Лики Кавказа продолжение 4

Фазил Дашлай
             9.      Генерал-фельдмаршал 
                Паскевич- Эриванский.
    
«За пятидесятилетнюю службу генерал-фельдмаршалу Паскевичу-Эриванскому».
«За двадцатичетырехлетнее предводительство победоносными  российскими армиями в Персии, Турции, Польше, Венгрии».
                Надписи  на жезле Паскевича-Эриванского.

В 1826 году император Николай Первый писал своему наместнику на Кавказе А.П. Ермолову: «Алексей Петрович! На основании Учреждения о большой действующей армии, в случае болезни или отсутствия Главнокомандующего или Командира отдельного корпуса, именем их управляют армиями или корпусами Начальники их Штабов. Искренне желая, чтобы сей случай не мог представиться в отношении к вам, я нужным, однако же, считаю, в предосторожность, для предупреждения всякого недоразумения, разрешить вам, в случае нездоровья вашего или какого другого непредвиденного препятствия, вверить начальство над  корпусом Генерал – Адъютанту Паскевичу,
                Николай».
На Кавказе заканчивалась эпоха  Ермолова. Россия, которая при либеральном Александре Первом проводила жесткую политику «усмирителя» Ермолова, меняла курс. На смену шла эпоха  либеральной политики Паскевича при «жестком» императоре Николае Первом.  Простая формальность.  Смена власти.  Хотя и  существенных изменений тоже не произошло. Царская Россия не имела желания уходить с Кавказа. И пусть не создается иллюзия, что, если бы Россия продолжала ту же жесткую политику, которую вел Ермолов,   национально – освободительного движения  горцев бы не было вообще. Вернее, мюридизм не получил бы такой размах.  Но все это - гипотезы,  и, к сожалению,  к реалиям жизни не имеют никакого отношения.
Россия не собиралась уходить с Кавказа. Николай Первый об этом недвусмысленно выразился в письме к новому наместнику Паскевичу в 1829 году, после победы над персами: «Кончив таким образом, одно славное дело, предстоит Вам другое, в моих глазах столь же славное,  а в рассуждении  прямых польз – гораздо более важнейшее – усмирение навсегда горских народов..».  В принципе продолжалась та же самая политика, что и при Ермолове. С той разницей, что высочайшим желанием Александра Первого было поэтапное покорение мятежного края («… удержать за собою то что можно удержать»). Сняв с должности Ермолова,  Николай Первый вопреки всей логике дал «добро» его «жесткой политике усмирения». Но это было лишь начало. Впереди были: горечь поражения «сухарного» похода Воронцова и  победа Барятинского в Гунибе…
Род Паскевичей берет свое начало с украинского казачества.  Предки будущего генерал – фельдмаршала числились в старшине, много воевали под знаменами различных гетманов. Позже казацкая старшина Паскевичей превратилась в дворян. Дед, Григорий Иванович, сменил чин бунчукового товарища на чин надворного советника. Отец, Федор Григорьевич,  служил в Малороссийской  коллегии, был близок к генерал – фельдмаршалу Петру Александровичу Румянцеву – Задунайскому. Словом, были людьми богатыми и именитыми.
Родился Паскевич-младший 8 мая 1782 года в Полтаве. Образование получил еще в родительском доме. Причем, по меркам того времени, достаточно хорошее. С двенадцати лет Паскевич-младший определяется в Пажеский корпус, весьма привилегированное учебное заведение. Учеба ему давалась хорошо, с первых же дней обучения обратил на себя внимание начальников и преподавателей. 5 октября 1800 года Паскевич заканчивает Пажеский корпус  в чине поручика лейб – гвардии и определяется в Преображенский полк, попутно с назначением флигель – адъютантом при Императоре Павле Первом. Знатность рода дала ему блестящее образование, все остальное надо было добывать самому. К чему и приступил Иван Федорович под командованием генерала Михельсона, победителя «вора» Пугачева, в русско – турецкой войне 1806 – 1812 г.г. Из донесения о представлении к награде: «В ужасную ночь, штабс – капитан Паскевич, один, среди открытой степи неприятельской, поехал, отыскал колонны и направил их на настоящую дорогу». (Михельсон).  За проявленное мужество молодой офицер награждается первым в его жизни орденом – Святого Владимира 4-й степени с бантом и Золотым оружием – шпагой с надписью «За храбрость».  В 1808 году вместо скончавшегося к тому времени Михельсона, новым главнокомандующим становится  генерал – фельдмаршал князь А.А. Прозоровский. Этот замечательный полководец полвека из прожитых семидесяти шести лет отдал военной службе. Его учениками являются такие полководцы, как Голенищев – Кутузов и Милорадович. Школу Прозоровского прошел и Паскевич. При штабе Прозоровского Паскевич, к этому времени в чине капитана, исполняет особые дипломатические обязанности. При выполнении одного из таких заданий Паскевичу удается чудом избежать смерти от рук фанатиков, которые хотели убить дерзкого «неверного». Наняв шлюпку с двумя гребцами, Паскевич бежит из Костантинополя в Варну, пройдя по морю 100 верст.
