Дорога к храму Владимира Деткова

 
 
"Зачем эта  дорога, если она не ведет к храму"?
(Одна из  Его Истин)


 Владимира Деткова, нашего Володьку, бессменного ответсекретаря Курской писательской организации (больше 20 лет стоял у её руля Владимир Павлович) я знал с 1974-го...
Вот написал "знал" - и тошно стало. Он ушел от нас в сентябре 2009-го. Казалось бы, давно привыкнуть надо. "Только кажется мне: это я не вернулся из боя"...
 
Один знакомый мне чиновник "местного разлива"  после моего творческого вечера  в Курском литературном музее, который организовала  настоящий друг и соратник  Деткова Валентина Григоржевич, сказал сквозь зубы: "Для России хороший писатель - это писатель мёртвый. Так что твой Детков был, должно быть, как ты утверждаешь, хорошим писателем".
 Я ждал, что он сейчас начнет скучно рассуждать о роли писателей и "дороге к храму"... У нас любят жонглировать словами - "красиво", искажённо ("под себя") цитируя великих. Слава Богу,  чинуша про храм промолчал, хотя и всегда говорил на публике чужими, заёмными словами.(Думаю, так же он разговаривал и с женой в постели - маски прирастают намертво, отодрать можно только с кожей).

Никого у нас этим не удивишь: в глаза  – одно, а за глаза... Но тут от некоторых своих коллег и вслед Володькиному гробу гробу –  сплошь шипящие,свистящие согласные. Вот вам и «цинизм, доходящий до грации», как сказал Поэт.

Сколько было таких "грациозно-циничных" слов сказано в его адрес и до Володькиной смерти. И уже после, на всяких там "вечерах памяти", на которые меня, увы, так и ни разу не пригласили... А ведь все знали, что это он, Володька, по существу спас мне жизнь, устроив акцию по сбору денег на мою операцию на сердце в Москве. Кабы не Детков, ушёл бы я в мир иной раньше своего старшего товарища и собрата по перу.

Но я не в накладе на тех устроителей официальных мероприятий. Главного, как говорил Маленький Принц, глазами не увидишь... Тут другой "зрячий посох" нужен - добрая Память. Его книги, его словесная вязь не дают мне покоя и нынче, когда Курская писательская организация, слившись с армией графоманов, растворилась, утонула в этой однородной тягучей массе.

Писательские билеты раздаются направо и налево с лёгкостью необычайной. Под аплодисменты, улыбки, фальшивый звук фанфар. А для этого Детковский Союз был мало приспособлен. Это сейчас решили, что количество переходит в качество. В литературном творчестве этот закон не действует. Скорее наоборот - количество ухудшает качество.
 «Звенит лишь то, что пусто изнутри».

... Мне и сегодня снится эта особая, детковская, вязь слов – искренняя, выстраданная жизнью, пропущенная сквозь сердце неповторимая вязь его слов... Открывая его «Зёрна истины». «Литературу считаю заповедным полем жизни, на котором книги выращивают, согласно природной мудрости матерей, вынашивающих желанный плод с любовью, нежностью, самоотдачей... Всему миру на радость!»
Да-да. Именно так. Миру – это и его любимой жёнке Лене Холодовой. Замёрзшему на вокзальной лавке бомжу. Уважаемому главе семейства и беспутному озорному гуляке. Всем. И  моей семье, в том числе. В  том  тёплом, зелёном  апреле, в канун моего дня рождения, Володька подписал   один из сигнальных экземпляров своей последней книги (кто ж тогда знал об этом!) так: «Ещё Людмиле и ещё Александрам Балашовым с любовью и светлым пожеланием отрадной взаимности жизни! Лена + Во! 21.04.07.» И  его подпись.

В самом конце своих «Зёрен истины» он  рассказывает, как у  художника одушевлённое древо возвращается на место порушенного и возведенного вновь храма. «Каждый из нас, - писал Володька, - свят настолько, насколько позволяет себе довериться тихому призывному голосу души... Услышишь... прислушаешься... послушаешься... – и окажется, что это и есть твоя судьба... твоё истинное предназначение...».

Литератор, пишущий человек должен слышать голос своей совести, а не только неудовлетворенной амбиции. В этом мудрость его Истины.

Вот так и строил Владимир свой нерукотворный храм. Храм своей души. Он нашёл к нему свою дорогу. И вёл, пытался вести туда других. Звал туда всех нас, упивающихся гордыней своей, сомневающихся, заблудших, но уже прощённых им. Ибо высшая благодать Человека, считал он, - это уметь прощать.

