Детектив ли "Преступление и наказание" Ф.Достоевского? Поклонники жанра ответят "да", и все же "нет" - не детектив, если понимать, чего хотел автор и как он все описал. Это роман о людях и их внутреннем мире.
И я свою повесть пытался писать не как детектив, хотя в основе ее реальное уголовное дело (1982 г.). Она о безрассудстве идущего на преступление человека, чего я насмотрелся, отправленный после юрфака МГУ работать на Сахалин. И она о тех, кто противостоит преступнику как Система, о чем часто забывают преступники…
Я посвятил ее моим бывшим коллегам-сахалинцам, имена которых в тексте подлинны… Имена остальных персонажей - потерпевших, свидетелей, случайных людей - изменены
Анатолий Косенко, 1989 г.
1.
Дрова не разгорелись и со второй попытки - бумага пыхнула и погасла… Он кинулся в коридор, выбежал оттуда с канистрой керосина, потряс ею, прислушиваясь, не плеснет ли что, и в сердцах швырнул в угол… Неужели все?! Он рванул ворот, затравленно огляделся… Его взгляд упал на флакон «Шипра». Схватив одеколон, он кинулся к плите и принялся выплескивать его на дрова. Чурки пыхнули, на них заплясали синие языки пламени, огонь запрыгал по поленьям, зашипела выгоняемая им из древесинных пор влага, сначала исподволь, затем сильнее, сильнее, шипение сменилось потрескиванием дров, и, наконец, все загудело в разошедшейся тяге, понеслось… Он лихорадочно запихнул в огонь рубаху, штаны, трусы и лишь после этого, голый, рухнул на табурет… Теперь, если возьмут, следов нет! Все выбросил! Все затер! Все сжег!
Он поежился, почувствовав ягодицами холод табурета, но вместо того, чтобы встать, набросить на себя что-нибудь, продолжал сидеть, тупо уставившись на догоравшее в печи тряпье… А что, если есть?! Следы… Если есть?! Упомнишь разве: где что брал; где чего коснулся; где что выронил?! Или… Вдруг видели его у дома Глинских, запомнили, узнали?! Что тогда?! Как объяснить?! Его затрясло вновь… Не могли!!
Он замотал головой, чувствуя, что сходит с ума от страха… Главное – уйти: как можно дальше, как можно скорее! Завтра же! Нет – сегодня! Объяснить Катьке все и…
Он вскочил, налил в чашку водки из стоявшей на столе бутылки, выпил, судорожно глотая. После чего перевел дух… Идиот, какая Катька?! Ей что?! Прижмут – поплывет! Заложит, погань, на первом же допросе… Он сжал виски… И ее?! Здесь прямо?! Прямо сейчас?! Тогда поймут, что и убийство Глинских – дело его рук…
Он застонал, опершись о столешницу ладонями, и, вдруг замер… В ночной сорочке, освещенная красноватыми отблесками огня из печи, в дверях стояла Катерина... В этом было что-то зловещее… Он, голый, беззащитный, трясущийся посреди колышущегося полумрака. И – как на страшном суде – она: кроваво-красная, будто возмездие…
- Что с тобой? – донесся из полутьмы ее голос.
Он оцепенел.
- Ты слышишь? – раздалось опять.
Это она! Ее волосы! Лицо… руки…
Нет-нет! Не говорить! Выдаст!
Он вцепился в стол, чтоб удержаться на ногах.
- Ты слышишь? – крикнула она. – Где шлялся? Ни свет - ни заря пьешь!
Нет! Нельзя трогать! Ее нельзя трогать! Сказать, видел просто! Убитых уже! И попросить помолчать! Дня два всего! Пусть потом поймет: знала и не донесла - значит, помогла мне скрыться, затеряться! И будет молчать…
- Убили, Кать! – в глазах его все поплыло. – Убили…
- Кого?
- Витю Глинского! Любу его! Мальчонку! – он сжал кулак и вдруг разрыдался, не в силах более сдерживаться. – Все в кровищи! – взвыл он. – Не мо-гуууууу…
Катерина вцепилась пальцами в ворот сорочки, опустилась на стоявший у двери стул.
- Как убили? Кто?
Он развернулся и, расставив руки, заорал.
- Не знаю… Убили! Всех Глинских! Прямо в квартире!
Она подалась вперед, а он навис над нею словно вывороченный с корявыми корневищами пень и тряс руками в истерике, тряс, потом, закруженный страхом и выпитым, свалился, ткнув ей в подол лицо свое.
Катерина вскрикнула и, отшвырнув его, вскочила, умоляюще выставила перед собой руки.
- Нет!
Он приподнялся, опершись локтем о пол.
- Ты можешь по-человечески сказать, что там?! Что произошло?! – выкрикнула в испуге она. - Как убит?! Почему ты там?! Что натворил?! Говори!
Теперь можно: поверит… он поднял глаза.
- Поехал к ним. В окнах свет. Поднялся. Позвонил. Не открывают. Не возвращаться же…
- Да не тяни! – всплеснула она.
- Не тяну! - огрызнулся он, вытер с лица слезы и вытащил дрожавшей рукой сигарету из пачки. – Попробовал дверь – открылась. Захожу, а там… - он закрыл руками лицо, делая вид, что переживает, и закачался, - Все в крови! Все! На кухне – Витек. В спальне – Любка с Олежкой! – он взвыл. – Убили…
- За что? Кто?
- Не знаю! Все разбросано! Вещи! Тряпки! Искали что-то…
Катерина взвыла и затряслась в плаче… Глинские… За что? Их-то! И кто? Месяца не прошло, как был в гостях Виктор Глинский. Франт! Не чета этому! А Люба… Олежка! Шести лет всего! Его-то за что?! Она промокнула рукавом глаза, тоже взяла сигарету и прикурила.
- Дальше…
- Что дальше?! Ушел! Доказывай потом, что не убивал! Милицию не знаешь? Им лишь повод дай – схватят, чтоб дело закрыть!
По ее лицу было не понять: верит или не верит она услышанному…
- А где одежда? – спросила неожиданно Катерина.
Он похолодел.
- Сжег! Вдруг влез в кровь. Ходил там, когда смотрел все! – он развел руками, показывая неизбежность того, что сделал. – Не береди душу! И так не свой… - получилось неубедительно, но сил продолжать игру уже не было. - Не я убил…
- Не ты? – с издевкой спросила Катерина. – Может быть… - и выдохнула. – Налей!
- Чего? – не понял он.
- Водки… - подставила перед ним стакан Катерина.
Она ему – и он понял это - не верила…
Ей вспомнилось все - как он нагрянул вчера без предупреждения, не находил себе места, заставлял узнать, дома ли Глинские, и как ушел, не попрощавшись, чего никогда не делал. Вспомнились и его брюзжания, что Виктор гребет деньги лопатой, хочет купить мебель, машину, его подсчеты, сколько у Глинских сбережений. На свое место встали и долги, в которые он все больше влезал. Убивал - не убивал… Не чисто у него на душе, не чисто…
Она взяла протянутый стакан с водкой и разом выпила…
- Значит, так, дорогой… Не знаю твоих дел и знать не хочу. Сам разберешься. А жить с тобой больше не буду... Уходи!
- Как? – оторопел он.
- А так! Мужик ты – ничего. Но идти с тобой туда, - она показала пальцами решетку, - не хочу… Ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знаю… Идет? – она выговорила тихо это, но с силой. И он понял! Она была рядом, пока все было хорошо, пока преуспевал. Что их объединяло? Постель? Ничего же вместе не делали! Тащил в дом – припевала! Теперь боялась все потерять, что он заработал!
Не выдаст! Такая же… Как и он…
Он подошел к ней, положил руки на плечи.
Она дернулась...
Боится…
Он поднял ее, встряхнул и, заглянув в глаза, слащаво улыбнулся.
- Что ты? Ты что? Не бойся! Ничего не сделаю тебе, умнице. Уйду. Но не дай Бог настучишь! Хоть и не убивал - потяну за собой! Скажу вместе были у Глинских. Поняла?!
Она кивнула, не сводя с него испуганных глаз. Ее тело напряглось. Худая, легкая, она выгнулась, пытаясь вырваться из его рук. Тщетно. Его пальцы сжимали ее, сжимали, сдавливали все, сдавливали. Кричать? Кто прибежит? Нет. Молчать. Не сможет ничего сделать! Сделает – станет ясно про Глинских всем…
Он притянул ее, прижал, испуганную, погладил по спине, почувствовал тепло талии под ладонью…
- Ты что! Одумайся! – простонала она…
2.
Прокурору Сахалинской области
Государственному советнику юстиции 3 класса
В.П.Потудинскому
СПЕЦДОНЕСЕНИЕ
30 апреля 1982 года в 12 часов 18 минут местного времени в квартире № 59 дома № 28 по улице Фестивальной в г. Александровске-Сахалинском обнаружены с признаками насильственной смерти трупы Глинского Виктора Васильевича, 1947 года рождения, и Глинского Олега, 6 лет. Кроме того, из квартиры госпитализирована гражданка Глинская Любовь Петровна, 1954 года рождения, с телесными повреждениями на голове и теле.
Предполагаемые орудия преступления – нож и молоток. Мотив совершения преступления не установлен. Потерпевший Глинский В.В. работал фотографом РАУ бытового обслуживания населения. Мальчик посещал детский сад «Ромашка». Глинская Л.П. – работник бухгалтерии химчистки.
На место происшествия выезжала оперативная группа в составе городского прокурора, следователя прокуратуры Бузинина, начальника ОУР Артемьева, судмедэксперта, а также эксперта ГОВД. Осмотр произведен Бузининым. С места происшествия изъяты: предметы одежды, на которых имеются пятна, похожие на кровь, нераспечатанная бутылка «Советского шампанского», начатая бутылка коньяка, стаканы. В топке титана обнаружены молоток без ручки и обгоревший нож, которые также изъяты для приобщения к делу в качестве вещественных доказательств. Уголовное дело по ст. 102 УК РСФСР возбуждено 30 апреля.
Расследование поручено Бузинину. Принимаются меры к розыску преступника.
Александр-Сахалинский гопрокурор
Юрист 1 класса
А.В.Малыгин
Уже из первых строк было видно, что ситуация чрезвычайная. Трое потерпевших. Двое из них погибли. В том числе и ребенок… Потудинский встал из-за стола, подошел к двери, приоткрыл ее и кликнул секретаря.
- Каплия, Зверева, Теплякова ко мне! И Малыгина разыщи в Александровске!
Вернувшись в кабинет, он прошел за стол, сел. Еще раз пробежал глазами сообщение, бросил взгляд на календарь с обрамлений красивым узором тридцаткой. Ничем не примечательная цифра, если не учитывать, что завтра Первомай…
Слева со столика, занятого телефонными аппаратами, донесся зуммер: помигивала кнопка междугородной связи. Сняв трубку, он услышал голос Малыгина.
- Валентин Петрович?
- Да. Что у тебя? Рассказывай…
- Плохо…
- Много сделали?
- Может, и много. Откуда знать, на что и на кого потом выйдешь? Стараемся. Подняты все в прокуратуре и в милиции.
- Ну и… - Потудинский сел поудобней, переложил трубку в другую руку, - что вырисовывается? Выйдете на лицо? – Он выдержал пауза и, не услышав ответа, вздохнул; впрочем, что скажешь сейчас… Ясно, Александр. Направим тебе сегодня из области оперативную группу. К ее приезду закончи неотложное. Отставить все! Без исключения! Понял?! – Он выждал секунду, чтобы подчеркнуть значимость сказанного. – Первомай завтра! Люди праздновать должны его, а не… Надеюсь на тебя.
Закончив разговор, он поправил вылезший из рукава кителя манжет рубахи, сделал пометку в календаре о звонке, посмотрел на часы… В кабинет зашли Зверев и Тепляков. Не было только заместителя прокурора области Каплия.
- Каплий где?
Зверев показал головой в сторону приемной.
- Сейчас будет. Идет.
Зашел Каплий, отвечавший в облпрокуратуре за следствие.
Потудинский пригласил всех за стол совещаний.
- В Александровске-Сахалинском убийство. Трое. Двое погибли: мужчина и шестилетний мальчик. Третья – женщина – доставлена в тяжелом состоянии в больницу.
- Кто такие? – спросил Каплий.
- Он – фотограф, она – бухгалтер химчистки. – Потудинский заглянул в бумагу. – Сегодня ночью убили. В их квартире. Орудия - нож и молоток. Подробности, хоть и не много, вот… - он пододвинул к Каплию спецдонесение и перевел взгляд на начальника следственного отдела Зверева. – Николай Трофимович. Остаешься здесь. Отвечаешь за всю работу по этому делу, которую придется делать в областном центре. Ну и все, что понадобится в других районах, бери на себя. – Он скосил глаза на Каплия. – Ну а тебе, Олег, с Тепляковым – в Александровск. Первым же поездом. Хлопцы там отличные, но нужны вы - опытные. Как на это смотрите, Борис Федорович? – он посмотрел на прокурора-криминалиста.
- Надо ехать… - согласился тот.
- Договорились. На Теплякове, как криминалисте, осмотры, вещественные доказательства, экспертизы. Да и, посмотрите там - может, вообще дело придется ему к производству принять. На тебе, Олег, руководство. Ты – штаб. – Он выбил пальцами дробь на лакированной крышке стола, прикидывая, не забыл ли что. – Берите из нашего аппарата любого следователя. Выходите на руководство УВД. Согласуйте, кто от них едет. И так далее. Как обычно…
- Круглова возьмем. Начальника отдела угрозыска УВД. Кого еще! – вставил Каплий. – А в Александровске, Артемьев в ОУР есть. Тоже опытный.
- Круглова так Круглова, - принял предложение прокурор. – И последнее. О результатах докладывать каждый день, в шесть вечера. Через Зверева. Я его перевожу на казарменное положение. Николай Трофимович? Не против? Тогда докладывать ежедневно мне все по полной программе!
Зверев вскинул брови, промолчал.
- Вроде все, - закончил Потудинский. – Вопросы?
- Спецдонесение Генпрокурору сегодня дашь? - посмотрел на того Каплий.
Потудинский пожал плечами.
- Не знаю. Скорей всего дам 3 мая. Впереди два дня праздников. Может, проясните что к тому времени… - он помолчал, взвешивая все «за» и «против»…- Решу, Олег, решу…
Отпустив подчиненных, Потудинский подошел к окну и, задумавшись, принялся рассматривать расцвеченный праздничными флагами проспект, уходящие вдаль крыши домов, телевышку на окраине города, гору Российскую, закрывавшую от восточных ветров Сусунайскую долину с Южно-Сахалинском…Да. Группу туда направлять надо. Одни александровцы не справятся. Каплий опытен, спокоен. Там сейчас нужен именно такой. Чтобы заставил отмести шелуху, не потонуть в версиях.
3
Тишина, обычная после окончания рабочего дня, сейчас давила. Лучше бы беготня в коридоре, хлопанье дверей, голоса, телефонные звонки. В будничной суете помимо воли втягиваешься в рабочий ритм, забываешь об усталости.
Малыгин повернулся к следователю.
- Что думаешь обо всем?
Бузинин пожал плечами.
Помолчали.
- Хорошо, Володя. Давай отталкиваться от осмотра, - нарушил молчание прокурор.
- Что мы имеем?
- Одни догадки. – Владимир не скрыл досады. – Заговори сейчас Глинская, могли б узнать хоть что-то, а пока… - он встал и, высокий, большеголовый, занял полкабинета. – Глинская все путает! Жива… Значит, не исключено, что все происшедшее – результат скандала в семье…
Малыгин удивленно посмотрел на него.
- Ты думаешь, могла убить мужа?
Владимир раздраженно отмахнулся.
- Не думаю! Но Бог знает, что действительно произошло там!? Поэтому отбрасывать
и такую возможность не могу.
- Пусть. Тогда по порядку. Какие версии имеем? Первая?
- Скандал. Глинский в ссоре убивает жену. Ему так кажется. Куда-то отвлекается, а она, оставшись живой, расправляется с ним. Тем же орудием. Ножом и молотком.
- Учитывая ее травмы - фантастическое предположение. Но допустим! Как в таком разе объяснить гибель мальчика?
Владимир вздохнул.
