Всё чаще, по ночам я вспоминаю море. Ночное море.
Шум волн, темноту и ветер. Как запускаю пальцы во влажный песок и закрываю глаза. Не понимаю, чем именно меня захватывает это воспоминание, но как только я ложусь в пастель, оно возникает само собой.
Такие места притягивают. И душа не успокоиться, пока не посетишь их снова. Море – сильное понятие. Забыть его так же трудно, как и любовь.
Конечно, главный герой этой истории – Егор, а вовсе не я. Но в происходящем я повинен не меньше. Нелишне будет рассказать и обо мне.
Вот только повествованию эта информация никак не поможет. Я мог бы рассказать, как меня зовут, что я делаю по вечерам в воскресенье, какая у меня ориентация, и что родители дали мне прекрасное образование, гордиться которым я обязан до конца своих дней. Наверное, это и может составить какое-то определённое впечатление обо мне. Но это только впечатление. Словно игра в ассоциации. Тебе дают анкету или тест, потом анализируют и говорят «что» ты есть на самом деле. Со мной это не раз проделывали. Вот только результаты неожиданным образом не совпадали с моим восприятием самого себя. Порой трудновато со мной приходиться.
Зовут меня Кирилл. По воскресеньям я провожу время в муниципальном бассейне, у меня ориентация без отклонений и родители, к сожалению, не дали мне такого образования, которым бы я мог гордиться.
Вроде всё в норме. Думаю я. Но что есть норма самого себя?
Я – очень несовершенное человеческое существо. Очень далёк от идеала и ошибаюсь частенько. Но я учусь. И сильно стараюсь не повторять своих ошибок. Хотя всё равно иногда повторяю. Почему? Да очень просто. Потому что я глуп и несовершенен. В такие моменты я очень себя не люблю. И делаю всё, чтобы в третий раз этого не случилось ни в коем случае. Так и развиваюсь понемногу. Пусть не большой, но прогресс…
Всё лучше, чем ничего.
Вокруг меня всё время что-то происходит. Отчасти это зависит от меня, а кое-что случается помимо моей воли. Но я перестаю понимать, как отличить одно от другого. Вот, например, я считаю, что это моё решение, а выходит так, будто всё уже заранее определено. Кажется, я просто исполняю то, что кто-то где-то за меня решил. И сколько ни думай, сколько не лезь из кожи – бесполезно. Хуже того – даже начинает казаться, что чем больше дёргаешься, тем быстрее себя теряешь, превращаешься в какого-то мутанта. Слетаешь с катушек.
Но если потеряю своё «я», то утрачу основную нить повести о самом себе. А человек не может долго жить без истории своей жизни, ибо она преодолевает ограниченные рамки его окружения – рациональной системы, или систематической рациональности – и является важным ключом к обмену опытом с другими.
Когда ко мне тянуться люди, для меня это более чем странно. Я всегда всё начинаю первым. Для меня это удобнее. Сам знакомлюсь, сам ищу тех людей, с которыми мне будет интересно. Впитываю всё, как губка, без разбора. И вот таким образом получая информацию от других, мне не представляется, чего другие хотят от меня. Во мне нет ничего, что хоть сколько-нибудь может заинтересовать.
Знаю, многим до этих мыслей и дела нет. А я не такой, мне чтобы жить, обо всём думать надо.
Как я говорил ранее, мне двадцать один. В начале сентября мне исполнился первый год, приблизивший меня к третьему десятку. Мои родители самые обычные люди, оба связаны с развитием спорта в нашем городе, да и не только города. Оба бывшие спортсмены, что и хотели сделать из меня в детстве. Брался сразу за всё: лыжи, велоспорт, баскетбол, плаванье, гимнастика. К шестнадцати годам мне всё это так осточертело, что с кандидатом в мастера спорта по плаванью плюнул на всё и стал больше заниматься учёбой. Но плаванье окончательно не забросил. Сдал успешно экзамены в школе и стал выбирать институт для поступления. Знаний оказалось маловато. Приняли в педагогический институт на отделение истории. Да я особо и задумывался, когда поступал во все остальные. В принципе, где учиться и чем заниматься в студенческие годы я не планировал никогда. Поэтому, без особых разочарований, взялся за учёбу.
