть работы она делала автоматически, без "огонька", то тут вкладывала душу, всячески ухищряясь... И ведь как-то прокатывало!
Но добавилось нечто новое. Люся совершенно потеряла способность нормально спать. То есть она могла передремнуть днём минутами, но всегда в самый неподходящий момент, а ночью только металась на простынях, не в силах унять шквал беспорядочного сознания. Это сразу сказалось и внешне -- Люся ужасно осунулась, да и прежней чёткости в действиях не стало. Наконец-то это стало настолько заметно, что даже Шейх обратил внимание. Безоговорочным приказом он отстранил её от работы и отправил на отдых. Так девушка оказалась в Минеральных Водах, на лечении в одном из лучших санаториев. А там... Эх, а там...
После первого же врачебного осмотра Люся узнала такую новость про себя, что едва не лишилась чувств. Она пролежала, укрывшись с головой одеялом и отказываясь от всего целые сутки, а потом потребовала повторной проверки -- уже самыми лучшими специалистами. Немало удивлённые врачи собрали консилиум, но диагноз подтвердился: беременность на ранней стадии! Никаких сомнений!..
Это настолько всё меняло, что Люся вновь потерялась в происходящей действительности. Она -- и с маленькой жизнью внутри! Она, столько их прервавшая, может хоть одну, но произвести на свет! Как это невероятно, невозможно, но так необъятно здорово! Только придумать, как развязать железные узлы, вырваться из кровавого конвейера на волю, к свету и радости!.. Люсе казалось, что всё это возможно, реально, даже легко! Она с упоением отдалась лечению, питалась за двоих, выполняла самые прихотливые требования и рекомендации, вновь обратилась к физическим упражнениям. Это принесло настолько очевидный результат, что, когда через месяц она вернулась в Горное Логово, поражённая Азиза только ахнула, а потом потребовала координаты столь чудесного санатория.
Примерно в таком приподнятом состоянии духа Люся отправилась на очередное (последнее, как она хотела верить) задание...
В этот раз, совершенно рутинно проходя через милицейский пост на подъезде к Грозному, она вдруг ощутила чьи-то крепкие пальцы у себя на плече. В тот же миг её выдернули из толпы остальных женщин и буквально швырнули за барьер из бетонных блоков. Там несколько дюжих молодцов ощупали её грубо, растянув руки в стороны, а голову за волосы натянув назад. Они ничего не спрашивали, только тяжко и отрывисто матерились, потом в той же позе привязали Люсю к металлической горизонтальной трубе. И так же без расспросов начали её бить, в основном тяжеленными ботинками в область живота и паха. Один из истязателей, видимо, чтобы оправдаться в своих глазах, крикнул девушке в лицо: "Попалась, тварь стрелковая! Легко не сдохнешь, сука, сколько наших положила! И кукла-то при ней, всё сошлось!"
Люся не пыталась ни оправдаться как-то, ни разжалобить, ни закрыть важные места на теле... Всё бесполезно!.. Опять тот же кошмар, но уже всё, без вариантов... Только взрывающая внутренности боль -- и ужас -- убивают маленького невинного человечка в ней!..
Здоровяки отлично знали своё дело. Никакого сомнения, что они забили бы пойманную "белоколготницу" до смерти минут за двадцать, если не быстрее, но вмешался случай. Уже ничего не соображающая девушка уловила краем сознания резкий окрик, после чего удары прекратились. Кто-то отчитывал палачей: "Вы что, охренели совсем?! Какой был приказ -- живой взять! Я, что, этот мешок костей и мяса буду прессе показывать?! Уроды! Быстро в БТР её, и молитесь, чтоб дотянула до госпиталя!"
Люсю отвязали не очень вежливо, в том же духе потащили и забросили куда-то в тёмное и твёрдое, наверное, внутренность боевой машины. Взревел двигатель, мучения продолжились уже от страшной тряски и удушающей вони... В какой-то момент сознание оборвалось, всё пропало...
