***

Инна Морозова
Эту овчарку с оригинальным именем "Дик" мне подарили на окончание школы. Это была моя первая собака - прелестный пузан, со светло-коричневыми подпалинами, шоколадными веселыми глазами и умильной улыбкой от уха до уха.

Заполучив его в единоличное владение, я обнаружила, что обожаю собак,и принялась его любить, баловать, потакать и закармливать вкусненьким:"Это мясо для Дика, никому не трогать, язык тоже ему, Дикуля любит!" Бесконечные потачки, полное отсутствие дисциплины, любование и умиление в итоге позволило мне воспитать капризную болонку в образе крупного и довольно злобного кобеля немецкой овчарки.
Дик любил меня со всей страстью своей души, мне прощалось и позволялось все (в известных пределах,конечно). Всякие там глупости типа:"Ко мне!" или "Пошел вон с дивана!" им игнорировались. Мало ли кто и что там болтает.

Любимым его развлечением было, например, спереть из ванной мамин халат, приволочь его на подстилку, улечься на него и весело рычать, играя в "Попробуй, отними!". При этом игривая ухмылка не сходила с его морды. Никто не мог отнять этот злосчастный халат, я бесилась и тоненько кричала:"Отдай, негодяй!" Мама ломала руки:" Понимаешь, у него такое выражение лица, я не знаю, что он думает... Вот он смотрит на меня, а вдруг он недоволен?" Я раздражалась от того, что мама очеловечивает его, вникает в его какие-то думы, надо просто настоять на своем, показать ему кто в доме хозяин. Но каждый раз все мои попытки сделать это разбивались о его несокрушимое добродушно-угрожающее ворчание:"Играй-играй, девочка, но не заигрывайся".

Отвлечь его от халата можно было только бренчанием кастрюль на кухне и громкими фальшивыми возгласами:"А что у нас Дикуля будет кушать?".

Так мы и жили пока я вдруг не осмелилась выйти замуж, и в доме у нас появился реальный претендент на главную роль.Мужа моего Дик невзлюбил сразу. Что это происходит в доме? Этот человек осмелился сесть со мною рядом на диван? На его законное Дика место? Этот человек осмелился обнять меня, снять с меня сапоги?! Ну сейчас разберемся!

В доме началась перманентная война краснокожих мужей с бледнолицыми собаками.

Но самые худшие времена настали тогда, когда появилась на свет наша дочка.
С великими предосторожностями мы внесли в квартиру мирно сопящий кулек из розового атласного одеяла, перевязанный к изумлению нянечек роддома,прохожих и соседей, зеленой лентой. Это моя легкомысленная, склонная к художественному восприятию мира,мама купила зеленую ленту, объяснив мне, что розовая лента была неприличного агрессивного оттенка, куда как лучше эта зеленая, прелестного глубокого травяного цвета, и какая разница, что там принято... Я еще удивилась, что одеяло-то было розовое, а не какого-то там прелестного глубокого цвета, но выяснилось, что одеяло покупала моя практичная свекровь.

Дик, почуяв неладное, бесновался за плотно закрытыми дверями кухни.

И началось! Дни и ночи напролет он проводил под дверью в детскую, прильнув носом к замочной скважине, жадно вынюхивая запахи чужого счастья.

Дверь в детскую не открывалась больше чем на 20 см.Нужно было юркнуть внутрь, успев отпихнуть этого здоровенного лба, при этом втащить за собой необходимые для ребенка причиндалы. Когда дочку выносили для купания, один из нас держал Дика на строгом ошейнике, а другой,загораживая собой младенца (мы готовы были пожертвовать собой!) пулей проскакивал в ванную.Ребенка мыли под дикий лай и объединенные стенания мамы и свекрови, которые в два голоса рассказывали мне страшные истории про младенцев, растерзанных собаками.

 -Собачья ревность - это страшно! - округляла глаза свекровь.
 - Да-а...согласно (редкий случай взаимного согласия усиливал воздействие)кивала мама, - ты же знаешь,он такой сложный, такой...э-э-э непредсказуемый, ведь никогда не знаешь, что у него на уме.

