Большую часть комнаты занимала кровать от стены до стены. Стены, казалось, нависали над постелью. Тяжелые серые шторы струились к полу. Они были сдвинуты так, что оставалась лишь маленькая полоска света, в которой плавали пылинки. В дальнем углу комнаты тикали часы на маленькой тумбочке. Тумбочка была пуста, зато около кровати на полу лежала опрокинутая бутылка белого полусладкого. В комнате было душно, пахло вином и еще чем-то неуловимым. Видимо, свежий мужской и женский пот, смешиваясь, создает какую-то особенную субстанцию. Ведь всегда, зайдя в помещение после секса, своего или, если вдруг так получилось, чужого, вы чувствуете эту смесь запахов. Это заводит и будоражит. Сейчас мне казалось, что в комнате не просто душно, что духота пряталась и сгущалась в темных углах комнаты.
Не хотелось раздергивать шторы. Это сразу приведет к прекращению всякого волшебства, и, как бы это ни было прискорбно, как бы это не отдавалось оскоминой на нервах, прошедшая ночь утечет как песок сквозь пальцы, как бы вы ни пытались ее удержать. Почему вся жизнь с мужчиной не может быть такой фантастично сладкой как эта ночь? Конечно, человек ищет, где лучше, но… Весь этот поиск компромиссов, бытовые проблемы и материальная ответственность. Да за один взгляд утром глаза в глаза после такой бессонной ночи можно отдать всю эту мирскую суету разом. Ночь – это целая жизнь. Особенно первая ночь с человеком, это целая жизнь, осмысленная, полная, яркая и прекрасная в своей лаконичности и краткости. А краткость сестра таланта. Но нести любой талант – это страдание и силы, физические и душевные.
Такие мысли занимали меня, когда я сидела голая, привалившись к стене, подогнув под себя ногу. Свет через все пространство комнаты падал горячим пятном мне на шею. Странная легкость в теле и тяжесть в голове от недосыпа, точнее, от двух часов утреннего сна, которые напрочь отрезали меня от вчерашней реальности, не мешали мне думать. Еще каких-то несколько часов назад была ночь, хотя уже светало, мы были вместе, хотя и сейчас ты рядом со мной.
«Зачем?»- уже не мелькало в голове, а мысль «что же будет дальше?» даже допускать не хотелось.
Доброе утро, Арнольд. Так странно проснуться рядом именно с тобой. Ты еще спишь, а я уже желаю тебе доброго утра. Твоим глазам и губам. Я отвела взгляд, опасаясь, что от слишком пристального моего разглядывания он может проснуться. Сама я всегда просыпаюсь от повышенного внимания незнакомых глаз к моей спящей персоне. Но все-таки, ощутив мой взгляд, ты проснулся. Ты проснулся и смотришь на меня.
- Уже не спишь? – его глаза смотрят по-доброму и немного устало. Он без очков, и поэтому его взгляд кажется очень доверительным и совсем уж интимным. Как все-таки беззащитны люди в первые минуты после сна.
- Не сплю. Жарко. Хотя окно открыто.
Вот так, тихо и спокойно, начинается разговор. Все уравновешены и находятся в светлом уме и твердой памяти. Сама невозмутимость! Актеры, суфлеры и гримеры – все на своих местах! Начали!
- Подай мне пожалуйста одеяло, что-то дует.- со сна мой голос звонок и слегка хрипловат.
-Не дам. Посиди так, я на тебя посмотрю. Ты очень красивая.
Я отворачиваюсь к окну, но чувствую, что он на меня смотрит. Он открыто меня разглядывает, на его лице играет еле уловимая улыбка. И по мере того, как он начинает вспоминать вчерашнюю (уже вчерашнюю, можно сказать, уже канувшую в лету!) ночь, ровно по мере того, как все вчерашние события, произошедшие между нами, начинают укладываться у него в голове, я начинаю краснеть. Я начинаю дико и насыщенно, неотвратимо и, как кажется в этот момент, безвозвратно, краснеть, как школьница, которую поймали за школьным двором с сигаретой. Ну, или с мальчишкой. До определенного возраста все это одинаково порицается. Жаркая волна охватывает меня и скатывается ниже по позвоночнику, концентрируясь где-то внизу живота. Я хочу.