Очнулась Люся от сильнейшего удара и грохота. Она ощутила, что словно летит куда-то, или что-то летело на неё... Ещё жуткий удар по всему телу, дробящий кости и суставы, и лицо уткнулось в жёсткую траву с прелыми листьями. Ещё ничего не понимая, девушка страшным усилием воли не дала своему мозгу отключиться, наоборот, заставила его заработать предельно собранно.
Итак, что-то случилось, она не внутри брони, а на обочине, и никто не поднимает её... Звук стрельбы -- автоматы!.. Значит, БТР попал в засаду, наверное, подорвался на мине!.. В любом случае, через невмоготу и боль, пытаться уползти как можно дальше! Как можно дальше! Как можно дальше!.. Легко сказать... Наверное, даже лётчик Маресьев не прикладывал столько воли и физических усилий, чтобы пробраться к своим, сколько потратила Люся, забираясь в спасительную глубину леса. А потом и до расположения ближайшего скрытого убежища (около километра). И только там вновь потеряла сознание...
Её не нашли. В блиндаже было всё необходимое для длительного пребывания до десятка человек. Что уж одной Люси!.. Первым делом она стянула с себя всё нижнее: в крови и чём-то ужасно-отвратительно-кошмарном, что было когда-то её ребёнком... Осторожно завернула в пластиковый пакет и зарыла, превозмогая боль и страх, под ближайшим деревом -- словно похоронила... Да так и было.
Отлёживалась неделю, пережидая возможные поиски, да и силы восстанавливая. Потом двинулась в путь. Конечно, в Логово, куда ж ещё ей было идти? Добралась через неделю, настолько измождённая, что поначалу не узнали. Положили на больничную койку, то есть там же в её комнате, но под присмотром медсестры. Несколько раз приезжали настоящие врачи -- из России, ни о чём, кроме болезни не расспрашивали, по сторонам не смотрели и весьма торопились...
А в один из зимних уже дней появился Шейх собственной персоной, очень важный и гордый. В руке держал чёрный блестящий мешок с округлым содержимым. Участливым, но вполне дежурным тоном поинтересовался ходом лечения. Не дождавшись конца ответа, вдруг улыбнулся на все зубы и громко огласил: "А ведь мы выяснили, кто тебя федералам сдал! Сами и рассказали! За штуку зелени, погань! Смотри!.." -- он запустил другую руку внутрь мешка и достал оттуда человеческую голову... В первый момент Люсе показалось, что это бывшая часть Аслана Исрапилова, только волосы каким-то чудом отрасли и бороду подстригли, но это был другой. Несмотря на отвращение, девушка всё же узнала одного из бывших своих бойцов. А Шейх продолжал: "Сначала мы ему уши и язык отрезали, потом член с яйцами!.. Так что он радовался, наверное, когда головы лишался -- на что такому жизнь!" -- и бывший советский офицер захохотал во всё горло...
Примерно через месяц Люся совсем как бы поправилась и отбыла в очередной трудовой отпуск на родину.
После Хасавюрта работы у Люси, против предполагаемого, нисколько не убавилось. Только стала она более спокойной и -- грязнее, что ли... В победившей республике процветала межклановая борьба, и противники не церемонились в выборе средств убеждения. Зачастую последним аргументом становилась снайперская пуля. Иногда приходилось ездить по России, ибо, куда только не закинул свои щупальца чеченский спрут!
Того события 1998 года, о котором поведала мне моя любезная С., в тетрадке я совсем не нашла, о чём вначале недоумевала. Потом сообразила. Люся нисколько не боялась за себя, но дорогих её людей подставить возможной оглаской не могла! До чего всё-таки невозможная натура! Смесь звериной какой-то жестокости и королевской щепетильности... А может, ещё что, о чём мне не дано понять... Возможно, кто-либо из читателей сможет объяснить этот психологический феномен, а я пас...