- Не знаю, Александр Валерьевич. Это – то, что не ложится в версию. Можно было б допустить, что это сделал Глинский, когда бил жену. Тут складывалось бы: малыш видел, кто убивал мать и мог рассказать следствию об этом, если б остался жив. Убийство двоих в таком случае показалось бы преступнику логичным. В плане обыгрывания версии о разбойном нападении кого-то на квартиру, например. – Он помолчал. – Могла и Глинская, по каким-то соображениям, решиться на такой шаг после расправы с мужем. Не знаем, как в семейных трагедиях один убивает порой другого, а потом еще и детей отправляет на тот свет, как свидетелей? Но это дикость! Мне версия такая не нравится…
Малыгин снял колпачок с ручки, вывел на листе цифру «1» и «Глинская». Потом поставил тире и дописал: «Глинский».
- А что главное в версии?
- Что Глинская жива. На разбросанных в квартире вещах капли крови, попавшие туда после случившегося. Я к тому, что и Глинский, и мальчик были убиты сразу. А значит, передвигаться по комнатам не могли. Не могли «ронять» с себя эти капли. Эта возможность, пусть натянутая, была лишь у потерпевшей.
- Что против версии?
Бузинин задумался.
- Сильные повреждения у Глинской: проломы черепа, ножевые ранения груди, рук. Не могла не только убить, а и подняться после ранений.
- Еще? – Малыгин подрисовал к строке с записью вопросительный знак.
- Против и то, что молоток с ножом обнаружены сожженными в топке титана. Вряд ли Глинский или Глинская стали бы их сжигать.
- Резонно. Но сожженные молоток и нож что-то значат. Хотя не пойму, зачем вообще было оставлять их нам? Не проще ли выбросить где-то? Но… Допустим, этим нас и хотят сбить с толку… – он поднял глаза на Владимира. – Как проверить этот бред?
Бузинин развел руками
- Пока она не заговорит, ничего не проясним. В этой - семейной - версии.
- А еще какие версии? – Малыгин вывел на листе двойку.
- Налет на квартиру. Глинский работал разъездным фотографом, бывал со многими знаком, мог прихвастнуть заработками. О его цветных фото со всех сторон лестные отзывы. Ребята из розыска уже работают в этом направлении, - он замолчал, затем снова заговорил. - Короче, у Глинских могли быть сбережения, о которых знала или догадывалась клиентура.
Малыгин недовольно покачал головой.
- Знаешь, сколько через его руки прошло людей?!
- А что делать?
- Проверять… – он прихлопнул ладонью лист, - Еще?
- Преступление совершил кто-то из окружения Глинских: знакомых, близких, друзей - тот, кто знал о хранившихся в квартире ценностях, деньгах или каких-то вещах. И, - Бузинин поднял вверх указательный палец, акцентируя внимание прокурора на том, что собирается сказать, - из тех, кого Глинские могли впустить в дом поздно вечером, посадить за стол с коньяком, шампанским, угощать.
- Много таких?
- Четверо. Водитель автопарка Стаднюк. Некий Варнаков. Бастионов из газеты. И часовой мастер из соседнего Тымовского района Валиулин.
- А этот с какой стати близок с ними? Я о последнем…
- А бывал у них, по рассказам соседей. Глинские до переезда сюда в Тымовском жили. Старое знакомство. Да и расстояние ли от Тымовского до Александровска? Шестьдесят километров…
Малыгин остановил следователя.
- Подготовь сегодня все данные по Глинским. Где, когда жили. Где и когда работали. Где и с кем на старых местах поддерживали отношения. И так далее. Вплоть до того, где, когда и с кем отдыхали в отпусках. Гарантии, что это дело не тянется откуда-то издалека, нет. Извини, перебил. – он росчерком вывел цифру «3» и «знакомые». – Еще версии?
Бузинин прошелся кабинетом, развернулся.
- Об одной из оставшихся вы сказали – «старые связи». Рабочие, бытовые, родственные, случайные. Те, кто не поддерживал в последнее время отношения с Глинскими. Явные. Бросающиеся в глаза. Но кто, тем не менее, хорошо знал их и мог объявиться тут.
- Как проверить будете?
- С утра берем на контроль аэропорт в Зональном, что под Тымовском. Начнем с розыском работать по улетевшими с Сахалина на материк. И с теми, кто сегодня уже покинул остров, и с теми, кто завтра, послезавтра летит…
- А по железке? Александровск на отшибе, но в том же Тымовском и аэропорт, и железнодорожный вокзал…
Бузинин удивился.
- То есть?
- Почему решил, что убийца будет уходить на материк и что делать это он будет только через этот аэропорт? Может и здесь где-то отсидеться. А если перебираться на материк, то путей сколько?! На поезде в Южно-Сахалинск, потом самолетом в Москву, Владивосток, Хабаровск, на Курилы… Или из Южного на машине до Холмска, а затем морским паром в Ванино через Татарский пролив. Тоже материк. Так что поезда не сбрасывай…
Владимир повел головой.
- Но в поездах столько пассажиров, Александр Валерьевич! А у нас – не московский угрозыск, который может десятки людей кинуть на дело…
Малыгина встал.
- А это не твоя забота! Защитник угрозыска… - он бросил взгляд на часы. – Немедленно! Письменное задание отделу милиции, чтобы начали работу и по этой – транспортной – версии! Копию через час на стол! Чтоб потом они не придуривались, что мы этого им не поручали!
- Хорошо, Александр Валерьевич!
Малыгин прошелся кабинетом, унимая раздражение.
- Итак, что имеем из версий? «Семейная ссора». «Близкие». «Клиентура». «Старые связи». Есть еще?
- Нет пока.
- Не густо…
Минуту-другую помолчали.
- Ладно, - Малыгин посмотрел на часы. – Расходимся. Ухожу перекусить. Через час – сбор у меня. Собрать всех! Милицейским сообщи!
Он встал, взял брошенное на один из стульев пальто, и, начав одеваться, вспомнил о завтрашнем празднике…
Поднявший руку на Глинских, будет, скорей всего, здесь, на острове. И даже, может быть, будет веселиться в одной из праздничных компаний. Впрочем, после такого чаще всего уползают… Он подождал, пока оденется Бузинин, пропустил его в дверях и, выйдя следом, достал из кармана ключи.
- А ты сам, Володь, будь убийцей - как поступил бы?
Бузинин повернулся к задавшему вопрос Малыгину.
- Не понял…
- Если б пришлось уходить? Как уходил бы?
Владимир пожал плечами.
- Я б не уходил.
- Нет? – удивился Малыгин - Почему?
Бузинин помолчал, потом скептически заключил.
- Бесполезно… Это лишь поможет нам его прижать к стенке. Ведь искать будем среди тех, кто срочно выехал на материк. Так что отъезд – след, привлечение внимания. Лишь больше следов оставит, помогая нам. А будет сидеть, как мышка, глядишь, пронесет. Правда, - он улыбнулся, - у мышек нервишки слабенькие, сердечко маленькое, надрывается от страха чуть что… тук-тук-тук-тук… может и разорваться…
4
Он встал, вышел на кухню, налил сока, выпил залпом и вернулся в комнату. Катька спала.
Влип, конечно, капитально… Кто б мог подумать, что Глинский перед отъездом своим на материк не снимет с книжки и рубля! Провел, гад. Так провел. А, может, снял, таки? Хм… Все перевернул, вроде бы, все выбросил из шкафов, пересмотрел, одежду перерыл. На полках кухонных обшарил все. Не мог пропустить. Такая пачка денег должна была быть! Он сплюнул... Предусмотрел все, вроде! Так выстроил, так продумал, с точностью до дня, до минуты! И вдруг…
Он вспомнил, как ходил по городу допоздна: как взял бутылку коньяка в магазине, чтоб не с пустыми руками явиться к Глинским, как зашел к ним, когда было уже около полуночи. Глинский удивился неожиданному его приходу, но накрыл стол, выпили.
Идиот, Глинский! Что с него взять, с Витька! Всегда идиотом был! Почему не сказал, что Любка с пацаном дома! Она с ним должна была уехать к родителям в Южный… Глядишь, и жила б сейчас. И пацан бы жил…Хотя… А что «хотя»?! Что?! Решил же идти, не уверенный, один Глинский – не один?! Решил! Что тогда сейчас!
Он увидел вновь, как заносит над склонившимся у плиты Виктором молоток. И услышал вновь то, что стояло в ушах до сих пор – страшный крик Глинского после полученного удара. Тот заорал «Люба!», и в спальной что-то грохнуло…
На него нахлынул ужас, который он ощутил тогда, понявший, что сейчас в дверях появится жена Глинского…
Он вновь пробежал к спальной, распахнул дверь и ударил молотком в едва различимый силуэт поднимавшейся с постели женщины…
И снова похолодел от крика Олежки…
Неужели это все было?!
Он вышел из дома и огляделся. Вопроса, что предпринимать, не существовало. План созрел давно у него и строился на том, что ему надо к утру оказаться в другой части острова, куда можно было обычным путем добраться самое малое за сутки. Это было б железным алиби.
Его будут искать за пределами Александровска-Сахалинского, отсекать пути отхода на юг Сахалина и материк, взяв под контроль аэропорт в Зональном и железнодорожный вокзал в Тымовском. В то время как он, проскочив Тымовское и Смирных, уйдет старой горной дорогой на запад острова. Туда от поселка Смирных уходила через перевал старая, еще японская, грунтовка, по которой почти не ездили. По ней и нужно было добраться до Шахтерска на побережье Татарского пролива и уже оттуда уходить на материк. Главное – попасть к утру в Шахтерск. И тогда… «Как я мог убить в ту полночь Глинских, когда был в Шахтерске?! До которого 600 километров добираться с несколькими пересадками! Я утром уже улетел из Шахтерска!»
Он обошел лужу, перешагнул через следующую и лишь после этого обнаружил, что поравнялся со зданием милиции. Переходить на другую сторону улицы было поздно, а идти вперед…
Перед ним, метрах в десяти, стояли в милицейской форме двое…
5
Корреспондент районной газеты Бастионов нервничал.
Прокурор открыл кодекс, отыскал статью об убийстве и вслух зачитал ее, после чего спросил Бастионову, понял ли тот ее содержание. Получив ответ, предупредил Бастионова об ответственности за отказ и уклонение от дачи показаний, за дачу заведомо ложных показаний и предложил расписаться в протоколе. Затем отодвинул бланк протокола и, помолчав, спросил.
- Вы в курсе, Андрей Александрович, что убит Глинский?
Бастионов пожал плечами, и торопливо кивнул.
- Были знакомы с ним?
Корреспондент замялся.
- Да. Нас познакомил председатель городского фотоклуба. Прямо в фотоателье, где работал Глинский. Я тогда хотел купить хороший фотоаппарат, а у Глинского как раз был такой. Посмотрел я – ничего. И купил…
- А позже встречались?
- Встречались. Он снимки показывал свои. А я ему советы по ним давал. Отбирал некоторые для нашей газеты.
Малыгин записало ответ в протокол.
Бастионов явно не походил на того, кто мог совершить это убийство. Маленький. Слабый. Интеллигентный.
Корреспондент продолжал рассказ.
- У Глинского были связи. Он мог достать все. По крайней мере, так говорил.
- Мало ли что говорил!? – перебил Малыгин. – Все это была бравадой.
Бастионов покачал головой.
- Нет! Действительно мог. Привез, например, с материка комплект музыкальной аппаратуры высшего класса, какой у нас днем с огнем не достанешь…
- Вам? – поинтересовался прокурор.
- Нет. Его Миша Стаднюк встречал в аэропорту. Глинский ему ее отдал.
- Откуда привез?
Бастионов пожал плечами.
- Не рассказывал. Но знаю, друг у него в Москве был. Вроде он и доставал ему все. Он приезжал сюда, к Виктору. Сам не видел я, но знаю, что сестра Стаднюка на обратный путь до Хабаровска билет ему доставала. Она в агентстве работает кассиром.
- Когда это было? – принялся записать услышанное Малыгин.
- В прошлом году. – Бастионов замолчал, но вдруг спохватился. – Вы не подумайте чего. Просто у нас с ним отношения тогда на «нет» сошли. Я обиделся на него за одно дело, поэтому и не в курсе многих событий, которые вокруг него происходили.
Малыгин перестал писать. Поднял глаза на Бастионова.
- А что случилось меж вами?
Бастионов махнул рукой.
– Да ничего особенного. Просто Витя был… Я понимаю, не должен говорить о нем, ушедшем, плохого, но он был хитроватым! Хитрил все, хитрил! По мелочам. Противно было. Это и расстроило наши отношения. Мы ведь недолго знакомы были. Думаю, из-за хитростей своих и пострадал. Кому-то что-то пообещал, деньги взял и… кинул…
То, что Бастионов сам подчеркивал сложившиеся между ними неприязненные отношения, требовало осмысливания. И проверки. Мало ли что могло крыться за этим. Однако, главным Малыгину виделось уяснение того, что за «поставки» и «чего» вел погибший.
- Кстати, - продолжил Бастионов, - он пообещал мне магнитофонную приставку с усилителем «Бриг» и фотоаппарат «Практику» со сменными объективами достать. Я дал ему недели три назад под это деньги.
Малыгин удивился.
- Вы ж говорите, отношения разладились…
- Так это я говорил Вам о себе. Это я их начал сворачивать. Но это не значит, что мы с ним вообще перестали видится. А о «Практике» я давно мечтал. Вот и спросил его, понимая, что рву отношения, не мог бы ли достать ее мне. «Нет проблем!», - ответил он.
Малыгин покачал головой.
- Да, Андрей Александрович, ловко Вы. Предусмотрительный наш… Рву отношения, но последний раз попользуюсь ими…
Они помолчали, думая каждый о своем. Первым прекратил молчание прокурор.
- А где деньки отдавали ему и какими купюрами?
Бастионов спохватился.
- 2800 я дал ему… Разными купюрами. Но… это сейчас не важно. Я понимаю, зачем спрашиваете. Дело в том, что я после этого в больницу слег. И Глинский, навестив меня там, показал аккредитив, на который деньги перевел. Потом, через несколько дней, еще заходил. Сказал, друг в Москве присмотрел уже для меня заказанное.
Бастионов вдруг подняв голову и прошептал:
- Александр Валерьевич, а он собирался в Москву ехать с кем-то… Показал билет на самолет, чтоб успокоить меня, что, мол, работает по заказу моему…
Малыгин встал. Вот оно. Где-то здесь! Здесь все крылось, по всей видимости… Он отошел к окну, затем вернулся назад.
- Куда билет?
- До Москвы…
- А дата?
- На май. Число не запомнил...
- А почему решили, что с кем-то летит?
- А со слов его. Сказал «Взяли билеты». Во множественном числе.
- Не ослышались?
Бастионов пожал плечами, потом покачал головой.
- Нет. «Взяли билеты». Я на это тогда еще обратил внимание…
- А кто мог лететь с ним?
Корреспондент молчал.
- Не Стаднюк ли? – Малыгин не сводил глаз с Бастионова.
– Да не знаю я, Александр Валерьевич…
- А Стаднюка видели после 29 апреля?
Бастионов заволновался.
- Нет…
Прокурор выждал паузу и неожиданно спросил.
- А вы? Встречались с Глинским 29 апреля?
Они оба понимали, что имеется в виду.
- Да, - кивнул Бастионов. - Виделись. Около восьми вечера. Он заходил ко мне в фотолабораторию, где я печатал снимки. Побыл полчаса, ничего не говоря, и ушел. - сказав это, он помолчал с минуту, потом развел руками. - На мое счастье, не один был в лаборатории я, а с компанией. Врач Беляев, его жена, моя сестра были. До одиннадцати где-то. Потом женщины ушли, а мы с Беляевым еще до часов трех ночи снимки делали. В лаборатории и заночевали. Проверить можно. У вахтера. Бабуля всю ночь там. У нее журнал, где записывает, кто и когда ключи от кабинетов сдал. Она подтвердит. Так что не мог я убить в ту ночь Виктора…
Он посмотрел на прокурора и вздохнул.
6
- Товарищ прокурор, доставлен Стаднюк! – отрапортовал появившийся в дверях кабинета сержант.
- Пригласите, - кивнул Малыгин. - А сестру его нашли?
- Так точно. Везут.
- Хорошо…- прокурор переглянулся с сидевшим у окна начальником угрозыска Артемьевым, тот читал протокол допроса Бастионова. - И разыщите Бузинина, пока буду допрашивать Стаднюка. Пусть сразу сюда!
- Есть! – козырнув, милиционер вышел, после чего появился в дверях, пропуская в кабинет полноватого мужчину средних лет. На большом, обрюзгшем лице вошедшего застыло угрюмое выражение.