Первые три курса мне дались легко. У меня всегда была склонность к гуманитарным наукам. История нравилась, полюбил археологическую практику, а уж педагогическая подавно давалась легко. Сразу нашёл общий язык между учащимися и учителями. Когда кончалась практика, уходил довольным. И само собой на четвёртом курсе предложили работать в лицее. Ушёл к детям в девятый класс, а учёбу совсем забросил. Думал, проблемам не будет и конца. Разочаровался в истории, в своих стремлениях и понял о бесполезности происходящего. Стал снимать квартиру, и, наконец, съехал от родителей. Короче – сплошные разочарования.
Не могу сказать, что я не любил свою работу. Скорее был к ней совершенно равнодушен. Всё получалось, ничего не напрягало. Всё было как-то естественно, поэтому постоянно хотелось чего-то другого.
В семнадцать с половиной первый раз переспал. Слишком громкое название «переспал», тому, произошло на самом деле. Был очень влюблен, но учитывая наш нулевой опыт в сексе, всё произошло, по меньшей мере, странно. В восемнадцать первая влюблённость куда-то улетучилась и всё пошло как по маслу. Я никогда не был помешан на сексе, не видел в этом ничего особенного, и могу совершенно нормально обходиться и без него. Не думаю, что нужно отводить ему целую главу. Просто это часть моей жизни, вот и всё.
Была и любовь. Конечно, в двадцать один говорить об этом неуместно. А любовь ли это? Многие мои знакомые называют такие отношения «иметь официальную девушку». Вот она любит меня, это я знаю точно. Сносит все мои выходки и спит со мной раза два в неделю. Вот и всё.
Оглядываясь назад…пустота. И всё! Почти ничего не сделал. Ничего нового не произвёл. Кого-то любил, кем-то был любим. Горизонтальное движение. Всё будет двигаться такими же темпами, и однажды я непременно умру.
На первом курсе, в конце летней сессии, мой единственный друг повесился. Учились вместе в школе, потом поступили в разные институты, но квартиру снимать решили вместе. Он был старше меня. Тихий и спокойный парень. Трепетно относился к литературе, хоть и учился в физкультурном институте.
«Пришло странное время, когда всё, что печатают сейчас, перестаёт иметь значение «литературы». Поиск «нужного» затрудняется поиском «настоящего». Не о современном, а о настоящем. Странное понятие, которое только может отразить человек в двадцатилетнем возрасте. Уже лет через пять, десять я прочитаю о нём. Но и это будет уже о другом – о «прошлом». А я хочу искать себя не в том, что было «тогда», а в том, что происходит сейчас. Прошло «поколение Пепси», пройдёт и «поколение Гламура», а настоящего так и не будет».
Я прочитал это, уже после его смерти, на обороте Пелевина «Generation «П»». Свои мысли он записывал на самих книгах. Я представлял, как он ловил эту ускользающую мысль. Брал карандаш. Наспех записывал то, что только, что приходило в голову и, наверняка, не задумывался, что всё это добро останется мне на долгую память.
Я долго думал над разделением понятий, которые он проводил. Но у меня ничего не выходило. «Современное» у меня становилось «настоящим», а «настоящее» - «современным». Всё перемешивалось, как праздничный салат, и тогда я не мог разобрать ни слова из написанного.
В июльское воскресенье сходил в бассейн, приплёлся домой в девятом часу вечера, от усталости бросил вещи в ванную и уснул прямо на кресле перед телевизором. Совершенно не подозревая, что в соседней комнате висит мой, уже мёртвый, друг. До сих пор не понимаю, почему я тогда не зашёл к нему просто поинтересоваться, как у него дела. Да всё было как обычно. Никаких причин. Я недоумевал. Все недоумевали. Так всё непонятно произошло. Потом долго разговаривал с его родственниками, объяснял, как жили, что всё было в ладу. Хочется сказать, - жаль, но не могу. Не это слово выражает мою скорбь. Никто не виноват. У каждого человека есть своя причина для смерти. Она выглядит просто, а на самом деле – гораздо сложней. Корни нашего сознания живут глубоко в темноте. Очень длинные и запутанные. Слишком многое там уже никому не распутать, потому что этого не поймёт никто, кроме нас самих. А возможно, никогда не поймём даже мы сами. Никто не виноват. Естественно, всему нашему существованию есть предел, и в конечном итоге мы, проиграв, уходим. Как прекрасно заметил Эрнест Хемингуэй: «ценность нашей жизни определяется не потому, как мы побеждаем, а по тому, как мы, проиграв, уходим».