Вот... Потом много всякого было, но в том же духе. Стрельба, стрельба... Не по тарелочкам, по живым, хотя и не всегда хорошим людям...
Новая война. Люся уже не в такой форме, сидит на героине, часто болеет. Да и боевые действия сильно отличаются от того, что было пятью годами раньше. Но главное, изменилась сама тактика обеих сторон. Если действия федералов стали более взвешенными, продуктивными, то чеченские командиры пошли путём зрелищности, эффектности единичных актов. Отсюда взрывы домов, захваты в заложники целых театральных комплексов, даже школы со всеми детьми. В цене стали бомбисты-смертники, а не снайперы. Но и это ещё не было худшим. Каким-то обострённым долгой партизанской жизнью чутьём Люся поняла -- её верховный босс и судья меняет свои жизненные планы на противоположные, то есть попросту собирается взять сторону победителя и порвать с подпольным прошлым. А это означает, что лишние свидетели ему не только не нужны, но и очень опасны!.. То есть, пора Люсе держать ухо востро. Она совершенно уверилась в своих догадках, когда пришлось убрать несколько совершенно безобидных персонажей из ближайшего окружения Шейха, а потом и без её участия стали пропадать люди. Последним звоночком стало исчезновение Азизы, причём при таких обстоятельствах, что исключались все другие трактовки, кроме уничтожения.
Люся собралась максимально, хотя внешне старалась ничем не выдать свою озабоченность. Она видела, что её окружают совсем другие, чем прежде, люди (из старого состава группы не осталось рядом никого), что за ней пристально наблюдают, что она жива, наверное, только потому, что ещё кажется полезной господину в качестве орудия смерти. Но и Люся не дремала. Уже давно ею были приготовлены несколько личных тайников в окрестностях Логова, да и план действий максимально разработан. Ясно, что просто так её не отпустят. Поэтому уходить придётся через труп Шейха, но главное -- необходимо уничтожить его архив, в котором есть вся подноготная о Люсиной кровавой карьере. Она даже знала, где хранится архив -- в секретном бункере под гаражом. И знала необходимую мощность грубой силы, достаточную для его исчезновения -- не менее ста килограмм тротила или эквивалентного вещества. Впрочем, необходимое количество было собрано по крохам -- и хранилось почти под самым носом -- в подсобке садовника.
В один из ясных сентябрьских дней Люся занималась на горном стрельбище с молодыми бойцами. Внезапно словно ледяной бритвой под ложечку её резануло предчувствие... И сразу же оно оправдалось -- из леса появились двое личных приспешников Шейха, молодые туповатые, но абсолютно преданные ему жлобы. Просто так они не ходили, и Лейла, она же гюрза всё поняла. Эти двое передали приказ хозяина -- немедленно явиться пред его ясные очи, причём причину не могли огласить. Вдобавок, они бесцеремонно обыскали Люсю, едва скрылись из глаз её подопечных. Но оружия при себе она давно не носила... Так двигались они через лес, а Люся гадала, велено ли им прикончить её по дороге, или доведут до дачи. Выяснять это на практике бывалой комбатантке совсем не хотелось. Поравнявшись с одинокой купой орешника, росшей прямо возле тропинки, она попросилась "по малой нужде". Конвоиры заржали, но всё же позволили забраться в куст. Там Люся заблаговременно припрятала надёжный пистолет с глушителем и в обильной смазке. Одного из дуболомов она грохнула прямо из укрытия. Второй совершенно растерялся под наставленным на него стволом и подробно поведал обо всех подробностях своего задания. Так и есть, её должны были замочить при спуске в долину, где и лопаты уже лежат приготовленные. Но дарить этим козлам такой уровень погребальных услуг Люся не собиралась. Она приказала живому утащить мёртвого вниз по склону, до густого подлеска, и там сравняла обоих в правах пулей в висок...