- Разрешите идти? – спросил разрешения милиционер.
- Идите...
Малыгин дождался, когда закроется дверь.
– Стаднюк?
Вошедший кивнул.
- Садитесь. Можете снять верхнюю одежду.
Стаднюк не отреагировав на приглашение раздеться, а подойдя к столу, отодвинул стул, грузно сел и, словно специально, отвернулся от прокурора.
Малыгин выждал минуту и с подчеркнутой иронией заговорил
- Милостивый государь! Не соблаговолите ли повернуться ко мне передом? Хотелось бы побеседовать!
Стаднюк нехотя повернулся к нему.
- Спасибо! – Малыгин достал чистый бланк протокола допроса. – Ваши фамилия, имя, отчество? Настоящие…
Стаднюк не был расположен к беседе и не скрывал этого.
- Что значит – настоящие?! Я на глупые вопросы не отвечаю.
Малыгин выждал паузу и снова спросил, не скрывая уже раздражения.
– Вы понимаете, зачем вызваны?
- Да, – произнес Стаднюк как отрезал.
- Тогда прошу вести себя так, как пристало свидетелю, а не урке! Или вы отказываетесь от дачи показаний?
- Чего ж… - смилостивился Стаднюк. – Спрашивайте! Я не преступник, чтобы бояться!
- Тогда помогайте нам разобраться в гибели товарища, а не стройте из себя Бог весть что! Отвечайте на вопрос!
Стаднюк вздохнул.
- Стаднюк Валентин Владимирович.
- Почему тогда все называют вам Михаилом?
Стаднюк усмехнулся и – уже с интересом - посмотрел на прокурора.
- За комплекцию. С детства «Мишкой» и прозвали. Косолапым, стало быть. Ну а подрос – в «Михаилы» произвели…
Прокурор посмотрел на Артемьева, потом на Стаднюка.
- Вон что. А то мы думали…
- В том-то и дело, не туда думали, - беззлобно огрызнулся Стаднюк и распахнул свой безмерный плащ.
- То есть? – Малыгин пытался разговорить его.
- То есть тратите время на ерунду. На нас, друзей Витька. Вместо того, чтоб ловить тех, кто убил его и мальчонку…
Артемьев, слушавший все это, неожиданно подал голос.
- И кто убийцы?!
Стаднюк повернулся к нему.
- Откуда я знаю?!
- И мы не знаем. А потому ищем! И если не вы, то… - Артемьев многозначительно взглянул на него. - Понимаете меня?. Если не вы, то давайте-ка не тратьте время здесь наше…
Беседа поначалу шла туго. Но постепенно Стаднюк втянулся в разговор и принялся
обстоятельно рассказывать о жизни Глинского.
- Познакомил нас Бастионов. К Глинскому домой я не ходил. Не знаю, где живет даже. Встречались у Бастионова. В его лаборатории. Виктор купил радиоаппаратуру мне в прошлом году. С нее и началось. Я пытался сам достать ее. Ездил в Хабаровск, Владивосток. Ничего не нашел А Глинский, услышав об этом, высмеял. Зря катаетесь, мол. Надо доставать через знакомых. Через него. И сказал, достанет ее в Москве.
Малыгин прервал Стаднюка.
- Через кого?
- Друг какой-то у него в Москве. Но он не говорил о нем. Вообще необщительным он был. Любил делового изобразить из себя. А мы ему, как бы, не ровня были. Взять нас, так он, если честно, не шибко-то и дружил с нами, все больше с московскими корешами.
- А что за визит «друзей» с материка был к нему в прошлом году? – окликнул свидетеля от окна Артемьев.
Стаднюк опять развернулся в сторону начальника угрозыска.
– Прилетали к нему двое. Не видел я их, но он для двоих заказывал билеты на обратный путь через меня. Два паспорта давал. По фотографиям: один - моих лет, полнолицый такой, другой – пожилой, с усами.
Малыгин принялся записывать услышанное.
- А фамилии, имена? – заполнил пауза Артемьев.
- Да знал бы, что пригодится – запомнил бы! – Стаднюк раздосадовано ударил по столу кулаком. – Не помню. Но фамилии русские были.
- Хоть что-то запомнили или знали о них? – спросил вновь Артемьев.
Стаднюк покачал головой.
- Ничего не знал. Поверьте!
- И все же, - не унимался Артемьев. – Какого лешего их принесло из Москвы сюда? Прикиньте сами…
СтаднюК резко повернулся к нему.
- Так по осени дело было… Август или сентябрь был. Думаю, по рыбу приезжали. Потому что их здесь и не видел никто. Наверное, с Виктором ездили куда-то рыбу ловить. Икры красной и москвичам хочется. Самый сезон. Все комиссии и ревизии из столицы сюда когда едут? Когда рыба на нерест идет… - он выдохнул это все на запале. – А вот были ли дела у них какие меж собой - про достать что-то, продать что-то - я не знаю…
Артемьев встал, подошел к приставному столику, за которым сидел Стаднюк, присел рядом.
- А ваши отношения с Глинским? Какой характер носили? Часто встречались?
Стаднюк иронично посмотрел на него.
- Да какие отношения?! За весь год раз пять виделись…
- А последний раз? – перестал писать Малыгин.
- Дней семь назад. Спросил у него, скоро ли Бастионов из больницы выпишется? Глинский ответил, что через несколько дней. Достал, спросил я, аппаратуру ему? Нет, ответил он. Но, говорит, еду за ней. Куда – не понял я. Второго мая улететь должен был…
Артемьев встал.
- Второго, говорите?
- Да…
- Точно?..
- Ну. Он билет показывал. Правда, спешил куда-то. Сразу ушел. Перебросились на ходу парой слов только.
Артемьев переглянулся с Малыгиным и, поняв, что тот согласен с ним, вышел из кабинета поручить розыску проверку пассажиров рейса на 2 мая…
7
Он поднял руку, чтобы остановить шедший в сторону перевала грузовик, и когда тот затормозил, поднялся на подножку.
- До Шахтерска, земеля!
Шофер, молодой парень в телогрейке, показал на сидение.
- Лезь!
Он открыл дверцу, залез в кабину и представился первым пришедшим на ум именем.
- Борис, а тебя как? – надо было увести разговор в сторону от обычных при знакомствах расспросов.
- Коська я… Константин… - засмеялся шофер.
- Проедем? Как дорога?
- Куда денемся? Я сегодня из-за перевала проехал сюда. Подсохло уже...
Машина пошла на подъем.
- По делам в Шахтерск? – спросил Коська.
- Нет, к другу, – он скосил взгляд на водителя. – Два дня праздников же. Еще два дня отгулов прихватил. Решил смотаться…
- Правильно! Через перевал успеешь и туда и назад за четыре дня. Не то, что по железке. Сейчас и наши ходят тут, и леспромхозовские…
- Сколько по спидометру туда? – перебил он Коську.
- Сколько? – Коська прикрыл один глаз. - Сто тридцать километров где-то…
- Что так – на глаз? Или не из Шахтерска? – он с тревогой ожидал ответа водителя, желая, чтобы тот не оказался из этого городка. Тогда придется выдумывать «друга», сочинять его адрес.
- Нет. Я из Углогорска. А ты?
- Из Александровска…- и чертыхнулся про себя, недовольный тем, что полез к Константину с расспросами, назвал в ответ Александровск…
Грузовик тряхнуло на колдобине. Коська выругался, переключил передачу и, наклонившись, запихнул под сидение выпавшую оттуда монтировку.
- Хренотень, а не дорога! Чего не приведут в божий вид?! – Он вывернул руль, объезжая очередную колдобину. – И так была не ахти акая, а тут еще тайфун прошлогодний! Размыл всю…
По обеим сторонам дороги тянулись вырубки.
Коська хохотнул.
- На юге мужики в тайфун этот выловили чемодан в речке. Открыли – полон денег! Тысяч пятьдесят! А? Во, кто-то копил… И уплыло…
Тысяч пятьдесят…
У Глинского, по его подсчетам, должно было быть пять тысяч… Как раз столько, сколько накопилось долгов. Не у Глинского, конечно, а у них с Катериной… Любили пожить… Почему все-таки не отыскал денег?!... А не решил ли Глинский снять их с книжки перед самым отлетом? Тогда их и не должно было быть в квартире… Нет, 2 мая должен был лететь, а сберкасса в праздник не работает. Вчера был последний срок, когда можно было снять деньги со счета… Он посмотрел на проплывавший за окном пригорок с обваленным к дороге склоном, остановил взгляд на одинокой лесине, покосившейся при обвале грунта, и вдруг, который раз за сутки, почувствовал, как ударило внутри… Зачем деньги?! Пачки трояков всяких! Мог аккредитив взять! Или чек туристский! В голове все спуталось… Но тогда все, что натворил он - идиотизм… Ему стало плохо. Закрыв глаза, он приспустил стекло и жадно глотнул воздуха… Шкафы… Полки… Карманы надо было внимательно осмотреть, а не просто провести по ним сверху, в поисках пачки денег…
Ну, Виктор!...
Он увидел его, лежавшего ничком посреди кухни…
8
Бузинин разложил на столе бумаги…
«Варнаков Георгий Никитович, 1948 г. р., судимый в 1968 г. Александровск-Сахалинским горнарсудом за хулиганство по ч. 2 ст. 206 УК РСФСР, временно не работает. Место нахождения устанавливается. Одновременно выясняются сведения о предыдущих местах работы, круге знакомых. Бывшая жена Варнакова – Муравьева – по показаниям опрошенных живет за пределами района на Сахалине. С нею дочь 14-15 лет. Розыск ведется».
«Валиулин Роберт Абдулович, 1938 г. р., татарин, уроженец г. Балей Читинской области, холостой, ранее не судимый, работает часовым мастером по регистрационному удостоверению, проживает в поселке Тымовском, ул. Кировская, 48, кв. 4. Дежурный Тымовского РОВД»
«Квартира Варнакова закрыта. Соседи показали, что видели его последний раз утром, около 11 часов, 27 апреля».
«Варнаков был в городе на оранжевом «Москвиче» возле кинотеатра в районе 19-20 часов 30 апреля в компании четырех неизвестных мужчин».
«Всему оперсоставу! Разыскивается Варнаков Георгий Николаевич, 1948 г. р., русский, холостой, временно не работающий, ранее судимый в 1968 г. за злостное хулиганство. Возможно, вооружен. Приметы: выше среднего роста, сутулый, худой; волосы с залысинами, длинные, вьющиеся, светлые; лицо удлиненное; на левом виске плохо различимый шрам в виде полукруга размером около 2 см.; на правой руке перстень желтого металла с вензелями «В» и «Г»; предположительно одет в синюю куртку с капюшоном на меховой подкладке. Принять меры к задержанию».
«Глинская Любовь Петровна находится на лечении в хирургическом отделении Александровск-Сахалинской ЦРБ. Диагноз: открытая черепно-мозговая травма тяжелой степени; ушиб головного мозга; открытые оскольчатые переломы черепа и кистей обеих рук; колото-резанные раны в пятом, девятом межреберье и левой надключичной области. В настоящее время проводить с нею следственные действия не представляется возможным. Врач-хирург Махова».
«Силами ГАИ с целью обнаружения оранжевого «Москвича» перекрыты все дороги района. Одновременно сообщаю, что на учете в районе «Москвич» с такой окраской не значится. Подключаются к розыску горрайотделы соседних районов. Дежурный Александровск-Сахалинского ГОВД».
Ничего пока… Ни-че-го…
Он отложил бумаги, открыл пачку сигарет и, достав одну, закурил…
9
Грузовик надсадно ревел, пытаясь взять подъем. Комья глины летели из-под колес, но чем дальше, тем очевиднее становилось, что автомобиль в очередной раз сел.
Коська, склонившись в приоткрытую дверь, вертел ожесточенно руль, перебирал ногами педали, рвал рычаг переключения передач. Машина то лезла вверх, то скатывалась назад, пока не задергалась на месте, в образовавшейся под задними колесами яме… Коська переключил свет на ближний, выключил двигатель.
- Все… Сели. И намертво! Теперь пока никто не проедет тут – не сдвинемся. Надежда - лишь на буксир…
- Почему?
- А потому что под колеса нечего сунуть здесь! - Коська выругался и всмотрелся в освещенную фарами местность. Ни деревьев, ни кустарников не было вокруг – одни поросшие прошлогодней травой косогоры.
Ситуация была еще той… Он открыл дверцу и вылез из кабины.
- Ты куда? – окликнул его Коська.
Он постоял на подножке и, не ответив шоферу, прыгнул в темноту. Под ногами чавкнуло. Закрывшись рукой от слепившего света фар, он подождал, пока глаза привыкнут к темноте и, разглядев в метре траву, перескочил на нее. Лишь потом бросил Коське:
- Выруби фары!
Свет погас. На какое-то время все вокруг погрузилось в темень. Потом проступили очертания возвышавшихся слева и справа сопок. Наконец, стал виден замерший с задранным передком грузовик. Машина осела задом в русле ручья, поблескивавшего в темноте. Ручей и сослужил злую службу. Не взяв с ходу пригорок, машина забуксовала в нем. Образовавшаяся яма наполнилась водой. В нее и сел автомобиль.
Он прислушался к журчанию ручья… Глупо… Там ищут, поди, вовсю уже! Надо бежать! А не уйдешь! Чего доброго, к утру в Шахтерск не поспеть… Он окликнул Коську.
- Иди сюда!
- Чего? – показался тот из кабины.
- Давай искать что-нибудь! Ты – в ту сторону дуй, я - в эту пойду…
Коська постоял минуту на подножке машины, затем трехрядно выругался по поводу темени и расползшейся в распутицу дороги и, наконец, сплюнув в сердцах, перебрался с грузовика на поросший травой пригорок.
Они разошлись в разные стороны.
Он шел в никуда…
Различить в темноте ничего толком нельзя было…
Минуту-другую до него доносились звуки чавкающих шагов уходившего в другую сторону Коськи.
Затем стало тихо...
Не видя, куда ступает, он то и дело проваливался в ямки между кочками, скользил ногами по мокрой глине, несколько раз чуть не упал, но их последних сил удерживался на ногах… Злость душила, мешала дышать… На глаза навернулись слезы… Споткнувшись в очередной раз, он вытер запачканные грязью руки о куртку… Ешкин лапоть! Замызганный, словно бомж теперь… В аэропорт не сунуться… Он размазал по лицу слезы и…
- Эй! – донесся радостный голос шофера издали. – Нашел!
Он развернулся и побежал на крик.
Притащив к грузовику жердины, обнаруженные Коськой в придорожном кювете, они принялись вызволять машину из плена и минут через пятнадцать справились с этим. После чего, побросав жердины в кузов, залезли в кабину.
- Все! – хохотнул Коська. – Теперь не переживай, братан! - он прикурил, затянулся, выпустил дым, вытащил из-под сидения клок ветоши и протер ею стекло.
– Часа полтора – и будем на месте. – Тронув машину с места, он разогнал ее, ловко увел на скорости от появившейся на освещенной дороге выбоины и устало переспросил. - Сколько сейчас?
- Половина третьего…
Коська кивнул.
- В четыре утра будем у дружка твоего!
В четыре утра… Он скосил на шофера глаза .
- К какому другу! Глянь на нас! Где-то придется дожидаться утра. Куда я в таком виде?!
Коська засмеялся.
- Да не виноватая я, Борь! Туда ехал – нормально было. Говорил же тебе – подсохло. Дождь, что ли прошел, пока в Смирных разгружался! Сахалин, одним словом. Кстати, могу на ночь пристроить…
- То есть?
- В Шахтерске. Есть дивчина там, - он помахал перед собою пятерней, показывая, что дивчина была еще той штучкой! - Не турнула б нас только! Заодно почистимся…
- А удобно ли?
- Сколько раз останавливался! Не будь праздника завтра – тоже остался б у нее,
- он наклонился и заговорщицки подмигнул. – Стара, конечно, для меня. Лет тридцати. Но на безрыбье и рак – баба! Хе-хе… - Он мечтательно помотал головой и вдруг, толкнув его плечом, выкрикнул: - Мама мря! Первомай, Борь! Отметить бы, а? С праздником тебя! – и, дурачась, принялся напевать весело под нос какой-то марш.
Дорога была уже прямой, шла берегом моря. Остались позади и перевал, на котором потеряли время, и поселок Бошняково.
Он посмотрел на светящийся циферблат часов.
