Луна на вынос

Свердловск, центр, людный сквер близ площади. По выходным дням здесь торгуют городские художники. Обрамлённые картины расставлены по скамьям, подвешены на шнуры натянутые между деревьями, прислонены к бортам бездействующего фонтана. Там-сям белеют неброские ярлычки с ценой. Покупатели в редкость, но всегда сменяемо теснятся прохожие. Тут нарисуют всякого, лишь заплати.


Год назад спрашиваю: кто исполнит парный портрет с женой. «Смотря с чьей женой? – профессионально прижмурился один завсегдатай. – Если с натуры – сеансов пять. По фотографии дешевле. Подряжусь…» Стоимость приватной услуги меня остудила. Но, проходя сквером, теперь с ним здороваюсь. Неудобным стало отчуждать знакомца, хотя сбавь он цену натрое… Выставленные на распродажу эскизы сатаниста хороши для ужастиков.


На днях стал очевидцем рыночного успеха. Угрюмый мужчина в кожаном кепи, с синюшными складками в подглазьях и шустрая сообщница удачливого художника, передавая, считали мятые пятирублёвки. На земле, приставленный к бордюру летний уральский пейзаж. Речная долина в лоне лесистых склонов, осиянная матовым светом полной луны. По низу холста различимая подпись. Фамилия повторялась и на обороте, вслед за названием «Восходящая луна».


Пока картину торговали, я оценил искусную передачу лунного свечения, живые тени населявшие полотно. Мерцание бликов на зыблемой бризом воде, чудную игру, тончайший перелив дымчатых красок… Мастерством исполнения, завершённостью она приваживала взгляд. Картина затронула, была живой и поэтичной.


– Вы писали? – искательно спросил я у глядевшего сентябрём мужчины в кепи.


– Ну, ты скажешь!.. Я покупаю.


Украдкой я принялся наблюдать за боевым питоном, купившим предмет роскоши. Тем временем, непритязательно одетый, немолодой художник бережно паковал запроданный пейзаж в газеты «Советская культура». Опьянённый успешностью сделки, как почтарь перехлёстывал бечевой. Кисти рук художника заметно подрагивали.


– Цена устраивает?.. Без обиды?


– Вполне! – буркнул заборщик, бесстрастно наблюдая за паковкой.


– Если что, разонравится, домочадцы отвергнут… Да, мало ли! – несуразно выпалил художник, жалко улыбаясь и рдея. – Несите назад! – Он передал спеленатую луну в чужие руки. – Далеко повезёте? – проявил неожиданный интерес. – Не повредили бы в трамвайной давке!..


Не избыв прав собственника, родитель продолжал печься о ней, не беря в расчёт ухватки нового владельца. Явно из нуворишей, что жёсткому трамваю предпочли ходкую иномарку.


– Хороша картина! – едва угрюмый воровской поступью удалился, выразил восхищение я. – Здесь таких не видел!


– Сам любуюсь, азартно работал!.. – сконфуженно признался смятенный мастер. – На рынок обычно несёшь, что самому недорого. Выкидыши, недоделки. Да вот, пришлось! – он снова горестно развёл пустыми руками.


– Миллион терзаний, – поддакнул я, сострадая потере. Творец заполучил назначенную им сумму, но выручка не радовала. На лице продавца читалась убитость.


– В музейные фонды передашь, так наведываться можно. Эту доведётся ли видеть?.. Супруга настояла, требует денег!


– Да, хороша! – шевельнулся я. – Жалко!


– В квартире она будет смотреться художественнее. При искусственном освещении пейзаж натуральнее, луна живее. На воздухе, – продолжал художник, сделав выкрутас рукой, – живопись в выразительности теряет. – На моё недоумение, охотно пояснил: – Исполненная на пленэре картина дома смотрится выигрышнее, и наоборот. Вынесешь из мастерской на божий свет, кажутся краски светлее, полутона размываются. Совсем иное восприятие. Это все художники знают…


Я не знал, и вот что подумал. Труд их не надсадней нашего, но моральный урон несравним. Рукописный текст публикацией множится, исходная рукопись сохранена. Статус оригинала имеют двенадцать экземпляров скульптуры. Живописное полотно – уникально. Всякий раз уносят толику вложенной в холст души и помыслов автора. Иногда – неизвестные субъекты. Равнозначно утере невосстановимого памятью текста.





Черновая запись 1989 года.