Вот как оно интересно получилось, Арнольд. Кто бы мог подумать? Нет, ну ты, конечно, как существо мужского пола, то есть априори лучше рассуждающее логически, все еще в школе знал наперед. Но в школе мы с тобой были всегда наравне. Я пресекала все твои попытки тактично указать мне на мое женское место, - именно так я трактовала ненавязчивые ухаживания и рано проявившуюся галантность. Но, видимо, равенство придумано для кого угодно, но только не для мужчины и женщины, что, честно говоря, меня в данный момент несказанно радует и навевает сладкую истому.
Вот все и встало на свои места.
Покраснев, я стала чувствовать себя неуютно и растерялась. Прикрыв глаза, я задышала часто и глубоко, пытаясь унять участившееся сердцебиение. Но проклятый мотор не хотел успокаиваться и все быстрее и быстрее гнал кровь по венам. Постепенно происходящее утрачивало всякие четкие черты, я медленно, но верно, переставала чувствовать себя в сегодняшнем времени и, когда уже не оставалось сил терпеть, я открыла глаза и увидела то, что и ожидала увидеть. Одеяло был скинуто на пол.
- Иди ко мне, - только и расслышала я. А может мне показалось?
Я взглянула в его карие глаза, и тут мир внезапно сжался до размера двух тел.
***
Мне бы хотелось пояснить всем вам. Я никогда, подчеркиваю, никогда не занималась сексом с Арнольдом. И никогда не буду заниматься. Все эти строчки... В общем, если у нас с ним когда-нибудь произойдет секс, мне очень хотелось бы, чтобы он был таким, как в этом очерке.
***
Жаркое летнее марево лилось с неба на землю, растекалось по асфальту, грело остатки луж после вчерашнего ливня, накаливало железные тумбы для рекламы и даже затекало в тень под деревья и скамейки неостановимой волной. Нигде от солнца не было спасения, и люди вокруг стали невольными заложниками погоды. Очень хотелось искупаться и освежиться. От этого, кажущегося недостижимым ритуала, голова, казалось, стала бы работать на порядок лучше. Еще полчаса на таком солнцепеке, и сарафан начнет прилипать к телу. Мои мягкие и расслабленные на такой жаре соски просвечивали через ткань сарафана, не очень в общем-то привлекая взгляды прохожих мужчин, так как большинство женщин на остановке было одето достаточно легко. Я облизнула пересохшие губы. Выйдя из дома я, конечно, воспользовалась блеском для губ, но купленная по дороге баночка фанты помогла мне эту помаду благополучно съесть. И сейчас губы были сухими и горячими. Прямо как у него всегда. Точнее, я не уверена, что они у него действительно сухие и горячие, но на вид они именно такие. Здорового розового, я бы сказала интенсивного цвета и постоянно немного пересохшие. Упругие и чувственные даже для мужчины губы. Тем более чувственные для мужчины.
Я, стараясь слишком часто не проводить языком по губам во избежание появления раздражения и трещинок, поправила шляпку с широкими полями, натянув ее посильнее на макушку, и сняла солнечные очки. Солнце светило неимоверно ярко, и он как раз должен был появиться с солнечной стороны. Сощурившись, я наблюдала за разморенной толпой, вывалившейся из автобуса на тротуар. Среди всей этой серой массы как-то выделялась его фигура. Моих губ коснулась улыбка. Эту походку невозможно было не узнать. Из-за широких плеч, коротковатых ног и слегка зажатых в движениях при ходьбе рук он казался ниже своего роста.
В общей сложности он обладал замечательной для женского глаза фигурой. К этому сильному стану хотелось прижаться, на эту широкую грудь хотелось кинуться и преданно припасть, в этих сильных мужественный руках скрыться и спрятаться от опасностей окружающего мира. А также отдаться в их власть целиком и полностью. Откуда такая страсть к мужским рукам? Ах, да. Еще и зовущие губы.