Он – умел прощать.
 А – мы?

Для холопа нет героя. Один умный русский писатель утверждал, что «чем ближе холопы подходили к великим людям, тем больше убеждались, что они – люди. Они редко велики в глазах своих лакеев».


Когда в Курске с большой помпой проходит «фестиваль литературы и искусства ЦФО» со дня смерти Володи прошло ровно 9 месяцев. Как 9 дней... Но ни один из ораторов, вещавших с трибун о "славных сынах курской литературы" (будто у каждого региона, области - своя литература, как своя  газетная "правда" - "Курская правда, "Орловская правда" и т.д.), не вспомнил о Деткове. Ни один...

 Со дня смерти Володи прошло 9 месяцев... Для короткой  памяти – это срок. Почти вечность. Но ещё свежа была чёрная весть о смерти Большого поэта Андрея Вознесенского. Но и о Вознесенском забыли. А ведь писательский пленум в Курске проходил как раз в те дни, когда Россия хоронила Поэта. Напрочь забыли забыли и его пророческие строки:

Бог нас не видит.
И оттого
все наши драмы –
мы не построили своего
храма.
   

«Зёрна Истины... Плодотворные семена разума, созревающие в сердце Человека и прорастающие на ниве Жизни лучшими всходами её и плодами». Истину, Человека и Жизнь Володя написал с большой буквы. Ибо это были ЕГО СЛОВА. Из его молитвы. Слова, лёгшие в основу его Храма, к которому он знал Дорогу.

Сегодня, когда я прохожу мимо железных дверей Дома литератора, я вспоминаю другую дверь – дверь писателя, а вовсе не «литературного начальника областного масштаба» Владимира Деткова. Ключ всегда лежал на полочке. Заходи, литератор, в любое время. И заходили. В любое время. Бездомный поэт Саша Судженко, выпив "бюджетного пойла" частенько ночевал тут же, в кабинете Деткова, сдвинув все имеющиеся стулья поближе к тёплой батарее.

Дверь Деткова всегда была отперта для званых и незваных.

За эту открытость   отплатили ему сполна.  Кто  сплетней.
А кто вообще молчанием.
 А ведь его художественное и человеческое кредо было сформулировано давно и предельно ясно для каждого русского литератора, даже нынешнего времени безвременья:

Не величье пирамид мгновенное
и не пепл Империи в золе –
состраданье, стыд, благоговение,
уходя, оставим на земле.

Оставим ли? От большинства, как говорил известный герой Вячеслава Тихонова в фильме «Доживём до понедельника» остаётся лишь чёрточка между датами рождения и смерти.

Мне до сего дня снится беспокойная вязь его слов...
"Зёрна Истины" Владимира Деткова.
И я всё спрашиваю Володьку: «Так что такое – Истина?».
Он молчит. И  только как-то странно улыбается: мол, подожди немного, узнаешь и ты...
И я почему-то молчу, кусаю губы - боюсь заплакать. Плачущих писателей земли Русской нынче некому пожалеть...

Слёзы высохнут, осевши,
в твоей жизни и моей,
но останется на сердце
отложение солей.


В своей книге «Звездочёт» я  попытался художественно воплотить одну, быть может, для кого-то банальную мысль: нет ничего в мире случайного...  Старую, как мир, истину.
          Истину  нельзя зазубрить, занять, взять напрокат. Её можно только выстрадать.

***
 
Свято-Троицкую церковь я отыскал в Курске без особого труда. Два маляра похмельного вида мазюкали кистями на длинных ручках по стене – храм бывшего монастыря  недавно вернули Курской епархии. У монастырских ворот стояли женщины в черных траурных платках. Среди них –  Холодова, его любимая женщина. Теперь уже - вдова.
Я подошел к ней и долго молчал, подбирая какие-то нужные слова, которые от такой неожиданной смерти вылетели у меня из головы. Язык не поворачивался произнести штампованное в таких случаях: «Примите мои искренние соболезнования...».  Пауза, видно, затянулась.
- Спасибо, - поняла она меня "по умолчанию", глядя на меня ввалившимися от горя глазами, - ничего и не нужно говорить... Просто иди и помолись за упокой его души...