Весной 1809 года русские войска обложили  крепость Браилов, защищавшуюся 15-ти тысячным гарнизоном. Во время штурма флигель – адъютант Паскевич повел добровольцев в атаку. Не добежав до крепостного рва, офицер был ранен, и солдаты вынесли его из боя в тыл. В госпитале Паскевич, произведенный уже в полковники, долго не задержался, участвует в «поисках» против османов, засевших в Браилове. Под его стенами отряд в жаркой схватке разбивает турецкую «партию», вышедшую на вылазку за крепостные укрепления. Новоиспеченный полковник за этот подвиг представлен к ордену Святой Анны 2-й степени.  Перечислять  населенные пункты и города, под которыми воевал или защищал их будущий наместник Кавказа, не представляется возможным. И посему многие незначительные детали из жизнедеятельности Паскевича будут рассматриваться вскользь или вообще не упоминаться. Главное для данной работы - деятельность Паскевича в качестве проконсула и наместника Кавказа.
К началу Отечественной войны 1812 года генерал – майор Паскевич назначен командующим 26-й дивизией 7–го пехотного корпуса.  Первой битвой с французами стало для Паскевича битва под Салтановкой.  В сражении на Бородинском поле дивизия Паскевича показала пример храбрости и отваги. Заслуги командира дивизии были отмечены орденом Святой Анны 1-й степени. Практически во всех известных сражениях Отечественной войны принимал участие со своей дивизией Паскевич. Был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени. Прибывшему в Вильно императору Александру Первому  в числе лучших генералов был представлен и тридцатилетний Паскевич, причем лично командующим русской армией генерал – фельдмаршалом М. И. Голенищевым – Кутузовым. Вскоре Ивану Федоровичу вверяется командование 7-м пехотным корпусом вместо заболевшего генерал-лейтенанта Н.Н. Раевского. Заграничный поход  Паскевич завершил у стен Парижа в 1814 году. Был награжден несколькими наградами, последней из которых становится орден Святого Александра Невского. Как известно, Россия не  участвовала  в битве при Ватерлоо, но русская армия вновь вошла в Париж. В знаменитом смотре коалиционных сил в городе Вертю  участвовал и Паскевич со своей 2-й гренадерской дивизией. Именно тогда и начались первые «неудовольствия» между Паскевичем и Ермоловым, имевшие впоследствии неприятные продолжения. По поручению Государя Алексей Петрович, находя дивизию генерала Логгина Осиповича Рота лучше обученной,  чем 2-я гренадерская Паскевича, вызвал первую в Париж для содержания караулов. К ней он присоединил из дивизии Паскевича только прусский полк. Самого же дивизионного командира в столицу Франции Ермолов даже не вызвал, оскорбив тем самым своего будущего соперника.
Из заграничных походов Паскевич вернулся в чине генерал-лейтенанта  и командующим Гренадерским корпусом, который доводит до назначенных квартир в Смоленске, к месту постоянной дислокации. Государь император не забыл заслуги Паскевича, и посему поручает ему несколько важных поручений, можно сказать, ответственных. В числе которых можно отметить так называемое дело о «бунте» государственных крестьян Липецкого приказа Смоленской губернии, приговоренных к наказанию плетьми и каторге. Разобравшись на месте, генерал не только не наказал крестьян (виновным оказались спровоцировавшие крестьян чиновники и управители), но и попросил у Государя освободить их от уплаты недоимок, и назначить еще и денежное пособие. Однако, как отмечают биографы Паскевича,   в силу своего характера (никого не обижать) генерал не потребовал наказания виновных. Так было всегда. Паскевич никогда не делал того, что считал несправедливым, старался восстановить эту самую справедливость. Но от вступления в активную борьбу с виновниками уклонялся.
В Смоленске Паскевич женится на дочери статского советника А.Ф. Грибоедова от его первого брака Одоевской Елизавете Алексеевне. (Кстати, троюродная сестра автора «Горя от ума»). Брак оказался удачным. Паскевич всегда был в фаворе  императорского двора,  и посему никаких сведений о его причастности к декабристам не имеется. Наоборот, он присутствует на торжественной коронации Императора Николая Первого. И там Иван Федорович получает весьма высокое назначение, которое приведет его к вершинам  славы.
Как и указывалось в самом начале повествования, у нового императора не заладились отношения с наместником Кавказа Ермоловым. Алексей Петрович был фигурой заметной и сместить его с должности так просто или арестовать якобы за сочувствие к декабристам Николай Первый не мог. Нужен был человек, который мог бы заменить, затмить славу Ермолова. И таким человеком оказался генерал Паскевич.
В 1826 году, нарушив условия Гюлистанского мирного договора от 1813 года, персидская армия вторглась в южные пределы Российской империи. Ермолов неоднократно указывал на возможность такого нападения и неготовность русской армии устоять перед ним (вернее, на малочисленность армии). Получив от Ермолова известие о вторжении персов, Николай Первый отправил под начальство Алексея Петровича (на первых порах) Паскевича. Но по прибытии на место между генералами начались разногласия по методам ведения боевых действий. Но это не помешало Паскевичу одержать блестящую победу под Елисаветполем над персами. Эта победа внушила Императору мысль, что он может вполне доверить Паскевичу войска на Кавказе и, наконец, удалить оттуда уже неугодного ему Ермолова. Об отставке Ермолову сообщил начальник Главного штаба генерал И.И. Дибич, которого Николай Первый уполномочил сообщить опальному генералу, что «Государь Император соизволяет на увольнение его в Россию и на назначение командующим войсками и главноуправляющим здешним краем генерал-лейтенанта и генерала от инфантерии Паскевича».