Да, правильно, что рискнул ехать так. Худо-бедно, а выскользнул.
А выскользнул ли?!
Выскользнул… Только ненормальный кинется искать его здесь…
Он достал сигарету и повернулся к шоферу.
- А как звать-то ее?
- Кого? – не понял Коська. – К которой везу? Веерка. Прокурорша…
- Прокурорша? - он поперхнулся дымом и закашлялся.
- Это я зову ее так, - хохотнул шофер. – Строга, как прокурор! Что ни скажешь – все не так ей. Все видела, все слышала, все знает. Не интересно даже! Приедешь к ней, хочешь перекусить, пропустить и… ну, понимаешь… Ага, сейчас! Обувь – на место! Ноги – в ванную! На стол – скатерть! Помочь тут же ей! Накрыть там и все такое. Сто грамм – черта с два, если знает, что дальше ехать поутру мне! Руки – прочь! А главное - поговорить надо с ней, поднять настроение сначала, развлечь… Прокурорша… Хотя… - он расправил плечи и горделиво выдал, - как женщина – супер! Звезда….
Хм… Интересно, знают ли об александровском убийстве в Шахтерске?
Грузовик свернул в проулок, проехал метров двадцать и встал.
Коська заглушил мотор.
- Пошли…
Они выбрались из кабины.
В доме, против которого они остановились, все окна были темны.
- Спит, лапа, - хохотнул Коска. – Но это поправимо. Сейчас с праздником поздравлять начнем! Хе-хе… - пошарив в темноте по калитке, он открыл ее, прошел во двор, позвав жестом за собой его. Взойдя на крыльцо, Коска нажал кнопку звонка у двери, подождал чуть, вновь нажал. За дверью громыхнуло, затем женский голос сонно окликнул их…
- Я это… - Коська царапнул филенку. – Коська! Открывай!
В замке повернули ключ, дверь приоткрылась, показалось заспанное лицо хозяйки.
- Аа-а… - она открыла дверь шире. – Проходи…
- Не один я, Вер. С другом. Можно? – Коська подтолкнул его вперед себя.
Она смерила обоих взглядом и поежилась.
- Да заходите же, тянет!
Они зашли, закрыли за собой дверь, постояли в тесном коридорчике, ожидая, когда ушедшая хозяйка приведет себя в порядок. Наконец, она явилась, укутанная в халат и, расчесывая на ходу волосы, смерила Коську взглядом.
- Чего вдруг? Месяца три не был…
Коська расплылся в улыбке.
- Так «навигации» не было, Вер. Кто ж зимой за перевал ходит отсюда?! Да и не к кому…
Она бросила им под ноги тапки.
- Раздевайтесь…
Коська развел руками.
- Нет, лапа! Мне ехать! С праздником заглянул поздравить просто. А дружку вот до утра переждать негде. Пусти его! Мужик – во! – он, улыбнувшись во все лицо и показал выставленный большой палец. - Утром почистится, выгладится, отблагодарит тебя и… - он подмигнул ей, - Может и на демонстрацию пойти с тобой…
10
Бузинин налил в стакан кипятку, бросил ложку кофе, размешал и принялся выносить показания свидетелей на огромный лист ватмана, сводя их в систему.
«29 апреля 1982 г. я после бани выпил пол-литра мандариновой настойки и уснул. Около трех часов ночи меня разбудила жена. Сказала, что не может спать из-за шума в квартире Глинских. Я поднялся. В квартире наверху ходили. Жена сказала, что, пока я спал, в квартире наверху падали какие-то предметы. Это и напугало ее. Она попросила меня сходить и узнать, почему они шумят и ходят по квартире. Я оделся, зашел к милиционеру Чугаевскому, который живет под нами. Объяснив ситуацию, попросил сходить со мной к Виктору. Мы поднялись на пятый этаж, где жили Глинские, прислушались – шума в квартире не было. Позвонили, постояли две-три минуты у дверей. Никто не подошел. Свет в квартире не горел. В щелях между дверной коробкой и дверью его не было видно. Решив, что в квартире все спят, мы разошлись. Около четырех часов ночи, когда я уже стал засыпать, в квартире Глинских кто-то снова прошел по спальной комнате. Проснулся я около семи утра. Встал. Поднялись и жена с сыном. Из квартиры наверху раздавались стоны женщины. Женский голос тихо звал: «Витя, Витя…». Стоны повторялись через каждые десять-пятнадцать минут. Шагов не слышно было. К девяти утра я ушел на работу. Ушли и жена с сыном. Около двенадцати часов пополудни ко мне на работу позвонила жена и сказала, что ей плохо – в квартире Глинских продолжает стонать женщина. Когда в час дня я пришел домой, жена рассказала, что в квартире наверху трупы Глинского и его сына, а жена Глинского – Люба – увезена на машине «скорой помощи» в больницу в тяжелом состоянии. Считаю, что между Виктором Глинским и его женой произошел какой-то скандал. Других объяснений дать не могу».
11
- Мам, а что это за дядя лежит? – услышал он. – В гостях у нас, да? – переспросил мальчик. – Можно, покажу ему копилку?
Он приоткрыл глаза и покрылся холодным потом - возле кровати стоял, прижимая к груди картонную коробку из-под обуви, сын Глинских – Олежка…
Он закрыл глаза, открыл снова…
Олежка сделал несколько шагов к постели, наклонился над ним и, затаив дыхание, принялся разглядывать его лицо.
- Не спите? А чего жмуритесь тогда? Все равно вижу…
Малыш потянул на себя одеяло.
– Вставайте, покажу что-то…
Он отшатнулся от малыша и рванул одеяло на себя, но руки не слушались, были ватными.
Олежка не унимался. Полотно пододеяльника расползалось, затрещало.
Олежка нехорошо улыбнулся. На его личике застыла гримаса, в которой были и боль, и желание мести, и радость наслаждения этим ужасом, и интерес – получится то, что делал или нет…
Вслед за рвущимся одеялом разорвалась на две части и постель. Захваченная мальчиком, она соскальзывала на пол. А мальчик тянул, сцепив зубки, тянул ее к себе…
Ухватиться за угол тумбочки с телевизором!
Но и тумбочка оказалась ввергнутой в это жуткое движение…
В ужасе он вцепился в книжную полку… Заскрипела, заныла и она, отрываемая от стены… Следом рухнула штукатурка, рассыпалась по комнате, подняв известковую пыль…
Он утробно взвыл и – очутился на полу, у ног малыша…
- Думал, не смогу? – улыбнулся малыш. – Смогу… - он крепче прижал к груди коробку, раскрыл ее и достал изнутри копилку. – Вот сколько мелочи накопили мы! Он потряс копилкой в подтверждение сказанного и прислушался к звону монеток внутри. – Слышишь?.. А ты думал, что у нас еще деньги есть? – он присел рядом на корточки и, заглядывая прямо в глаза, прошептал: - Не было ничего… Не было… Не было…
Под взглядом малыша он почувствовал, о каменеет.
- Сына! – раздался вдруг из-за двери голос Любы. – Оставь дядю! Папа с ним сейчас будет говорить…
Мальчик встал и, повернувшись, пошел из комнаты.
На затылке его запеклась коркой кровь…
И Глинская тут?!
Он чувствовал, что умирает от страха!
В дверях показалась окровавленная Глинская…
- Спите еще?...
- Спи-те е-ще…
- Спите еще?
Он вскрикнул и… проснулся.
Возле кровати стояла принаряженная Вера. На ней было красное платье с длинными рукавами и глухим воротом. Она была аккуратно причесана. С симпатичными сережки в ушах и брошью на груди.
Он подождал, пока успокоится сердце.
- Нет, уже встаю… Доброе утро…
- С Первомаем вас! Поднимайтесь! Праздничный завтрак на столе уже…
Она вышла, а он полежал минуты две, потом рывком сел, опустив ноги на пол, осмотрелся… Импортная стенка с книгами и посудой на полках. Телевизор в углу. Два кресла у журнального столика. Ковровая дорожка… Остаться б здесь, зарыться на год-другой. Глядишь, и пронесло бы… И баба ничего, видно. Все при ней… Он вздохнул… Нет, в Москву… Только там можно будет успокоиться. Иначе, незачем было и рисковать! Любой другой ход – провал! Чуть в сторону – разрушится алиби!
Он встал, снял брюки со спинки кресла, надел их, набросил рубашку и, лишь принявшись застегивать ее, обратил внимание, что вся одежда вычищена и выглажена.
Точно… И грязи нет!
Билетов на Москву в кассе аэропорта не оказалось. Были лишь до Хабаровска.
Он взял билет и вышел из зала.
Моросил дождь. Возле здания никого не было кроме него. Пристроившись у стены, куда не попадали дождевые капли, он достал пачку «Мальборо», выудил из нее сигарету и прикурил, поежившись от холода… Первомай! А хуже зимы!
Покуривая, он оглядел унылый пейзаж за аэропортом.
А что делать, если не улетит из-за непогоды? Ждать? Здесь? Тут – как в медвежьем углу: никакой связи ни с чем нет, кроме как авиационной. Если и уходить из дыры этой, то только - на материк.
Он выбросил догоревшую сигарету.
А если из кассы аэропорта сообщили уже в милицию о нем?!
Нет… Уже взяли бы…
На крыльцо вышла дежурная с повязкой.
- На Хабаровск?
Он кивнул.
- Чего тогда тут стоите? Посадка идет!
Он еще раз посмотрел на серевший в пелене дождя лес перед зданием аэропорта, словно попрощался, и поднялся на крыльцо.
12
Выйдя из подъезда. Потудинский сел в «Волгу» и поздоровался с шофером.
- В прокуратуру… - захлопнул дверцу и откинулся на сидении. - Подождешь там меня, потом – к первомайским трибунам, - посмотрел на часы. – Успеваем, вроде…
Машина выехала на проспект. Нескончаемый поток людей шел с шарами, флажками, букетами цветов к центральной площади города. Вели детей. Чувствовалось приподнятое, как и обычно в праздники, настроение всех. Подарком была и тихая, солнечная погода.
Приехав в прокуратуру, Потудинский прошел к себе на третий этаж, сел, не раздеваясь, за стол, поднял трубку прямой связи и поздоровался с дежурной телефонисткой.
- С праздником! Александровск-Сахалинский мне. Номер 21-26. Что? И меня с праздником?! Спасибо, милая! Да, сразу соединяйте, я не кладу трубку… - он подождал и услышал гудки. - Александр Валерьевич? Здравствуй! И тебя с праздником! Ну, как дела наши? - Он долго слушал доклад прокурора района, а когда тот закончил, спросил. – Молчит Глинская? - Выслушал ответ. - Что говоришь? Хорошо, проверим здесь. Еще что? Не быстро только. Записываю… - он выписал на лист календаря продиктованные Малыгиным фамилии, адреса, подчеркнул один и вывел против него восклицательный знак. – Не беспокойся! Через пару часов дадим ответ! Что? Да. И у нас, и в УВД все кто нужен, будут на месте. У тебя все? Тогда вот. К обеду заканчивайте все горящее. Подъедет Каплий с группой. Собирайтесь и обсудите результаты. Остальное все – за Каплием. Он примет решение, кого и куда бросать. Все? Тогда бывай! – он положил трубку и задумался… Поезд из Южно-Сахалинска, вышедший вчера вечером, прибывает в Тымовское в полдень. Потом надо доехать до Александровска-Сахалинского. Потом время на совещание уйдет. Определятся не раньше чем к четырем часам дня. На работу сегодня останется часов восемь им…
Он встал, вышел из кабинета, спустился вниз, зашел в сидевшему у себя в кабинете Звереву и, ответив на приветствие того, подал вырванный из календаря лист.
- Малыгин просит допросить четверых. Сейчас начнут и наши, прокурорские, на демонстрацию собираться. Отбери из них всех, кто нужен, и быстро выдерни этих, допросите!
Зверев пробежал запись на листке, молча кивнул.
- Сделаем. Нет проблем. Кроме одной…
- Какой? – повернулся Потудинский.
- Праздничной! – Зверев вскинул свои, знаменитые на всю прокуратуру, густые брови. – По гостям разойдутся, Валентин Петрович! Я о тех, кого надо найти и допросить. Придется половину управления внутренних дел поднимать, чтоб вычислить, кто и где пьет…
Потудинский не сдержался.
- Всех подними! Но чтоб к четырем дня были допрошены! Тебе еще объяснять?! Уже день потеряли! Теперь 1 и 2 мая ждать? Такая фора убийце!.– он перевел дух. – Именно сейчас все решается! Или мы – или он! Нас…
Зверев развел руками, показывая, что согласен.
- Все так. Абсолютно. Кроме одного…
- Кроме чего «одного»? – перебил его остановившийся в дверях Потудинский.
- Что день потерян, скажем… - Зверев хитровато посмотрел исподлобья на него. – Ребятки там как раз делают то, что и надо. То, что и Каплий с группой делали бы поначалу. Черновую работу, без которой, сами знаете… Это как на стройке. Хочешь строить – готовь материалы! Вот и заготавливают они их. Чтобы Каплий версии свои строить мог, – он взглянул на часы. – Думаю, к приезду Каплия «кирпича» там будет много… Я ведь тоже не валиком здесь… Держу ниточки-то… Все по науке пока, Петрович. Все путем. Не беспокойся. Справимся…
Как и многие старые кадры в прокуратуре он мог с Потудинским и на «ты», когда беседовали один на один…
13
На железнодорожный вокзал в Тымовское поезд прибыл по расписанию. За зданием вокзала группу Каплия ожидали две машины. Желтый УАЗ автоинспекции. И легковушка. От машин отошел начальник Александровского угрозыска Артемьев и поздоровался с прибывшими. Все сели в машины. Первым сорвался с места «гаишник». Взвыв сиреной, он освободил привокзальную площадь от прохожих. Следом рванулась и легковушка. Промчав улицами поселка, машины выбрались на большак и, выдерживая расстояние между собой, понеслись на предельных скоростях.
- Ну что? – окликнул с заднего сидения Круглов сидевшего за рулем Артемьева. – Рассказывай…
Артемьев принялся докладывать.
- Прошли все дома, в том числе и дом Глинских. Информации - ноль. Ничего не видели, не слышали. Соседи Глинских показывают, что драма произошла во втором-третьем часу ночи. Подтвердил это и судмедэксперт. Судя по всему, убийца был один. Причем, из близких людей... - он выдержал паузу, обгоняя мешавший им КАМаз, затем продолжил. – Сначала допускали возможность скандала в семье, но отбросили эту версию. У Глинской такие ранения кистей рук, что ничего уже взять не смогла бы, если б и захотела. Видно, пальцы поломали ей, когда били по голове, а она защищалась. Это ее и спасло. По крайней мере, пока… Как будет дальше – трудно сказать. Положение безнадежное, по заявлениям врачей, - он опять замолчал, обгоняя теперь уже шедший впереди «Урал». - Исходили из того, что… Раз она не могла после ранений убить Глинского, значит – и его, и ее, и мальчишку бил кто-то другой.
- А почему решили, что из близких кто-то? – вставил вопрос Каплий.
Артемьев кивнул, показывая, что понял.
- Полста человек допрошено. Все, как один, заявляют, что семья особняком ото всех жила. Глинские и близких в гости не приглашали. В квартире мог оказаться лишь знакомый. С кем он мог сесть за бутылкой коньяка, говорить, отдыхать. Причем, гость был не по какому-то официальному поводу, как понимаю. Иначе, Глинский не был бы одет в домашнее, а жена не спала бы, а находилась рядом. День рождения Глинского, ее или их сына в тот вечер они отмечать не могли. Проверили. Как и годовщину свадьбы, например. Не было и каких-то праздничных дат у родных. Не получали и никаких премий на работе. Никто не уходил накануне в отпуска, что могло бы быть поводом к посиделкам. Так что быть у них в ту ночь мог лишь близкий: друг, сосед, приехавший родственник…
- А чего он троих стал убивать?! – подал с заднего сидения голос Тепляков.
- А это тоже работает на версию «близкого человека». Убийца знал и Глинского, и его жену, и сына. Потому и их решил убрать…
Артемьев расстегнул куртку.
– А какие еще версии отрабатывали? – спросил вдруг Круглов.
Артемьев с горечью усмехнулся.