Затем достигла окрестности дачи и дождалась темноты. Подошла спокойно проверенным путём, не опасаясь встретить охранника -- все их точки она знала наперечёт. Прикормленные кавказские овчарки только дружелюбно помахали хвостами перед ней, но на всякий случай были пристрелены, одна за другой. Так же улеглись навеки не слишком сторожкие боевики, беспечно зевавшие на звёзды. Не более чем через час в округе не осталось ни одной живой души, кроме Люси и Шейха, занимавшегося своими делами в кабинете на верхнем этаже (ну, были ещё две чеченки, с которыми когда-то проживала девушка в одном помещении, но тех она просто заперла на замок).
И вот Люся поднимается по ковровой лестнице наверх. Не зря столько времени готовилась она к этому часу -- поэтому обошла сторонкой несколько скрытых сигнальных устройств и благополучно добралась до цели. Постучала в дверь условным стуком, услышала гневную реплику: "Где вас там шайтан носил, ночь давно!", после чего в распахнутом проёме появилась внушительная фигура местного властелина. Идущая путём смерти не стала наслаждаться выражением страха на лице жертвы, или выслушивать посулы несметных богатств, или угрозы в свой адрес (даже выпытывать код доступа к архиву), она знала, что это пустая трата времени. Всё равно Шейха в данных обстоятельствах нужно кончать, и он сам это прекрасно понимает. Поэтому Люся просто всадила бывшему покровителю пулю в переносицу и немедленно спустилась вниз. Затратив ещё некоторое время, перетащила взрывчатку в гараж, заложила в нужные места, подсоединила радиовзрыватель. Разбудила женщин, обрисовала ситуацию -- если пикнут, им самим не жить. Всё поняли на лету, собрались за минуту и пропали в темноте. Люся постояла немного посреди воистину мёртвой тишины, забросила ненужный уже ствол в помещение гаража и направилась в сторону темнеющих на фоне звёздного неба гор. Отойдя на приличное расстояние, нажала кнопку. Сначала полыхнула огненная вспышка, потом донёсся глухой раскат взрыва. Вот и всё!.. Мосты сожжены, карты выложены на стол, Finita la Сomedia!..
Закрыла последнюю страницу я уже глубокой ночью. Голова так распухла от полученной ужасной информации, что даже экстренные меры, типа 50 грамм под корочку бородинского ничего не давали -- поэтому просто сидела на стуле и пялилась то на темноту за окном, то на спящую бессовестно крепким сном подруженьку... Н-да... А где-то в недрах городского морга лежит автор-исполнительница этих убийственных строчек, лежит себе, и уже в ус не дует!.. А мне-то что делать с этим подарочком с того света? Нести в прокуратуру? В ФСБ? А кого судить будем? Может, себя?..
Чуть позже выхожу в ночную безлюдность. В одной руке пакет с порванными в клочья тетрадными листами, в другой -- бутылочка с уайт-спиритом, найденная в кладовке. И спички имеются... Забираюсь за строй мусорных баков, нахожу большое пластиковое ведро из-под краски, почти пустое. Всовываю в него пакет, поливаю щедро горючей жидкостью. Отхожу на пару метров, поджигаю спичку, бросаю... Тухнет, не долетев ещё. Повторяю попытку. Только с третьего раза ведро так бахнуло вспышкой, что обдало жаром! Едва не поддалась порыву убежать сломя голову. Подождала ещё, чтобы убедиться -- все опасные бумаги сгорели, а костёр затих и не устроит беды. Но всё равно, засыпаю пепел строительным мусором из соседнего мешка, и только потом ухожу...
Поднявшись в квартиру, хожу ещё некоторое время вокруг стола, не находя себе места, и окончательно сдаюсь невозможности больше терпеть одиночество. Ложусь к тёплой милой С., крепко обнимаю и прижимаюсь к ней -- живой... Я ещё обдумаю всё, о чём прочла этой ночью, но когда-нибудь потом, может быть, завтра... Или через неделю... Нет, через месяц... Через... Че...