О деятельности Паскевича на Кавказе, в войне с Шамилем – чуть позже, а пока вернемся к его биографии. На должности наместника Кавказа Паскевич прославился победами над персами и турками. Это  взятие крепостей: Карс, Ахалкалаки, Ахалцых, Эрзерум и т.д. В результате этих войн к России были окончательно присоединены Армения и Грузия, Азербайджан. За победы кавказских войск, одержанные в русско-турецкой войне 1828 – 1829 годов, Иван Федорович Паскевич-Эриванский удостаивается чина генерал-фельдмаршала. И было ему в то время сорок восемь лет. 20 апреля 1831 года графа Эриванского вызывают в Санкт-Петербург и посылают в Польшу на подавление восстания. Приняв с 4 июня 1831 года командование вместо скончавшегося главнокомандующего графа Дибича-Забалканского, уже к концу сентября того же года наводит порядок в Польше. То есть подавляет восстание поляков. Кроме прочих наград, Паскевич удостаивается титула наместника Царства Польского. Становится светлейшим князем Варшавским.
Спустя почти два десятилетия генерал-фельдмаршал Паскевич  отправляется в Венгрию на подавление революции. Конечно, ратные подвиги Паскевича несколько омрачаются в связи с тем, что в последние годы своей жизни он подавлял свободомыслие и революции, но такова история. Разумеется, подавление Польского восстания и Венгерской революции было необходимо России, и Паскевич выполнял свой ратный долг перед отечеством. И порицать великого полководца за эти деяния бессмысленно.
В конце января 1830 года, по мнению многих историков, в Гимрах состоялось совещание руководителей мюридизма (тарикатизма). Вопрос о том, какие цели ставились и какие задачи решались на этом совещании,  недостаточно изучен. Все, что известно, относится лишь к организационным вопросам. Как считает Н. И. Покровский, первые же действия восставших проливают некоторый свет и на программу, намеченную на совещании. А основным лозунгом, провозглашенным  на совещании, был газават, священная война. Изначально было неизвестно, что собой представляла «священная война» и против кого направлена. Только ли против России или против ханов?  Известно было  лишь  со слов  Мухаммед – Тахира:  «Граждане и главы Хунзаха были источниками всех бед и несчастий, ибо все это было оттуда. Все жители этого аула занимались порочными делами. Все абреки, весь вредный элемент и беглецы скрывались в этом ауле – это было их убежище». По сути,  начало можно назвать «гражданской войной». Так же считали и царские представители. Например, Паскевич в рапорте к министру А. И. Чернышеву пишет: «…видя, что духовенство магометанское с давнего времени утратило выгоды первенствовать в народных делах и решать несогласия между частными лицами...предпринял произвесть переворот в пользу духовенства восстановлением шариата». Естественно, царский главнокомандующий не мог смотреть на назревающую бурю спокойно. Хотя будущие вожди восстания и уверяли царское правительство, что целью мюридизма является водворение попранных законов шариата и не более того. По  отношению к России на первых порах не говорилось ничего, вернее, не было призывов к священной войне против неверных. (Есть мнение, что  в письме своем к барону Розену даже имам  Шамиль уверял его, что «… сообщаю тебе что я желаю мира и остаться так, как и до сих пор. И с моей стороны не произошло плохого для вашего присутствия. Знайте же, что я не намерен нарушать мир, заключенный с вами до тех пор, пока я жив, но вы верите кляузникам, хотя они вруны. Если у вас есть ум хоть с зернышко весом, то подумайте, что будет потом. Я удивляюсь вашей нерассудительности». Правда, приведенная выше цитата в хронологической последовательности не соответствует данному времени). 
Паскевич  небезосновательно принимает меры. И хотя причину, приведшую горцев к восстанию, Паскевич видел в самой политике русского правления, то есть его предшественника Ермолова: «Упомянутое всеобщее восстание могло произойти не иначе как от дурного управления», он тем не менее в прокламациях ко всем дагестанским жителям называет приверженцев «водворения шариата» возмутителями. Пытается взвалить вину за все «неустройства» на них.  В борьбе с мюридизмом Паскевич видел опору в местной правящей верхушке. Вот выдержки из его прокламаций:  «ханы, князья, уздени, султаны, беки, муллы, старшины и прочие знатные степени останутся при своих достоинствах и уделах своих». Или еще одна цитата из его воззваний: «Некоторые из возмутителей спокойствия … под предлогом шариата намерены искоренить роды старших  обществ и знатных фамилий, ханов и владельцев». Паскевич чутко реагировал на все изменения в задачах мюридистского движения и стремился использовать любой шанс в борьбе с восстанием. Он не хуже Гази-Магомеда понимал, какие последствия может иметь движение мюридизм. Также Паскевич констатировал тот факт, вернее, цель, которую ставил перед собой Гази-Магомед, кроме водворения шариата, - нападение на царские крепости в Чечне и Дагестане. 