- Да зарубили уже добрую половину их. Допускали, что происшедшее – результат преступной деятельности Глинского. Нет: Проверили по женской теме Глинского. Нет. Проверили на предмет любовников жены. Нет. Проверили, не было ли у кого долгов перед Глинскими. Нет - не занимали они вообще никому. И так далее. - Артемьев посигналил, заставляя принять в сторону легковушку, попытавшуюся вклиниться между ним и идущем впереди автомобилем ГАИ. - Но что есть… и это тоже версия… Глинский занимался закупками дефицита для друзей. Думали – спекуляция. Нет. Просто помогал им – договаривался в Москве, Хабаровске, других местах со знакомыми о продаже всякой радиоаппаратуры, кино- и фототехники. Единственное, что имел за это – оплату проезда туда и назад. И платил, якобы, тем, у кого брал технику проценты сверху. - Артемьев замолчал, затем продолжил. - Проверку в этом направлении ведем, но ожидать чего-то глупо. Разве что вскроем какой-нибудь «шахер-махер» на материке. Мафией в его деле не пахнет. Не те масштабы. Да и методы. И мы знали бы, что связан с такой клиентурой!
- А почему решили, что убивал один? – задал вопрос Тепляков.
Артемьев повернулся к Теплякову.
- Соседи слышали шаги одного, а не нескольких. И, судя по осмотру места убийства, пили за столом лишь двое: хозяин и еще кто-то. Что пил Глинский, вскрытие подтвердило - алкоголь в крови есть. А что еще один – по тому предположили, что на кухне, у стола, где пили, было лишь два табурета…
- Хе… - подал голос Тепляков. – Слабо… Могли специально вынести третью сидушку из кухни…
Артемьев пожал плечами.
- Согласен… Да, забыл сказать. Он что сделал?! Убийца. Перемыл всю посуду после застолья. Протер бутылки, ручки шкафов, крышку стола на кухне! Вся посуда в ванной обнаружена. Аккуратно составлена была там, где и перемывал...
- Собаку пускали? – поинтересовался Круглов.
- Не стали. Там столько ног прошло, что и не пытались. Соседи заходили, когда открыли квартиру; затем со «скорой» бригада целая – Глинская жива была, нуждалась в помощи. За ними – наши, увидеть, в чем дело хоть. Добрый десяток побывал в квартире…
Каплий крякнул.
- Твою мать! Беда прямо! Куда ни кинь – опергруппа последней на место происшествия прибывает, когда все затоптано…
- Олег Ильич! – обиженно возразил Артемьев – Не была б Глинская живой – было б все «как учили»! Из-за нее сыр-бор разгорелся. Спасать кинулись! Хотя, чего крутить, есть тема…
Справа и слева дорогу зажали лысые косогоры, но потом закончились. Вырвавшись на простор, машина вновь пошла между сопок по занятым лесом низинам. Горы, островерхие, черные от елей, постепенно округлялись, становились ниже, уходили в стороны от дороги. Менялась и растительность. Все меньше оказывалось хвойных деревьев. Все больше становилось берез и осин.
Первым нарушил молчание Круглов.
- Знакомые, говоришь? А кто? Проверяете?
Артемьев кивнул.
- Да. Вышли на двоих пока. Бастионов из газеты и Стаднюк из автопарка. Но не Бастионов это - факт. Мягкий, не способный на такое. Да и алиби подтвердилось у него. Всю ночь печатал снимки в лаборатории газеты, где работает. Стаднюк? Этот, возможно, и скор на руку, но тоже не убивал. Не мог оказаться в квартире Глинских. Проверили. – он помедлил. – Остановка за двоими. Одного – Варнакова - разыскиваем. Судимый. Есть данные, что ударился в бега. Еще один – Валиулин – отдан тымовским мужикам в проверку. Я перед встречей с вами заглянул в их угрозыск и попросил посмотреть, что это за тип, наблюдение установить. Пока все. Других нет…
- А ты сказал им, чтобы не тыркались туда без нас, к тымовскому мужику? – переспросил Круглов. – Сами отработаем, если это он!
- Да. Но они и не собираются ничего без согласования с нами предпринимать.
- А Варнаков? – повернулся к нему сидевший на переднем сидении Каплий. – Может, разыскан уже, пока мы катаемся? Нет связи с отделом у тебя?
Артемьев покачал головой.
- Нет, Олег Ильич. Горы впереди. Мешают. Перевал пройдем – свяжусь.
Минут через десять миновали седловину горы, стали спускаться крутыми поворотами вниз. Чуть позже проехали село Арково и, поравнявшись с расположенной неподалеку шахтой, увидели впереди возвышавшийся над морем мыс, три красивых скалы в заливе, прозванные «Тремя братьями», а вскоре и сам Александровск-Сахалинский.
Артемьев, продолжая вести автомобиль, снял трубку телефона, вызвал отдел милиции.
- «Донецк», я – «371-й»… Прием!
Рация захрипела, послышался голос дежурного.
- «371, я - «Донецк»… Слышу нормально. Прием!
Круглов отобрал трубку у Артемьева, представился и приказал доложить обстановку по делу Глинских. Дежурный кратко сообщил о результатах. Утешительного ничего пока не было.
- Понятно… - завершил беседу подполковник и посмотрел на часы. – «Донецк», через пятнадцать минут – общий сбор…- повернулся к Каплию, спрашивая глазами, где будут собираться. Тот махнул рукой: и милиция, и прокуратура в одном здании. – Сбор в у нас, в отделе. Быть розыску, участковым, криминалисту. Прокурору тоже передай. Пусть решит, кого взять. Скажи, зампрокурора области Каплий и я будем принимать доклады! Как понял? Прием!
Дежурный подтвердил прием, и связь прекратилась.
14
Народу в горотделе милиции набралось человек двадцать. Представив прибывших, Каплий – как руководитель совещания – сообщил всем, что уголовное дело об убийстве Глинского с сыном и о покушении на убийство Глинской передает следственной группе прокуратуры области и что организация раскрытия преступления переходит к нему и Круглову. Закончив с формальностями, перешли к обсуждению ситуации.
Круглов, не отвлекаясь на известное уже, принял сообщения руководителей розыскных групп. Большой и властный, моментально схватывавший нужное, он – словно сидел здесь уже не первый день – раздавал приказания, перекраивал составы групп, критиковал, а с чем-то и соглашался, выдвигал свои, неожиданные, предположения и заставлял, заставлял, заставлял розыск прокручивать, прокручивать, прокручивать их со всех сторон и тоже критиковать.
Каплий, спокойный, молчаливый, больше слушал. У него была своя задача – анализ. Именно ему, а не кому-то выпала оценка работы следствия и розыска, решение вопросов работы с подозреваемыми. Мало раскрыть преступление, ткнуть пальцем в преступника – надо было обеспечить сейчас такой порядок, чтобы ничего не пропустить изобличающего, не потерять, не совершить ошибки, которые бы позволили позже виновному использовать их в свою защиту.
Тепляков, которому решено было передать дело к производству, в отличие от первых двоих, дотошно выяснял возникавшие у него вопросы, докапывался до мелочей.
- Что обнаружено при осмотре места происшествия… Кинулось хоть что-то необычное в глаза вам? – перебил он александровского опера, запутавшегося в описании места преступления. - Было что-нибудь такое?
Докладчик молчал. На помощь ему пришел Артемьев.
- Обычные орудия убийства, обычная обстановка, вещи… Я, например, ни на что не обратил внимания. Ничего не удивило. - он потер подбородок и вдруг неожиданно посмотрел с удивлением на прокурора-криминалиста облпрокуратуры. – Кроме обертки жевательной резинки. Валялась неподалеку от трупа Глинского…
Тепляков посмотрел на него.
- Ну и…
Артемьев и сам понял важность сказанного. Все затихли. Принялись обмозговывать услышанное. Некоторые переглянулись, словно спрашивая друг друга, что это могло бы значить.
- Удивила меня, - продолжил Артемьев. – Потому, что здесь жевательная резинка не в ходу. Нет в продаже. Ею балуют детей, когда с материка прилетают, - он повернулся к Бузинину за поддержкой. – И потому еще, что в квартире не обнаружили ни одной пачки «жвачки». Как и других оберток, если предположить, что пачку использовали. Так, Владимир Павлович?
Бузинин кивнул.
Тепляков записал что-то в блокнот.
- А ключ от квартиры, - посмотрел на сидевших Каплий – где был?
Малыгин развел руками.
- Нет ключей. Наверное, убийца унес, закрыв дверь…
- Кто участковый на участке? – окликнул горотделовцев Круглов.
Поднялся худощавый младший лейтенант.
- Я. Участковый инспектор Подорожный.
- Что за семья?
- На учете не состояла. Был у них только раз, когда знакомился с участком.
Сигналов не поступало по ним.
- Поднадзорные проверены? – перебил Круглов, поняв, информации и тут «ноль».
- Так точно. И ранее судимые за убийства проверены. И ранее судимые за причинения телесных повреждений. Кроме того - все неблагополучные семьи проверили их у меня двадцать четыре.
- А что на участке говорят? Имею в виду жильцов?
Подорожный пожал плечами.
- Говорят, не наш. Наши такого не могли сделать…
Круглов посмотрел в бумаги, отчеркнул что-то карандашом.
- Подорожному и Брюзгину проверить «отход иногороднего преступника из Александровска в Тымовское». Установить всех водителей, которые были на трассе в ночь с 29-го на 30-е и допросить не подвозили ли кого попутно. – Повернулся к Каплию: - Поручения будут? – обвел рукой работников милиции. – Имею в виду производство допросов…
Каплий поправил очки.
- Считайте, постановление такое вынесено уже. Всем обо всем ставить в известность меня.
- А кто из отдела присутствовал на месте происшествия при осмотре? Имею в виду специалиста группы криминалистов? – задал вопрос, дождавшийся паузы Тепляков.
В милицейской группе поднялся офицер с усиками
– Я, Силантьев.
- «Пальчики» обнаружены? – спросил Тепляков.
- Нет. Все протерто и вымыто.
- А хорошо смотрели? – спросил Тепляков.
Силантьев пожал плечами.
- В тех условиях, в которых проходил осмотр, лучше не получилось бы…
Каплий насторожился.
- Что значит «в тех условиях»?
- Да полно людей было там. Соседи, «скорая помощь». Я сам на одеялах помогал Глинскую к машине выносить. Потом наших набилось. Ваших тоже… - эксперт вздохнул, - Трудно было работать…
Каплий бросил взгляд на Малыгина. Тот опустил голову.
- Хорошо, - не унимался Тепляков. – А что обнаружено при исследовании молотка с ножом? Есть интересное?
- Ручка молотка сгорела в титане... - Силантьев, прищурившись, провел пальцем по усикам. – В отверстии, куда вставляется ручка молотка, застряла пластинка пепла от бумаги. Удалось извлечь. Это часть сгоревшего листка из военного билета. С частью номера. Билет принадлежал Глинскому.
Круглов и Каплий переглянулись. Сжигать военный билет убитого? Зачем?
- Что еще? – спросил Тепляков.
Эксперт подумал.
- По моей линии - ничего. Но, если разрешите, удары всем потерпевший наносились неумело и, как уже говорили, кем-то знакомым. Правда, я вывод делаю, исходя из других фактов, а не из того, кому бы открыли дверь, кому бы предложили коньяк. Судите сами. Удары все сзади. Стало быть, не чужой какой-то, который в лоб напал бы, а свой, дожидавшийся, когда отвернутся потерпевшие. И бил слабый. Не здоровяк…
- Почему? – заинтересовался Тепляков.
- А потому что много ударов…
Совещание продолжалось. Поднимались, отвечая на вопросы, александровцы. Обсуждались планы работы на ближайшее время. Наконец, все выяснили.
- Подводим итоги, - заключил Каплий. - Что нужно? Закончить версию о «семейной драме». Сил на нее брошено вами, на мой взгляд, больше, чем она того заслуживала. Но закончить надо. Точка. Теперь. Теплякову, - он повернулся к Борису Федоровичу. – Взять Бузинина, прибывшего из прокуратуры области Якимчука, подключить Силантьева, еще кого надо и произвести повторный осмотр места происшествия. Не позднее утра доложить о результатах!
- Ну… - протянул Тепляков. – Завтрашнего утра… Осмотр – дело святое. Никогда не знаешь, когда закончишь…Может, одну дверь часа два осматривать придется?
- Вот и осматривай! – перебил Каплий. – Прервешь утром осмотр двери, доложишь результаты и – продолжай осматривать дальше ее! – он посмотрел в записи. – Экспертизы. Это на Теплякове и прокурорских. Назначат... Розыск… Варнакова с Валиулиным вынуть из-под земли! Вам задания даны. Достать! Срочно! Установить по ним все – от пеленок до этой минуты! – он выдержал паузу. – Надеюсь, и по гостинице, и по ресторану в течение сегодняшнего дня ясность будет! Кто жил, с какой целью в Александровске в эти дни, кто и где провел ночь с 29-го на 30-е…- он помолчал, потом повернулся к Круглову. - А нам с тобой надо в больницу. Вдруг удастся переговорить с потерпевшей. Может очнулась? Говорила же она через двери с соседкой, когда та спасала ее! – он перевернул листы, сложил и засунул, согнув вчетверо, в карман. – Вы все, как показал разговор, много сделали. Даже больше, чем могли. Благодарю! Кирпича, как говорит один из наших, вы натаскали, остается лишь из него что-то выстроить. Преступник, по-видимому, остается здесь где-то. И он - один! А нас десятки! Надеюсь на полную отдачу всех. Отдых – потом! Ни секундой раньше…
15
С Сахалина ушел… Больше того, билет на рейс из Хабаровска в Москву в кармане уже… Теперь… Он постоял, осмотрелся. Ничего подозрительного не было… Надо куда-то уйти. Оставаться на виду у всех было глупо… Он пересек дорогу, подошел к какому-то забору и, подтянувшись на руках, заглянув во двор. Во дворе никого не было. Судя по всему, за забором был детсад. То ему и надо было. Уж где-где, а тут – в праздники – никого быть не могло. Отличное место для схрона. Он перевалился через забор и спрыгнул на землю по другую его сторону. Нога подвернулась. Он почувствовал боль в щиколотке. Хромая, проковылял десяток метров к пожарному щиту в углу двора и, зайдя за него, присел в кустах на траву. Теперь можно и передохнуть, расслабиться, поспать, наконец.
Он закрыл глаза и неожиданно зарыдал. До этого все крутилось в круговерти, думать некогда, что ожидает впереди. А стоило успокоиться, оказаться у цели, и нервы сдали. Страх, жуткий, корежил его. Не тот - быть пойманным. Тот уже научился снимать он, успокаивая себя мыслью об алиби А другой. Новый. Страх о задержании… О нем он почему-то не думал. Вероятности не допускал! Был уверен в успехе, а уверенный в нем - и в мыслях не держал, что может наступить когда-то ответственность. Ведь не просто схватят. Не просто допросят. Не просто судить могут. А могут дать «вышку» за трех убитых…
16
Тепляков с группой поднялся в квартиру, где разыгралась трагедия. Оставив всех в прихожей, он с понятыми обошел медленно комнаты, чтобы понять объем предстоящей работы. После чего, так же осторожно, чтобы не изменить ничего в обстановке, вернулся в прихожую.
- Без моего указания – ни шага по квартире! – Он жестом отделил от группы Бузинина. - Принеси от соседей стулья для понятых. Намаются стоять, пока будем возиться тут. .
Разбив место происшествия на сектора, он дал задания каждому, оговорил последовательность действий и, наконец, удовлетворенный решениями, принялся за осмотр святая святых – входной двери.
Поиск следов продвигался медленно.
Тепляков, эксперт из отдела милиции и следователи прокуратуры Бузникин и Якимчук под разными углами и при разном освещении осмотрели филенки, ручки двери, косяки; обработали специальными порошками обнаруженные отпечатки. Затем, так же медленно, принялись повторно осматривать находившиеся в квартире вещи, мебель, посуду. Тепляков диктовал - Бузникин записывал.
- Бока сумки обшиты разноцветным бисером. В сумке две пластмассовые ручки: одна зеленого, другая синего цвета. Иных предметов в сумке нет…
- Справа от двери в спальную комнату, на стене, на расстоянии 10 сантиметров от дверного откоса и 145 сантиметров от пола вмонтирован в стену электровыключатель, на крышке которого имеется пятно бурого цвета, похожее на кровь. Крышка выключателя изъята для приобщения к уголовному делу. Упакована в конверт и опечатана печатью № 17 прокуратуры области. Конверт подписан понятыми…
- На ручке двери в спальную комнату обнаружен смазанный отпечаток пальца. Снят на дактилоскопическую пленку…
Перечислялись отпечатки, наименования обнаруженных в шкафах предметов одежды, проверялось содержимое карманов, описывалось пуговицы, застежки, этикетки, замерялись и фотографировались вновь пятна крови на полу, стенах и вещах…
Бузинин, едва поспевая за Тепляковым, заканчивал лист за листом, доставая из папки новые.
