Анна, первые тридцать лет

Шели Шрайман
Ей 30, и, кажется, она, наконец, овладела секретом, как примириться с вынужденным одиночеством и быть при этом вполне счастливой. Что, впрочем, вовсе не исключает желания обрести семью, стать хорошей матерью и женой.

В «одиночное плавание» Анна Стефан (в прошлом - Ступникова – Ш.Ш.) отправилась еще девочкой. Отец – известный журналист Александр Ступников, оппозицинер, несколько раз выдворявшийся властями из Белоруссии. У матери на руках три дочки, муж в изгнании, работа на радио и жизнь впроголодь. Из всех детей Анна - самая старшая. Про прошествии многих лет, она считает, что вырастила себя сама.

- Когда папа в первый раз вынужден был покинуть Белоруссию, мне было шесть лет. Мама – с утра до вечера на работе: нам ведь надо было на что-то жить... Я вставала утром, готовила себе завтрак, шла в школу, возвращалась, готовила обед себе и сестрам и шла в кружок.

При этом Анна очень любит своих родителей, восхищается отцом, а мать считает самой лучшей подругой:
- Папа в моих глазах был всегда героем, а с мамой у меня такая удивительная связь, что я постоянно ощущаю ее присутствие в своей жизни, даже если мы не видимся месяцами и редко говорим по телефону.

Анна покинула семью рано, в 15 лет, когда уехала в Израиль по программе «Наале» и поселилась в киббуце «Мишмар ха-Эмек».

- Родители совершенно спокойно меня отпустили, потому что все к этому, в общем-то, и шло. Я ведь училась в Минске в еврейской школе, пела в еврейском хоре, работала инструктором в еврейском летнем лагере, и когда ехала в Израиль, имела представление не только о еврейской истории и Танахе, но даже знала, что представляют собой Ликуд и Авода.

Анна провела в киббуце всего год, умудрившись устроить там голодную забастовку.

- В Сохнуте обещали, что в течение года нам оплатят поездку к родителям, а потом вдруг заявили: «У нас нет для этого денег!». Мы пытались с кем-то поговорить, но никто нас даже слушать не хотел! У меня папин характер и я тут же подбила двух подружек на голодную забастовку. Киибуцники жутко испугались, привезли к нам психологов. Было целое дело... Но, между прочим, я до сих пор поддерживаю с киббуцниками очень теплые отношения, а Двору и Яира Бен-Давид, которые меня тогда опекали, считаю своими вторыми родителями и могу приехать к ним без звонка, когда захочу – просто открою дверь и войду, потому что знаю: они всегда мне рады. Каждый Пэсах я провожу в «Мишмар ха-Эмек» и в какой-то мере до сих пор ощущаю себя частью этого киббуца.

...В 17 с половиной лет Анна поехала в МВД получать израильский паспорт. Дело кончилось тем, что она перевернула стол чиновницы, та вызвала охранников, девчонке заломили руки и вывели на улицу. Обошлось без полиции. Видно пожалели. Она и в 30 выглядит, как девчонка, а в 17 вообще было непонятно, в чем душа держалась.

- Когда тебе в лицо заявляют: «Ты не еврейка, а гойка и шлюха», разве можно такое вынести? Родственники моего отца погибли во время Катастрофы, я гордилась своим еврейством, за что меня преследовали не только одноклассники, но и антисемиты-учителя. В общем, я тут же перевернула ей стол... Позже, когда мне предложили записать в паспорте «русская», я возмутилась: «Какая я русская!?» Так они оставили «ло рашум» (без национальности). И от формального гиюра за три с половиной тысячи долларов я отказалась. Не хочу играть в чужие игры. Я такая какая есть.

...Когда Анна решила стать актрисой и поступила в театральную школу «Бейт-Цви», родители ее не только не поддержали, но даже обиделись: «Будешь бегать за богемой, как какая-то инфантильная девчонка?!»

- Они собирались сделать из меня журналистку, но у них ничего из этого не вышло.

Впрочем, год Анна все-таки журналисткой поработала, точнее – телерепортером российского канала НТВ, где в то время работал ее отец Александр Ступников. Когда программа расширялась и появились новостные выпуски, он предложил дочери: «Попробуй. У тебя должно получиться».