- Привет, Ланочка! - объятие, полупоцелуй в щечку. Дружеское? Ну, конечно же, какое же еще? В следующий раз обещаю не прижиматься так сильно бедром к его паху. Тогда получается и с него надо взять обещание не прижиматься так тесно ко всей мне и к моей щеке в частности. Но что поделаешь? Друг есть друг.
Вдруг наперерез нам двинулась невысокая брюнетка. Я слегка отстранилась от Арнольда. Все понятно – одна из многочисленных знакомых.
- Арнольд, приветик, мой хороший!!!!! – и повесилась буквально у него не плечах. Он же поприветствовал ее, я бы сказала, более, чем холодновато, и никаких жарких объятий. Ах вот оно что. – Прогуливаетесь?
Ему рот открыть я не дала.
- Ага. Типа того. – коронный взгляд сверху, начиная с самой прически – девушка была несколько меньше меня ростом – и до самой обуви. Потом обратно, но уже медленней. И остановиться на лице. Вот и все. На ближайший вечер я ей настроение испортила. Растерянно она непроизвольно тоже себя оглядела с ног до головы, ничего особо вызывающего не нашла, и вопрошающе глянула на Арнольда, потом на меня.
- Да вот, просто решили прогуляться. Пока теплые денечки стоят. А ты что же? После учебы? – его голос как всегда звучал не только размеренно и спокойно, но и как-то успокаивающе, что ли. Я отвернулась и закурила.
- Да, уже спешу домой. Ну, я побежала.
Взглянув на меня, вновь вешаться на него уже в знак прощания она не стала. Просто помахала ручкой уже на бегу.
- Пока - пока!
- Пока! - Арнольд тоже приподнял руку в прощальном жесте. – Хорошая девочка, - сказал он про нее уже в мою сторону.
Я хмыкнула про себя. У него много было таких «хороших девочек». Иногда у меня создавалось впечатление, что он еще хуже видит, чем на самом деле. Он носил очки. И если в школе как-то поначалу еще иногда, то потом уже постоянно. Совершеннейших неухоженных уродин он мог называть хорошими девочками. За что? За обаяние и ум? Пусть. Зато явно он не всех девушке одинаково обнимает.
- Куда направимся? – его голос выдернул меня из раздумий. Я, затянувшись в последний раз и затушив сигарету, добродушно пожала плечами. Пусть мужчина решает.
- Мне совершенно все равно. Пошли что - ли до Кремля прогуляемся.
- Ну пошли. – ответил он.
В его голосе мне слышался какой-то сарказм, а на губах играла полуулыбка. Неужели он заметил, что эта мимолетная встреча с его знакомой мне была неприятна? Хотя, все может быть. Его никогда нельзя было обвинить в отсутствии мозгов. Разве что один раз.
***
Это было еще в десятом классе школы. Мы праздновали новый год, и по этому поводу вечером к классном кабинете были накрыты столы, а школьная администрация организовала дискотеку. Столы ломились от лимонада и сладостей разных видов, ну а у нас с девчонками из класса головы ломились от идей, как бы улизнуть из кабинета, чтобы глотнуть в туалете припасенный в сумочках джин-тоник. Десятый класс все-таки. В конце концов нам удалось уйти незамеченными из - за стола.
Женский туалет благоухал как парфюмерный магазин. Новый год – праздник общий, поэтому все половозрелое женское население школы чувствовало своим долгом освежить прическу уже в школе, пару раз прыснувшись лаком в клозете. Ну, и конечно, духами, для привлечения половозрелого мужского населения. Не сказать чтобы эти несколько глотков джина достигли наших голов и развеселили нас, но цель была достигнута – мы выпили. На тот момент это казалось главным - удрать и свершить задуманное.