Тщательность осмотра «дедом» - так звали молодые прокурора-криминалиста областной прокуратуры Теплякова - сначала удивила, затем убила. Сколько еще предстояло! Не продвинулись и на треть! Наконец, голова пошла кругом…Бузникин выводил еще какое-то время слова, потом бросил ручку и рухнул на диван.
- Борис Федорович! Перекур…
Склонившийся над разбросанными по полу вещами Тепляков разогнулся, сел на стул и вытащил пачку «Беломора».
Расположились, кто где, и остальные.
- Перекур так перекур… - взглянул на часы Тепляков. - Тихо идем… - он постучал папиросой по пачке, продул, прикурил. – Но четырнадцать отпечатков нашли-таки…
Бузинин возразил.
- Не факт, что это пальцы убийцы! Наши, может быть. Которые после первого
осмотра остались...
Тепляков выпустил дым и усмехнулся.
- Вот и заставим вас - гвардию, что здесь топтались - «пальчики» сдать… А? Не приходилось руки пачкать? – он подмигнул. - . – Один раз сдашь – потом на всю жизнь запомнишь, как осмотры проводить! Тебе, начинающему, надо запомнить три правила. Знаешь, какие?
Бузинин, ожидая подвоха, промолчал.
- Первое правило. Гони взашей всех с места происшествия. Какие б чины ни были! Оставляй лишь понятых и специалистов.
Следователь недоверчиво посмотрел на старика.
- А прокурора?
- Его - в первую очередь! Он надзирает лишь. А отвечать тебе, дураку! За уголовное дело. Приедет – ставь в сторону. Пусть оттуда смотрит! Знаешь, однажды я шуганул одного?! Областного. Хе-хе. Ничего! Живой…
- Потудинского? – удивленно спросил Бузинин.
- Нет. До него. Лет за десять назад. Явились – он и генерал милицейский. Прохаживаются. Я как рыкну: «Посторонних попрошу покинуть место происшествия!» Правда, уел он меня потом. Но – это другая история…
Бузинин помолчал, потом возразил
- Все равно! Прокурор. Начальник же!
- У тебя начальник – Генеральный прокурор! И он приказал в Кодекс глядеть! Вот и гляди! А коль твоему прокурору шибко хочется осмотреть все, пусть осмотр и проводит, а потом передает дело тебе. У него право есть…
Бузинин хмыкнул, так и не поняв, всерьез ли говорит «дед».
- А два других правила?
- Второе - не пиши глупых объяснительных! Они потом в личном деле оседают! - засмеялся Тепляков. – При случае поднимут их, посмотрят и.. сам понимаешь… А третье? Не показывай, где не надо, удостоверение. Оно тебе для службы, а не для показа! Усек? По пьянке могут отобрать… С вытекающими отсюда последствиями…
Сидевший рядом Якимчук усмехнулся.
- Я тебе, Федорович, десяток таких правил насочиняю. Не согласовывать, например, с женой вопросы переводов на работу в другую местность…
- Ты обо мне? – оторопел Бузинин. - Я не советовался! Послали сюда – и не пикнул!
- Не о тебе. Просто все чаще стали мужики на жен глядеть, потому и говорю…
Тепляков, выслушав их разговор, поддакнул.
- Да. Мы не советовались. Ехали, куда пошлют. Это у вас, молодых, в моду вошло. А зря. Хорошие ребята застопориваются на местах. Куда двинешь его на повышение, если он не хочет в какой-то район ехать, по низу пройти? Кто он, не понюхавший пороха? Никто… - и посмотрел на часы. – Ладно, пора и за дело. Начинаем с обуви…
Вытаскивая из ящика в прихожей ботинки, туфли, тапочки, и осматривая их, они продолжали обсуждать результаты проделанной уже работы.
- Один отпечаток, из тех что на двери, определенно убийцы, – произнес вдруг старик. – Сто процентов…
- Почему? – удивился Якимчук.
- А видел? Дверной косяк протерт тряпкой, чтоб убрать следы. Два раза прошелся тряпкой он. А между вытертыми полосами отпечаточек остался… Краешек задет тряпкой, остальное – четкое! Как по заказу! Я – не дока, но узорчик папиллярный – не Глинского, не его жены, а тем более, не детский. Те я изучил…
Бузинин, продолжавший вести протокол осмотра, перестал писать.
- Может, действительно, мы оставили?
- Нет. Если бы вы, то полный отпечаток был бы! Не задетый тряпкой! Ею провели по косяку до вашего прихода ведь!
Стоявший на коленях перед шкафом Якимчук повернулся к нему.
- Федорович, а почему «убийцы»? Может это соседки? Или чей-то еще…
Тепляков усмехнулся.
- А он буроватый по цвету… Не иначе как кровь…
- Так он же все перемыл тут все, значит и руки мыл, - не унимался Якимчук.
Тепляков посмотрел на него поверх очков, как смотрят старые на молодых.
- Вымыл. Но потом тряпкой кровь затирал всюду и мог от тряпки запачкать пальцы кровью. Ладно, экспертиза ответит… - Он водрузил очки на нос и принялся вновь диктовать Бузинину. - - Туфли черного цвета фирмы «Цебо». На кожаном ходу… - и вдруг остановился, растянул ту часть туфли, которая шнуруется, и внимательно заглянул внутрь ее. - Не пойму… - он подозвал Силантьева.
Силантьев поднес лампу. На стельках были видны буроватые пятка. Тепляков взял другой туфель, заглянул в него. То же…
- Глянь-ка…
Силантьев пристально посмотрел на стельки, пытаясь сообразить, к чему бы это все? Потом передал туфли понятым.
- Кровь, что ли?
Прокурор-криминалист подтвердил кивком, что, полагает, кровь.
- С чего бы это? – произнес за его спиной Якимчук.
Тепляков повернулся, забрал осмотренную уже всеми пару.
- А помнишь, соседка снизу говорила, что кто-то обутый ходил по квартире… Попомнишь мои слова! В этих туфлях он и ходил.
Присутствовавшие молчали.
- Он ведь, как принято гостям, снял обувку-то, придя сюда. А босым, в носках имеется в виду, влез в кровь, видно, когда носился тут с ножом и молотком. Не до обуви было. А когда увидел, что ступает в кровь на полу, тогда и решил, видимо, хозяйскую пару надеть, чтобы не оставлять свои следы.
Силантьев достал из портфеля целлофановый пакет, раскрыл его, выставив перед прокурором-криминалистом.
- Давай, Федорович, запакуем. Герметически.
- Думаешь, возьмет собака в случае чего запах?
- А чем черт не шутит!
Опустив туфли в пакет, они завязали его, опечатали и отложили в сторону.
Закончив осмотр прихожей и спальни, принялись за кухню. Эта часть работы требовала особой внимательности. Все показывало на то, что трагедия началась тут. Здесь сидели за столом убийца и Глинский. Пили. Беседовали. Отсюда и бежал в спальню к почивавшей или проснувшейся Глинской преступник.
Тепляков, словно почуяв след, замер перед столом. Подмывало начать с него, но он поборол желание и, как приучил себя за годы работы, принялся осматривать все «по ходу часовой стрелки». Наконец, дошла очередь и до стола. Он оглядел его через лупу и убедившись, что отпечатков на столешнице и ножках нет, перешел к стоявшим на столе рюмкам, сахарнице.
- Трогали их? – едва слышно спросил он у записывавшего Бузинина. – При первом осмотре?
- Нет, Борис Федорович, - ответил тот, поняв, что Тепляков что-то обнаружил. – Он ведь все, чего касался, перемыл, в ванную снес…
Старик, поворачивая лупу, заглядывал в рюмки, потом остановился на сахарнице.
Отодвинув стол, зашел с другой стороны, вновь долго смотрел на что-то.
- Точно не трогали? Вспомни…
- Нет же, - повторил Бузинин и призвал на помощь Силантьева. – Скажи!
Силантьев подтвердил слова следователя.
- Ну, тогда поздравляю нас! – прошептал Тепляков. – Есть! И теперь уже не чьи-нибудь, а убийцы!
- Где? – заглянул через его плечо Бузинин.
Тепляков отстранил его рукой, подозвал понятых.
- Объясняю! Видите, на крышке сахарницы отпечаток пальца? Вот. Берите лупу, смотрите! Убедились? Сахарниц хрустальная, крышка никелированная. О ней он и не подумал! Но это – не главное. Сюда взгляните! – он показал вовнутрь рюмок. – И на этой, и на той – по «пальчику»… - он засмеялся. – Что значит это? А то, что из этих рюмок пили, а потом кто-то брал их, в паре, пальцами, чтобы поставить или отнести куда-то, но, видно, не отнес, оставил на столе. А перемывать не стал, так как они хрустальные! Хрусталь ребристый! Снаружи. А про гладкую
внутренность он в суматохе забыл…
- Что ты, Федорыч, имеешь в виду? – перебил его Якимчук.
Тепляков радостно выдохнул.
- А то, что из этих рюмок коньяк пили! А не из стаканов, что в ванной! Понял? Что-то другое из тех дули! А эти, - он ткнул пальцем в сторону рюмок, - схватил, видно, он, тоже уносить, да бросил! О том же, видно, о чем и вы подумал! Что на хрустальной поверхности следы не останутся! – он засмеялся. - А на внутренних стенках отпечатки пальцев остались!
17
Выйдя из больницы, Каплий и Круглов, сели в машину.
- Ну что? Раз не получается разговор с Глинской, а переносится на завтрашнее утро, надо нам… - начал подполковник.
Каплий перебил его.
- Толя, в Тымовское надо. Пока врачи будут колдовать с Глинской, закроем вопрос по Валиулину. Варнакова твои здесь обложили, а с Валиулиным ясности нет. Что-то беспокоит меня он. Поехали? К утру вернемся, проверив все там. В девять-десять часов с Глинской поговорим, если придет в сознание. В противном случае, Валиулин зависнет на стороне без нас! Вдруг это – «он»? Не простим себе потом! Да и, боюсь, тымовские опера твои дров не наломали бы…
Круглов кивнул и тронул за плечо шофера.
- В Тымовское!
Машина выехала на дорогу и помчалась улицами Александровска-Сахалинского.
- Степаныч, - произнес вдруг Каплий, - передай-ка по рации дежурному, чтобы к завтрашнему утру Малыгин с Артемьевым приготовились к допросу Глинской. Записать все на магнитофон. В присутствии врача и свидетелей. Помрет – не докажем потом, что сказала то, что скажет…
Круглов передал поручение Каплия по связи и положил трубку телефона на блок рации.
В Тымовском они собрали работников розыска на совещание. Оказалось, Валиулина в поселке хорошо знали - не одному посельчанину мастер-надомник чинил часы. Однако, где он – никто не знал. Дверь его с утра была на замке.
Круглов окинул всех взглядом.
– А не в квартире ли он?
Милицейские переглянулись.
- Может и такое статься, - подал голос один из них.
- Где домочадцы его?
- Дама Валиулинская на работе. Скоро вернуться должна…
- Кто она? – перебил Каплий.
- Официанткой ресторана…
- Далеко живут? – спросил Круглов.
- Нет. Рядом. И она напротив работает.
Круглов встал.
- Срочно нужен кто-то, кто знает их семью. Он должен прийти к Валиулину под видом, например, что хочет отдать в ремонт часы. Раз – часовщика, причем надомник, то и карты в руки нам… - он прошелся по комнате, где проходило совещание. – Задача такая. Человек должен побывать в квартире Валиулина. Вариант «А» - встречается с ним и, уходя, оставляет дверь открытой, дает вам знать, и вы проникаете туда, доставляете Валиулина сюда. Вариант «Б»: он убеждается, что Валиулина нет, узнает у хозяйки, где тот и сообщает вам о результатах. Вперед! Даю час на поиски!
Отпустив собравшихся, он обсудил с Каплием план оцепления дома, очередность действий в случае захвата Валиулина, меры по прикрытию того, кто пойдет в квартиру. На всякий случай оговорил, что придется предпринять, если подозреваемый окажет сопротивление. Лишь после этого они позвонили в Южно-Сахалинск: один – прокурору области, другой - начальнику УВД. Доложили о расследовании дела и версиях по нему.
В семь вечера в отдел милиции привели дедка, вызвавшегося помочь милиции. Проинструктировав, они отправили его к Валиулину. Следом ушла и группа захвата. Впрочем, отсутствовали ушедшие недолго - вернувшись, рассказали, что Валиулин, если верить хозяйке жома, недели две назад улетел в Москву.
- Как в Москву? Зачем? – переспросил пришедших раздосадованный Круглов. –
Выяснили?
- Хозяйка, она же и подруга его, сказала, что ее младший брат поехал в Москву устраиваться на работу, а там возникли какие-то сложности. Валиулин и полетел следом. Помочь ему...
- Какого числа улетел? Откуда? Каким рейсом? – Круглов понял, что приезд в Тымовское отнял драгоценное время, которого не хватало сейчас.
Старший группы молчал.
- Не узнали?! – поразился недоработке подчиненных Круглов. – Чего стоите?! Один – допрашивать ее! Другой – проверять показания у соседей! А вы, - он бросил остальным, - поднимайте аэропорт в Зональном! Узнавайте, вылетал ли на самом деле и куда, когда?
Кабинет опустел.
Через сорок минут дежурный по отделу принес полковнику телефонограмму о том, что по данным аэропорта в Зональном Валиулин убыл с Сахалина 12 апреля. Билет был куплен до Москвы с пересадкой в Хабаровске.
Через час принесли и протокол допроса подруги Валиулина, которая подтвердила этот факт.
Еще час спустя из дежурный УВД сообщил, что разыскиваемый вылетел из Хабаровска в Москву в тот же день – 12 апреля.
Дальше терять время в Тымовском смысла не было.
В Александровск-Сахалинский они возвращались уже поздним вечером. В темноте клонило ко сну. Чтобы перебить сон, оба курили и обсуждали проясненную теперь, вроде, ситуацию.
- А знаешь, Олег Ильич, - удовлетворенно заключил Круглов, - упираемся в Варнакова! Даже легче стало. Найдем! Завтра же! Посмотришь…
- Найти – полдела, - усмехнулся Каплий. - Дальше острова не уйдет! А как проверять будем? Чем крыть? Уничтожил уже все, что изобличает его, отрепетировал, что говорить…
Круглов отмахнулся.
- Ты же знаешь, что мешает всегда. Пока нет «лица» - тупик! А как только выходим на «лицо» – все начинает получаться! Если он - его дело швах! Где-то обязательно проколется! В чем-то запутается. Ошибется. Чего-то, в любом случае, не учтет. Он ведь не в курсе всех дел наших..
В город въехали в половине двенадцатого ночи. Собрав оперативников, они выслушали доклады о ходе работ… Оранжевый автомобиль, несмотря на все принимаемые меры, разыскать не удалось... Не было никаких сведений и о месте нахождения Варнакова…
- Анатолий Степанович, - отвлек Круглова от разговора с одним из милицейских Каплий, - а что, если он ушел уже? Проверь-ка с ребятами поутру аэропорты… Мало ли что…
Все разом замолчали.
Каплий закинул руки за голову, помассировал шею.
- И не только по нему проверьте. Я думаю, нужно иметь списки всех пассажиров, вылетевших на материк 30 апреля, 1 и 2 мая… Всех. Пусть дежурный по УВД запросит на местах фамилии всех убывших на материк. По всем районам. И сюда информацию. А? Как смотришь на это?
Полковник помолчал, прикидывая в уме, что может дать предложение Каплия.
- Два часа ночи уже, - продолжил Каплий. - Поднимать людей вряд ли стоит. А, скажем, часов в девять – самый раз. Пока мы с тобой с Глинской переговорим, будут и списки на столе. Причем… - он поднял указательный палец, обращая внимание на то, что собирается сказать, - запроси и Хабаровское УВД… Пусть всех пассажиров всех рейсов списки нам дадут тоже! Мы потом сверим их…
Круглов записал что-то в блокнот и посмотрел на Каплия.
- Думаешь, ушел?!
- Нельзя исключать!