- Вначале мне все нравилось. Думаю, что я была неплохим репортером: реакция хорошая, соображаю быстро - это у меня от родителей. Но когда началась интифада и мне пришлось вести репортажи с мест терактов, я в какой-то момент сломалась. Обычно мы приезжали, когда уже все было убрано, амбулансы увезли пострадавших, и остается только воздух, пропитанный гарью и ощущением ужаса. А тут получилось так, что мы прибыли на место слишком рано – просто близко оказались. Бежим в сторону Алленби, а навстречу – толпа перепуганных людей: взрыв произошел пару минут назад. Я на ходу настраиваю микрофон, за мной несется наш оператор. И вдруг вижу в толпе знакомого парня, и на нем нет лица. Я к нему: «Саша, что с тобой?» - «У меня в том кафе друзья сидели, я шел туда, но на пару минут опоздал». Он – в состоянии шока, а я подношу к его губам микрофон и говорю: «Можешь мне все это повторить в микрофон?» Он на меня ТАК посмотрел, отвернулся и пошел... Работу я свою тогда сделала: мы прибыли в числе первых и успели снять самое страшное - то, что осталось от людей. Там же ничего еще не было убрано, не успели убрать...Репортаж получился хороший, эмоциональный, но на другой день что-то со мной произошло. Я постоянно думала об этом мальчике, Саше, который потерял друзей и сам чудом не погиб... А тут я – со своим микрофоном... Я не хотела больше так жить, словно я за стеклом. Не хотела действовать механически, выключая свои чувства. Поняла, что это будет стоит мне слишком дорого, ведь мне важны мое сердце и моя душа... Родители меня тогда поняли и совершенно не давили.

Едва я ушла из новостей, как неожиданно получила предложение сняться в фильме Одеда Раскина «Таня 403», причем, в главной роли, и началась совсем другая жизнь. Когда родители пришли на премьеру в «Синематеку» и увидели меня на сцене рядом с известными израильскими актерами, их мнение по поводу того, что я решила стать актрисой, сразу изменилось. Помню, папуля подошел после показа к режиссеру, пожал ему руку и несколько раз повторил: «Very professional!» («Очень профессионально»).

...А теперь вернемся ненадолго в школу «Бейт-Цви», где моя героиня еще только постигает азы актерской профессии – это поможет понять нам логику дальнейших событий.

- Я проучилась в «Бейт-Цви» два года, и это было для меня сплошной травмой. Наверное, всему виной мой характер... ведь вышли же из этой школы замечательные актеры... А со мной было так. Когда через месяц учебы нам предложили соревноваться в искусстве монологов, причем, каких! - Гамлета, леди Макбет и все в том же духе, - я сказала, что не могу, врать не хочется, а органично у меня не получится. Я ждала от своих учителей совсем другого, чтобы они для начала научили меня выходить на сцену и молчать, ощущая единение со зрительным залом. Сцена для меня – что-то священное. Я училась в музыкальной школе целых два года, прежде, чем меня позволили выйти на сцену и сыграть перед публикой. А тут – и месяца не прошло, а все уже читают знаменитые монологи, ощущая себя великими актерами, и ни к кому уже просто так не подойдешь... Я этого не понимала и не могла принять. Одна учительница мне тогда сказала: «Ты лучше меняй профессию, будь, как твой папа, журналистом». В общем, я бы совсем в себе разуверилась как в актрисе, если бы не независимый конкурс для молодых артистов, который не был связан ни с одной из театральных школ. Я показала на нем два отрывка и неожиданно заняла одно из первых мест. Это все и определило. Оставив «Бейт-Цви», я начала брать частные уроки актерского мастерства у последователя системы Станиславского.

...Во время съемок фильма «Таня 403» у Анны начался роман с режиссером – Одедом Раскиным, который длился три года. Позже она снялась еще в нескольких фильмах – «Дети СССР» у Феликса Герчикова, «Каров ле баит» («Близко к дому») Гери Билу, поработала режиссером программы «Без границ» на девятом канале. Когда ролей не было, работала официанткой. А потом вдруг решила уехать в Лондон.

- Мы тогда расстались с Одедом...Я очень тяжело переживала наш разрыв. Где-то через полгода немного пришла в себя и решила продолжить учебу. Пыталась найти в Израиле последователей системы Михаила Чехова, а в итоге отыскала их только в Лондоне. Съездила на показ в театральную студию: меня приняли. Год я училась там, потом еще год в другой театральной школе, но уже по системе Станиславского.