Одними прокламациями Паскевич не стал ограничиваться. В первую очередь наместник Кавказа, как ныне принято говорить, решил блокировать, локализовать, район возможных боевых действий. Основной угрозой Паскевич посчитал проникновение на  подвластную России территорию всевозможных турецких эмиссаров.  (Хотя Турция на словах и обещала помощь горцам в войне с Россией, тем не менее  какой-либо существенной помощи горцам не оказала. Да и горцы сами к Турции не относились с полной уверенностью. То, что Турция присылала своих эмиссаров и время от времени напоминала горцам о том, что надо вести борьбу с неверными, не говорит ни о какой реальной помощи. Отношение самих кавказцев к турецкому султану видно из разговора имама Шамиля с пленным князем Орбелиани, (правда, разговор этот состоялся намного позже описываемых событий). На вопрос князя, почему бы имаму не дружить с Россией, как это делает турецкий султан, Шамиль ответил: « – Конечно, но разве ты думаешь, что султан -  верный исполнитель закона Магомеда, а турки – истинные магометане? Ох, если бы они попались в мои руки, я изрубил бы всех на двадцать четыре куска, начиная с султана. Он видит, что мы, его единоверцы, ведем столько лет борьбу с русскими за бога и за веру, что же он нам не помогает..»)  21 ноября 1830 года Паскевич – Эриванский обратился к адмиралу А.С. Меншикову, начальнику Морского штаба с предложением создать эскадру плоскодонных военных судов для крейсерства у берегов Кавказа. Таким образом была ликвидирована опасность проникновения морем возможной помощи от Турции. Существенно расширена была и зона возможного сухопутного приближения горцев с турками. Укрепляются горные перевалы. В числе которых можно назвать Гагринский проход, названный самим Паскевичем «кавказскими Фермопилами». Таким образом, обеспечив окружение района восстания в мае 1831 года Паскевич снаряжает экспедицию во главе с бароном Розеном на взятие  «столицы» Гази – Муллы села Гимры. Против имама Паскевичу удается привлечь некоторых дагестанских правителей: шамхала Тарковского, Аслана, хана Казикумухского и др. Барон Розен с отрядом в 6 тысяч человек дошел до Гимров, но в бой ввязаться не рискнул, удовлетворившись изъявлением покорности, которое принесли ему старшины, и вернулся обратно. Это внушило Паскевичу уверенность в том, что «новая секта, вводимая Кази Магомою, клонится к уничтожению их собственной власти, ибо все усилия оной стремятся, по-видимому, к соединению мухаммеданских племен сих стран под непосредственное влияние одного феократического правления». В том же 1831 году Паскевич был отозван с Кавказа, а война с горцами, вопреки его уверенности в скорейшей победе русского оружия, продолжалась еще пару десятков лет.       
В 1854 году Иван Федорович, которому шел уже восьмой десяток лет, по Высочайшему выбору императора Николая Первого отправляется на Дунай, заменить генерала «придворной службы» М.Д. Горчакова на посту командующего Дунайской армии. Здоровье Паскевича оставляло желать лучшего, но Иван Федорович не мог отказать монаршей «просьбе». Престарелый полководец на месте назначения  убедился, в какой  крайне невыгодной оказался ситуации. Впереди него находилась многотысячная армия турецкого Омер-паши, за спиной  «спасенная» им Австрия, которая скрытно сосредотачивала армейские силы. К близкой Варне направлялся огромный англо-французский флот, на помощь турецкой армии. Поэтому по прибытии на место Иван Федорович отозвал из Малой Валахии отряд генерала Липранди, который мог оказаться в западне. К осаде важной крепости  Силистрии по этим же самым причинам Паскевич решил приступить лишь 29 апреля. Осада этой цитадели, впрочем, мало чего сулило приятного. Вскоре Иван Федорович был контужен во время рекогносцировки и по настоянию врачей светлейший князь Варшавский, предав командование все тому же Горчакову, переехал в Яссы, оставив за собой право главных распоряжений.  Главнокомандующий Дунайской армией уже видел, что энергичная осада Силистрии бесполезна. По настоянию Паскевича-Эриванского Император одобрил единственно верное решение - отвод войск из Дунайских княжеств. Маневр удался безболезненно. Вскоре Иван Федорович окончательно сложил с себя полномочия командующего армией и вернулся в свое гомельское поместье, затем в Варшаву, где вновь вступил в управление Царством Польским. Когда в конце 1854 года союзники высадились в Крыму и приступили к штурму Севастополя, Иван Федорович поспешил туда в качестве добровольного советника.
Смерть Императора Николая Первого и известие о вступлении англо-франко-турецких сил в Севастополь окончательно подорвали и без того ослабшее здоровье больного раком желудка генерал – фельдмаршала. (Так свидетельствуют очевидцы). 20 января 1856 года светлейший князь Варшавский граф Паскевич – Эриванский скончался. По странному стечению обстоятельств, смерть его совпала по времени со взрывом англичанами корабельных доков Севастополя. Похоронен был Иван Федорович в селе Ивановское (Дембин) Люблинской губернии в фамильном склепе. С Высочайшего соизволения в войсках Российского государства объявили, что «его светлости господина генерал-фельдмаршала, генерал-адъютанта, главнокомандующего действующей армией, генерал-инспектора всей пехоты, шефа пехотного и егерского имени его полков, наместника в царстве Польском, члена Государственного совета, имеющего портрет его императорского величества алмазами украшенный и ордена: святого апостола Андрея Первозванного алмазами украшенного, святого великомученика и победоносца Георгия 1-го класса большого креста, святого равноапостольного князя Владимира 1-й степени большого креста, святого Александра Невского украшенного алмазами, Белого орла, святой Анны 1-й степени алмазами украшенного, иностранных: прусских: Черного Орла, украшенного алмазами, и Красного Орла первых степеней, персидского Льва и Солнца 1-й степени на золотой цепи и турецкой Луны кавалер; имеющего золотую шпагу, алмазами украшенную, с надписью: «За поражение персиян при Елисаветполе». золотую шпагу, алмазами украшенную, с надписью  «За храбрость», золотую шпагу, алмазами украшенную, пожалованную его величеством королем прусским и польский знак отличия за военные достоинства 1-й степени князя Ивана Федоровича Варшавского, графа Паскевича-Эриванского не стало".
 

                10 Имам Гази-Мулла. (Гази-Магомед).