  В церкви, коптя, горели свечи. Десятка три свечей. Я смотрел на изменившееся, почти чужое, "не его"  лицо. Как он постарел, за три дня смертельной схватки! Всего три дня... Почему-то вспомнилось его книжка с с числительным "3"  - «Три слова».
«Как же так? – недоумевал я. – Ещё в среду я звонил ему на "трубу", его доступный всем мобильник. Спрашивал: нет ли  хороших новостей из Москвы. (По предложению Деткова правление творческого Союза направило В Москву, на литературный конкурс ЦФО, мою только что вышедшую книжку – «Звездочёт». Он отвечал как всегда, доброжелательно, но уж очень тихо. «Ты что, Володь, на совещании?» – спросил  я. –  Он помедлил и ответил как-то странно: «Я  ещё не дома»...
«Я ещё не дома...».
Тот разговор был 2 сентября.  За два дня до смерти Деткова. Значит,   он уже был в больнице. Уже был сделан анализ крови. И 2 сентября он точно знал свой страшный  диагноз – острый лейкоз. Вечером он позвонил сам и сказал:
- Представляешь, мне перелили кровь какого-то десантника... Вот выпишусь, тогда возьмусь за вас, олухов царя небесного!

Он имел право на эти слова. Не раз он вытаскивал меня из самых аховых ситуаций, приезжал в Железногорск, Курчатов, доказывал мэрам и пэрам, что "писателю нужно дать работу - не кормят нынче писателя его книги!". Свою книгу "Труба Архангела" (сборник повестей и рассказов, изданных в "Кроне", "издательстве Деткова", я подписал так: "Владимиру Павловичу - моему Ангелу-хранителю...".

Какая простая Истина Христа, его Божественная Заповедь всем нам: возлюби ближнего своего!
Не каждому дано. Ему дано было.

Володя  до конца жизни помнил, как в 7-м классе его крепко обидели приятели.
«До кулаков дело не дошло, - писал он в своей художественной автобиографии, - но слов и жестов оскорбительных было достаточно, чтобы вскипеть возмущением и уйти куда глаза глядят. Мои глаза глядели чаще в сторону леса или речки... Долго бродил, распаляя себя обычным для первой стадии обиды: «Ну, погодите, я вам покажу... докажу... вы еще пожалеете...». Но лес-то, лес – великое чудо жизни! Наш покровитель и советчик: он всякому – и безвинному, и виноватому – даёт шанс побыть наедине с самим собой, услышать голос совести, спросить с себя... Молчаливая, мудрая степенность деревьев, птичья и ветровая тишина укрощают нашу душевную суетность, взывая к умиротворению. Нашлись и у меня к себе спросы-вопросы... «Сам хорош: подшучивал, поддразнивал, язвил-насмехался, мог помочь – поленился, обещал – не исполнил. Вот они и отплатили твоим же оружием непочтения, только более жёстко и болезненно...»

Тогда-то и появилась в дневнике запись-прозрение: «Если хочешь, чтобы к тебе относились хорошо, относись и сам к другим с добром и приветом». Лишь через долгие годы, уже в зрелом возрасте, я узнал, что постиг подростковым опытом своим суть Золотого правила Христа».

«Мы успели, в гости к Богу не бывает опозданий...».

 За 72 года, что прожил на белом Божьем свете этот человек и писатель, он успел главное – посеять в душах людей, своей паствы, то есть читателей, зёрна истины. Он так и назвал свою последнюю книгу, которая вышла к 70-летию писателя Владимира Деткова, - «Зёрна истины». Что такое зёрна истины в его, детковском, понимании? «Зёрна истины, - цитирую, - плодотворные семена разума, созревающие в сердце Человека и прорастающие на ниве Жизни лучшими всходами её и плодами». 
Так получилось, что моё становление как  литератора, как я сейчас понимаю, шло и под его началом. Рекомендацию в Союз писателей СССР дал наш любимый "дядя Петя" - Пётр Сальников. Многие вышли из-под сальниковского крыла. Но после смерти Петра Георгиевича литературное наставничество принял от дяди Пети именно он, Володя Детков.

Как и Петр Григорьевич, Детков, рискуя потерять место ответственного секретаря писательской организации, грудью вставал на защиту своих коллег. Нынешний чиновник злопамятен, мстителен. Но Володька, воюя за правду и человека, будто забывал об этом, шёл с открытым забралом. Вот только один из  курчатовских примеров.