Вообще-то я была тогда совершенно ненормальной девицей. Приехать в Лондон за четыре дня до начала занятий с тысячей долларов в кармане, чемоданчиком и кристаллами для хилинга?! Ни жилья, ни работы, ничего... Первые дни пожила у друзей, потом все как-то образовалась: и на работу устроилась, и квартиру сняла. Первый год лондонской жизни был очень тяжелым: мне приходилось вставать в полпятого утра и несколькими автобусами добираться в Челси. Промозглый сырой воздух, на остановке – рабочий люд, эмигранты, в основном из Латинской Америки... – и так изо дня в день. Я работала начальницей смены в одном магазинчике-кафе, куда заглядывали известные личности – актер Хью Грант, олигарх Роман Абрамович и другие. Работа, учеба, вечный недосып – было очень трудно, но я ни о чем не жалела. Я участвовала во многих «фринческих» проектах. «Фринч» - это такой голодной, ищущий новых направлений театр, где все - за гранью. В Лондоне болталось очень много молодых актеров со всего мира, которые делали совершенно сумасшедшие вещи. Было очень весело: не жизнь, а фейрверк.

...Вернувшись из Лондона Анна сыграла роль девочки-нимфоманки в «черной» кинокомедии «Водитель такси». Недавно она снялась в минисериале «Тройка» Леона Прудовского, где сыграла невесту главного героя Веронику - внучку московского олигарха, что, по ее словам, было настоящей отдушиной («надоело играть роли проституток»).

Осенью на телеэкран выходит еще один сериал – о торговле женским товаром, где Анне пришлось сыграть «мадам», стоящую во главе борделя («моя героиня - истеричная, нервная женщина, которая, для того, чтобы выжить в этом страшном мире, становится очень жестокой»).
В настоящее время Анна полностью поглощена работой в театре «Ноцар», которым руководит последовательница школы Питера Брука Далит Мильштейн, предпочитающая ставить спектакли по пьесам израильских драматургов.

- Мне очень нравится атмосфера в нашем театре: нет никакой соревновательности, все увлечены общим делом. Мы репетируем по полгода - где в Израиле еще могут позволить себе такое? Никакой спешки, никакого «поточного» метода. Мы репетируем сейчас спектакль «Арава». Это история о том, как в первые годы существования государства Израиль в пустыне искали воду. На самом деле наша история о том, как людям приходилось разрываться между чувством и долгом, между общей целью и собственными желаниями. «У нас война, и нет места ничему другому. А потому закроем сердце и будем строить и копать дальше. Остальному сейчас не время...». На репетиции бегаю с радостью. Я вообще на сцене очень послушная и дисплинированная: у меня комплекс отличницы. Мою героиню зовут Хана. Кстати, это мое настоящее имя: родители назвали меня Ханой, это потом я незаметно превратилась в Анну... Не могу сказать, что я уже сыграла СВОЮ РОЛЬ – ту самую, вымечтанную. Конечно, мне бы хотелось попробовать себя в роли героинь, которые делают вызов судьбе, идут наперекор всему – Бланш, Медею, Антигону, леди Макбет. Мне интересно, что произошло с Медеей, почему она смогла настолько отключиться...И Леди Макбет в моем представлении не злодейка, иначе она бы не сошла с ума от своих поступков и не покончила бы с собой...

...Шесть лет назад Ступниковы вернулись в Минск с тремя младшими дочерьми. Старшие – Анна и Саша – остались в Израиле. Саша экономист, у нее семья, двое детей. Анна работает в театре и кино. Что же касается младших сестер... У Юли подрастает дочка. Лена учится в колледже, самая младшая, Валерия, заканчивает школу. Александр Ступников снял полнометражный документальный фильм о еврейских партизанских отрядах, действовавших на территории Европы во время Второй мировой войны, получив за него приз на фестивале в Варшаве. Осенью собирается привезти его в Израиль. В настоящее время пишет книгу.

По поводу того, что семья Ступниковых живет теперь на две страны, Анна замечает:

- Конечно, это нелегко. Тем более, что мы нечасто ездим друг к другу. Но с другой стороны, я понимаю, что, видимо, это судьба. Мы уважаем выбор друг друга, у каждого свое. Звонишь папе: «Ты где?» А он: «Во Франции». Или – «В Монголии». Да и я ведь с 15 лет с родителями не живу... Так сложились обстоятельства. Папа уехал, когда мне было всего шесть, и в данном случае отсутствие отца воспитывало меня больше, чем его присутствие: я очень гордилась тем, что он у нас такой сильный и героический. Папина мама была для меня ангелом-хранителем – очень любила и все время баловала. Что же касается маминой мамы, то впервые я увидела ее, когда мне было 12. Она долго не могла примриться с тем, что ее дочь вышла замуж за еврея...В жизни нашей семьи был очень тяжелый период, когда мы страшно бедствовали. Папа рядом нет, денег нет, магазины пустые, очереди огромные. Идешь с бидоном в соседний район за молоком и не знаешь, достанется тебе, или нет. Потом времена изменились. Помню, приехала как-то в Минск навестить родителей, открыла холодильник и думаю: «У меня было такое голодное детство, а мои младшие сестренки растут как принцессы – все теперь у них есть...».