 1824 года окончательно воцарилось спокойствие в Юго-Восточном Дагестане… Нет сомнения, что Дагестан трудно было узнать по происшествии каких-нибудь 20 лет, если бы только особенные обстоятельства не воспротивились этому. Эти обстоятельства – религиозные проповеди горского фанатика Кази – Муллы (Гази – Мухаммеда) впервые отозвавшиеся в Гимрах и охватившие впоследствии весь Дагестан и Чечню….»
Окольничий. (официальный царский историк). Перечень последних  военных событий в Дагестане (1843 год) // ВС. 1859. №1.
«Различные племена, населяющие Кавказ, не знали единой власти, доколь не явился среди них изувер, который хитростью коварством  и зверской жестокостью не принудил всех  признать, ежели не волею, то страхом, его единое над собою началие и которому, ныне слепо повинуясь, почти все племена составили одно сильное, враждебное против нас целое, с которым бороться прежних сил,  ни способов не стало».
Собственноручное письмо Николая Первого гр.  М.С.Воронцову от 17 / 11 – 1844г.

 
«Имам был послан от Аллаха для возобновления изучения законоположений шариата, выпрямления извращений славной мухаммеданской религии, восстановления в жизни обрядов ислама, покинутых и оставленных забытыми, и исполнения предписаний книги Аллаха всевышнего, заброшенной с древних времен в пренебрежении.»
                Мухаммед-Тахир ал-Карахи. 

Это был в первую очередь ученый богослов, и лишь после этого военачальник и политик. Биографы Гази-Магомеда  со слов его современников отмечают в имаме его способность увлечь толпу проповедями. Его способностям, как принято ныне говорить, «зажигать» своими речами народ, позавидовали бы многие нынешние  политики. Воистину удивляет тот факт, как простой уздень, выходец из бедной среды мог достичь того, что даже сам император  Николай Первый назвал  его «изувером, принудившим объединиться кавказцев, где до него не было единства». Только ли фанатизм и невежество народа посодействовало этому или были иные причины, например, искра божья?
Удивляет и еще и  тот факт, почему-то в современной истории России имя  Гази-Магомеда все еще остается в тени. А ведь, по сути, имам Шамиль, чье имя ныне более известно, всегда считал себя учеником и слугою Гази-Магомеда. Имам Шамиль продолжил то, что подготовил и начал осуществлять первый имам Чечни и Дагестана.  В исторических справочниках и словарях имя Гази-Магомеда встречается, но лишь с оговоркой, что это, мол, был предшественник Шамиля. Хотя, по правде говоря, надо было писать, что Шамиль был последователем Гази-Магомеда, а не наоборот, Гази-Магомед  предшественник Шамиля. В этой незначительной на первый взгляд лингвистической путанице  и кроется главный момент повествования о жизни и деятельности первого имама Дагестана и Чечни. 
Гази-Магомед родился около 1793 года в Нагорном  Дагестане в ауле Гимры. По происхождению он был узденем койсубулинского вольного общества. Его дед Исмаил считался в горах человеком  ученым. Он и воспитывал своего внука, будущего имама. Можно сказать, что от рождения Гази-Магомеду суждено было быть представителем потомственного духовенства. Изучение Корана он  начал в Каранае, а потом в Араканах, у знаменитого тогда проповедника Саида-Эфенди, известного в Дагестане поэта. (В истории более известного под именем Саид Араканский). Правда, позже учитель и ученик разошлись во мнениях. Причиной чему послужило отношение к владычеству русских. Будущий имам отличался непреклонностью во взглядах и был твердым  в своих убеждениях, обладал даром красноречия. В горах он был  известен как один из выдающихся ученых богословов.  Как койсубулинский уздень Гази – Магомед ненавидел аварских ханов, которые часто посягали на независимость вольных обществ. Однако своей главной целью Гази – Магомед считал не уничтожение аварских ханов, а обращение их к шариату,  последователем которого он был  и остался до самой смерти.  Гази – Магомед  был другом детства  Шамиля,  который почитал его своим учителем и был неразлучен  с ним до самой смерти первого имама.
От всех своих предшественников Гази-Магомед выделялся  тем, что он в отличие от других не пытался называть себя шейхом или пророком для того, чтобы возвысить свой авторитет в глазах народа и тем противопоставить себя местным ханам и бекам. Гази–Магомед был одним из первых, кто выдвинул идею объединения народов Чечни и Дагестана под лозунгом ислама, а не по национальному или территориальному признаку. И священную войну он объявил не только военно-оккупационному режиму царской России, но и местным ханам, которые поддерживали оккупантов. И даже тем горцам, которые покорились России. Оружие, выбранное будущим имамом в своей борьбе, были его проповеди. И наряду с такими мерами, как арест местных кадиев и князей, Гази-Магомед был более известен своими  яркими воззваниями. Например, обращение к чеченцам в 1831 году начиналось словами, что «Аллах сказал, что всякому, исполняющему его закон, он поможет». В другом воззвании к горцам Дагестана от 1831 года говорилось: «Почему вы ставите правителями  кяфиров, минуя верующих?», «Вы не бойтесь наказания бога в сражении с отступниками и в изгнании их из своей земли и присвоении их имущества, потому что в Коране написано так: «Наказанием тех, кто воюет против Аллаха и его посланников и старается сеять на земле раздоры, является убийство».    
Есть мнение, что Гази-Мулла (в документах того времени имя будущего имама писалось по разному:  Гази-Мулла,  Кази-Мулла, Кази-Молла, Гази-Магомед, Гази-Мухаммед и т.д.)  начал свои проповеди став учеником Курали-Магомы. Однако первые проповеди будущего имама датируются 1826 годом, то есть до знакомства с шейхом.