...Семь лет я тянул лямку главного редактора городской газеты, которую сам и назвал – «Курчатовское время». Надеялся, что вот они, новые времена, когда правда будет торжествовать над ложью. Пришли наконец-то!..
Господи, как молоды мы были! Но главное, какими дураками мы были тогда, когда нам безбожно врали в глаза и за глаза. Я возглавил газету города Курчатова, когда уже был принят в Союз писателей России. И в одном кармане пиджака носил членские билеты двух творческих союзов – журналистов и писателей. И понимал, что союзы разные. Значит, и перья разные. Но так хотелось Правды. Ничего, кроме Правды. Это у моего поколения, становившимися на крыло, получавшие первый опыт русского литератора еще в «оттепельные» 60-е годы, наверное, уже было на уровне подсознания. (А может быть,  это на генетическом уровне? Может быть, это от дедов моих, коренных курян, презиравших холуйство и холопство?)
Господи! Ничего ведь не просил, кроме Правды!

Но  Правда была не по душе тогдашнему мэру, главе города. В 1998-м этот градоначальник решил меня навсегда разлучить с «гулящей девкой» - журналистикой. Но расстование с ней грозило  семье полным безденежьем - устроиться на работу в Курчатове, даже ночным сторожем, можно только по о-очень большому блату.
И тогда в Курчатов снова примчался Детков. Он долго о чём-то говорил с градоначальником. О чём - я теперь так и не узнаю... Но из газеты пришлось уйти, "по собственному желанию", как у нас водится.
- Умей из любой ситуации извлечь для себя, писателя, пользу, - сказал Володя тогда.
- Но писательство в России не кормит, - ответил я.
- Ничего, ничего, - улыбнулся Детков. – Ты  еще поблагодаришь  своего мэра за подарок.
- За какой подарок? – не понял я.
- У главного редактора не было времени, чтобы засесть за крупную вещь. Теперь оно у тебя будет. Время – вот он, бесценный подарок.


Как-то я назвал его книжку не "Зёрна Истины", а "Зёрна добра". Оговорка по-Фрейду.
 Его зёрна истины и есть зёрна  добра.

Когда  кардиологи областной клинической больницы после проведенной каранарографии  «приговорили» меня к операции на сердце, Володя взялся за перо. У меня до сего дня  чудом сохранились некоторые его записки: «Саша! На всякий случай посылаю копию своего «официального письма» и тебе. Остальные вроде получили... Сердцу Твоему многая-многая лета! А Тебе – отрадной уверенности и нежности ближних, включая мою... В.Детков».

А вот отрывочек  из его «письма милосердия» (подобных он написал без моего ведома  два или три десятка, а эту копию он прислал мне «для контроля», так как обращался  к одному из  курчатовских магнатов):  «...Известному Вам писателю Александру Дмитриевичу Балашову требуется экстренная операция на сердце – в Центре сердечно-сосудистой хирургии им. Петровского. Проявим сердечность к Сердцу человека, который словом своим питает наши души благородством, душевностью, любовью к Отчему краю и его благотворителям... Возможную сумму спасительных денег прсим перечислить на лицевой счёт... Да свершится дело благое! С признательностью и светлыми пожеланиями ответственный секретарь КРО Союза писателей России В.Детков. 21.01.09 г.»

А потом, когда я лежал в палате кардиологического отделения  РНЦХ  РАМН имени Петровского, исполосованный  шрамами кардиохирургов, он раздавал знакомым и незнакомым людям записки  с номером моего мобильника. И эта  дешёвенькая "Нокия", купленная по его совету специально для «связи  с родиной", за один больничный  месяц  насчитала 63 звонка от курян.
Телефон практически не умолкал на моей тумбочке. Звонили писатели, читатели, учителя, фермеры, директор бани, пионеры и пенсионеры. И я, получив такую подпитку людской доброты, такой заряд положительной энергии, быстро пошёл на поправку.

 
...У  могилы писателя Деткова писатель А.А. Харитоновский говорил  мудрые слова. Слова, достойные светлой памяти Владимира Павловича. А закончил речь несколько неожиданно:
 - Берегите писателя! Любите его  ещё при жизни...
Старый  писатель  замолчал и, взявшись за сердце, отошёл к кладбищенской лавке.

Сегодня, когда мы (после "конца света") встречаем Новый год - год 2013-й, мне вспоминаются слова Володи Деткова:
«Иные сердечные истины нередко приходят только с валидолом, когда бы им не мешало приходить с молоком матери».

Русский человек вообще силен задним умом. Отсюда такое опоздание с приходом "сердечных истин". А надо бы, как писал он,  с молоком матери.

Надо бы...

30.12.2012.
 
г.Курчатов Курской области.