...Мне показалось, что самый счастливый период жизни у нее, скорее всего, связан с любовью, но это оказалось не так.


- Сейчас я одинокая женщина, но это временное состояние. Мужчин пугает, что я слишком самодостаточная, они не хотят видеть рядом сильную женщину, - улыбается. – Мне папа не раз говорил: «Аня, закрой рот, а то не выйдешь замуж». Но я по-другому не умею. Не хочу себя приземлять ради того, чтобы кого-то ублажать. И дело тут не только в характере. ...У меня был любимый человек, но вот какой парадокс: мой мужчина впал в депрессию от своего первого фильма, получившего хорошую критику, а у меня совсем не было работы. Так что вполне счастливым тот период никак не назовешь. Вот сейчас я действительно счастлива. У меня удачно складывается карьера: одна роль, другая, третья... Продолжаю заниматься своим любимым хилингом. Меня не покидает ощущение, что все еще только начинается. Я красивая, самодостаточная, знаю, чего хочу, у меня открытое миру сердце и есть талант, которого я достойна. Все сомнения и самобичевания давно позади. Конечно, я к этому долго шла. Что чувствует девочка, когда ее любимый папа вдруг на годы исчезает из ее жизни? Она винит себя: «значит, я была недостаточно хорошей, если он уехал», а, повзрослев, переносит эту модель «жертвы» на свои отношения с мужчинами. Даже когда все хорошо, она думает о том, что ее рано или поздно бросят... И так будет продолжаться до тех пор, пока, наконец, не поймешь: если ты сама себя не бросишь, то никто и никогда тебя уже не бросит. Кстати, многие женщины годами живут так: любимый человек уходит, какой ужас, значит, я недостойна любви, все во мне не так...Мне удалось избавиться от этой зависимость. Да, я хочу видеть рядом любимого мужчину, но если он в моей жизни не появится, это не нарушит моего душевного равновесия - у меня уже нет потребности реализовывать себя через другого человека. Я счастлива уже тем, что я живу, у меня бьется сердце, и хотя я стою на земле, у меня есть крылья... Кстати, все это я поняла через свою несчастную любовь.

...У нее давно уже нет проблемы с самоидентификацией.

- Я очень люблю Израиль и считаю себя израильтянкой, но когда у меня будут свои дети, я все сделаю для того, чтобы они выросли, как и я, на русской культуре. Не хочу, чтобы мои дети были оторваны от своих корней, от такого потрясающего богатства.

...В числе жизненных приоритетов на первое место Анна ставит духовный поиск.

- Мне кажется, именно в духовном поиске главный смысл моего существования, а все остальное – спектры радуги. Конечно, мне важно признание, я хочу играть интересные роли, жить с любимым мужчиной, быть матерью. Но есть вещи, которые гораздо значимее наших повседневных радостей. Это то, что меня держит на плаву и спасало в самые трудные моменты.

...Больше всего она ценит в людях искренность, способность быть честным не только с другими, но и с самими собой.

- Мне трудно принять, когла люди обвиняют в своих неудачаях других, или обстоятельства. У такого человека все виноваты: правительство, кто угодно, только не он сам, и чаще всего «синдром жертвы» оборачивается агрессией по отношению к другим. Люди разучились задаваться простыми вопросами: «А что я чувствую? В чем мое настоящее желание?» Все сводится к поверхностному общению на уровне «ма нишма?» - «бесэдер!», или ругани в адрес других.
Друзей у меня немного, но зато это такие друзья, с которыми можно не видеться очень долго, а потом - зайти без предупреждения, зная, что тебе будут рады.

Суеверна ли я?... В моем доме живет черная кошка по имени Тамара, я ее обожаю. Это такая кошка-шаман, она помогает мне во время хилинга. У меня по всему дому стоят статуэтки фей и ведьм. Люди привыкли делить все на черное и белое, хорошее и плохое, а что мы на самом деле об этом знаем? Я стараюсь все делать от любви к людям – вот что самое главное.

У меня были в жизни опасные ситуации, но в последний момент все же что-то отводило. Слава богу, сегодня мне уже не надо доходить до пограничного состояния, чтобы ощутить чудо и почувствовать защиту - ведь чаще всего именно в подобных ситуациях мы начинаем видеть чудеса. Я теперь способна замечать их в любом состоянии. Мне уже не надо входить в темный лес для того, чтобы из него выйти. Не лучше ли сидеть на берегу моря, ощущая вокруг себя симфонию света и любви?...