- Ладно, – согласился подполковник – У кого еще есть что-нибудь?
Поднялся низкорослый капитан.
- Участковый инспектор Брюзгин. Мною установлено, что в ночь с 29 по 30 апреля водитель Крамаренко – работает в Тымовском АТП на машине ЗИЛ номер СХА 15-02 – по пути из Александровска на Тымовское подобрал на окраине города мужчину средних лет, одетого в куртку и кроличью шапку. Подвез до Верхнего Армудана. Дальше Крамаренко не ехал - груз был армудановским. Мужчина ушел в сторону Тымовского. Пешком. Других денных, которые б помогли выйти на неизвестного, шофер не сообщил. Вот протокол допроса и рапорт, - он передал их Круглову и Каплию.
Каплий взял бумаги, перелистал.
- Молодцы. Изучим. И нужно продолжить работу в этом направлении! Подбирала ли его какая-нибудь машина его дальше, по пути на Тымовск? Да и вообще. Проверить все автопредприятия, не подбирал ли кто кого на трассах 30 апреля и 1 мая…
Капитан кивнул и сел.
Каплий оглядел кабинет в поисках Теплякова.
– Теплякова нет? Кто знает, как продвигается осмотр квартиры Были там?
- Заканчивают, - подал голос Малыгин.
Круглов, молча рисовавший какую-то фигуру на листе, повернулся к Каплию.
- Неужели Варнаков уходил через Верхний Армудан…
Каплий снял очки и протер их платком.
- А почему нет? Кто бы это ни был, а путь у него один - в Тымовское. А после в Южно-Сахалинском направлении или на материк из Зонального. Так что и Варнаков, если решился бежать, этой дороги не миновал!
18
Он вылез из кустов, в которых прятался до полуночи, прошел к забору и перелез через него. Постояв на тротуаре и не заметив ничего подозрительного, зашагал в сторону аэропорта. Площадь перед аэровокзалом утопала в свете. Сновали встречавшие и провожавшие. Подходили троллейбусы. Проносились таксомоторы. Идти в толкотню не хотелось. Но было надо. Он направился к стоявшему в конце площади павильончику. В маленьком зале стояли высокие столики для желавших перекусить. У стойки, за которой копошилась продавщица, выстроилась очередь. Купив газировки и бутербродов, он вышел из павильона, прошел в расположенный рядом сквер и, выбрав дальнюю, в темном углу, скамью, сел, разложил перед собой снедь.
19
Отпустив всех, Каплий и Круглов остались в кабинете одни. Раскрыли окно, чтобы выгнать стоявший столбом дым.
- А не перекусить ли нам? Когда ели в последний раз? В поезде? – Круглов выглянул в приемную и, впервые после отъезда из Южно-Сахалинска, засмеялся. – Привык, что у себя в УВД – и чай тут как тут, и кофей! Забылся! – он подошел к столу, снял трубку телефона и вызвал дежурного по отделу. Тот появился через минуту.
- Задание! – встретил его повеселевший Круглов. – Кофе есть?
Капитан, ожидавший чего-то относящегося к работе по преступлению, опешил.
- Не знаю, товарищ подполковник. У меня, честно говоря, нет…
- Так поднимай розыск! – наигранно строго произнес Крулов. – Если банку кофе в Александровске не найдут – уволю к чертовой матери всех! – он развернулся и посмотрел на Каплия. – Ну и… по паре бутербродов? Ильич?
- На троих! – донесся из-за спины капитана голос Теплякова.
Тепляков зашел в кабинет и принялся раздеваться.
– Криминалист – тоже человек! Так что по паре бутербродов на троих!
Дежурный улыбнулся, поняв, что начальство в добром духе, к тому ж голодное, и, пообещав что-нибудь сообразить, вышел.
- Ну, Федорович? – обратился к пришедшему Каплий. – Закончил?
- А ты думал, без меня чаи будете гонять? Хе-хе… Дудки! – Тепляков опустился на стул и выгнул, потягиваясь, спину. – У вас зады болят! А я девять часов на карачках! Буквой «зю»! Спину свело… - крякнул от боли он. – Осмотрели… Закончили! – перегнувшись, он вытащил из брошенной им на стол папки листы и передал Каплию. – Двадцать страниц.
Каплий отодвинул в сторону разъехавшиеся по столу бумаги.
- Потом почитаем. Что интересного накопал?
- А много чего, - посмотрел на него Тепляков. – Больше сотни отпечатка пальцев. Большинство - Глинского, жены, ребенка их. Но и чужие есть! С десяток. Уверен, есть и того, кто убивал! На крышке сахарницы, рюмках, дверном косяке, дверцах шкафа…
Круглов не сдержал мата.
- А что сразу не обнаружили?!
Тепляков зевнул.
- Научатся работать. Молодые просто…
- Взгрел их? – нахмурился Каплий.
- Зачем, Олег, - посмотрел на него с улыбкой Тепляков. - Они больше поняли, глядя на то, как надо это делать, чем если б я начал орать на них. Сам же был таким. Это – первое. Теперь – второе. Нашли туфли, в которых, видно, он, убийца, и ходил по комнатам. Упаковали. Так что запашок убийцы есть у нас. Третье. В кухне, за мусорным ведром, обнаружил окурок «Мальборо», – он посмотрел на Капоия и Круглова. – Глинский курил «Беломор», жена не курила. Так что и это уликой будет. «Бычок».свежий. Мужик курил.
- Шерлок Холмс… - засмеялся Каплий. – Может, и фамилию назовешь? – он повернулся к Круглову, подмигнул тому.
- Чо чинариков мало видел?! – заворчал Тепляков. – В чем, а в мусоре разбираюсь! Бабенки - по-своему курят, мужики - по-своему. Шерлок Холмс… Да я тебе десятки доказательств приведу, что сигарета эта - мужская!
Круглов захохотал.
- Ты, Федорович, шуток не понимаешь. Олег, успокой его, а то потеряем в расцвете пенсионного возраста главного криминалиста области!
Флегматичный Каплий махнул рукой, показывая, что не обращает внимания на старика.
Тепляков провел рукой по лысине и завиткам кучерей вокруг нее, достал беломорину.
В кабинет зашел с термосом, банкой кофе и какими-то пакетами дежурный по отделу. Составив все перед Кругловым, отряхнул китель и посмотрел на подполковника.
- Кипяток, яйца, сыр. Колбасы кусок. Материковской. Хлеб…
Круглов радостно потер руки.
- Работает розыск, однако. А говорят, не работает! Спасибо, капитан!
Дежурный козырнул и вышел.
- Слушайте! – Круглов окинул их взглядом. – А не проветриться ли?! Предлагаю сесть в «броневик» - и к мысу Жонкиер! Были там? Возьмем «кое-чего» и… Организация «кое-чего» за мной…
Приехав к морю, они открыли дверцы машины, разложили на сидениях еду, плеснули водки в извлеченные откуда-то шофером стаканы и, выпив, принялись перекусывать. За едой вспоминали разные дела из своей практики. Смеялись над воспоминаниями. А завершив трапезу, организовали в конце ее кофе. После чего вылезли из машины, прошлись берегом.
Вверху светил в ночи маяк.
Море, тихое, блестящее в лунном свете, мерно катило к берегу волну за волной, шуршало галькой.
Было хорошо, словно и не расследовали они ничего, словно и не висело на них нераскрытым дело об убийстве Глинских…
- А кто туннель пробивал тут сквозь мыс? - подал вдруг голос Каплий.
- Каторжане, - ответил Круглов. - Больше ста лет назад. Накладка вышла, правда, у них? Три года строили с двух сторон. Но ошиблись в расчетах, разошлись и не встретились. Ландсберг, из ссыльнокаторжан, поправлял туннель потом. Бывший гвардейский офицер-сапер. Все равно криво получилось. Но путь от города к маяку и посту Дуэ туннель сократил и намного.
- Это об этом маяке Чехов писал, что светит, словно каторга глядит на мир «красным глазом»? – спросил снова Каплий.
- Об этом, - подтвердил стоявший рядом Тепляков. – Только не глядит уже, а глядела. Нет каторги уже.
- Спасибо! – поблагодарил за информацию Каплий. – А я думал, есть…
Они остановились у кромки воды, расслабленные тишиной.
- Слышь, Федорович, - спросил Круглов, - а еще что-нибудь интересное выкопал?
Тепляков покопался в карманах, достал из них какие-то листы. В темноте было не понять, что это.
- Телеграммы нашли вот. Есть чем посветить?
Полковник окликнул оставшегося возле машины водителя, попросил включить фары. Сержант развернул машину, поставил его передком в их сторону и дал свет.
- Вот, - старик наклонился, чтобы лучше видеть текст. – «Александровск-Сахалинский Фестивальная 28 квартира 59 Глинскому Виктору Васильевичу по автомобилю 200 рублей приставка высшего класса Россия-101 цена 1500 рублей Илеть-001 цена 850 рублей предложенный товар нужно выкупить немедленно моих денег хватит только на оплату комиссионных 15 процентов в случае высылки мое отчество правильно Абдуллович жду Роберт».
Тепляков достал еще один бланк, развернул.
– Адрес и здесь тот же. «Железки куплены приставка Илеть срочно телеграфируй деньги Роберт». Все…
Круглов повернулся, дал знак шоферу, чтобы выключил свет.
- Валиулин... – задумчиво произнес Каплий. – Н-да…
- Мы ведь проверили… - без особого энтузиазма вставил фразу подполковник. – Он в Москве. Да и телеграммы говорят об этом…
- Что-то тут не то! – перебил его Каплий.
- Олег, а не вернулся ли Валиулин сюда? – спросил прокурор-криминалист. – Может, бабенка его за нос водит нас…
Круглов выбрал под ногами камень, размахнулся и швырнул в море. Метрах в пятнадцати всплеснуло. И стало тихо.
- Придется снова брать Валиулина в разработку… Никуда не денешься! – он отряхнул руки от песка. – С утра посадим группу и на него. Тебя, Федорович, хоть не посылай на осмотр! Сюрпризы приносишь!
- Есть одно «но»… - вздохнул Каплий. – Валиулин открыто поехал. Достает «патефоны» там, ведет переписку, не таясь. Просит денег. Не то что Варнаков, которого до сих пор не разыщем! – он сплюнул с досады. – Ладно, есть еще что?
Тепляков спрятал телеграммы в карман и закурил.
- Аккредитивы на полторы тыщи нашли на имя Глинского.
- А деньги, ценности? Дай сигарету… – Каплий протянул руку, взял пачку. – Папиросы, что ли? Ладно, пойдут и они… Нашли деньги?
- Нет. Ни денег, ни ценностей, - ответил Тепляков. – Да и по обстановке, насколько можно судить, так себе жили Глинские, средне. Ничего дорогого…
В предрассветных сумерках проступили очертания берега… Над линией горизонта порозовело, потянуло ветерком.
Наступил третий день работы по делу Глинских…
20
Глинская была в реанимационной палате одна. Забинтованная, она лежала, закрыв глаза, не слыша, как все зашли и встали в дверях. Сопровождавшие их врач и медсестра проверили аппараты, после чего разбудили больную. Та очнулась, посмотрела секунду в потолок и сомкнула ресницы.
- Любовь Петровна, - обратился к ней присевший у кровати Каплий. – Что произошло в квартире? Кто Вас бил?
Она молчала.
- Любовь Петровна? Слышите? – Каплий дал знак Малыгину и Артемьеву, чтобы приблизили микрофон.
- Да… - прошептала Глинская.
- Вы разрешите записывать нашу беседу на магнитофон?
- Да…
- Что помните?
Глинская открыла глаза.
- Соседка крикнула: «Сына нет»…
- А то делали вечером Вы?
- Не поехал… - выдавила она из себя. - Спустились в подвал… Варенье… Может, не относила… Виктор…
- К вам приходила за прищепками соседка?
- Прищепками… Я сказала… Да, прищепки…
- Когда она приходила? – этот вопрос мог помочь понять достоверны ли будут ее показания, помнит ли она – находящаяся в тяжелом состоянии – события той ночи.
– Помните? Когда приходила соседка за прищепками?
- За прищепками…
- А Олег терял очки вечером?
- Терял… На велосипеде катался…
- Когда Вы вернулись с работы?
- Очки вечером потерял…
- У вас были хрустальные рюмки?
- Да…
- А кто был дома, когда пришли с работы?
- Олег с Витей…
- А кто еще?
- Никого…
- Кто к вам пришел потом?
- Не видела…
- А сын видел?
- Он спал… Витя на кухне сидел…
- Квартира закрыта была?
- Да…
- К вам приходил кто-нибудь вечером? – во второй раз задал вопрос о явившемся к Глинскому человеке Каплий.
- Нет…
- У вас есть дверной звонок?
Она промолчала.
Стоявший за спиной Каплия врач тронул его за плечо, показывая, что больная устала. Каплий попросил у него пальцами еще две минуты и взглянул на наблюдавшего за ходом допроса потерпевшей Круглова. Хирург, скрестив на груди руки, отвернулся, давая понять, что разрешает задать еще лишь несколько вопросов.
- Никто не звонил?
- Никто… - Глинская открыла глаза, посмотрела на них.
- А в гости Ваш муж кого ожидал?
- Никого…
- Кто должен был прийти к вам?
Глинская помолчала, силясь что-то сказать, потом прошептала…
- Из Тымовского…
- Кто?
- Друг…
- Когда?
- Не знаю… Автобусом, наверное…
- Зачем должен был прийти?
- Нет…
- А что из спиртного было в холодильнике?
- Не было…
- Вас били? – решился, наконец Каплий.
- Да… Кулаками…
- Человек, который бил, говорил Вам что-то?
- Нет… я закрылась руками… - тяжело задышала Глинская.
- Он был один – этот человек?
- Да…
- Свет горел в этот момент?
- Я говорила… «Не надо»… А он бил…
- Не кого был похож этот человек?
- На Ва… Ва… - она судорожно глотнула воздух и заплакала, по ее щекам побежали слезы.
- Все, уважаемые! Все! – запротестовал врач, встав встал между Каплием и Глинской. – Все! Все! Прошу! Больше нельзя!
Они вышли из палаты и пошли коридором. Впереди - Каплий с Кругловым, за ними - Малыгин с Артемьевым.
На душе каждого было не понять что. Вроде и получили сведения, а если оценить их, то ничего толком нового не добавилось к тому, что знали. Разве что потерпевшая попыталась назвать убийцу. Но что значит ее: «Ва…Ва…»?!
Не переговариваясь, они сели в ожидавшую у крыльца машину.
В отделе их встретил оперативный дежурный. Протянув Каплию пачку листков, он пояснил, что это - списки улетевших на материк пассажиров. Кивнув в ответ, тот поднялся со всеми на второй этаж, где располагалась прокуратура.
Зайдя в кабинет Малыгина, они разделись и сели за стол.
- Я все о «Ва…Ва…» думаю, - вздохнул Круглов. – Вроде и что-то уже, а подумать – ни черта И Варнаков может быть это! И и Валиулин! И Бастионов!
- С какой стати? Я о последний? – переспросил Каплий.
- А Валентином его зовут. Она могла не фамилию, а имя говорить. В обиходе по именам чаще зовут. В ее состоянии это наиболее вероятный вариант. Но это я так. Все равно все крутится вокруг Варнакова - Валиулина…
Каплий, слушая его, просматривал списки пассажиров. Глаза слипались, горели, словно засыпанные пылью…
"Ли Сон Кан, Суховей, Каденкова, Витяев, Халиулин, Довгополова…
Стоп!..
"Витяев, Халиулин… Халиулин? Валиулин, а не Халиулин!..
Он привстал.
- Валиулин!
Все поднялись и подошли к нему.
Каплий протнул Круглову список.
- Чего? – не понял тот.
- А то, что на Валиулина вышли. Теперь твой Варнаков в Хоэ лишь подтверждает правильность наших предположений. Улетел, Федорович, тымовчанин в Хабаровск! Вчера еще. Мы считали, он в Москве, а он – тут! Из Шахтерска, говнюк, смылся!
- Надо, Олег, бросать людей в Шахтерск и Хабаровск, – произнеся это, Круглов пододвинул к себе телефонный аппарат.
- Давай! - Каплий посмотрел на часы. – И выходи на все УВД региона. Проверять его и проверять полностью! Концы мы им дадим. Пусть дадут сведения по материку! Где родственники? Где сам жил до приезда сюда? Где учился, женился, работал? Это, в принципе, и следователь мог бы выяснить потом, но… Он ведь сейчас может в любую минуту пропасть с глаз! Где искать будем?!