На  первых порах деятельность будущего имама  не выходила за рамки своего села. Первая речь Гази-Муллы за пределами своего села, в Чиркее датируется  1828 годом, где он наткнулся на сопротивление части духовенства, которая предпочитала не ссориться с русскими.  Примечателен ответ, якобы данный чиркеевцами будущему имаму: «Научай нас шариату… но если ты станешь требовать от нас, чтобы шли воевать с русскими, то наперед отвечаем тебе, что не пойдем, ибо нам нельзя идти. Наши аманаты (заложники Ф.Д.) в Андрееве, стада наши пасутся на землях занятых русскими, и мы не в состоянии сопротивляться им, можем погибнуть». На это последовал ответ Гази-Магомеда: «Наш шариат дозволяет быть в мире с русскими. Вы можете повиноваться им, можете давать аманатов, пока они сильнее нас, но настанет время, когда какой-либо из сильных владетелей Востока, во славу корана, покорит русских и над ними распространит свою власть, - тогда вы можете и должны объявить газават, - а до тех пор повинуйтесь им». Неясно тут одно, если кто-то из сильных властителей Востока покорит русских, против кого тогда объявлять газават. Газават, вопреки существующему мнению, вовсе не означает борьбу против всех неверных. Газават означает священную войну против завоевателей, вторгнувшихся на родную землю. По всей вероятности речь, якобы произнесенная Гази-Магомедом, чистейший вымысел. На это, кстати, указывает и Н.И. Покровский.  Примерно в то же время Гази-Магомед знакомится с Джемал ад-Дином, известным в то время богословом и рьяным последователем тариката. Приняв у Джемал ад-Дина тарикат, Гази-Магомед по возвращению домой убеждает Шамиля тоже принять учение богослова. Однако идея, преследовавшая будущего имама, отличалась от учения накшбандийского тариката. Как записано в показаниях Орбелиани, известие, почерпнутое якобы из рассказов Шамиля: «Джемал Эден убедил его (Гази-Мухаммеда) принять на себя распространение шариата, но строго запретил ему вступать в борьбу с русскими, а стараться только об искоренении в буйных дагестанцах закоренелых привычек и пороков и наставить их на путь истинный».    И хотя Шамиль считал себя стойким последователем и учеником Гази-Магомеда, вскоре после принятия тариката между ними начались разногласия. Суть этих разногласий заключалась в следующем: Гази-Магомед считал газават необходимым спутником тариката, строгое соблюдение требований шариата и борьба с неверными. В этом отношении на его стороне был Курали-Магома, который разрешил  ему продолжать проповеди: «…отшельников мюршидов можно найти много: хорошие же военачальники и народные предводители (имамы) слишком редки».   Шамиль больше поддерживал политику Джемал ад –Дина. Скудость материалов не позволяет воспроизвести полную и достоверную картину их разногласий.               
И хотя Курали-Магома поддерживал в каких-то вопросах Гази-Магомеда, в целом он, как и Джемал-эд Дин, не одобрял воинственные нотки в речах и проповедях будущего имама. Шейхи даже обвинили Гази –Магомеда в отступничестве от истинного учения ислама, от общепризнанных норм и особенно от учения тариката в высшем понимании толкования Корана и шариата. Например, известно высказывание Джемал ад-Дина: «Было много ученых людей, которые тоже хорошо знали о необходимости газавата, однако они ничего не предпринимали, считая это дело невозможным: сам Коран воспрещает вести войну против неприятеля сильнейшего. Если найдутся такие люди в настояшее время, пусть они и ведут газават, но тебе, как последователю и проповеднику тариката, это неприлично».   
Спор между Гази-Магомедом и таким влиятельными богословами как Курали-Магома и Джамаледин, которые ограничивали  деятельность мюридов только лишь служению религии, тарикату, то есть мюрид должен был быть по сути отшельником и мирские проблемы его не касались, отчасти изменились благодаря «энергичной» деятельности Аслан – хана Казикумухского.   Испугавшись опасности которую мог представить газават для него самого, Аслан –хан  предпринял открытое гонение на вышеперечисленных богословов. Разумеется, те тут же нашли поддержку у Гази - Магомеда. Активная деятельность будущего имама убедила Курали –Магому и Джамаледина, что учение тариката можно успешно использовать в качестве лозунга для священной войны. Преданность Аслан-хана царской России было дополнительным стимулом для агитации и против него самого и против России. Проблема заключалась лишь в том, как бы вывести из под удара гнева народных масс высшее духовенство и господствующую верхушку, ханов и беков. 
В феврале 1830 года имам выступил в поход против аварских ханов. Мюриды под предводительством Гази-Магомед предприняли штурм «столицы» аварских ханов - села Хунзах. Что на самом деле произошло во время штурма цитадели аварских ханов, не известно и по сию пору. Однако из разрозненных сведений вырисовывается следующая картина: Гази-Магомед разделил свои силы на две части. Одной из которых – койсубулинцами командовал сам, а другой частью – гумбетовцами  -Шамиль. В начале сражения Шамилю удалось занять дом на окраине Хунзаха. Здесь, по всей вероятности, он должен был ждать прорыва Гази –Магомеда. “В партии, предводительствуемой Гази-Мухаммедом, - пишет Мухаммед –Тахир, - произошла паника, вследствие того, что разнесся слух, будто гумбетовцы изменили шариату и вместе с хунзахцами дерутся с койсубулинцами”. По всей  вероятности, сказалась разношерстность объединенных имамом сил. Но неудача под Хунзахом не остановила имама. Вслед за хунзахским поражением Гази-Магомед переносит “центр тяжести” в приморские области Дагестана. И уже с этого похода начинается война с Россией. В качестве объекта похода было выбрано шамхальство.