Мама настырно проводила в жизнь предположение о сложной противоречивой внутренней жизни Дика, о его мятущейся душе и глубоких страданиях. Наверное это происходило от того, что явно идя у него на поводу, она не хотела признаваться себе  в том, что подчиняется примитивному лидеру , а может быть она усматривала в его поведение что-то более глубокое, чем обычное поведение избалованного наглеющего пса.
Муж мой такими нежными душевными тонкостями не занимался, и когда Диком был осуществлен прорыв в детскую, поставил вопрос ребром: "Собаку (такую собаку!) - выразительный взгляд в мою сторону, - надо убирать. И точка! Никаких рефлексий.
И правда, Дик был мало похож на тонкую рефлексирующую личность, когда лежал под кроваткой невинного младенца и грозно и злобно рычал то ли на нас, то ли на дочку...
Ребенок был спешно эвакуирован, я страдала ужасно! Я всегда с нескрываемым презрением относилась к людям, которые заведя собаку, через какое-то время расставались с ней, не важно по каким причинам, я с юношеским максимализмом не вникала в это. Завели, все - обратной дороги нет! Приручили... ну, все помнят что делать дальше... Для меня это носило характер итальянского католического брака, только смерть разлучит нас, и вдруг, пожалуйста, я сама в таком положении.
Короче, в один далеко не прекрасный день, мой муж пришел домой в сопровождении какого-то меднолицего мрачного субъекта в мохнатом свитере, который оказался зимовщиком-полярником.Его полярная экспедиция что-то там в Арктике разведывала или измеряла и срочно нуждалась в крупной и злобной собаке для отпугивания наглых полярных песцов, повадившихся воровать у них продукты. Что-что, а злобности и умения всех отпугивать Дику было не занимать. Вся лестница замирала, когда мы с ним выкатывались с четвертого этажа вниз, и Дик настороженно озирал окрестности, ведь за каждым углом могла притаиться опасность от которой меня надо было защитить. Один сосед с третьего этажа со своим подозрительным помойным ведром чего стоял!
Итак Дика забирали, я обливалась слезами, умоляла подождать еще недельку, но экспедиция ждать не могла, да и все вокруг уверяли меня, что Дику будет лучше в этой заполярной тундре, что овчарки должны бегать, работать, вдыхать будоражащий вольный воздух, гонять песцов и остальных опасных животных.
Я-то знала, что Дикуле будет лучше с мамочкой под теплым одеялом на диване, но... Увы и ах! Больше я Дика не видела и овчарок немецких тоже больше никогда не заводила, вся эта история осталась для меня незаживающей раной.
Прошло полгода и муж мой отправился в командировку в славный город Казань. Две недели пролетели незаметно, оставив дочку на даче со свекровью, я отправилась в аэропорт встречать его.
В те далекие времена в зал прибытия аэропорта Пулково пассажиры спускались по эскалатору таким образом, что сначала вы видели только их ноги, затем выплывали остальные части тела, увенчивающиеся веселыми (или не очень) физиономиями.
И вот, помню, стою я в зале прибытия, задрав голову и ожидаю, когда же появятся родные мужнины ноги, как вдруг вижу, выплывает сверху псина с забинтованной головой и загипсованной лапой. Отчетливо помню мысль, возникнувшую у меня в голове:"Какой это идиот летает с собакой на самолете, да еще и с такой больной собакой?"
И тут же узнаю в этом идиоте собственного мужа. И рядом с ним тигрового боксера вида самого плачевного.
Оказывается, мой умный муж буквально в последний день подобрал на дороге сбитого боксера, отвез его в ветлечебницу, там ему зашили голову, загипсовали лапу и за бешеные (последние) деньги сделали справку для самолета. И вот они здесь, как дорогой подарочек!
Сказать, что я была вне себя, это не сказать ни-че-го! Отдать свою родную собаку, взращенную с младых когтей в место полное опасностей, и притащить с другого конца света это хромое слюнявое чудовище!? Тут слюнявое хромое чудовище нервно зевнуло, обнажив желтые потрепанные клыки.
 -Да ты посмотри на его зубы!-взвилась я,- ему лет сто не меньше!
 -Нет, нет,-лебезил муж,-ему лет десять, не больше, так сказал ветеринар.
Вокруг нас начала собираться небольшая, но заинтересованная толпа.
-Так-ак...-многообещающе сказала я, - на даче поговорим, там, кстати и твоя мама...
И раздвинув разочарованную толпу, я двинулась к выходу, за мной уныло тащилась эта сладкая парочка.
На даче мы вдвоем со свекровью продолжили операцию под названием:"Пилите, Шура, пилите...
Правда, свекровь все больше упирала на свое плохое самочувствие и присутствие в доме постороннего пса, притом, что жила отдельно от нас, я же заходилась в праведном гневе, прекрасно понимая, что это престарелое чудище останется у нас, в то время как молодого и красивого Дика отправили Бог знает куда. И потом, я должна была выпустить пар!
И вот, выпуская этот пар, я вдруг замечаю, что обвиняемые сладко дремлют под мое назойливое жужжание. Причем, если муж иногда разлеплял тяжелые веки и невпопад вставлял:"Да, милая, конечно ты абсолютно права", то пес по-стариковски задремав, просто шмякнулся головой об дверь, так как лечь на пол он не осмеливался, понимая, что решается его судьба и до последней возможности вежливо сидел, предано глядя мне в глаза.

Сердце мое дрогнуло. Забегая вперед скажу, что Кеша (так мы назвали пса) оказался умнейшей и интеллигентнейшей собакой. Единственная моя претензия к нему - это его храп. Засыпая покрепче, он начинал храпеть как пьяный боцман, приходилось вставать к нему и будить его :"Э, товарищ, нельзя ли полегче?" Со сна он виновато улыбался, щуря сонные янтарные глаза :"Конечно-конечно, извините ради Бога!", но проходило совсем немного времени и вся эта ночная свистопляска начиналась заново.