21
Пассажиров на вылетавший в Москву рейс было столько, что занимать очередь пришлось чуть ли не в центре зала. Продвигаясь в толчее, он всматривался в лица сновавших по залу людей. Странно, что не было работников милиции… Сказав стоявшему сзади парую, что вернется, он взбежал по лестнице на второй ярус аэровокзала и осмотрелся. Милиционеров не было и там. Спустившись вниз, он вышел на улицу. Тоже пусто… Что бы это значило? Обычно же есть они… А может, действительно пронесет?
Вернувшись, он отыскал свое место в очереди. Впереди оставалось уже семь человек.
Стало душно. Он расстегнул куртку, достал платок и вытер вспотевший лоб…
22
Прокуратура напоминала растревоженный улей: входили и выходили привлеченные к делу Глинских работники, звонили телефоны, в коридоре ждали допросов приглашенные. Ниже, в отделе внутренних дел творилось то же. УАЗы подлетали к зданию, с визгом тормозили, выбрасывая оперативников, и взяв новых, уносились вверх или вниз по улице.
Больше всего доставалось дежурному по милицейскому горотделу. Переходя на хрип уже, он то и дело кричал в трубку, что-то требовал, за что-то распекал, при этом успевал делать обычную работу – отвечать посетителям, принимать сообщения о происшествиях, отправлять на них группы, разыскивать запропастившихся куда-то сотрудников…
В кабинете Малыгина держали в руках нити всего этого Каплий и Круглов. Оперативно-следственный механизм работал! На пределе. Но без сбоев.
- Почему тянет оперативный?! – ударил по столу кулаком Круглов. – Выяснил, в конце-то концов, что по Хабаровску или не выяснил?! Столько времени прошло!
- Так звони! – предложил Каплий.
- Еще моего звонка не хватало там! – огрызнулся Круглов. – Если б было что, дали б знать! Видно в Хабаровске буксуют…
В дверь постучали. Вошла заведующая канцелярией и сообщила, что прибыли родственники потерпевших, спрашивают разрешения забрать из морга тела Глинского и его сына.
- Когда хотят хоронить? – справился Каплий.
- Не знаю, Олег Ильич. К кому направить их?
- К Теплякову. Он экспертизами занимается. Постановления о них составляет как раз. Заодно выяснит, что нужно по делу, у родственников. Если удастся…
Появился Бузинин с протоколами допросов жителей Хоэ.
За ним – Тепляков с пачкой постановлений о назначении экспертиз и принялся выяснять, что установил розыск по молотку и ножу?
- Алло! Слушаю! – Каплий прижал трубку сильнее к уху, другое прикрыл рукой, чтоб не мешали голоса споривших между собой Круглова и Теплякова. – Ясно. Записал… - он положил трубку и окликнул споривших. - Из больницы звонили. Глинская передала, что тот, кто бил был похож, как ей кажется, на Валиулина…
- Во! Еще очко в пользу версии, - сжал кулак и рубанул им воздух Круглов.
- Не совсем, - парировал Каплий. - прямой доказательственной силы оно не имеет. «Похож», «как ей кажется» - это не четкое «он». Косвенная улика!.
- Но улика же! – не сдавался подполковник.
- Же… же… - передразнил Каплий. - Для тебя! Розыскника! А для меня, прокурора, и для суда - нет. Не улика. Ты используй в поисках. А мы не сможем посадить Валиулина на одной этой фигне. Что я тебе, как пацану, объясняю?! Сам же знаешь! Другое дело, если и прямые доказательства будут! Тогда это, косвенное - им подпорка! Так что это пока - «шепот Глинской»… - он развел руками.
Телефон зазвонил снова. Каплий снял трубку и, быстро набросав что-то на листке, нахмурился.
- Кто? – спросил Круглов.
- Оперативный твой из Южно-Сахалинска. – развернулся.Каплий, положив трубку. – Два часа назад Валиулин улетел рейсом 26 из Хабаровска в Москву. Место 36 «в»…
В кабинете стало тихо. Затем все – дружно, как по команде - закурили.
Зашли Малыгин, Бузинин и Артемье.
- Валиулин летит в Москву, - встретил их новостью Тепляков.
Из-за дверей доносились голоса и шаги ходивших коридором людей.
- Олег, санкцию надо! - подал голос Круглов.
- То есть? – посмотрел поверх очков на него спокойный Каплий.
- На арест Валиулина санкцию. Еще успеем. Лету ему до Москвы больше семи часов. Два уже потеряно. Но и впереди больше пяти часов! Не мало! Если дашь санкцию!
Каплий обвел всех взглядом и только потом медленно ответил.
- На основании чего? Эмоций твоих?! Только ведь говорили об этом. Да, улетел. Да, друг Глинского…. А что еще, мил человек? Что показывает на него, как преступника?!
- Да он же это! Олег! Чего ты дурочку валяешь?! – вскипел подполковник. – Если нет – подам рапорт на увольнение!
- И на кой мне твой рапорт? – засмеялся Каплий. – Я по другому ведомству иду. И если выдам незаконно санкцию тебе, то уже мне рапорт придется подавать… только в другое окошко…
Круглов отмахнулся от него в сердцах.
- Да он же! Он это! Ильич…
Каплий поджал губы, посидел несколько секунд. Потом вздохнул.
- Я больше тебя уверен в этом! Но что в ней, такой уверенности, если нет ничего из прямых доказательств?! Что скажем ему после ареста?! Хорошо, если обделается при нем и начнет строчить на себя. А не будет если?! Станет молчать?! Что будет?! Угадай с трех попыток! – теперь завился уже и Каплий. – Ты же выпустишь его через три дня! Ты, обделанный с ног до головы! Мало того – еще и ему зад поцелуешь! Как виновный в задержании без оснований! – спокойный темперамент его взял верх над эмоциями, и он, пройдясь кабинетом, сел как ни в чем ни бывало за стол и миролюбиво закончил. – Мы дело угробим, Толь. В котором он – Валиулин - убийца! Так что надо думать. И искать доказательства. По нему! Теперь уже все сошлось на нем одном. Кидай весь розыск это! Часа два у нас еще есть...
Круглов слушал, показывая, тем не менее, всем видом своим, что не согласен с заместителем прокурора области. Такие перепалки между ними были не впервой. А потому он, как учили его когда-то старые волки-розыскники, тут же зашел с другой стороны.
- Да не заставляет тебя никто арестовывать как обвиняемого его! Давай задержим как подозреваемого. Это-то можем? – Круглов скрасил тираду парой крепких слов.
- И это не могу! – отмахнулся Каплий. – Открой УПК. Задерживать подозреваемого можно лишь в трех случаях. Если он застигнут при совершении преступления или сразу после этого. Валиулин - не застигнут… Если очевидцы, в том числе потерпевшие, прямо указывают на него, как на совершившего преступление. На Валиулина никто прямо не указывает, даже Глинская, ей только кажется… И если на подозреваемом или его одежде, при нем или в его жилище обнаружены явные следы преступления. И этого у нас нет…
- Но ведь убегает, Олег! Непонятно разве?! – Круглов удивленно уставился на него. - И куда потом денется - не знаем ведь... Год искать будем потом!
- Не убегает. Летит в Москву. Хочет помочь устроиться брату своей сожительницы на работу. А? – улыбнулся Каплий. – Повторяю для господ офицеров еще раз! Что скажете, когда задержите? Что вообще у вас есть ему сказать?! Милые…
- Ну, прокурор… - огрызнулся Круглов. – Далеко уйдем…
- А если по-другому, уйдем еще дальше! – съехидничал Каплий.
Разговор оборвался. Все собравшиеся в кабинете сидели словно пришибленные.
В который раз зазвонил телефон.
- Слушаю! – поднял трубку Каплий. – Так… Наконец-то! Сама говорит? Не может быть! Прелесть! Еще что? Слушаю! – он показал всем собравшимся кулак с поднятым вверх большим пальцем, давая понять, что случилось что-то очень не плохое.– Молодцы! Закрепляйте. У нас? Худо пока - Валиулин в воздухе. Летит в Москву. Из Хабаровска. Через пять часов в Домодедово прибудет… Ладно. Без вас решим. Бывай!
Он бросил трубку и улыбнулся.
– А вот теперь другой разговор…
Круглов с надеждой уставился на него.
- Что? Рассказывай!
- А то, что сожительница Валиулина сдала его на допросе. Он убийца. Прямо не говорил ей об этом, но о том, что был в квартире Глинских и видел их уже мертвыми, сказал ей. При обыске в золе печи обнаружены остатки сожженной его одежды и обуви.
Отошедший от перепалки Круглов съязвил.
- То есть будет санкция?
Каплий снял очки, подышал на них и достал носовой платок.
- Посмотрим на твое поведение, - и повернулся к Малыгину. – Быстро постановление об аресте Валиулина! И печать сюда, на санкцию! – Тут же посмотрел на Теплякова. – Ребята обнаружили там несколько блоков сигарет «Мальборо», кстати. И пачки апельсиновой «жвачки».
Тепляков крякнул от удовольствия и развел руками.
- Кто делал осмотр? А? Пионеры…
- Да ты, ты, Федорович. Не задавайся лишь… - Каплий взглянул на часы. – Все! Все свободны! По местам! Доделывайте, а мы с Анатолием Степановичем шифровку дадим. Артемьев, останься – писать будешь.
Все вышли.
- Бери! – он пододвинул Артемьеву лист бумаги. – Пиши… Толя, куда слать будем? Доводилось с таким сталкиваться?
Круглов кивнул.
- В Управление внутренних дел на воздушном транспорте МВД.
- А текст? – не сводил с него глаз Каплий.
Круглов махнул рукой.
- Обычный. Давай... - он повернулся к Артемьеву. Пиши
«ПРОШУ ПРИНЯТЬ МЕРЫ К ЗАДЕРЖАНИЮ ПАССАЖИРА ВАЛИУЛИНА РОБЕРТА АБДУЛЛОВИЧА 1938 ГОДА РОЖДЕНИЯ СЛЕДУЮЩЕГО НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ИЗ АЭРОПОРТА ХАБАРОВСК В АЭРОПОРТ ДОМОДЕДОВО РЕЙСОМ НОМЕР 26 МЕСТО 36 «В» ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В СОВЕРШЕНИИ УБИЙСТВА. САНКЦИЯ ПРОКУРОРА НА АРЕСТ ИМЕЕТСЯ. ВОЗМОЖНО ВООРУЖЕН. ВОЗМОЖЕН ЗАХВАТ САМОЛЕТА С ЦЕЛЬЮ УГОНА. ЗАМЕСТИТЕЛЬ ПРОКУРОРА САХАЛИНСКОЙ ОБЛАСТИ СТАРШИЙ СОВТНИК ЮСТИЦИИ КАПЛИЙ».
Он бросил взгляд на Каплия. Тот дал понять кивком, что согласен.
– Все. – Круглов забрал лист у Артемьева и пододвинул его к Каплию. –
Подписывай, Олег, и – перевел взгляд на Артемьева. - Срочно в Москву! Шифрограммой. Через оперативного дежурного УВД.
Артемьев забрал подписанную шифрограмму и, помедлив, спросил.
- Насчет захвата самолета мы не переборщили?
- А кто его знает! – улыбнулся Каплий. – Тут лучше, как говорится, «перебдеть», чем «недобдеть»! Откуда знаем, вооружен - нет, собирается захватывать - не собирается?! Убийца же. На «вышку» идет… Значит такая возможность не исключена, и я, прокурор, должен предупредить их! Тем более, с такой шифровкой домодедовские быстрее крутиться будут…
23
Самолет словно застыл в воздухе. Тихо шумели турбины. Где-то за бортом едва слышно посвистывало, и непонятно было – то ли разрезаемый крыльями воздух это, то ли звук работы все тех же двигателей.
Далеко внизу замерли беловато-серые облака. Целое море облаков. Взгроможденные друг на друга, белые тучи казались неживыми.
Пассажиры спали. По проходу между креслами прогуливалось несколько умаявшихся сидеть малышей.
Он вытянул ноги и потянулся в кресле.
До посадки оставался час.
Все. Не надо прятаться уже, кого-то бояться…
Нет, ловко же он обвел всех! Такое алиби! Пусть попробуют сказать, что его не было все это время в Москве!
Двадцать дней сижу там уже! Двадцать дней…
Он ухмыльнулся, закрыл глаза, попытался задремать.
24
Потудинский ходил их угла в угол и раз за разом бросал взгляд на часы. Рейс двадцать шестой завершился, а сведений о задержании Валиулина не было. В дверь вошел Зверев.
- Что, Петрович? Молчат?
Потудинский не ответил. Сколько людей подняли и… Неужели зря все?! Он посмотрел на начальника следственного отдела, скользнул взглядом по его звездам на лацканах кителя и отошел к окну, за которым спал город. Потом повернулся к Звереву.
- Конвой для этапирования Валиулина приготовлен?
Зверев кивнул.
- Сделано, Петрович. УВД работает по конвою.
- А сам приготовился? Допрашивать его…
- Ты думаешь, мне надо с ним начинать?
Потудинский удивился.
- А кому? Не в Александровск же везти его…
Зверев наморщил лоб.
- Между нами-девочками… Ребята просили не трогать его тут, а направить им туда. Чтоб деморализовать до конца уже его. Может, есть резон? Да и лавры, - улыбнулся он, - не хотелось бы у александровцев отнимать…
Потудинский покачал головой.
- Общие лавры! А везти его туда… поездом… еще сутки ему дать, чтоб пришел в себя. Так что будь готов! Доставят – допрашивай. Здесь, в следственном изоляторе.
Он посмотрел на часы.
- Если доставят…
25
Каплий и Круглов курили. Сидевшие в ожидании звонка Артемьев и Бузинин дремали у стола. Малыгин что-то просматривал в своих бумагах. Тепляков невозмутимо, словно и не работал два дня без сна, читал взятый из дому детектив. В стороне, за шахматами, расположилась группа прокурорских.
Закончив работу с документами, Малыгин встал и подошел к Каплию и Круглову.
- Скорей бы задержали! С ума можно сойти…
26
Самолет тряхнуло от удара о посадочную полосу. Взвыли турбины. Смолкли. Снова включились. За окнами показались аэродромные постройки, затем здание аэровокзала. ИЛ-62 замедлил ход, а затем медленно направился к месту стоянки. Из-за ширмы показалось лицо стюардессы и тут же пропало.
Он отыскал замок ремней, которыми был пристегнут к креслу, и открыл его. Затем посмотрел на возившуюся с ремнями соседку.
- Помочь? – он улыбнулся с чувством мужского превосходства.
Девушка засмеялась.
- Если можно. Не получается что-то… - она подождала, пока он расстегивал и ее ремни, поправила кофточку. – Спасибо!
- «Спасибо» - много! Трех рублей хватит! – ощерился в улыбке он. – В Москву?
Девушка кивнула.
- Да. Но не совсем в нее. В Подольск. А вы?
- Я в Белокаменную. Куда еще! Живу там, - произнес он как само собой разумеющееся.
«Товарищи пассажиры! – донеслось из динамика. – Наш самолет совершил посадку в аэропорту Домодедово»
Раздвинув шторки, вошла стюардесса.
- Прошу всех сидеть на местах! Кому нужно взять из гардероба вещи, могут через несколько минут встать и пройти туда – я открою сейчас… - она мило улыбнулась и, позвякивая ключами, прошла проходом в хвост самолета.
Он проводил ее, повернувшись, взглядом и… неведомой силой вдруг оказался вырванным из кресла!
Два дюжих парня в камуфляжной форме перехватили его руки…
- Валиулин?
Он попытался набрать грудью воздуха. Посмотрел на одного, потом на второго…
Как?
Все ведь так было…
- Ва-л-лиул-лин… - прошептал он, не в силах совладать с трясущимися губами.
- Всем сидеть на местах! – донесся со стороны входа в салон окрик и показались еще лица из-за спин державших его парней.
Мелькнул околыш милицейской фуражки…
Стало темно…
Повеяло холодом…
Он словно проваливался в какую-то черную дыру…
- Уведите! – повторил тот же голос.
_____________________________________
* Первая публикация повести – в «Рыбаке Сахалина» (1989 г.)
** в повести упоминается высшая мера наказания – смертная казнь, потому что во время совершения и расследования описанного преступления уголовное право страны предусматривало такую высшую меру