В шамхальстве  в описываемое время происходили волнения против оккупационных царских властей и против самого шамхала.  Как писал Паскевич: «Будучи человеком хотя и слабого характера, но весьма умным, он (шамхал) совершенно постигает, какие выгоды предоставляет ему правительство наше. Некоторая часть его подвластных, особливо горские жители, действительно часто оказывают ему неповиновение, но более по непостоянству и буйному духу дагестанцев, нежели от несправедливостей. Шамхал неоднократно на сие жаловался и в прошлом году два раза просил поручить ему команду российских войск для приведения в покорность неповинующихся”.  Движение, которое, даже со слов Паскевича, поначалу было направлено на искоренение адатов и против собственных правителей, приобрело размах освободительной войны. Первая же попытка русских войск выбить силы Гази-Магомеда из укрепления Чумкескент закончилась неудачей. Неудача русских воодушевила жителей шамхальства. Происходит всеобщее восстание. Так одним ударом Гази-Магомед поколебал власть царя в Приморском Дагестане.   
Как выше указывалось, восстание под предводительством Гази-Магомеда резко отличалось от прежних ханских заговоров и выступлений народным характером. Однако  с разрастанием движения  мюридизма знать все больше и больше вливается в ряды имама. Да и сам Гази-Магомед был далеко не против союза с верхушкой. К нему перебегали родичи некоторых владетельных ханов и князей, которые потом, получив от имама титулы правителей, перебегали затем на сторону России. Все это шло не на руку имаму, шло в разрез чаяниям восставшей бедноты.
 Уже позже, после пленения, имам Шамиль вспоминал: “Гази-Мухаммед, сказавший давно ожидаемое слово, но не объявивший формальной войны аристократическому началу, пользовался успехами переменчивыми, потому что не встретил дружного сочувствия в народе. Народ хотел мира, но охотно принял бы участия в войне, если бы видел в ней средство избавиться от своих владетелей. В предположениях же Гази-Магомета последнее играло лишь второстепенную роль”.          
Успехи имама в шамхальстве не могли не сказаться на дальнейшем ходе событий. Опора царизма, местная (туземная) милиция, как писал генерал-майор Бекович Черкасский: «…невзирая на данную присягу, нельзя видеть особенной преданности и что они готовы будут следовать за возмутителем». Русское командование предпринимает спешные меры, чтобы остановить продвижение имама к морю, крепости Бурной, но недалеко от села Атлы-Боюн, терпит поражение. 25 мая 1831 года Гази-Магомед осаждает Бурную. Подоспевший на выручку осажденным значительный отряд генерала Коханова вынуждает имама снять осаду и отступить в горы. Крепость выстояла, но большая часть сел шамхальства все еще оставалась под властью восставших. Между тем имам перебрасывает свои силы на помощь восставшим жителям кумыкской плоскости. Как указывает Покровский, царское правительство и тут само подготовило почву для восстания. Даже мирные жители жаловались Паскевичу, что военачальники по отношению к местному населению не делают различия между мирными и немирными, грабят и притесняют всех без разбора. Вслед за кумыкской плоскостью на войну поднимаются чеченцы, которые обращаются за помощью к имаму. Такой единодушный переход жителей Чечни, кумыкской плоскости и шамхальства Тарковского объясняется следующим: «…Кази-Мулла обещает уничтожить всякие сословные преимущества, установить равенство и наделить бедных за счет богатых, что для большинства народа представляется весьма заманчивым». Вот почему «Кази-Муллу встретили все восторженно, и увлечение народа было невероятное».   
В июле-августе 1831 года движение достигает своего апогея. К имаму присоединяются южные районы Дагестана. Хотя агитаторы -проповедники действовали там давно, но само выступление по времени запоздало. На сторону имама переходят табасаранцы и кайтагцы. Во главе восстания становятся представители местной знати. Так же и офицеры, служившие в царской армии. И, наконец,  на сторону имама переходят весьма влиятельные люди, такие,  как Абдуразак –бек кадий. Однако неясность и расплывчатость лозунгов и проповедей имама из уст его агитаторов-проповедников  вносит сумятицу. Следствием чего является  пестрота участников движения,  которое  естественно сказалось негативно на дальнейший ход событий.  Если в первое время основную массу движения составляли уздени и беднота, то теперь все чаще встречается знать.
Гази–Магомед сам возглавляет кайтаго-табасаранское восстание и 20 августа осаждает Дербент. Безуспешно. Не находит поддержки у самих жителей города. Они всецело перешли на сторону русских. По всей вероятности, Дербент как крупный торговый центр наладил неплохие коммерческие связи с Россией и вовсе не хотел понести убытки. Впрочем, как указывает Покровский Н. И., «…дербентцы сплошь  были шииты и с суннитами  отношения всегда были прохладными». Царское правительство не без удовольствия комментировало этот факт: «Известно, с каким успехом Кази Молла вооружил против нас в 1832 и 1833 гг. дагестанские племена омаровой секты, но мусульмане, последователи Алия, не только не соединились с ними, но стали в ряды наши противу изувера и способствовали войскам нашим к укрощению мятежа». (Аналогичное  поведение шиитов мы видим сегодня и в Ираке.  Шииты всегда считали себя обиженными и редко вместе с суннитами защищали свою общую родину. П.Ф.)   
