Память детства

Наталья Сафронова 2
Память детства… Ты, словно неуловимый солнечный зайчик от невидимого крохотного зеркальца, появляешься то тут, то там в самых затаённых уголках моего сознания, озаряя и выхватывая из темноты неожиданные и  забытые впечатления. Они появляются на мгновенье, сверкая и переливаясь в солнечном луче весёлыми цветными стёклышками детского калейдоскопа, отражаются в призрачных гранях подсознания, и вдруг причудливо складываются в чёткий яркий узор. Секунда и узор меняется, а я всё кручу и кручу калейдоскоп времени, стараясь найти и сохранить неповторимую игру воображения. Но разве можно поймать солнечный луч?


Зимние сумерки. Вдали длинный деревянный барак, запорошенный снежной пургой. Почти в середине барака входная дверь в НАШУ секцию, а рядом  с левой стороны от двери большое окно, наполовину закрытое ставней. Через заиндевелое стекло еле пробивается бледно-желтоватый свет. Это НАШЕ окно. Во дворе пусто. Мама ведёт меня за руку, стараясь поближе прижать к себе, но резкие порывы ветра сбивают с ног, больно колют щёки и нос, забираются под шаль, намотанную на мне поверх шапочки и пальтишка. Очень холодно, но наше окно всё ближе, свет всё теплее. Вот уже стали заметны в верхней незамёрзшей части окна кружевные узоры тюлевой занавески. Возле крыльца на верёвке дёргается и стучит на ветру чьё – то, вывешенное на мороз, бельё. Звук глухой, как будто деревяшки бьются друг о друга.
Мы взбираемся на высокое крыльцо, по нему шустрой змейкой вьётся позёмка. Железная дверная ручка, покрытая несколькими слоями наледи, являет собой следы жизнедеятельности обитателей заснеженного барака. В её мутно-осклизлую оболочку вмёрзли шерстинки чьих- то рукавиц, кусочки сажи, опилки и всякие соринки. Мама с трудом открывает дверь. Холодный воздух с улицы, встретившись с чуть тёплым воздухом помещения, превращается в белое облако и оседает на верхнем дверном наличнике причудливым обрамлением из серебристого инея. Тусклая лампочка освещает небольшой коридор и пять дверей, обитых коричневым дерматином. Запах жареной картошки еле  уловимой живой струйкой проникает в  мой замёрзший  нос.  Одна из дверей НАША, крайняя слева. Мама стучит кулаком по застывшей шершавой обивке. Я топчусь рядом и радуюсь, что мы, наконец - то, зашли в тепло. Нам открывает отец, он уже дома.