Чем больше любим, доставляем больше муки!
Такой закон у жизни непростой.
Ведь если не твои бы мама руки
То ничего бы не было со мной!
Любовь слепа, на свете утверждают.
И в этом убедилась я сама.
И все ж наверно, к лучшему бывает,
Что чья – то иногда, любовь слепа!
Три месяца назад Сережке привезли новую инвалидную коляску, но неописуемая радость была недолгой. Когда он попробовал на ней привстать, чтобы надеть брюки, педали под ногами прогнулись, и те безжизненно упали на пол:
- Давай тогда перейдем на старую коляску. – Предложила Сережкина мама, Анастасия Аркадьевна.
- Нет. – На отрез отказался он и добавил: - Я привыкну. Обещаю, что я привыкну.
С тех пор, каждый день, одно и тоже мученье, одна и та же каторга. Старой коляски, служившей около восемнадцати лет жалко, а на новой неудобно. Замкнутый круг, какой – то получается. Видя Сережкины слезы, Анастасия Аркадьевна сама все дни ходила на взводе, но сегодня, очевидно нервы совсем сдали, и она была особенно сурова.
- И, что тебя привязало к этой коляске? – Раздраженно заговорила она, наблюдая как в сотый раз, сын пробует найти удобное положение для ног. – Чем каждый день психовать, не лучше ли перейти на старую. Я это уже тебе пятьдесят раз повторяла. Так только и себе нервы треплешь и мне.
- Ну, почему ты так всегда? – Сережка больше не смог сказать ничего и разрыдался. Ему было обидно, что он вынужден слушать не слова поддержки, а какие – то непонятные претензии.
- Чего ревешь - то? Правду ведь говорю, ты хоть иногда бы прислушался к моему мнению.
- Да, а ты к моему прислушиваешься? – С громкими всхлипываниями сказал он.
- Да как ты смеешь, я всю жизнь на тебя положила! Если бы не я, то, как бы ты жил интересно? Ты никогда об этом не думал? А я тебе скажу. Ты бы лежкой лежал, в каком нибудь детдоме, где к тебе вообще бы никто не подошел. Там бы с тобой не стали церемонится.
- Я захожу, захожу! – Услышав обидные слова, начал гневно орать Сережка.
- Вот только это ты и можешь. «Я захожу, захожу!», а сам сидишь тут суслоном и только в весе плывешь. – После этих слов волна раздражения, неожиданно накрывшая Анастасию Аркадьевну, так же неожиданно прошла, и она пошла на кухню, заниматься своими обычными делами. Между прочем, она всегда считала, что извиняться перед собственным ребенком это низко. Раз покажешь слабость, он запомнит, и всегда будет давить на это.
Сережка же сейчас ненавидел себя, и мать каждой клеточкой своей души: «Никогда ее не прощу!» задыхаясь от слез, думал он.
- Сережка, чаю хочешь? – Крикнула из кухни уже своим обычным голосом, Анастасия Аркадьевна.
- Конечно, хочу, мама! – Ответил, мгновенно успокоившийся Сережка.