По возвращении в класс Арнольда я в помещении не заметила. Наш кабинет находился аккурат в одной рекреации с актовым залом. Поэтому до дискотеки было рукой подать. Из зала доносились звуки моей любимой песни. Про медленный танец, про навсегда расстанемся…
Знаете, только в юности бывает внутри, в душе, такое сладко–щемящее чувство предвкушения чего-то. Для меня это именно приторно - сладко и щемящее. Еще чуть-чуть и будет до боли горько. Или же нет. Будет человек, который сможет разделить с тобой эту сладость, разбавить или усилить ее, но в любом случае своим же желанием быть с тобой придать тебе уверенности, что ты прав, прав в своих чувствах, что они прекрасны и обоснованны и обязательно найдут отклик в другом теле и другой душе. Что ты вселенски прав со своей чертовой любовью.
От кого-то я еще слышала, что это невыносимая духота, когда дышать нечем, но так хочется, и грудь спирает, но ты знаешь, что свежий глоток воздуха где-то рядом, совсем рядом, здесь, но связан он только с одним человеком. И от безысходности этой духоты хочется бить кулаками в стенку, но оковы, сковавшие грудь, не ослабевают и потребность в человеке только усиливается. А дышать без него совсем нечем.
Для кого-то это тяжесть. Это ноша, давящая на мозг и на сознание, так что нельзя ни рот открыть, ни начать думать по настоящему, и изо рта вылетает лишь какая-то ерунда. Но опять же, ты знаешь и твердо уверен, что есть человек, вот этот, с которым ты знаком, или же другой, которого ты еще пока не встретил, которому под силу своим влиянием и присутствием снять эту непосильную ношу с твоих плеч и вновь подарить тебе крылья.
Так вот, влекомая звуками своей любимой песни, я, рукой взбив кудряшки, слегка приосанившись, уверенно двинулась на танцпол в приятном предвкушении – чего? – ну конечно, встретить его, и , возможно даже станцевать с ним белый танец под свою обожаемую на то время мелодию.
Дальше дверей в зал мне пройти пришлось далеко не сразу. Увиденная мной картина буквально чуть ли не физически не давала ступить шагу дальше. Она отталкивала. Мое тело отказывалось воспринимать увиденное через глаза, а следовательно, шагать дальше. Но, двери в зал были узкие, и очередная весело гудящая толпа просто пронесла меня в зал. Растерянно остановившись недалеко возле входа, я попыталась взять себя в руки, опустилась на рядом стоявшее сидение.
Арнольд танцевал с другой девочкой из класса. Его руки обнимали ее талию, ладони поглаживали по спине, а губы, естественно, в лучших традициях романов , что-то шептали ей на ушко. И все это под мою песню. А я как дура, когда большинство пар в зале танцевало, сидела на стуле и растерянно бродила глазами по помещению. Как же так.
Это был удар. Это была измена. Это было нечестно с его стороны.
Весь вечер тогда Арнольд провел около меня. Потом я еще долго помнила прикосновение его пальцев на своих волосах, когда он шутливо заплетал мне косичку, его дыхание, такое близкое и приятное. И тут – медляк – и не со мной.
До конца вечера я с ним на разговаривала. Не считала нужным.
Он не понимал, естественно, причин моего негодования. В упор не понимал. На его лице читалась такая работа мысли, что мне до сих пор жалко его. Но, в чем дело, я ему тогда так и не объяснила. Не снизошла.
Мы полночи потом прогуляли по парку, проговорили. Я сейчас уже не вспомню, в чем была суть наших разговоров, но очень хорошо помню выводы. Мы решили остаться друзьями. Смешно. Мы никогда ни кем другими и не были.
После того вечера мы прекратили свое общение на срок больше года, и возвращать его снова к себе мне было непросто, но я вернула. И вот, с тех пор мы общаемся просто как старые добрые приятели. И держим слово, ей-богу, держим. Никогда ни с его, ни с моей стороны не было ничего, никаких сигналов, которые могли бы сойти за приглашение к переводу отношений на новый уровень.
Ну, разве что, иногда мне хочется посильнее прижаться к нему при встрече в объятиях.