С самого начала штурма выявилась истинная сущность беков и ханов. И хотя в некоторых документах того времени и упоминается о том, что поголовно все ханы и беки перешли на сторону имама, но в рапортах русских командующих есть и такие факты: «..Не могу также умолчать об отличном и примерном действии мусульманской конницы, которая под начальством капитана Нурцал-аги, подпоручиков Ибрагим бека Карчагского  Джеват-бека Казарова и табасаранского владетеля Балахана Муртазалиева  и прочих беков показала во всей силе свою приверженность к правительству».
Гази –Магомед отступает в горы. С октября 1831 года заметно увеличивается количество беков и князей в рядах русского командования, и, конечно, уменьшается – в рядах восставших. Знаменателен этот факт тем,  что все это происходит накануне решительных действий царской армии в Южном Дагестане. К концу того же 1831 года восстание и вовсе выдыхается. И если раньше царские генералы рисковали предпринимать большие экспедиции в горы, то теперь они предпринимают серьезный поход во внутренние районы Кайтага и Табасарани. Поход увенчался успехом. На очереди был следующий – ликвидация второго очага восставших, шамхальского. Нельзя не отметить тот факт, что  Гази-Магомед был встречен выстрелами при попытке проникнуть в одно из селений (Каранай), ранее бывшее на его стороне. Каранайцев тут же поддержали несколько соседних сел, и имам был вынужден отступить. Эта значительная победа открывала царскому командованию путь к укрепленной чумкескентской позиции, взять которую ранее представлялось совершенно немыслимым. После упорных боев чумкескентское укрепление было взято, а вместе с этим окончательно ликвидировано было и восстание в шамхальстве. В начале 1832 года имам окончательно теряет поддержку в Дагестане. На его стороне остается Чечня и несколько вольных обществ Дагестана. Среди которых нельзя не выделить воинственных койсубулинцев. Но угроза общего восстания все еще не было ликвидирована, о чем говорили прдолжающиеся брожения. И все же теперь перевес в силах был явно на стороне царизма.               
        Неудачи преследовали имама и в попытках привлечь на свою сторону горцев Западного Кавказа, куда было отправлено во второй половине 1831 года специальное посольство.  Невзирая на то, что посольство имама было восторженно встречено абадзехами, сам поход не увенчался успехом. А начиналось все великолепно. «Кази Мулла … обратился к закубанским народам. 15 августа явились в абхазские владения четыре чеченца с прокламациями от возмутителя, коими он приглашает всех горцев к соединению для вторжения в наши границы. Они принимают с восторгом его воззвания, вооружаются и составляют значительные сборище за Кубанью против центра Кавказской линии, абазехи составляют главную часть оного, но к ним начинают присоединяться и прочие народы».    При этом нельзя не учитывать тот факт, что абадзехи были основным очагом борьбы с царизмом.  Присоединение этой области к имаму могло бы иметь тяжелые последствия для России. Гази-Магомеду это давало возможность создать сплошной фронт против царизма. Генерал Вельяминов был одним из тех, кто понял, какую опасность представляет для России дальнейшее передвижение имама: «Теперь, при появлении Кази Муллы, готовы присоедениться к нему почти все кабардинцы и все закубанские народы, с которыми находился он в почти бесперебойных сношениях». Вдохновленный имам предпринял попытку штурма города Бура (Владикавказа), в случае овладения которого в руках имама оказалась бы главная артерия, связывавшая Россию с Грузией – Военно-Грузинская дорога. Однако штурм закончился неудачей. Имам был контужен взорвавшимся рядом снарядом и отступил в Дагестан. Широкие планы Гази – Магомеда о создании единого фронта рухнули. Теперь уже царские генералы оказались в роли преследователей. В течении 1832 года русские начали все туже и туже стягивать петлю вокруг «столицы» имама села Гимры.
Сопротивление отдельных сел койсубулинцев жестоко подавляются. Сжигаются дотла дома и уводят скот, перебив всех жителей. Но и в этом систематическом подавлении очагов восстания Россия не забывает своих союзников, местных феодалов. Среди рапортов на имя командующего всеми кавказскими войсками барона Розена приходили, например, и такие рапорты: «Г. корпусный командир 1 октября выступил для наказания салатовцев за участие в предприятиях Кази Муллы, но на первом переходе явились с изъявлением совершенной покорности, обязались удовлетворить преданных нам кумыкских князей за все, потерянное им в прошлом году, на сумму около 10 тысяч рублей серебром, и не терпеть среди себя никого, имеющего связь с мятежниками».
К середине октября  1832 года имам оказался окруженным со всех сторон в своем родном селе Гимры.  Барон Розен решил взять штурмом село и положить конец, как тогда ему казалось, с движением мюридизма. Для этого высылается специальная экспедиция. 18 октября начинается заключительный этап штурма Гимров. Гази Магомед укрывается в башне с немногочисленными преданными ему мюридами, в числе которых находится и будущий имам Шамиль. Попытка Гамзат-бека отвлечь царские войска в их тылу не приносят успеха. Солдаты наконец врываются в башню. Гази Магомед вместе с Шамилем решаются на безумную по удали вылазку. С обнаженными саблями  они бросаются в гущу наседавших солдат. Штыки солдат терзают на части тело имама. Шамилю, тяжело раненному, чудом удается спастись.  Мухаммед Тахир, летописец Шамиля, разумеется, пишет о том что это явилось провидением всевышнего. Барон Розен торжествовал. Мюридизм был разгромлен. Но, однако, смерть имама Кази Магомеда было еще только началом разгоравшейся войны. Войны долгой, упорной и кровопролитной. Россию ждало впереди еще не одно сражение. 

(продолжение следует)